Больничный клоун сценарий

ГПОУ «Мариинский педагогический колледж

имени императрицы Марии Александровны»

ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЕКТ

«БОЛЬНИЧНАЯ КЛОУНАДА»

                                                                                    Автор проекта:

 Самарина Лариса Михайловна,

                                                      преподаватель

                                             общепрофессиональных дисциплин

Мариинск, 2018

Актуальность проекта:

Госпитализация ребенка в больничное учреждение — острое травмирующее событие, которое может привести к развитию кризиса, как у ребенка, так и его родителей. Дети, находящиеся в условиях стационара, подвержены состояниям подавленности и депрессии, что негативно сказывается на процессах лечения и выздоровления.

Врачи и медицинский персонал по причине собственной загруженности лечебным процессом просто не в силах помочь им в сложившейся ситуации в полной мере.

Одной из технологий, направленных на профилактику кризисных состояний при госпитализации детей, является больничная клоунада —динамично развивающееся направление социальной работы, адаптированное на реабилитацию ребенка в больничном учреждении.

«Больничная клоунада» — это добровольная профессиональная и творческая деятельность, направленная на психологическую реабилитацию детей (и их родителей), находящихся в больнице, а также детей, попавших в трудную жизненную ситуацию, средствами клоунады и игротерапии, и поэтому одним из направлений внеурочной деятельности в плане  волонтерства и добровольчества в колледже  стал образовательный проект «Больничная клоунада».

Реализация данного проекта  позволит повысить мотивацию ребенка на лечение и борьбу с болезнью, стабилизировать положительное эмоциональное состояние у родителей, болеющих детей, а для волонтеров, данный вид деятельности будет содействовать формированию компонентов общих компетенций (ОК 3 «Принимать решения в стандартных и нестандартных ситуациях и нести за них ответственность»; ОК 6 «Работать в коллективе и команде, эффективно общаться с коллегами, руководством, потребителями»).

                        Цель проекта:

Создание и развитие волонтерского движения в колледже по направлению «Больничная клоунада» на базе МУЗ «Центральная городская больница» города Мариинска и Мариинского района для регулярного посещения детей, находящихся на длительном стационарном лечении.

Задачи:

1. Разработать методическое обеспечение проекта  для отбора и подготовки добровольцев;

2. Организовать обучение волонтеров для реализации проекта;

3. Содействовать формированию компонентов общих компетенций (ОК 3 «Принимать решения в стандартных и нестандартных ситуациях и нести за них ответственность»; ОК 6 «Работать в коллективе и команде, эффективно общаться с коллегами, руководством, потребителями») у  участников проекта;

4. Вызвать положительные  эмоции   у больных детей, поддерживая мотивацию ребенка на лечение и борьбу с болезнью.

Новизна проекта: локальный  уровень новизны. 

Участники проекта:

— студенты 1-4 курса ГПОУ «Мариинский педагогический колледж имени императрицы Марии Александровны»;

— администрация образовательного учреждения;

— родители обучающихся;

— педагогические работники.

         Сроки реализации проекта: апрель 2017 г. — апрель 2018 г.

Мероприятия по реализации проекта

Таблица 1- План мероприятий

Ресурсное обеспечение проекта:

Реализацию Проекта обеспечивают квалифицированные педагогические кадры, нормативная и методическая документация, необходимое материально-техническое оснащение.

Ожидаемые результаты реализации проекта:

• разработка программы  по подготовке больничных клоунов; 
• подготовка студентов – волонтеров по направлению «Больничная клоунада»;
• проведение серии мероприятий для посещения детей, находящихся на длительном стационарном лечении в  медицинском учреждении;
• формирование компонентов общих компетенций (ОК 3 «Принимать решения в стандартных и нестандартных ситуациях и нести за них ответственность»; ОК 6 «Работать в коллективе и команде, эффективно общаться с коллегами, руководством, потребителями») у  участников проекта;
• формирование позитивного отношения к лечению  у ребенка и родителей;

   Перспективы реализации проекта

1. Расширение географии проекта, организация выездов с развлекательно-познавательными программами в «Социальный приют для детей» и «Реабилитационный Центр для детей и подростков с ограниченными возможностями» Мариинского муниципального района.

2. Представление опыта «Больничной клоунады» другим  профессиональным образовательным учреждениям на безвозмездной добровольной основе.

В больницу приходят клоуны. Красные носы, нелепые костюмы, странные ужимки. Стерильная атмосфера детского отделения наполняется яркими красками, детским смехом, веселыми играми. И на некоторое время исчезают больные и лечащие их врачи, жесткие правила поведения и плановые лечебные процедуры… Коридор больницы становится местом возвращения ребёнка в мир детства — в мир новых впечатлений, спонтанного взаимодействия, беззаботности. А проводником в этот мир становится больничный клоун.

Что же такое есть у доктора-клоуна, что позволяет ему за короткое время установить контакт и вызвать улыбку у ребёнка, который чаще всего подавлен длительным пребыванием в больнице?

Описывая инструменты психологической поддержки, которые есть у больничного клоуна, важно подчеркнуть значимость самого образа Шута, его архетипическую силу.

Энциклопедический словарь определяет слово «клоун» как «цирковой артист, комический персонаж, использующий приемы гротеска и буффонады».

В русский язык слово «клоун» стало входить в начале сороковых годов девятнадцатого века. Вот так описывает историк Рудольф Славский происхождение клоунады: «…Если бы каким-нибудь образом можно было бы восстановить родословную, то следы привели бы нас в ярмарочный балаган, на раус, где зазывала весело приглашал почтеннейшую публику побывать у них на представлении. А попав вовнутрь, мы бы встретились и с паяцем. И увидели бы, что и паяц, и зазывала позаимствовали у своих предшественников — скоморохов-балагуров — содержание их потешных сценок, комические фортеля, многие смеховые приемы, но главным образом способность коротко, в репризной форме освещать жизненные явления. А если бы мы пошли и дальше по этому следу, то попали бы к весельчакам-исполнителям арлекинад и фарсов, которые в свою очередь были наследниками «дурацких персон» из интермедий школьного театра. Фигура русского клоуна вобрала в себя также традиции придворного шутовства и вольнолюбивого Петрушки. Живительной водой для русских комиков были родники народной литературы: лубок, ёрнические присказки Фомы да Еремы или Фарноса-Красного носа… Таким образом, в своем экскурсе в глубь веков добрались мы до какого-нибудь VIII-X столетия — прямиком в обрядовые игрища, где односельчан вдосталь потешал шустрый, находчивый, наделенный от природы чувством смешного — лицедей-любитель».

Анализируя архетип Шута, Карл Юнг описывает его как могущественный дух или божество-трикстер, которому доставляют наслаждение всевозможные шутки и проказы. Согласно Юнгу архетип Шута побуждает нас к получению удовольствий от жизни. Позитивный Шут приглашает нас всех выйти поиграть, показывая, как превратить работу, взаимодействия с другими и даже самые рутинные задачи в веселье. Шут учит нас лёгкому отношению к жизни, умению жить сегодняшним днем и получать удовольствие от общения с окружающими, не слишком обременяя себя размышлениями о том, что они могут о нас подумать. Шут позволяет себе отпустить вожжи, демонстрируя веру в то, что можно оставаться собой и в то же время быть любимым и даже обожаемым окружающими.

