Дважды солгавшая читать сценарий

Валентин Черных

Москва слезам не верит

Часть первая

Глава 1

Списки поступивших в химико-технологический институт были вывешены в фойе перед актовым залом. Возле них толпились абитуриенты. От стендов со списками многие отходили энергично-решительно – они уже студенты, значит, жизнь на пять лет вперед определена.

Катерина протиснулась, нашла фамилии на «Т», мгновенно вобрала их взглядом. Были Тихонов, Тишков, Тахадзе, Тимурзалиев, Тагизаде, Татарцева. Она еще раз медленно прошлась по списку, читая каждую фамилию от начала до конца, могли ведь поставить не точно по алфавиту. Дважды прочитав весь список, отошла. Фамилии «Тихомирова» не было. Можно возвращаться в общежитие. Катерина проваливалась уже второй раз. Теперь оставалось позвонить и сообщить о случившемся. Она прошла мимо нескольких телефонов-автоматов, оттягивая неприятный разговор, потом остановилась, решилась и набрала номер.

– Академик Тихомиров, – ответили ей громко и быстро.

Академик сразу задавал тон: излагайте конкретно, по существу и коротко.

– Я провалилась, – сообщила Катерина.

– Какой проходной балл? – спросил Тихомиров.

– Двадцать два.

– Сколько набрала ты?

– Двадцать один.

– Приезжай, – почти приказал Тихомиров.

– Я буду поступать в следующем году, – начала было Катерина.

– Приезжай, – повторил Тихомиров и повесил трубку.

Академик Тихомиров был ее родственником. Отец Катерины доводился ему племянником.

В прошлом году, уезжая в Москву поступать в институт, Катерина запретила отцу писать об этом академику. Училась она хорошо, лучше почти всех в классе, во всяком случае девчонок, и представляла, как уже студенткой подойдет к Тихомирову в институте и скажет:

– Я – Катя Тихомирова, дочь Александра Ивановича Тихомирова из Красногородска.

Академиком в Красногородске гордились. В городском музее стоял стенд с его портретом, двумя его книгами, тремя брошюрами и краткой биографической справкой. Более знаменитым из красногородских был только генерал Стругалев, который погиб в битве за Берлин. Именем Стругалева назвали улицу и крахмало-паточный завод. В музее под стеклом лежала фуражка Стругалева, его ордена и пистолет «ТТ».

Тихомиров в Красногородск не приезжал уже больше двадцати лет, а родственники из провинции к нему заезжали, оставались ночевать. Но это было раньше, при первой жене Тихомирова и на старой квартире. Потом он развелся с женой (тоже родом из Красногородска), женился на москвичке, стал академиком, получил квартиру в высотном доме, и родственники перестали у него бывать. Новая жена завела новый порядок. Чтобы переночевать у академика, надо было заранее, не менее чем за месяц, написать письмо, предупредить о приезде и получить ответ, что вас ждут. Некоторые пытались игнорировать эти правила, без предупреждения прямо с вокзала ехали в высотный дом. Их поили чаем, расспрашивали о родственниках, но ночевать не оставляли.

Катерина позвонила Тихомировым только через полгода после того, как в первый раз провалилась на вступительных экзаменах. Она уже жила в общежитии, работала штамповщицей на фабрике металлической галантереи, о чем и сообщила академику. Он и в тот раз, как сегодня, коротко приказал:

– Приезжай!

Тогда она вошла впервые в московскую квартиру, которая для нее стала и мечтой, и образцом. В трех комнатах стояла мебель, которую она видела только в иностранных фильмах. Потом, не сразу конечно, в одном из разговоров с женой Тихомирова Изабеллой она узнала, что мебель и была иностранной. Тихомиров привозил ее из Львова, из Риги: немецкие серванты, настоящие венские стулья. Кожаные кресла он купил в Самборе, на Западной Украине, после войны, когда все еще жили голодно, мебель продавали дешево. Во время войны – а Тихомиров был сапером – он побывал в Германии, жил в домах, в которых добротная мебель стояла веками, и сказал себе однажды: и у меня будет такая. Он всегда ставил перед собой конкретные цели и добивался их. Как только появились деньги, стал покупать мебель – не антикварную, но добротную, конца прошлого века или начала нынешнего, которой в России сохранилось немного. Ее сожгли в помещичьих усадьбах в первые годы революции, растащили по коммунальным квартирам и не хотели продавать ни за какие деньги: мебели в стране делали мало, в основном для контор, казарм, общежитий.

Катерине все это еще предстоит узнать, когда она начнет обставлять мебелью собственную квартиру. Правда, к тому времени все станет проще. Появятся готовые гарнитуры: «гостиная», «спальня», «кухня». Их бросятся покупать, и во многих квартирах будут стоять стандартные стенки, стандартные кресла, ножки от которых выпадали уже через год. Функционально задуманные диван-кровати раскладывались с трудом, основательность и прочность исчезали из жизни. У Тихомирова и через двадцать лет стояла прежняя мебель, и она не выходила из моды, а новая – с ее геометрическими резкими пропорциями – устаревала, ломалась, и при жизни человек менял ее несколько раз. А ведь мебель, как и дома, должны служить, и когда-то служили, нескольким поколениям. Получая в наследство комод или шкаф, человек знал, что ему не надо будет беспокоиться о новом комоде или шкафе всю оставшуюся жизнь. И мебель даже перейдет к его детям и внукам.

Катерина вошла в громадный холл, поздоровалась с вахтершей.

Прошла к лифту, не останавливаясь, как это делал Тихомиров, и вахтерша ответила ей уже вслед: «Добрый день» – и не спросила, к кому она идет. Вряд ли ее запомнили, у Тихомировых она бывала редко, подействовала, вероятно, уверенность, с какой здороваются только жильцы. Да и одеждой Катерина не отличалась от девушек из этого дома: модная юбка-«колокол», белая кофточка, туфли на каблуках, не высоких и не низких, удобных для ходьбы по улицам. Она присматривалась к обуви московских женщин: они не экономили на туфлях, покупали в основном чешские или румынские, которые в последние годы появились в московских магазинах и отличались от грубоватых советских.

Дверь открыла Изабелла, подбадривающе улыбнулась – за этот год у них установились доверительные отношения. У Тихомирова не было детей, и Изабелле после сорока вдруг захотелось воспитывать и передавать другим свой опыт. Выяснив, что Катерина не болтлива, она многое рассказывала ей о московской жизни, правда, никогда не говорила о себе. Она всегда ссылалась на опыт подруг и обычно начинала: «Был такой случай с одной моей подругой…»

– Обедать будешь? – предложила Изабелла.

– Спасибо. Если только чайку.

Изабелла принесла чай в кабинет Тихомирова. Академик сел на вращающееся кресло за столом, Катерина на диванчик, Изабелла устроилась в кресле.

– Я звонил в деканат, – сообщил Тихомиров. – Сейчас уже ничего сделать невозможно.

– Я знаю, – подтвердила Катерина. – Буду поступать на следующий год.

Тихомировы переглянулись.

– А почему именно химия? – поинтересовался Тихомиров.

– Мне нравится химия, – ответила Катерина.

– А почему не сельскохозяйственный, не педагогический, не медицинский, строительный, полиграфический? Есть еще как минимум три тысячи замечательных профессий. Ты хочешь заниматься химией как наукой?

– Я еще не знаю, – призналась Катерина.

– Или ты хочешь стать химиком-технологом? Ты была хоть раз на химзаводе или комбинате?

– Не была.

– Я тебе устрою экскурсию, – пообещал Тихомиров. – И это, может быть, раз и навсегда отобьет у тебя охоту заниматься химией.

– Может быть, на филологический? – предложила Изабелла. – У меня там есть знакомые. Можно нанять репетиторов, и за год тебя натаскают.

– Мне это неинтересно. Я люблю физику, химию, математику, – ответила Катерина.

– Поразительно, – искренне удивилась Изабелла. – Я в этом ничего не понимаю. Никогда не понимала. С пятого класса списывала у наших мальчишек и домашние задания, и контрольные.

Сценарий «Дважды солгавшая» по которому снят фильм «Москва слезам не верит» Валентин Черных написал за 19 дней и занял с ним в 1977 году третье место на конкурсе работ о Москве

Его вдова — кинодраматург Людмила Кожинова вспоминала: «Идея фильма появилась в начале 70-х. У Валентина был замысел написать пьесу о женщине, которая сначала соврала одному мужчине, выдав себя за богатую москвичку, а потом, когда сделала карьеру, обманула другого, побоявшись сказать, что она директор фабрики».

Спустя 14 лет после выхода триумфальной премьеры ленты «Москва слезам не верит» Черных издал одноименную книгу. Писатель наполнил ее новыми подробностями и событиями, которые до этого остались «за кадром». В духе времени, что для середины 90-х было вполне характерно. В повести появилось несколько отвязанных сексуальных сцен.

Вот, например, как Валентин Константинович, которому в середине 90-х было под 60, описал соблазнение Катерины Рудиком:

«Рука Рудольфа соскользнула с ее талии и остановилась ниже, там, где не должна была бы находиться. Катерина ждала, когда он уберет руку, но он не убирал. Пусть будет так, потому что, возможно, это их последний вечер. А если не последний и она станет его женой, то мужу можно позволить все.

Пластинка закончилась, Рудольф отошел к проигрывателю, а она, обессиленная, села на диван. А Рудольф снова поставил «Бесаме! Бесаме, мучо!». Катерина боялась, что он поставит другую пластинку и разрушит ту близость, которая возникла между ними благодаря этой музыке, но Рудольф будто предугадывал ее желания. Ей хотелось пить, она даже не успела попросить его, а он уже нес шампанское. Напьюсь ведь, подумала Катерина.

Рудольф сел рядом, и они снова целовались. Потом оказалось, что они лежат рядом. Она прижалась к нему, ей хотелось уснуть, и она забылась. Она чувствовала, что Рудольф ее раздевает, подумала, какой он заботливый, наверное, не хочет, чтобы она измяла одежду.

Сейчас он отнесет ее в постель, как относил ее отец в детстве. Когда он стал целовать ее грудь, живот, она поняла, что лежит совсем голая, даже без лифчика. Она прикрыла грудь руками, но Рудольф был настойчив, он отвел ее руки и снова целовал. В этом нет ничего неприличного, она в книгах читала, что мужчины целуют у женщин грудь. Рудольф навис над нею, прижал, она почувствовала, как он осторожно, будто боясь потревожить, входит в нее, — и вспомнила о противозачаточных таблетках и предостережениях Людмилы.

— Мне надо в ванную, — сказала она.

— Потом, потом, — повторял Рудольф.

Она вдруг услышала, как гулко бьется ее сердце. Она все-таки сделала попытку вырваться, но не смогла. На мгновение она расслабилась, и он вошел в нее сразу, она почувствовала легкую боль и тут же забыла про нее. Рудольф уже вышел и снова вошел, было приятно, что он такой нежный, не торопится. Она подумала, раз уж это случилось, то пусть продолжается долго-долго. Таких ощущений она еще не испытывала, только догадывалась о них. И вдруг Рудольф заспешил, она обняла его, понимая, что сейчас произойдет то, о чем рассказывали девочки в общежитии. Ей показалось, что она несется вскачь на лошади, как когда-то в детстве. Она уловила его ритм и подстроилась, теперь она взлетала вместе с ним, обхватив своими ногами его ноги. Наверное, это и есть счастье, подумала она и тут же уснула.

Она проснулась и встретилась взглядом с Рудольфом. Он рассматривал ее. Ей захотелось прикрыться, но прикрыться было нечем.

— Принеси халат из ванной, — попросила она.

О чем мы будем говорить, что он скажет, когда вернется? Лучше бы поцеловал и ничего не сказал, но Рудольф, укрыв ее халатом, сказал:

— Поразительно!

— Что поразительно? — спросила она.

— То, что ты оказалась девушкой и что я у тебя первый. Это так приятно!

Что-то ей не понравилось в его словах, но она не хотела это додумывать до конца.