В ряду других архетипов Шут представляет собой архетип, который наиболее полезен для того, чтобы справиться с абсурдностью современного мира и безликой, повседневной бюрократической рутиной, отчасти потому, что он ко всему относится очень легко, а отчасти — потому что больше всего ему нравится нарушать правила. Архетип Шута помогает нам проживать настоящую жизнь в настоящем и позволяет быть импульсивными и спонтанными. И когда у человека активизируется архетип Шута, он хочет веселиться. Его основное желание — быть спонтанным, возвратить себе то состояние игривости, которое было присуще ему в далёком детстве.

Клоуны – символы жизненной силы. Средневековые шуты изображаются с высунутыми языками, с ослиными ушами, часто — в двухцветных одеждах, что обозначает двойственность образа, их существование на границе между миром реальности и фантазии. Шуты могли развеселить, но могли ведь и зло подшутить, посмеяться. В некоторые времена считалось, что они обладают мистическим даром исцелять и убивать. Поэтому исторически люди и тянулись к шутам, и одновременно опасались их.

Используя силу архетипа Шута, больничный клоун, общаясь с ребенком в условиях детского отделения, имеет возможность помочь маленькому человеку вернуться к естественным проявлениям игры, обычно забытым в стерильной атмосфере обязательных процедур.

Появление клоуна в больнице само по себе привлекает внимание. Этот нелепо одетый персонаж нарушает правила поведения, вызывая смех своими ужимками и гримасами. Главный атрибут образа — красный нос, а также фантазийная прическа, чрезмерное количество аксессуаров, яркие и контрастные цвета одежды не могут остаться незамеченными в обстановке больницы, привлекая взгляды детей, вызывая желание приблизиться к этому диковинному персонажу.

Прикосновение к своему внутреннему «дураку», поиск своего индивидуального образа и характера является первым, инициирующим упражнением при подготовке больничных клоунов. Красный поролон, резинкой прикрепленный к носу волонтера, магическим образом меняет поведение человека, пробуждая к жизни архетипического Шута. Какой он, твой внутренний клоун? Нелепый, тихоня, говорун, скромник, забияка, добряк, вредина? Умеет ли он говорить или только смешно посвистывает? Спотыкается ли он на каждом шагу или гордо вышагивает, надувая щеки? Смущается ли он, не зная, чем занять руки, или ловко жонглирует? Исследование и раскрытие своего клоунского потенциала является основой для дальнейшего взаимодействия с детьми, вовлечения их в мир благотворного веселья.

Но для больничного клоуна детское отделение – не сцена для сбора оваций. Основная задача работы — поддержать детей в трудные минуты болезни, напомнить о ярком мире детства, которого лишены больные, а не выступить аниматором, отыгрывающим привычный номер.

Конечно, особенности работы больничного клоуна во многом связаны со структурой и содержанием работы медицинского учреждения. Основным субъектом помощи в стационаре является больной ребёнок, работа с которым может быть обусловлена как профилями работы стационара и особенностями лечебного вмешательства, так и собственно психологическими характеристиками ребёнка и его социального окружения. Многопрофильность детского стационара, разнообразие направлений медицинской помощи детям определяют особенности стоящих перед клоуном задач и путей их решения в каждом из отделений больницы. Например, доктору-клоуну важно учитывать и возраст детей, и особенности их заболевания, выбирая способ приглашения к игре. Высокая стрессогенность работы медицинского персонала, постоянное столкновение с эмоциональными реакциями и переживаниями больных и их близких обусловливает необходимость при оказании помощи детям одновременно проводить психологическую работу с персоналом. Доброй шуткой, веселой импровизацией, маленьким жестом клоун может снять напряжение, дав небольшую передышку работникам детского отделения.

В своей работе больничный клоун должен быть подготовлен к тому, что заболевание может быть связано как с собственно физиологическими нарушениями, так и с особенностями формирования личности на различных возрастных этапах, спецификой социально-эмоционального опыта ребёнка, характеристиками его первичного социального окружения. Детская больница нередко становится тем местом, где впервые выявляются как соматические заболевания, так и особенности психического развития и функционирования ребёнка, а также характер его отношений с близкими людьми. Часто клоун при работе с ребёнком вступает в тесное взаимодействие с его родителями, другими членами семьи. Диаде «мать-ребёнок» важно уделить внимание, не забывая обратить внимание как на настроение матери, так и ребёнка, ведь в напряжении больной и его семья находятся весь период болезни, а не только в периоды кризисов.

Цель деятельности доктора-клоуна — регулярная помощь детям и их родителям в преодолении постоянного стресса в больнице на любых этапах лечения. Оказание клоунской терапевтической, отвлекающей, психологической и адаптивной помощи детям делает возможным решение следующих важнейших задач:

1. сокращения шоковых состояний при первой и последующих госпитализациях ребёнка;
2. сокращения сроков синдрома госпитализма и периода пребывания между этапами хирургического и консервативного лечения;
3. отвлечения и психологической разгрузки ребёнка в предоперационный период и непосредственно после операции в реанимации;
4. отвлечения и снятия болевого синдрома при проведении медицинских манипуляций, которые ребёнок оценивает как агрессию;
5. психологической гармонизации ребёнка в больнице через игру и интерактивное общение;
6. мотивации детей на правильное и при этом веселое принятие лекарств и пищи.

Доктор-клоун может участвовать в проведении психологических, реабилитационных, социально-культурных и развлекательных мероприятий. Он проводит локальную, индивидуальную работу с детьми в случаях экстренной необходимости или при знаменательных датах в их жизни. Ему под силу поднять общее настроение ребёнка, его жизнестойкость.

В международных организациях обучение больничной клоунаде включает в себя обязательное прохождение трехступенчатой программы обучения, построенной на основе приемов циркового мастерства и психологической поддержки. Волонтёры обучаются не только традиционным клоунским техникам – надувание шариков, жонглирование, фокусы, импровизация – но и проходят основы возрастной психологии и психологии эмоций, а также получают психологическую подготовку, включающую развитие навыка работы в паре с другим клоуном, построение контакта с коллегой, пациентом, родителями и врачами, развитие гибкости мышления, игротерапии и т.д.

Чаще всего клоуны работают в паре – Белый и Рыжий. Характер Белого – строгий, серьезный. Он в паре главный и ведет за собой Рыжего, который более шаловлив и непоседлив.

Психологический смысл работы в паре выражается в двух задачах:

• построить более полный контакт с пациентом;
• предотвратить профессиональное выгорание.

Первая задача реализуется за счет того, что два клоуна в состоянии создать пространство, наполненное юмором и смехом, между собой и затем уже вовлечь в него пациента. Дети испытывают множество эмоций, находясь в больнице: страх, одиночество, скука, с которыми они не в состоянии справиться, и которые влияют на их состояние. Ребёнок может быть застенчив и боязлив, и чтобы выйти с ним на контакт необходимо, чтобы он владел ситуацией, не видел в ней опасности.

Часто дети, к которым приходит клоун, умирают. Когда ребёнок умирает, необходимо, чтобы у тех, кому он был близок, был кто-то, с кем можно пережить утрату. Как правило, к таким пациентам клоуны ходят в течение долгого времени и успевают сблизиться с детьми. С партнёром волонтер может обсудить эмоциональные сложности, с которыми он сталкивается во время работы.

Двумя основными методами работы больничных клоунов являются юмор и игра.

Смех и юмор играют очень важную роль в жизни людей – они являются не только способом наладить контакт с окружающими, но и формой психологической защиты в ситуациях, угрожающих психическому здоровью. Смех является формой социальной коммуникации, что было показано во многих исследованиях, в том числе и с детьми. Психологическая поддержка с помощью юмора основывается на том, что юмор позволяет совладать со сложной ситуацией, в которой оказывается ребёнок.