— И еще, — сказал Рудольф, — если бы ты не была девушкой, то я подумал бы, что ты профессионалка.

Катерина молчала, не понимая, о чем он говорит.

— Ты такая понятливая, так слушаешься, так чувствуешь партнера, — продолжал Рудольф.

Она подумала, что у него, наверное, было много женщин и, наверное, есть какие-то правила, как быть с мужчиной, чтобы ему нравилось; она этих правил не знала, просто так получилось, и в следующий раз может не получиться. А Рудольфа учила, наверное, опытная женщина, старше его, разведенная. Катерина знала, что столичные парни жили с женщинами старше себя, потом их почти всегда бросали и женились на молодых…»

«Ты невеста. Ты готова отдаться любимому»

А это первый секс Тони и Коли:

«Антонина взяла в ванную ночную сорочку — розовую, длинную, с кружевами, импортную. Сорочку покупали вместе с Людмилой в комиссионном магазине. Хотя Людмила говорила, что в магазин принимают вещи только после химической чистки, на всякий случай эту сорочку Антонина прокипятила и прогладила.

Антонина вымылась под душем земляничным мылом, вытерлась, надела сорочку и посмотрела на себя в зеркало. У сорочки был глубокий вырез, который не скрывал и половины грудей. И вообще сорочка оказалась очень прозрачной. Антонина встала на табуретку и увидела в зеркале, что через ткань сорочки были видны даже волосы на лобке.

Ты должна выйти из ванной благоухающей и почти доступной, поэтому чтобы под рубашкой не было никаких лифчиков и трусиков. Ты невеста. Ты готова отдаться любимому человеку, будущему мужу. Ты ложишься в сорочке, но потом, когда он начнет тебя ласкать, сорочку надо снять, говорила Людмила.

— И остаться совсем голой? — удивилась Антонина.

— Конечно, — подтвердила Людмила. — Это так естественно! И чтобы он снял майку. Приучай его сразу, не хватало еще, чтобы ты нюхала его заношенные майки.

Антонина колебалась несколько секунд, лифчик надевать не стала, но трусики все-таки натянула. Когда она вышла из ванной, Николай уже стоял возле двери в трусах и майке.

— Я сейчас, я быстро, — пообещал он.

Когда Николай вошел в ванную, она услышала щелчок задвижки — она тоже закрывала дверь ванной на задвижку.

Антонина легла на тахту, слегка распустила волосы, прикрылась простыней, потом, вспомнив советы Людмилы, сдвинула простыни, чтобы были видны кружева на сорочке.

Николай выскочил из ванной, наверное, едва ополоснувшись под душем. Он стоял, переминаясь, перед тахтой. Антонина по его взгляду поняла, что он ищет место, куда бы лечь, и отодвинулась к стенке.

Николай прилег рядом, робко обнял ее.

— Сними майку, — попросила Антонина. — Завтра постираю.

Николай быстро стянул майку, укрылся простыней. В комнате было душно, панельные стены нагрелись за день. Николай навалился на нее, и она услышала гулкие удары его сердца, так и у нее стучало сердце, когда она в школе бегала на двести метров с барьерами. Она чувствовала руку Николая, которая пыталась попасть под сорочку, путалась в складках сорочки, наконец, рука нащупала трусики, попыталась стянуть. Порвет сейчас, подумала Антонина, а у нее всего две пары таких трусиков, шелковых, тонких, не заметных даже под самым тонким крепдешиновым платьем.

— Я сама, — она сняла трусики и, уже не колеблясь, сбросила сорочку.

— Ух ты, — восхитился Николай. — Какое богатство!

— Ты про что? — почему-то шепотом спросила Антонина.

— Про все, — Николай обвел ладонями, показывая контуры ее тела. — И это все — мое!

— Твое, твое, — прошептала Антонина и закрыла глаза: скорее бы все началось. Николай был уже над нею, она чувствовала его горячее дыхание, от него пахло водкой, папиросами. Он раздвинул ей ноги и попытался попасть в нее, но никак не получалось. Может быть, ему помочь, подумала Антонина, но Людмила никаких советов по этому поводу не давала. Он мужик, должен справиться сам, решила она и стала терпеливо ждать. Горячее и твердое упиралось в нее, потом вдруг твердость исчезла, Николай выругался и лег рядом.

— Отдохни, — предложила она ему.

— У меня не получается, — признался Николай. Он сел, закурил, теперь она видела только его мощную сгорбленную спину.

— Отдохни, — сказала она ему».

Сценарист Валентин Черных написал его меньше чем за 3 недели, чтобы отправить на проходивший в столице конкурс. В итоге текст был удостоен 3-го места, а киностудия приняла решение запустить сценарий в работу. Владимира Меньшова проект заинтересовал, однако он внес больше 40 правок в изначальный текст. Некоторые были мелкими, некоторые – существенными.

Главная героиня

В версии сценариста действие ленты начиналось, когда Кате было 17 лет. В 18 она становилась матерью-одиночкой, а во второй части ленты Александре исполнялось 19. Получалось, что героине к тому моменту было 37. Меньшов чуть увеличил ее возраст. В картине звучит фраза о том, что жизнь только начинается в 40 лет. Получается, что Екатерине прибавили 3 года.

Она могла носить рыжий парик из-за начинающейся седины, а также лихачить за рулем своего автомобиля. Однако у Веры Алентовой не было прав, поэтому ей помогали во время съемок.

Опустил режиссер момент с родителями героини. О них ничего не известно. А вот в сценарии упоминалось, что они были из Смоленской области. Отец умер между первой и второй частью, а мать болела, поэтому Екатерина задумывалась о том, чтобы перевезти ее в столицу.

Дополнительные сцены и другие изменения

Постановщик сам продумал эпизод с Домом кино. Сначала планировалось отправить героинь к аргентинскому посольству, чтобы они смотрели на дорогие автомобили. К тому же в оригинале Тося должна была отправиться на дачу одна, не приглашая подруг. Зритель бы не узнал, что там происходило. Да и родителей жениха Антонины в тексте не было.

Персонаж Гурина тоже не был описан. Людмила должна была познакомиться с каким-то хоккеистом в квартире, однако он показался ей неперспективным, поэтому она прекратила бы общение с ним.

Во второй части картины личная жизнь Люды особо не описывалась. Она должна была жить в маленькой квартирке, а эпизода с генералом вообще не было.

Гораздо подробнее сценарист освятил деятельность главной героини и ее работу на комбинате. Отдельная сцена была посвящена запуску новой установки, которая, как оказалось, выпускала бракованные предметы. Завод под руководством Екатерины отказывался от ее внедрения, что провоцировало конфликт с НИИ и серьезное разбирательство с привлечением министерства.

Описывалось и то, как она принимает сотрудников, помогая им решать различные проблемы. А вот эпизод с Лией Ахеджаковой вообще не был описан.

Что касается любовника Кати, то у него даже не было имени. В сценарии он собирался развестись, но лишь тогда, когда его дочь окончит школу. А вот Гоша, ставший в итоге слесарем высшего разряда, мог быть обычным сварщиком. Да и в НИИ он не должен был работать.

В эпизоде на пикнике не было никаких приятелей Гоши. Главные герои просто отправились на природу на машине, которую тот одолжил у приятеля. И прямо там, в лесу, героиня Алентовой рассказывала ему о том, что работает директором предприятия и к тому же депутат. Тогда он ей не поверил, решив, что она пошутила. А разубеждать его никто не стал.

Эпизод, в котором избивают Никиту, могли снять в Лаврушинском переулке. Однако в итоге место действия перенесли на Ленинградское шоссе. В этой сцене должны были быть 7 хулиганов и еще 2 товарища Гоши.

Если говорить о Рудольфе, то у бывшего возлюбленного Екатерины по первоначальному сценарию должна быть не только мать, но и отец – токарь по профессии. Сына он считал балбесом, а вот своей работой, напротив, гордился.

В режиссерской версии текста насчитывались и прочие изменения, однако они не были такими значительными, чтобы повлиять на сюжет.

Часть первая

Глава 1

Списки поступивших в химико-технологический институт были вывешены в фойе перед актовым залом. Возле них толпились абитуриенты. От стендов со списками многие отходили энергично-решительно – они уже студенты, значит, жизнь на пять лет вперед определена.

Катерина протиснулась, нашла фамилии на «Т», мгновенно вобрала их взглядом. Были Тихонов, Тишков, Тахадзе, Тимурзалиев, Тагизаде, Татарцева. Она еще раз медленно прошлась по списку, читая каждую фамилию от начала до конца, могли ведь поставить не точно по алфавиту. Дважды прочитав весь список, отошла. Фамилии «Тихомирова» не было. Можно возвращаться в общежитие. Катерина проваливалась уже второй раз. Теперь оставалось позвонить и сообщить о случившемся. Она прошла мимо нескольких телефонов-автоматов, оттягивая неприятный разговор, потом остановилась, решилась и набрала номер.

– Академик Тихомиров, – ответили ей громко и быстро.

Академик сразу задавал тон: излагайте конкретно, по существу и коротко.

– Я провалилась, – сообщила Катерина.

– Какой проходной балл? – спросил Тихомиров.

– Двадцать два.

– Сколько набрала ты?

– Двадцать один.

– Приезжай, – почти приказал Тихомиров.

– Я буду поступать в следующем году, – начала было Катерина.

– Приезжай, – повторил Тихомиров и повесил трубку.

Академик Тихомиров был ее родственником. Отец Катерины доводился ему племянником.

В прошлом году, уезжая в Москву поступать в институт, Катерина запретила отцу писать об этом академику. Училась она хорошо, лучше почти всех в классе, во всяком случае девчонок, и представляла, как уже студенткой подойдет к Тихомирову в институте и скажет:

– Я – Катя Тихомирова, дочь Александра Ивановича Тихомирова из Красногородска.

Академиком в Красногородске гордились. В городском музее стоял стенд с его портретом, двумя его книгами, тремя брошюрами и краткой биографической справкой. Более знаменитым из красногородских был только генерал Стругалев, который погиб в битве за Берлин. Именем Стругалева назвали улицу и крахмало-паточный завод. В музее под стеклом лежала фуражка Стругалева, его ордена и пистолет «ТТ».

Тихомиров в Красногородск не приезжал уже больше двадцати лет, а родственники из провинции к нему заезжали, оставались ночевать. Но это было раньше, при первой жене Тихомирова и на старой квартире. Потом он развелся с женой (тоже родом из Красногородска), женился на москвичке, стал академиком, получил квартиру в высотном доме, и родственники перестали у него бывать. Новая жена завела новый порядок. Чтобы переночевать у академика, надо было заранее, не менее чем за месяц, написать письмо, предупредить о приезде и получить ответ, что вас ждут. Некоторые пытались игнорировать эти правила, без предупреждения прямо с вокзала ехали в высотный дом. Их поили чаем, расспрашивали о родственниках, но ночевать не оставляли.

Катерина позвонила Тихомировым только через полгода после того, как в первый раз провалилась на вступительных экзаменах. Она уже жила в общежитии, работала штамповщицей на фабрике металлической галантереи, о чем и сообщила академику. Он и в тот раз, как сегодня, коротко приказал:

– Приезжай!

Тогда она вошла впервые в московскую квартиру, которая для нее стала и мечтой, и образцом. В трех комнатах стояла мебель, которую она видела только в иностранных фильмах. Потом, не сразу конечно, в одном из разговоров с женой Тихомирова Изабеллой она узнала, что мебель и была иностранной. Тихомиров привозил ее из Львова, из Риги: немецкие серванты, настоящие венские стулья. Кожаные кресла он купил в Самборе, на Западной Украине, после войны, когда все еще жили голодно, мебель продавали дешево. Во время войны – а Тихомиров был сапером – он побывал в Германии, жил в домах, в которых добротная мебель стояла веками, и сказал себе однажды: и у меня будет такая. Он всегда ставил перед собой конкретные цели и добивался их. Как только появились деньги, стал покупать мебель – не антикварную, но добротную, конца прошлого века или начала нынешнего, которой в России сохранилось немного. Ее сожгли в помещичьих усадьбах в первые годы революции, растащили по коммунальным квартирам и не хотели продавать ни за какие деньги: мебели в стране делали мало, в основном для контор, казарм, общежитий.