В различных исследованиях, посвященных вопросу роли юмора в улучшении физического и психического состояния человека, отмечается, что юмор позитивно отражается на здоровье человека. Также существует ряд исследований, подтверждающих позитивное влияние юмора на построение отношений пациента с другими пациентами и с персоналом больницы, на отношение к тем последствиям, с которыми сталкивается больной человек.

Больничный клоун помогает детям снять напряжение, выплеснуть скопившуюся энергию от эмоционально угрожающей темы и направить её в социально приемлемое русло.

Игра является основным способом ребёнка взаимодействовать с окружающим миром. Игра — это произвольная, внутренне мотивированная деятельность, предусматривающая гибкость в решении вопроса о том, как использовать тот или иной предмет. В соответствии с определением игры, игровая терапия определяется как динамическая система межличностных отношений между ребёнком и терапевтом, обученным процедурам игровой терапии, который обеспечивает ребёнка игровым материалом и облегчает построение безопасных отношений для того, чтобы ребёнок мог наиболее полно выразить и исследовать собственное «Я» (чувства, мысли, переживания и поступки) с помощью игры — естественного для ребёнка средства коммуникации. Игра представляет собой попытку ребёнка организовать свой опыт, свой личный мир. В процессе игры ребёнок переживает чувство контроля над ситуацией, даже если реальные обстоятельства этому противоречат.

В целом же, можно отметить: игровая терапия основывается на том положении, что игра – это естественное средство самовыражения у детей. Эта возможность дается детям, чтобы они «проиграли» свои чувства и проблемы, точно так же, как человек «выговаривает» свои трудности в некоторых типах терапии взрослых.

О первостепенном значении игры для естественного развития ребёнка свидетельствует тот факт, что ООН провозгласила игру универсальным и неотъемлемым правом.

В процессе игры клоун решает следующие задачи:

1. Создает для ребёнка атмосферу безопасности.
2. Понимает и принимает мир ребёнка. Сообщение о принятии мира ребёнка передается ему через живой и искренний интерес к тому, что ребёнок предпочитает делать. Принятие также означает терпение в отношении темпа самоисследования. Понимание достигается способностью взрослого воспринимать реальность с точки зрения ребёнка.
3. Поощряет выражение эмоционального мира ребёнка. Что бы ребёнок ни чувствовал — это принимается клоуном без вынесения суждений.
4. Создает ощущение дозволенности. Это не означает, что дозволено абсолютно все. Важным аспектом игровой терапии является, однако, то, что у ребёнка появляется чувство свободы, парящей в этих стенах. Наличие у ребёнка выбора создает у него ощущение дозволенности.
5. Облегчает принятие решений ребёнком.

Описанные задачи характерны для всех психологов-игротерапевтов и при этом применимы к игре, которую организовывает клоун. Игра – основной инструмент, который использует клоун во время встречи с ребёнком.

Больничная клоунада в России ещё только развивается. Инструментарий общения и взаимодействия с детьми в условиях больницы ширится и растёт, пополняясь индивидуальными находками клоунов-волонтёров. Также предпринимаются попытки систематизировать и обобщить международный опыт больничных клоунов со стороны профессиональных психологов. Тем не менее, основа интерактивного взаимодействия клоунов с ребёнком и его окружением, направленная на поддержание позитивного эмоционального состояния и помощь в совладании с негативными эмоциями, обеспечивается не только при помощи профессиональных инструментов клоунады и психологии, но прежде всего эмоциональной включенностью и внимательным и отношением к миру детства самого волонтёра — больничного клоуна.

Константин Седов — первый в России профессиональный больничный клоун. Он работает в этой сфере уже пятнадцать с половиной лет. А началось все с того, что Костя увидел фильм «Целитель Адамс», где главного героя сыграл Робин Уильямс, его любимый голливудский актер. У Уильямса был очень живой и интересный персонаж — доктор, который надевал клоунский нос и смехом и шутками пытался поднять настроение паллиативным пациентам-детям, которые лечатся в онкологическом отделении американской больницы.

— Этот фильм я увидел, когда мне было лет 20, — говорит Костя. — До этого я учился на юриста в Высшей школе экономики, и вдруг пошел в клоуны: друг привел меня в РДКБ, и с тех пор я тут, потому что понял — это очень круто, когда ты делаешь и сразу видишь результат. Крайне редко не получается, или клоунам по каким-то причинам говорят: «Нет, нельзя заходить в палату».

Это попытка изменить мир — ты и твой партнер можете поднять настроение именно этому конкретному ребенку, проходящему тяжелое лечение, или человеку в паллиативе, или пожилому человеку в доме престарелых. Вы можете найти контакт, который изменит атмосферу в палате, в отделении или в комнате и сделает ее более ресурсной.

До того, как Костя попал в первый раз в Российскую детскую клиническую больницу, больничных клоунов в России не было. Но вообще они появились 45 лет назад в Нью-Йорке, и начал все профессиональный клоун Майкл Кристенсен. На сегодняшний день больничная клоунада — это настоящая серьезная профессия. Например, недавно на конференции больничных клоунов в Португалии были 229 клоунов из 39 стран, и все было, как положено на научной конференции — докладчики, секции: работа с пожилыми, работа с людьми с деменцией, с аутизмом… В Израиле клоуны работают с детьми, пережившими изнасилование, помогают справиться с состоянием шока.

Тяжелая работа на конкурсной основе

Больничные клоуны — это некоммерческая организация, которая должна быть независимой от работы больницы. Это театральный терапевтический проект, у которого свои законы. Обычно израильские, голландские клоуны заключают договор с больницей: там есть правила, которые они обязуются соблюдать, прописаны их права и обязанности (прав один абзац, а обязанностей два листа, но это нормально для больницы).

У наших клоунов есть медкнижки, есть график посещений отделений, есть ежегодные прививки от гриппа, как у сотрудников больниц, но ни больница, ни врачи, ни дети им не платят — это абсолютно бесплатная работа по улучшению качества жизни детей, врачей и медперсонала в больнице.

При этом клоунам платит зарплату их организация, которая постоянно ищет на это деньги. У них есть график работы: работают два дня в неделю по 3-4 часа, иногда есть выходы на полный день с перерывом. Для клоунов это тяжелый морально, а иногда и физически, труд — три-четыре часа импровизации, надо, не присаживаясь, пройти 25-30 палат, где у каждого ребенка и каждого родителя разное настроение. Получается около 45 детей. И клоун посещает их два раза в неделю.  

Когда Костя только начинал делать проект с коллегой Андреем Кизино, проект был полностью волонтерским. При этом ротация клоунов составляла 90%. Именно поэтому стало очевидно, что эта деятельность должна быть профессиональной, регулярной и оплачиваемой.

— Из настоящих волонтеров, которым удается делать профессионально свое дело вообще без денег, я знаю только «Лиза Алерт» и даниловцев, и я не понимаю, как им это удается, — объясняет Костя свое решение. — А нерегулярно ходить к тяжелобольным детям — это больше чтобы потешить свое самолюбие: отдать им пару выходных, пообещать еще приехать и забыть про это. Но они же будут ждать вас в следующее воскресенье…  

В больничные клоуны не так легко попасть, и если раньше Костя делал большие массовые школы для всех желающих с кастингом, на который приходило сто желающих на десять мест, то сегодня он так уже не делает — профессиональные больничные клоуны выбирают будущих коллег точечно и по рекомендации из профессиональной среды.