Катерине все это еще предстоит узнать, когда она начнет обставлять мебелью собственную квартиру. Правда, к тому времени все станет проще. Появятся готовые гарнитуры: «гостиная», «спальня», «кухня». Их бросятся покупать, и во многих квартирах будут стоять стандартные стенки, стандартные кресла, ножки от которых выпадали уже через год. Функционально задуманные диван-кровати раскладывались с трудом, основательность и прочность исчезали из жизни. У Тихомирова и через двадцать лет стояла прежняя мебель, и она не выходила из моды, а новая – с ее геометрическими резкими пропорциями – устаревала, ломалась, и при жизни человек менял ее несколько раз. А ведь мебель, как и дома, должны служить, и когда-то служили, нескольким поколениям. Получая в наследство комод или шкаф, человек знал, что ему не надо будет беспокоиться о новом комоде или шкафе всю оставшуюся жизнь. И мебель даже перейдет к его детям и внукам.

Катерина вошла в громадный холл, поздоровалась с вахтершей.

Прошла к лифту, не останавливаясь, как это делал Тихомиров, и вахтерша ответила ей уже вслед: «Добрый день» – и не спросила, к кому она идет. Вряд ли ее запомнили, у Тихомировых она бывала редко, подействовала, вероятно, уверенность, с какой здороваются только жильцы. Да и одеждой Катерина не отличалась от девушек из этого дома: модная юбка-«колокол», белая кофточка, туфли на каблуках, не высоких и не низких, удобных для ходьбы по улицам. Она присматривалась к обуви московских женщин: они не экономили на туфлях, покупали в основном чешские или румынские, которые в последние годы появились в московских магазинах и отличались от грубоватых советских.

Дверь открыла Изабелла, подбадривающе улыбнулась – за этот год у них установились доверительные отношения. У Тихомирова не было детей, и Изабелле после сорока вдруг захотелось воспитывать и передавать другим свой опыт. Выяснив, что Катерина не болтлива, она многое рассказывала ей о московской жизни, правда, никогда не говорила о себе. Она всегда ссылалась на опыт подруг и обычно начинала: «Был такой случай с одной моей подругой…»

– Обедать будешь? – предложила Изабелла.

– Спасибо. Если только чайку.

Читать дальше

– Мне проще, – отмахнулась Людмила, – Я ведь до хлебозавода
санитаркой в психбольнице работала. У меня миллион забавных историй из
жизни психов. Кое-какие термины я знаю, и, в общем, я слежу, если что в
психиатрии появляется, я почитываю. Пойми, главное – вызвать
первоначальный интерес к себе.
– Но потом же все равно раскроется, что ты никакой не психиатр и
живешь в общежитии на Водоканале, работаешь на хлебозаводе.
– А как раскроется? – спросила Людмила. – Во-первых, я могу
поссориться со своим папочкой-профессором, потом, я хочу жить отдельно от
родителей, поэтому я переселяюсь к нему. Попробуй определи – куда я езжу
на работу. А когда я ему детей нарожаю, какая разница – где я когда-то
работала,
– Нет, мне это не нравится, – заявила Катерина.
– Как хочешь. – Людмила не давила. – Я тебя представлю как свою
знакомую. Пожалуйста. Будь штамповщицей. Может, переспать с тобой и
захотят, но интереса не вызовешь. Возиться, учить тебя еще надо,
культурные навыки прививать.
– А их все равно надо прививать, – сказала Катерина. – Какая я
профессорская дочка, я всю жизнь в деревне прожила, это даже и без бинокля
видно.
– Ты не права, – не согласилась Людмила. – Человека выдают два
обстоятельства: если он неправильно ставит ударения в словах, а у тебя с
этим нормально, все-таки десятилетка, и когда задает глупые вопросы. Так
ты больше помалкивай.
– Глупых вопросов я не буду задавать, – согласилась Катерина. – Но не
буду же я молчать, если меня о чем-то спросят. Вот тут-то я и ляпну.
– И ляпай, – сказала Людмила, – Но ляпай уверенно. Это называется
точкой зрения. Все говорят – это плохо, а ты говори – нет, это хорошо!
Точка зрения! И главное-быть естественной. Вот я хамовата, правда?
– Это есть, – согласилась Катерина.
– А у них это называется эксцентричностью. На том и стою.
– А на чем мне стоять? – спросила Катерина.
– Тебе? – Людмила задумалась. – Ты должна бить в лоб.
– Как? – не поняла Катерина.
– У тебя есть особенность. Ты все слушаешь, слушаешь, а потом прямо в
лоб задаешь вопросы. И почти всегда точно. Это, я бы сказала, свойство
мужского ума. И ничего. Будь такой. Некоторым мужикам даже нравятся такие
женщины.
– Нет, – подумав, сказала Катерина, – сколько ни притворяйся, лучше,
чем есть, не будешь. Да и обманывать противно.

Гости расхаживали по гостиной, когда Людмила ввела Катерину и
представила.
– Моя младшая сестра!
Все смотрели на Катерину.
– Меня зовут Катериной, – сказала Катерина.
– Здравствуй, Кэт, – приветствовали ее.
– Не Кэт, а Катерина, – сказала Катерина.
Людмила с некоторым беспокойством следила за реакцией гостей.
– Тогда, может быть, Екатериной, чтобы было вполне официально,
народно и по правилам? – спросил ее длинноволосый парень.
– Если по правилам, то Катерина. Так у меня записано в паспорте. Отец
неделю убеждал начальника милиции, что глупо писать Екатерина, когда девку
все будут звать Катькой. Вы что хотите, чтобы я и вас неделю убеждала в
этом?
– Не хотим! – крикнули ей, – Хотим есть и пить!
Гости рассаживались за столом. Высокий молодой человек,
светловолосый, голубоглазый, модно одетый, отодвинул стул, помогая сесть
Катерине, улыбнулся ей.
– Рудольф Рачков, – представился он мимоходом и начал накладывать
Катерине салаты.
Их взгляды встретились, он был красив: элегантен, хорошо подстрижен,
совсем как с фотографии журнала мод, и Катерина вдруг опустила глаза.
Потом, как и принято на вечеринке, танцевали. Людмила – с молчаливым
молодым человеком, хоккеистом Гуриным, Катерина – с Рудольфом.
– А где вы работаете? – спрашивала Катерина.
– На телевидении.
– Это, наверно, ужасно интересно?
– Это действительно интересно, – искренне сказал Рудольф. –
Телевидение сегодня приобретает возможности неисчерпаемые. Понимаете,
всегда очень важно точно сориентироваться. Скажем, когда начиналась
авиация, надо было вовремя начать именно с авиации. Тогда авиаторы были
героями. Или атомная физика. Те, кто вовремя пришел в физику, сегодня
имеют все. Тех, кто начал заниматься космонавтикой десять лет назад, никто
не знал, сегодня их знает весь мир. Телевидение сегодня у самых истоков,
но будущее принадлежит ему.
– А вы что-нибудь кончали? – спросила Катерина.
– А кончать пока нечего, – объяснил Рудольф. – Еще никто не готовит
таких специалистов. Но у нас будет со временем все. И вообще телевидение
перевернет жизнь человека. Не будет газет, книг,
– А что же будет?
– Телевидение. Одно сплошное телевидение. Кстати, вы были на
телецентре?
– Конечно, не была.
– А приходите прямо завтра.
– А как?
– Я вам выпишу пропуск.
Рудольф встретил Катерину в проходной на Шаболовке. Это был
удивительный вечер в жизни Катерины. По коридорам шли известные дикторы и
дикторши. Две красивые, нарядные, правда не очень молодые, женщины куда-то
вели настоящего маршала.
Рудольф вел передачу Клуба веселых и находчивых – КВН. И он нашел
Катерине место в первых рядах зрителей. На сцене соревновались в
остроумии, и она все это видела… Правда, отвлекала женщина, стоящая в
углу сцены и время от времени поднимавшая плакатик с надписью
“Аплодисменты”. В это время надо было аплодировать.
Катерина видела Рудольфа за телекамерой. Он стоял в наушниках,
спокойный, элегантный, на виду у всего зала и нисколько не смущался.
Она не знала, что Рачков несколько раз предлагал режиссеру ее крупный
план и что режиссеру понравилась эта так непосредственно реагирующая
девушка. Катерина и не предполагала, что ее увидит вся страна.

Катерина ворвалась в квартиру, потрясая письмами.
– Меня видели дома по телевизору. Меня видела вся страна! – Катерина
закружилась по комнате.
– Молодец, – сказала Людмила. – Теперь остались только Америка и
Китай, и ты в полном порядке.
Растрепанная Людмила курила на диване.
– Ты представляешь, за это время я увидела столько знаменитостей, что
другой не увидит и за всю жизнь, – радовалась Катерина.
– Видеть – не проблема, – мрачно прокомментировала Людмила. – Кого
только в Москве не увидишь! Проблема – их ощущать рядом, в постели, лучше
на законном основании, со штампом и пропиской в паспорте. А моя
знаменитость, кажется, улетучивается.
– А что случилось? – спросила Катерина,
– Моего нападающего не переводят в сборную, а, наоборот, задвигают в
Челябинск. Неперспективен, предложили перейти на тренерскую работу.
– Но он же тебе делал предложение?
– Ои и сейчас делает. А может, он еще и тренер никакой? А потом, что
я буду делать в Челябинске? Тут сразу все откроется. Новое место, надо
устраиваться на работу. Санитаркой, что ли? Это тебе не Москва, там все на
виду. Ладно, Будем думать. Что у тебя?
– Сегодня он представляет меня родителям. Боюсь ужасно. А если не
понравлюсь?

Рачковы жили в новом блочном доме в двухкомнатной малогабаритной
квартире. Кроме отца и матери, был еще маленький брат, который, поев,
молча направился в другую комнату.
– А спасибо где? – спросила Рачкова-мать.
– Надоело, – буркнул мальчик.
– Что значит – надоело?

Черных Валентин » Москва слезам не верит (сборник) — читать книгу онлайн бесплатно

Привет, дорогие книголюбы.

Я не люблю писать отрицательные отзывы на книги и читать их, поскольку многие авторы отрицательных отзывов подчас путают отношение к герою и сюжету книги и ее художественную ценность, ставя свою низкую оценку. Как нас учили в университете, «если вы не понимаете Платонова (Фолкнера, Кафку, Камю, Джойса), то это значит только то, что вы не понимаете». Но здесь случай особый.

Обычно разочарования постигают, когда смотришь фильм после книги (пример с «Девушкой в поезде»), но тут наоборот. Книга была написана после 90го года, а именно в 1994. Как же так? Ведь премьера всеми любимого фильма состоялась в 1979 году?

Все очень просто.

В основу фильма лёг сценарий «Дважды солгавшая» Валентина Черных, который был им написан за 19 дней для конкурса сценариев о Москве и занял на этом конкурсе 3-е место.

Потом был фильм «Москва слезам не верит»( удостоен премии Оскар как лучшая картина на иностранном языке в 1981), фильм, который лично я очень люблю, а потом уже после 1994 года вышла одноименная книга.

Выскажу свое мнение, что же мне не понравилось в книге.

Во-первых, это само настроение книги. Если в фильме это светлые обаятельные люди со своими характерами и сложностями, то здесь просто какая-то депрессия 90-х, перенесенная в 60е и 80е годы. И всё-то было плохо, и ничего-то светлого как будто не было.

Несуны, алкоголики, прогульщики, партийный аппарат, КГБ, несчастные лимитчицы, которые из-за места в общежитии не могли уволиться с тяжелой работы, на которую не шли москвичи. Да, возможно, все это было — и алкоголизм, и аборты, и браки ради прописки, и спекуляция, и тяжелая работа, и дефицит товаров, и жизнь в общежитии. Но разве не было хорошего, светлого? А то, что девочки из Красногородска,(две из троих без образования) смогли устроиться в Москве,ходить в Третьяковку, обзавестись здесь жильем, обрасти связями, устроить свою жизнь, не знать проблем с работой, разве уже за это они не должны быть благодарны и тому времени, и Москве, и, возможно, даже власти?