Клоун — это фактически игротехник-психолог

— Мы учим по-разному «пристраиваться» к ребенку, играть в разные статусы, в различные импровизационные истории, — рассказывает Костя. — У нас нет никаких мизансцен, нет готовых сценариев — мы видим ребенка и учитываем его состояние. Ты можешь выучить кучу стендапов, но вот ты пришел — а у ребенка температура 38, и он лежит и ничего не хочет, и он тебя не будет слушать и прыгать с тобой тоже не будет. Поэтому ты приходишь, тихонько садишься рядом и начинаешь аккуратно подстраиваться под его темп, чтобы ему было интересно, чтобы ты не энергию у него забрал, а наоборот, что-то дал.

Клоун — это фактически игротехник-психолог, потому что мы профи именно по игре и опыту. Ты к каждому подстраиваешься, и опыт подсказывает, что здесь ничего не пойдет, нужно просто посидеть и подождать. А вот здесь нужно работать через маму. Здесь надо вообще работать с клоуном-партнером, не смотреть на ребенка, чтобы его не пугать, и когда он захочет, он включится — может быть, через три минуты, может, через пять…

Клоун работает с ребенком от 4-5 до 15 минут. Кажется, что совсем мало, но ведь это происходит еженедельно. Приходить каждый день или быть там по часу — это тяжелая психотерапевтическая работа, которая, возможно, нужна одному, двум, трем детям в отделении, но не всем. Клоуны говорят, что 15 минут достаточно: перебор — тоже плохо, их задача — разыграть ребенка, а не завершить этот гештальт и уйти. Но визит клоуна с его уходом не заканчивается: они убежали, а ребенок остается с этим послевкусием — вспоминает, думает, обсуждает, и через неделю они приходят снова и история продолжается.

В основном в проекте участвуют актеры, прошедшие обучение, стажировку, коучинг, супервизии у личных португальских, французских, голландских, немецких, американских, израильских, испанских тренеров. Для них это не основная, а вторая или третья работа. Клоунов знают заведующие отделениями, врачи, дети, они еженедельно ходят в конкретные отделения. Всего больничных клоунов — 60 человек, из них 30 в Москве, остальные в других пяти регионах: в Рязани, Орле, Ростове-на-Дону, Петербурге и Казани.

Ребенок может послать, а умирать в проеме двери может только клоун

Клоунов, которые регулярно ходят к тяжелобольным детям, часто спрашивают: «Ребята, вы что, железные?» Нет, они обычные, и секрет того, что они могут изо дня в день входить в палаты, где лежат дети с самыми тяжелыми диагнозами — в том, что для них это работа и возможность помочь, а не смотреть со стороны.

— Когда я пошел в супервизию и стал не клоуном, а наблюдателем — то есть приходил со своими клоунами и смотрел на то, как они работают, — вот тогда мне было очень тяжело, именно потому что там я был просто человек, который все это видел и сидел в стороне, ничего не делая. Стало тяжело, когда у меня появились свои дети, потому что все больные дети стали похожими на моих детей. Я работаю с психологом и прорабатываю эту проблему, потому что иначе невозможно вообще будет работать.

Клоун приходит не к больному ребенку, не к пациенту — он приходит просто к ребенку и играет с ним, понимая его ограничения и возможности. С ним можно то, что нельзя с другими, и для ребенка, находящегося в сложном психологическом состоянии, в одних и тех же условиях, в тяжелых физических ощущениях, это становится отдушиной.

— Ребенок может послать меня, — говорит Костя, пожимает плечами и мгновенно начинает играть немного обескураженного клоуна: — «Ну ладно, я пошел, дорогу знаю, я там уже был». — Он, не вставая с места, идет к двери, и я каким-то непостижимым образом вижу, что он доходит до дверного проема и оборачивается: — «Можно я посижу у тебя? Нет? Хорошо, хорошо, подальше — так подальше».

И я не обижусь. Я даже подумаю: «О, ребенок выдал агрессию, это хорошо, потому что когда и на ком он еще может выместить агрессию? На клоуне». Ему стало чуть полегче, а мне — как с гуся вода, я пошел дальше.

«С гуся вода» приходит не сразу, и в первые три-четыре года агрессия все-таки царапает, и с этим надо работать. Клоуны представляют себе мусорное ведро и всю агрессию выбрасывают туда.

— Моему сыну три года, — говорит Костя, — и когда он говорит: «Я тебя не люблю, уйди, папа», что, я буду обижаться, что ли? Нет, конечно, потому что я понимаю, что это ребенок, он не контролирует свои эмоции — даже взрослый не контролирует под гормонами и химией, и не должен. Но у нас есть границы: мы не позволяем себя унижать матом и физическим насилием. Все остальное — можно. «Пошел вон!» — «Куда вон идти?» — «Туда! Все, уходи!» — «Все, ухожу, хорошо. Больше не буду шутить. Все, пошел».

Иногда клоуна останавливают и возвращают обратно. Бывает, например, так: «Слушай, ты меня уже выгнал, дай хоть минуту посидеть, отдохнуть». — «Ладно, сиди, отдыхай». И дальше завязывается какая-то история: «Во что играешь? А, я тоже, я там всех поубивал». Клоун видит что-то, за что можно зацепиться, потому что клоуны — это профессиональные «цеплятели», и их задача — развить коммуникацию и контакт через что угодно. «А что за игрушка лежит, твоя или не твоя? О, давай поиграем» — и так далее. Надо найти то, что интересно ребенку. «Во что ты хочешь играть? Давай ты будешь в меня стрелять, а я умру?» Потом клоун стреляет в него, но у ребенка бронежилет и так далее. История заканчивается тем, что клоун умирает 15 тысяч раз в проходе двери — и ребенок хохочет. Кто еще будет умирать у него в дверях? Врач, медсестра, мама, психолог? Нет, только клоун.

Врачи — бойцы, а мы — как концертные бригады на фронте

Больничных клоунов Костя сравнивает с концертной бригадой, которая выезжает на фронт, чтобы поддержать у солдат боевой дух.

— На войне есть бойцы — дети и их родители, которые борются с болезнью, и врачи, которые пытаются отбить детей у болезни. И есть концертные бригады, которые приезжают на фронт, поют песни, танцуют и воодушевляют воинов, чтобы они потом шли воевать дальше. Артисты не участвуют непосредственно в боевых действиях, но благодаря им бойцы уже не просто идут в атаку, а со смыслом, за конкретную родину, за песни, которые могут быть уничтожены врагами, за радость и нормальную мирную жизнь, о которой им напомнили артисты.

Кстати, больничные клоуны работают не только с детьми, но и с врачами, эмоционально их разгружают по мере возможности. И иногда врачи рады клоунам не меньше детей.

— Хирурги меня без фокусов из отделения не отпускают, — улыбается Костя. — И я вынужден придумывать фокусы прямо на ходу, иначе я буду там сидеть целый час, пока не покажу что-нибудь новенькое…

Еще одна важная, уже более серьезная часть работы больничных клоунов с врачами — коммуникативные тренинги. Костя Седов с Алексеем Корочкиным, реабилитологом в ФНКЦ, который знает медицинскую часть и представляет себе запросы врача, разбирают примерный кейс и потом разыгрывают ситуацию, представляя пациента и врача. Клоуны проводят игровые тренинги, обучая общаться с ребенком и родителем как с партнерами, разбирают вместе работу в стрессовой, конфликтной ситуации.

— Мне кажется, что — не всех, но многих — дел врачей, которые сейчас заводятся, могло бы не быть, если бы коммуникация не была изначально нарушена, если бы с человеком просто нормально поговорили, возможно, зафиксировав этот диалог на бумаге, — говорит Костя. — А так мы наблюдаем вспышки ярости пациентов, которые подают в суд, пишут письма президенту, всех в очередной раз проверяют и трясут, и в итоге все это заканчивается непонятно чем, но нервотрепкой для всех — точно. У нас нет до сих пор культуры общения с пациентом. В советской системе пациенты были стадом, сейчас пациент — клиент.