Светлое обаяние этого милого, доброго фильма, который оставляет теплые, приятные воспоминания, здесь как-то теряется. Книга в отличие от фильма немного ущемляет чувство справедливости, ведь именно беспринципные люди здесь получают все жизненные блага.

Во-вторых, герои фильма в книге показаны ушлыми, черствыми, пошлыми, какими-то чересчур злыми. Они ненавидят москвичей.

Катерина идет по головам, чтоб достичь своих целей. Чудовищно, что она требует от врачей избавить ее от беременности на 12 неделе.

В фильме она вызывает сочувствие, женщина, которой пришлось много трудиться, потому что она одна воспитывает дочь. Здесь же это интриганка, вступившая в партию ради карьеры. Это карьеристка, которая уничтожает тех, кто встал на ее пути. Депутат и директор, она мстит бывшим любовникам и смещает с должностей неугодных людей.

Что уже говорить о героине Муравьевой!

Если называть вещи своими именами, Людмила- это гулящая женщина, вступившая в отношения с чекистом, который старше ее на 20 лет, которая путем манипуляций выгнала после развода мужа в коммуналку, оставшись в квартире.

Неунывающая активная Людмила здесь просто беспринципная, наглая, бессовестная особа, хищница, которая спит с тремя любовниками и к тому же нечиста на руку.

Гога показан болезненно самолюбивым, самоуверенным до наглости:

– Пересядьте, пожалуйста, – попросил Гога Людмилу. – Обычно здесь сижу я.

– Я, между прочим, раньше здесь сижу, – возразила Людмила.

– С сегодняшнего дня это отменяется. Теперь здесь буду сидеть я.

Вообще в книге много диалогов и совсем нет психологизма. По некоторым моментам понятно, что книгу писал мужчина, женские диалоги выстроены так, как будто общаются мужчины, слишком прямолинейно, без намеков, грубовато. Автор недопонимает, что и как могут обсуждать между собой подруги, мать и дочь.

В-третьих, раздражают постоянные перепрыгивания в книге, забегания вперед «Через 20 лет она будет…» Зачем это? Скакать через 20 лет? Кто дочитает до второй части, тот сам поймет, что она там будет.

В-четвертых, очень бедный, топорный, скупой сценарный язык, стилистические погрешности. Читается как сводка с полей. Никакой художественности, абсолютно никакого описания, психологизма, только действие и диалоги. Тот пошел сюда, этот туда. Ну вот примеры какого-то коверканья русского языка:

Первые полгода Катерина молчала на собраниях, присматривалась и наконец выступила против начальника отдела снабжения, поддерживавших главного инженера.

На стенах картины, среди которых выделялся портрет мужчины в форме, на петлицах лавровые золотые листья, на погонах три большие генеральские звезды, особенно тщательно были прописаны ордена: три ордена Ленина, два Трудовых Красных Знамени, один «Знак Почета» и медали «За доблестный труд», «За победу над Германией». (имеются в виду два ордена Трудового Красного Знамени)

Короче говоря, кто-то писал что книга прекрасно дополняет фильм, но лучше бы его ничем не дополнять. Книга мне совсем не понравилась, хоть у нее и оптимистичный финал, хотя уж если сравнивать 80е и 90е, я бы не сказала, что героям уж стоило так сильно радоваться наступлению нового времени:

Написана в угоду времени 90х, когда было принято очернять советский период, не помня ничего хорошего.

Если сравнивать книгу и фильм, то идея фильма светлая — показать, что несмотря на трудности человек может добиться всего сам, утвердить общечеловеческие ценности, такие как семья, материнство, труд, что любовь можно найти в любом возрасте, что важен человек, а не его должность.

Ну а идея книги «Москва слезам не верит» как раз наоборот в том, что добиться можно только поступившись моральными принципами, как Людмила, или шагая по головам, как Катерина. Книга оставляет после себя неприятное ощущение какой-то грязи жизни, которую вытащили и трясут перед глазами. Никаких вопросов перед читателем книга не ставит, ни о чем задуматься не заставляет. К тому же раздражает примитивный язык. Не рекомендую.

Всем желаю только хороших, добрых книг. Спасибо, что читаете!

Ваша Северная роза

Возможно, Вам будут интересны другие отзывы на книги:

Мария Метлицкая «Дневник свекрови»

Мария Метлицкая «Беспокойная жизнь одинокой женщины»

Роман для мам, у которых дочки. Маша Трауб «Плохая мать»

Как выжить после развода? Юлия Рублева «Девочка и пустыня»

Елена Катишонок «Жили-были старик со старухой»

Легко ли быть одиночкой? Марьяна Романова «Дневник Саши Кашеваровой»

Почему мы выбираем не тех мужчин? Марьяна Романова «Солнце в рукаве»

Одинок я на данном отрезке

«Невидимой нитью соединены те, кому суждено встретиться. Нить эта может растянуться, спутаться, но никогда не порвется», – гласит китайская пословица.

Они уходили не к кому-нибудь, они уходили, чтобы разобраться в себе, уходили туда, где лучше. Оказалось, что лучше просто не может быть. Понять это можно было, только отойдя на некоторое расстояние, посмотрев на отношения так, как смотрят на полотна импрессионистов.

«Мы с Володей стали жить отдельно. Я была счастлива, – рассказывает о том периоде Вера Валентиновна. – Первое время просто на крыльях летала. Мы так устали, так измучились, и вдруг началась какая-то новая, многообещающая глава жизни. Стало легко, радостно, свободно. В то же время в Москве со мной была мама. На няню у нас с Володей денег по-прежнему не было. Пока мы учились и первое время работали, с Юлей сидели все мои коллеги по театру, как мальчики, так и девочки, все Володины друзья из ВГИКовского общежития. Теперь, когда рядом была моя мама, мне стало гораздо спокойнее. Я знала, что с дочерью все в порядке, она накормлена, присмотрена. Это тоже давало определенную свободу. Теперь я могла не мчаться сломя голову с репетиции или премьеры, а, например, пойти в другой театр посмотреть спектакль. О своем решении я не жалела. Я умею отрезать раз и навсегда».