Пациенту важно чувствовать себя не просто телом, с которым происходит что-то непонятное, а понимать, что от него что-то зависит, что он что-то значит — и с ребенком-пациентом то же самое.

Этому больничные клоуны, в том числе, и учат — именно потому, что они находятся между врачом и пациентом, и при этом вне медицинской системы. По мнению Кости, отношение врача к пациенту постепенно меняется — дают о себе знать тренинги по коммуникации для врачей.

Да и на клоунов в больнице врачи сегодня смотрят совсем по-другому.

— Иду я по отделению, а навстречу мне профессор Карачунский, человек-мозг, вокруг него врачи, которые меня не знают, говорят: «Уходите, сейчас обход». А профессор говорит: «О, Константин! Давайте с нами на обход!» — «Давайте». И мы с ним в обнимку идем на обход, я работаю с ребенком, а он говорит с мамой в коридоре. Если клоун отвлечет ребенка, который не понимает, почему к нему пришли 5-9 врачей, у него не будет страха.

Во многих больницах клоунам рады, но все-таки пока еще не везде. В одной из них идею поддержали психологи, пригласили. Клоуны пришли, но встретили сопротивление, потому что главными в отделении оказались не врачи, а воспитатели.

— Как выяснилось, дети в этой больнице лежат без родителей, и воспитатели держат дисциплину в этом «трудовом лагере», — говорит Костя. — Когда мы пришли, они нам сразу сказали: «Вы нам тут не нужны, мы так сами можем. Мы будем вас представлять и решать, куда вы пойдете». Мы сказали: «Не надо нас представлять, не надо контролировать, пожалуйста; мы сами спросим, заходить ли, и если нам скажут «нет», ни в коем случае не зайдем. Можете быть рядом с нами, но не надо идти впереди паровоза и говорить: «Сейчас придут клоуны».

Клоуны прошли по всему отделению и даже зашли к двум детям с ДЦП, хотя воспитатели сказали им: «Там лежат два «овоща», к ним не ходите» — эти два малыша хоть и не ходили, но видели, улыбались, играли.

— Мы походили по отделению, нянечки поулыбались, дети поулыбались, вроде все было хорошо, но воспитатели нам сказали: «Подумаешь — клоун, я так тоже могу, у меня опыт арт-терапии 30 лет, я с 1981 года здесь, что вы меня тут учите?» — вспоминает Костя. — В итоге они сказали, что им тут не нужны клоуны, и благодаря воспитателям эта больница не попала в наш список.

Все 15 лет работы Костя находится в уникальном положении — постоянно наблюдает за тем, что происходит в медицине. По его словам, еще лет 7-8 назад все было в ужасном и неотремонтированном виде, а сейчас кое-что отремонтировали. Но больницы, которые не показывают по телевизору, по-прежнему убитые, в них нет нормальных условий труда, нет самых примитивных компьютеров — и это при колоссальных требованиях санэпидстанций и прочего надзора. При таких условиях труда, повышенных требованиях и маленькой зарплате выгорание происходит моментально, и такому врачу уже не до коммуникации с пациентом — ему бы выжить, чтобы работать. И хотя сегодня ситуация кое-где поменялась, делаются ремонты, нагрузка на врачей стала чуть-чуть меньше, чем была, но все равно она запредельная.

— Кажется, в медицину наконец пришли современные технологии, — говорит Костя. — Мы сильно продвинулись за это время. Мы многое неплохо лечим, как в Израиле и Германии, но реабилитация, восстановление после лечения в Европе в несколько раз лучше, чем у нас. У врачей стали чуть лучше условия труда. Но при этом стали выше запросы родителей, которые пишут письма, скандалят, потому что теперь есть интернет и каждый может написать письмо Путину. Это началось года два-три назад: сумасшедшая мамочка жалуется, приезжает проверка, и вся больница стоит на ушах.

Где еще можно встретить клоуна

С 2018 года Константин работает штатным клоуном в «Хорошколе» — первым в России школьным клоуном. «Хорошкола» — это частная школа с самой крупной сетью психологической поддержки детей в школе в России: в ней 23 психолога и… два клоуна: Костя и его жена Ольга. Задача клоуна в школе — быть между психологом, учителем и ребенком, быть другом детей, но взрослым. Благодаря этому клоуну могут рассказать то, что не расскажут психологу или учителю.

— Я — переводчик со взрослого языка на детский и обратно, посредник, я могу свести ребенка с психологом, к которому он сам не подойдет и не скажет о своей проблеме, в результате психологи фиксируют проблему еще на стадии зачатия и работают с ней.

В школе Косте очень хорошо — не в последнюю очередь потому, что он там просто клоун, а не руководитель. Он работает и в детском саду школы, и когда надо, играет антигероя или героя в истории-квесте, помогает с игрой психологу, а нейропсихологу — в работе с мозгом.

Понятно, хоть и немного странно, видеть клоуна в детской больнице или в школе, но совсем удивительно встретить его в паллиативном отделении или в доме престарелых.

Взрослые пациенты реагируют на них по-разному. Бывает, что прогоняют, говорят: «Чего вы пришли?» И сложность работы со взрослыми состоит в том, что к ним надо приходить с чем-то конкретным.

Дети готовы ко всему, им можно ни с того ни с сего предлагать что угодно, а взрослому нужна конкретная тематика, повод. Поэтому в паллиативные взрослые отделения клоуны ходят по праздникам, чтобы было понятно, что они пришли на праздник, а не просто так зашли.

Иначе они слышат от взрослых пациентов: «Что вам надо?», «Мне не нужно ничего!», «Уходите, я неверующий»…

— Мы с Олей, моей женой, ежеквартально ездим в дом престарелых в Дубне, — говорит Костя. — Там лежат мужики по 50-60 лет и 80-90-летние бабушки, инвалиды, никому не нужные после инсультов. У кого-то из них есть дети и внуки. У одной бабушки, например, трое детей, восемь внуков, шестнадцать правнуков, и она в доме престарелых. При этом она абсолютно сохранная, с ней все в порядке, кроме памперсов — но она сломала шейку бедра, и ее сдали в дом престарелых, чтобы не возиться. Она хочет вылечиться и выйти, но ее уже никто не ждет: квартиру продали, и там живут другие люди… Вот такие истории меня убивают.

Вчера был клоуном, сегодня — похоронный агент

Как клоуны переживают уходы детей, к которым они приходили каждую неделю, смешили их и надеялись на то, что рано или поздно ребенка выпишут домой здоровым? Спасает, как это ни банально, возможность помочь, дело, которым ты занимаешься — в этой ситуации личные переживания отходят на второй план.

— Однажды в отделении трансплантации костного мозга ушла девочка Аня. Я был у нее во вторник, в среду она была в реанимации, а в четверг ушла. В четверг я пришел в отделение ТКМ, мама плакала, и я все понял… А в пятницу надо было уже делать документы, потому что впереди были выходные, и необходимо было успеть оформить транспортировку и достать цинковый гроб, чтобы отправить их домой, в регион. И Анина мама сказала: «Костя, вы еще позавчера были клоуном, а сегодня уже в черной рубашке и похоронный агент». И я понял, что да — теперь я похоронный агент, и да — это тоже работа. Я должен поддержать маму, просто постоять помолчать рядом, подержать ее за руку, сделать за нее всю эту бюрократию, которую она не может сделать своими трясущимися руками, отправить их рейсовым самолетом в регион и проводить. Это куча бумаг, куча поездок, куча энергии. Но это работа. Если бы я был просто наблюдающим, сочувствующим, это меня, наверное, травмировало бы.

У больничных клоунов серьезно организована работа с эмоциональными переживаниями. У многих есть личные психологи, к ним приходит психолог из МЧС, которая раньше работала в центре экстренной психологической помощи МЧС, и раз в квартал они с ней собираются и обсуждают, что произошло — например, в больнице умер ребенок, кто как это пережил. Они поднимают темы смерти, агрессии, границ, переносов, и это очень эффективно.

Когда каждый говорит о том, что он пережил, когда все делятся своими эмоциями, ты понимаешь, что ты не один, и тебе становится легче.

Каждый месяц у больничных клоунов проходит семинар по повышению квалификации, на котором они работают в паре. И вообще всегда рядом есть психологи, есть руководство, коллеги, к которым можно обратиться за помощью, ведь главное в таких ситуациях — чтобы человек был не один с тем, что он переживает.

Если спросить Костю про выгорание, он отмахивается:

— Мне пока не до выгорания: дома дети-погодки не спят, жене тяжело, «Хорошкола», больница, фандрайзинг… Может, это потом как-нибудь аукнется, но пока нет. Не до того.

Ксения Кнорре Дмитриева

Как принести радость и свет туда, где этого больше всего не хватает? В России больничные клоуны работают уже 15 лет, и появились они благодаря усилиям одного человека, который променял диплом юриста на красный клоунский нос.

Константин Седов рассказывает порталу «Правмир» о том, как устроена работа больничного клоуна, как развеселить ребенка под капельницей и чем клоун может помочь врачам и школьным психологам.

«На войне с болезнью есть бойцы — дети и их родители, которые борются, и врачи, которые пытаются отбить детей у болезни. И есть мы, больничные клоуны — концертные бригады, которые приезжают на фронт, поют песни, танцуют и воодушевляют воинов, чтобы они потом шли воевать дальше».

Константин Седов — первый в России профессиональный больничный клоун. Он работает в этой сфере уже пятнадцать с половиной лет. А началось все с того, что Костя увидел фильм «Целитель Адамс», где главного героя сыграл Робин Уильямс, его любимый голливудский актер. У Уильямса был очень живой и интересный персонаж — доктор, который надевал клоунский нос и смехом и шутками пытался поднять настроение паллиативным пациентам-детям, которые лечатся в онкологическом отделении американской больницы.

— Этот фильм я увидел, когда мне было лет 20, — говорит Костя. — До этого я учился на юриста в Высшей школе экономики, и вдруг пошел в клоуны: друг привел меня в РДКБ, и с тех пор я тут, потому что понял — это очень круто, когда ты делаешь и сразу видишь результат. Крайне редко не получается, или клоунам по каким-то причинам говорят: «Нет, нельзя заходить в палату».

Это попытка изменить мир — ты и твой партнер можете поднять настроение именно этому конкретному ребенку, проходящему тяжелое лечение, или человеку в паллиативе, или пожилому человеку в доме престарелых. Вы можете найти контакт, который изменит атмосферу в палате, в отделении или в комнате и сделает ее более ресурсной.

До того, как Костя попал в первый раз в Российскую детскую клиническую больницу, больничных клоунов в России не было. Но вообще они появились 45 лет назад в Нью-Йорке, и начал все профессиональный клоун Майкл Кристенсен. На сегодняшний день больничная клоунада — это настоящая серьезная профессия. Например, недавно на конференции больничных клоунов в Португалии были 229 клоунов из 39 стран, и все было, как положено на научной конференции — докладчики, секции: работа с пожилыми, работа с людьми с деменцией, с аутизмом… В Израиле клоуны работают с детьми, пережившими изнасилование, помогают справиться с состоянием шока.

Тяжелая работа на конкурсной основе

Больничные клоуны — это некоммерческая организация, которая должна быть независимой от работы больницы. Это театральный терапевтический проект, у которого свои законы. Обычно израильские, голландские клоуны заключают договор с больницей: там есть правила, которые они обязуются соблюдать, прописаны их права и обязанности (прав один абзац, а обязанностей два листа, но это нормально для больницы).

У наших клоунов есть медкнижки, есть график посещений отделений, есть ежегодные прививки от гриппа, как у сотрудников больниц, но ни больница, ни врачи, ни дети им не платят — это абсолютно бесплатная работа по улучшению качества жизни детей, врачей и медперсонала в больнице.

При этом клоунам платит зарплату их организация, которая постоянно ищет на это деньги. У них есть график работы: работают два дня в неделю по 3-4 часа, иногда есть выходы на полный день с перерывом. Для клоунов это тяжелый морально, а иногда и физически, труд — три-четыре часа импровизации, надо, не присаживаясь, пройти 25-30 палат, где у каждого ребенка и каждого родителя разное настроение. Получается около 45 детей. И клоун посещает их два раза в неделю. 

Когда Костя только начинал делать проект с коллегой Андреем Кизино, проект был полностью волонтерским. При этом ротация клоунов составляла 90%. Именно поэтому стало очевидно, что эта деятельность должна быть профессиональной, регулярной и оплачиваемой.

— Из настоящих волонтеров, которым удается делать профессионально свое дело вообще без денег, я знаю только «Лиза Алерт» и даниловцев, и я не понимаю, как им это удается, — объясняет Костя свое решение.

— А нерегулярно ходить к тяжелобольным детям — это больше чтобы потешить свое самолюбие: отдать им пару выходных, пообещать еще приехать и забыть про это. Но они же будут ждать вас в следующее воскресенье… 

В больничные клоуны не так легко попасть, и если раньше Костя делал большие массовые школы для всех желающих с кастингом, на который приходило сто желающих на десять мест, то сегодня он так уже не делает — профессиональные больничные клоуны выбирают будущих коллег точечно и по рекомендации из профессиональной среды.

Клоун — это фактически игротехник-психолог

— Мы учим по-разному «пристраиваться» к ребенку, играть в разные статусы, в различные импровизационные истории, — рассказывает Костя. — У нас нет никаких мизансцен, нет готовых сценариев — мы видим ребенка и учитываем его состояние. Ты можешь выучить кучу стендапов, но вот ты пришел — а у ребенка температура 38, и он лежит и ничего не хочет, и он тебя не будет слушать и прыгать с тобой тоже не будет. Поэтому ты приходишь, тихонько садишься рядом и начинаешь аккуратно подстраиваться под его темп, чтобы ему было интересно, чтобы ты не энергию у него забрал, а наоборот, что-то дал.

Клоун — это фактически игротехник-психолог, потому что мы профи именно по игре и опыту. Ты к каждому подстраиваешься, и опыт подсказывает, что здесь ничего не пойдет, нужно просто посидеть и подождать. А вот здесь нужно работать через маму. Здесь надо вообще работать с клоуном-партнером, не смотреть на ребенка, чтобы его не пугать, и когда он захочет, он включится — может быть, через три минуты, может, через пять…

Клоун работает с ребенком от 4-5 до 15 минут. Кажется, что совсем мало, но ведь это происходит еженедельно. Приходить каждый день или быть там по часу — это тяжелая психотерапевтическая работа, которая, возможно, нужна одному, двум, трем детям в отделении, но не всем. Клоуны говорят, что 15 минут достаточно: перебор — тоже плохо, их задача — разыграть ребенка, а не завершить этот гештальт и уйти.

Но визит клоуна с его уходом не заканчивается: они убежали, а ребенок остается с этим послевкусием — вспоминает, думает, обсуждает, и через неделю они приходят снова и история продолжается.

В основном в проекте участвуют актеры, прошедшие обучение, стажировку, коучинг, супервизии у личных португальских, французских, голландских, немецких, американских, израильских, испанских тренеров. Для них это не основная, а вторая или третья работа. Клоунов знают заведующие отделениями, врачи, дети, они еженедельно ходят в конкретные отделения. Всего больничных клоунов — 60 человек, из них 30 в Москве, остальные в других пяти регионах: в Рязани, Орле, Ростове-на-Дону, Петербурге и Казани.

Ребенок может послать, а умирать в проеме двери может только клоун

Клоунов, которые регулярно ходят к тяжелобольным детям, часто спрашивают: «Ребята, вы что, железные?» Нет, они обычные, и секрет того, что они могут изо дня в день входить в палаты, где лежат дети с самыми тяжелыми диагнозами — в том, что для них это работа и возможность помочь, а не смотреть со стороны.

— Когда я пошел в супервизию и стал не клоуном, а наблюдателем — то есть приходил со своими клоунами и смотрел на то, как они работают, — вот тогда мне было очень тяжело, именно потому что там я был просто человек, который все это видел и сидел в стороне, ничего не делая. Стало тяжело, когда у меня появились свои дети, потому что все больные дети стали похожими на моих детей. Я работаю с психологом и прорабатываю эту проблему, потому что иначе невозможно вообще будет работать.

Клоун приходит не к больному ребенку, не к пациенту — он приходит просто к ребенку и играет с ним, понимая его ограничения и возможности. С ним можно то, что нельзя с другими, и для ребенка, находящегося в сложном психологическом состоянии, в одних и тех же условиях, в тяжелых физических ощущениях, это становится отдушиной.

— Ребенок может послать меня, — говорит Костя, пожимает плечами и мгновенно начинает играть немного обескураженного клоуна: — «Ну ладно, я пошел, дорогу знаю, я там уже был». — Он, не вставая с места, идет к двери, и я каким-то непостижимым образом вижу, что он доходит до дверного проема и оборачивается: — «Можно я посижу у тебя? Нет? Хорошо, хорошо, подальше — так подальше».

И я не обижусь. Я даже подумаю: «О, ребенок выдал агрессию, это хорошо, потому что когда и на ком он еще может выместить агрессию? На клоуне».

Ему стало чуть полегче, а мне — как с гуся вода, я пошел дальше.

«С гуся вода» приходит не сразу, и в первые три-четыре года агрессия все-таки царапает, и с этим надо работать. Клоуны представляют себе мусорное ведро и всю агрессию выбрасывают туда.

— Моему сыну три года, — говорит Костя, — и когда он говорит: «Я тебя не люблю, уйди, папа», что, я буду обижаться, что ли? Нет, конечно, потому что я понимаю, что это ребенок, он не контролирует свои эмоции — даже взрослый не контролирует под гормонами и химией, и не должен. Но у нас есть границы: мы не позволяем себя унижать матом и физическим насилием. Все остальное — можно. «Пошел вон!» — «Куда вон идти?» — «Туда! Все, уходи!» — «Все, ухожу, хорошо. Больше не буду шутить. Все, пошел».

Иногда клоуна останавливают и возвращают обратно. Бывает, например, так: «Слушай, ты меня уже выгнал, дай хоть минуту посидеть, отдохнуть». — «Ладно, сиди, отдыхай». И дальше завязывается какая-то история: «Во что играешь? А, я тоже, я там всех поубивал». Клоун видит что-то, за что можно зацепиться, потому что клоуны — это профессиональные «цеплятели», и их задача — развить коммуникацию и контакт через что угодно. «А что за игрушка лежит, твоя или не твоя? О, давай поиграем» — и так далее. Надо найти то, что интересно ребенку. «Во что ты хочешь играть? Давай ты будешь в меня стрелять, а я умру?» Потом клоун стреляет в него, но у ребенка бронежилет и так далее. История заканчивается тем, что клоун умирает 15 тысяч раз в проходе двери — и ребенок хохочет.

Кто еще будет умирать у него в дверях? Врач, медсестра, мама, психолог? Нет, только клоун.

Врачи — бойцы, а мы — как концертные бригады на фронте

Больничных клоунов Костя сравнивает с концертной бригадой, которая выезжает на фронт, чтобы поддержать у солдат боевой дух.

— На войне есть бойцы — дети и их родители, которые борются с болезнью, и врачи, которые пытаются отбить детей у болезни. И есть концертные бригады, которые приезжают на фронт, поют песни, танцуют и воодушевляют воинов, чтобы они потом шли воевать дальше. Артисты не участвуют непосредственно в боевых действиях, но благодаря им бойцы уже не просто идут в атаку, а со смыслом, за конкретную родину, за песни, которые могут быть уничтожены врагами, за радость и нормальную мирную жизнь, о которой им напомнили артисты.

Кстати, больничные клоуны работают не только с детьми, но и с врачами, эмоционально их разгружают по мере возможности. И иногда врачи рады клоунам не меньше детей.

— Хирурги меня без фокусов из отделения не отпускают, — улыбается Костя. — И я вынужден придумывать фокусы прямо на ходу, иначе я буду там сидеть целый час, пока не покажу что-нибудь новенькое…

Еще одна важная, уже более серьезная часть работы больничных клоунов с врачами — коммуникативные тренинги. Костя Седов с Алексеем Корочкиным, реабилитологом в ФНКЦ, который знает медицинскую часть и представляет себе запросы врача, разбирают примерный кейс и потом разыгрывают ситуацию, представляя пациента и врача. Клоуны проводят игровые тренинги, обучая общаться с ребенком и родителем как с партнерами, разбирают вместе работу в стрессовой, конфликтной ситуации.

— Мне кажется, что — не всех, но многих — дел врачей, которые сейчас заводятся, могло бы не быть, если бы коммуникация не была изначально нарушена, если бы с человеком просто нормально поговорили, возможно, зафиксировав этот диалог на бумаге, — говорит Костя. — А так мы наблюдаем вспышки ярости пациентов, которые подают в суд, пишут письма президенту, всех в очередной раз проверяют и трясут, и в итоге все это заканчивается непонятно чем, но нервотрепкой для всех — точно.

У нас нет до сих пор культуры общения с пациентом. В советской системе пациенты были стадом, сейчас пациент — клиент.

Пациенту важно чувствовать себя не просто телом, с которым происходит что-то непонятное, а понимать, что от него что-то зависит, что он что-то значит — и с ребенком-пациентом то же самое.

Этому больничные клоуны, в том числе, и учат — именно потому, что они находятся между врачом и пациентом, и при этом вне медицинской системы. По мнению Кости, отношение врача к пациенту постепенно меняется — дают о себе знать тренинги по коммуникации для врачей.

Да и на клоунов в больнице врачи сегодня смотрят совсем по-другому.

— Иду я по отделению, а навстречу мне профессор Карачунский, человек-мозг, вокруг него врачи, которые меня не знают, говорят: «Уходите, сейчас обход». А профессор говорит: «О, Константин! Давайте с нами на обход!» — «Давайте». И мы с ним в обнимку идем на обход, я работаю с ребенком, а он говорит с мамой в коридоре. Если клоун отвлечет ребенка, который не понимает, почему к нему пришли 5-9 врачей, у него не будет страха.

Во многих больницах клоунам рады, но все-таки пока еще не везде. В одной из них идею поддержали психологи, пригласили. Клоуны пришли, но встретили сопротивление, потому что главными в отделении оказались не врачи, а воспитатели.

— Как выяснилось, дети в этой больнице лежат без родителей, и воспитатели держат дисциплину в этом «трудовом лагере», — говорит Костя. — Когда мы пришли, они нам сразу сказали: «Вы нам тут не нужны, мы так сами можем. Мы будем вас представлять и решать, куда вы пойдете». Мы сказали: «Не надо нас представлять, не надо контролировать, пожалуйста; мы сами спросим, заходить ли, и если нам скажут «нет», ни в коем случае не зайдем. Можете быть рядом с нами, но не надо идти впереди паровоза и говорить: «Сейчас придут клоуны».

Клоуны прошли по всему отделению и даже зашли к двум детям с ДЦП, хотя воспитатели сказали им: «Там лежат два „овоща“, к ним не ходите» — эти два малыша хоть и не ходили, но видели, улыбались, играли.

— Мы походили по отделению, нянечки поулыбались, дети поулыбались, вроде все было хорошо, но воспитатели нам сказали: «Подумаешь — клоун, я так тоже могу, у меня опыт арт-терапии 30 лет, я с 1981 года здесь, что вы меня тут учите?» — вспоминает Костя. — В итоге они сказали, что им тут не нужны клоуны, и благодаря воспитателям эта больница не попала в наш список.

Все 15 лет работы Костя находится в уникальном положении — постоянно наблюдает за тем, что происходит в медицине. По его словам, еще лет 7-8 назад все было в ужасном и неотремонтированном виде, а сейчас кое-что отремонтировали. Но больницы, которые не показывают по телевизору, по-прежнему убитые, в них нет нормальных условий труда, нет самых примитивных компьютеров — и это при колоссальных требованиях санэпидстанций и прочего надзора. При таких условиях труда, повышенных требованиях и маленькой зарплате выгорание происходит моментально, и такому врачу уже не до коммуникации с пациентом — ему бы выжить, чтобы работать. И хотя сегодня ситуация кое-где поменялась, делаются ремонты, нагрузка на врачей стала чуть-чуть меньше, чем была, но все равно она запредельная.

— Кажется, в медицину наконец пришли современные технологии, — говорит Костя. — Мы сильно продвинулись за это время. Мы многое неплохо лечим, как в Израиле и Германии, но реабилитация, восстановление после лечения в Европе в несколько раз лучше, чем у нас. У врачей стали чуть лучше условия труда. Но при этом стали выше запросы родителей, которые пишут письма, скандалят, потому что теперь есть интернет и каждый может написать письмо Путину. Это началось года два-три назад: сумасшедшая мамочка жалуется, приезжает проверка, и вся больница стоит на ушах.

Где еще можно встретить клоуна

С 2018 года Константин работает штатным клоуном в «Хорошколе» — первым в России школьным клоуном. «Хорошкола» — это частная школа с самой крупной сетью психологической поддержки детей в школе в России: в ней 23 психолога и… два клоуна: Костя и его жена Ольга. Задача клоуна в школе — быть между психологом, учителем и ребенком, быть другом детей, но взрослым. Благодаря этому клоуну могут рассказать то, что не расскажут психологу или учителю.

— Я — переводчик со взрослого языка на детский и обратно, посредник, я могу свести ребенка с психологом, к которому он сам не подойдет и не скажет о своей проблеме, в результате психологи фиксируют проблему еще на стадии зачатия и работают с ней.

В школе Косте очень хорошо — не в последнюю очередь потому, что он там просто клоун, а не руководитель. Он работает и в детском саду школы, и когда надо, играет антигероя или героя в истории-квесте, помогает с игрой психологу, а нейропсихологу — в работе с мозгом.

Понятно, хоть и немного странно, видеть клоуна в детской больнице или в школе, но совсем удивительно встретить его в паллиативном отделении или в доме престарелых.

Взрослые пациенты реагируют на них по-разному. Бывает, что прогоняют, говорят: «Чего вы пришли?» И сложность работы со взрослыми состоит в том, что к ним надо приходить с чем-то конкретным.

Дети готовы ко всему, им можно ни с того ни с сего предлагать что угодно, а взрослому нужна конкретная тематика, повод.

Поэтому в паллиативные взрослые отделения клоуны ходят по праздникам, чтобы было понятно, что они пришли на праздник, а не просто так зашли.

Иначе они слышат от взрослых пациентов: «Что вам надо?», «Мне не нужно ничего!», «Уходите, я неверующий»…

— Мы с Олей, моей женой, ежеквартально ездим в дом престарелых в Дубне, — говорит Костя. — Там лежат мужики по 50-60 лет и 80-90-летние бабушки, инвалиды, никому не нужные после инсультов. У кого-то из них есть дети и внуки. У одной бабушки, например, трое детей, восемь внуков, шестнадцать правнуков, и она в доме престарелых. При этом она абсолютно сохранная, с ней все в порядке, кроме памперсов — но она сломала шейку бедра, и ее сдали в дом престарелых, чтобы не возиться. Она хочет вылечиться и выйти, но ее уже никто не ждет: квартиру продали, и там живут другие люди… Вот такие истории меня убивают.

Вчера был клоуном, сегодня — похоронный агент

Как клоуны переживают уходы детей, к которым они приходили каждую неделю, смешили их и надеялись на то, что рано или поздно ребенка выпишут домой здоровым? Спасает, как это ни банально, возможность помочь, дело, которым ты занимаешься — в этой ситуации личные переживания отходят на второй план.

— Однажды в отделении трансплантации костного мозга ушла девочка Аня. Я был у нее во вторник, в среду она была в реанимации, а в четверг ушла. В четверг я пришел в отделение ТКМ, мама плакала, и я все понял… А в пятницу надо было уже делать документы, потому что впереди были выходные, и необходимо было успеть оформить транспортировку и достать цинковый гроб, чтобы отправить их домой, в регион. И Анина мама сказала: «Костя, вы еще позавчера были клоуном, а сегодня уже в черной рубашке и похоронный агент». И я понял, что да — теперь я похоронный агент, и да — это тоже работа. Я должен поддержать маму, просто постоять помолчать рядом, подержать ее за руку, сделать за нее всю эту бюрократию, которую она не может сделать своими трясущимися руками, отправить их рейсовым самолетом в регион и проводить. Это куча бумаг, куча поездок, куча энергии. Но это работа. Если бы я был просто наблюдающим, сочувствующим, это меня, наверное, травмировало бы.

У больничных клоунов серьезно организована работа с эмоциональными переживаниями. У многих есть личные психологи, к ним приходит психолог из МЧС, которая раньше работала в центре экстренной психологической помощи МЧС, и раз в квартал они с ней собираются и обсуждают, что произошло — например, в больнице умер ребенок, кто как это пережил. Они поднимают темы смерти, агрессии, границ, переносов, и это очень эффективно.

Когда каждый говорит о том, что он пережил, когда все делятся своими эмоциями, ты понимаешь, что ты не один, и тебе становится легче.

Каждый месяц у больничных клоунов проходит семинар по повышению квалификации, на котором они работают в паре. И вообще всегда рядом есть психологи, есть руководство, коллеги, к которым можно обратиться за помощью, ведь главное в таких ситуациях — чтобы человек был не один с тем, что он переживает.

Если спросить Костю про выгорание, он отмахивается:

— Мне пока не до выгорания: дома дети-погодки не спят, жене тяжело, «Хорошкола», больница, фандрайзинг… Может, это потом как-нибудь аукнется, но пока нет. Не до того.