Вера Алентова с дочерью Юлией. 1970 г.

Три с лишним года врозь и вместе, три с лишним года на то, чтобы оглянуться по сторонам и сделать выводы.

«За весь тот период, что родители жили порознь, я ни разу не почувствовала себя обделенной. Конечно, я скучала по папе. И радость от прогулок с ним, совместных обедов, походов на рынок стала гораздо острее, ярче. Папа был праздником, мама – буднями. Но я знала, что любима абсолютно всеми. Правда, время от времени я задумывалась о том, как могло бы быть хорошо, если бы праздник в жизни нашей семьи был каждый день», – вспоминает Юля.

«Только когда я увидела, что дочь очень похожа на Володю, только когда начали поступать предложения руки и сердца от молодых и не очень людей, я поняла – ничего сравнимого с тем, что было у нас с мужем, за эти три года со мной так и не произошло. У нас дома сохранилось много писем, которые мы с Меньшовым писали друг другу, уезжая на гастроли или расставаясь на непродолжительное время. Как-то Володя попросил меня отыскать те из них, в которых он писал мне о Михаиле Ильиче Ромме – мужу это было необходимо для статьи. Я начала искать, с головой ушла в переписку и неожиданно для себя окунулась в ту атмосферу и осознала, что нельзя вот так просто выбросить все, что у нас с Владимиром Валентиновичем было. Ведь когда мы встретились, с нами случилось счастье. И любовь наша – чистая, глубокая, сильная – не умерла, она просто устала».

Много лет спустя уже взрослая дочь Алентовой и Меньшова поставит на сцене Московского драматического театра имени А. С. Пушкина спектакль по пьесе американского драматурга Альберта Гурнея (Герни) под названием «Любовь. Письма». В главных ролях Вера Алентова и Владимир Меньшов. В пьесе есть такие строки: «У нас были сложные отношения. Жизнь развела нас в разные стороны, но мне кажется, на протяжении всей этой жизни нам удавалось что-то давать друг другу». И еще: «В письмах наша сила, наше спасение».

«А потом Володя снимался в Орле, а мы с Юленькой собирались на гастроли. Муж дал мне телеграмму: „Будете проезжать мимо Орла, дай мне знать, я обязательно вас встречу“. Конечно, я и не подумала дать телеграмму. Я считала, что в нашем положении лишние встречи ни к чему. Когда же мы сделали остановку в Орле, Юля, глядя в окно, сказала: „А здесь мой папочка“. Ком встал в горле. Наверное, тогда я впервые поняла, что нас трое. Я не подумала о том, что дочь скучает по отцу. В детстве я была лишена этого чувства, я не знала, что такое папа. А еще я поняла, ужасное это качество – вычеркивать, не дав себе труда подумать: может быть, ты тоже не так уж прекрасна и права?

Первого сентября мы отвели дочь в школу и объявили, что отныне будем жить вместе.

Разлука пошла нам на пользу. Если бы мы терпели и дальше, мы в конце концов могли бы окончательно разойтись в разные стороны. Короткая передышка дала нам возможность осмотреться и отделить главное от плевел».

Человек на своем месте

Бельгийскому писателю Жоржу Сименону как-то задали вопрос: «Как вы стали писателем?».

Он ответил: «Я просто писал».

«Мы работали и работаем» – могли бы ответить на сходный вопрос, имеющий отношение к их профессиям, Владимир Меньшов и Вера Алентова.

Рано или поздно жизнь расставляет все по местам. То, что вчера казалось неудачей, со временем приобретает иную окраску.

Скучая по МХАТу в начале творческого пути, страстно желая служить в этом театре, спустя годы Вера Валентиновна заметит:

«МХАТ называли кладбищем талантов. Многие одаренные молодые ребята годами ожидали возможности проявить себя. Будучи студентами Школы-студии, мы регулярно смотрели спектакли Московского Художественного театра. Естественно, не всех артистов студенты любили. Мы видели, что кто-то играет так, как играть нельзя, что многие актрисы уже не подходят по возрасту для той или иной роли, но что мы могли сделать? Корифеи сцены не желали уступать свои роли. Смена поколений происходила болезненно. А ведь что такое актерская профессия? Это постоянное взаимодействие со зрителями. Мне в этом смысле повезло. В Театре имени Пушкина я сразу включилась в работу, начав с такой, например, прекрасной роли, как роль Райны в „Шоколадном солдатике“ Бернарда Шоу».

Ромуальд Вильдан и Вера Алентова в спектакле «Невольницы»

За «Шоколадным солдатиком» последовали «Зыковы», «Дети солнца», «Федра», «Последние дни», «Светит, да не греет».

Столь же радушно, как театральные подмостки, принял Веру Алентову кинематограф. Первый фильм «Дни летные» с участием актрисы вышел в год ее выпуска из школы-студии МХАТ.

Двумя годами позже актриса сыграла медсестру в «Звездах и солдатах», а в 1979 году появилась в восьмисерийной ленте режиссера Константина Худякова «Такая короткая долгая жизнь» в роли Насти Овчинниковой. Взявшись за работу с присущей ей ответственностью, редкая красавица в жизни (зрители поняли это, едва взглянув на Лидию Федоровну в «Днях летных»), на этот раз Вера Валентиновна предстала на экране с зачесанными волосами и оттопыренными ушами.

«Умение меняться, перевоплощаться – это неотъемлемая часть актерской профессии, – говорит актриса. – Это искусство, которым владеют очень немногие артисты, в том числе западные. А может, и умеют, но, судя по фильмам, идут на это единицы. Нас же учили, что актер – это лицедей».

Через пять лет после кинодебюта Веры Алентовой случилось то, о чем когда-то мечтал и на что уже перестал (но втайне, конечно, продолжал) надеяться Владимир Меньшов.

«Какое-то время я жил по инерции, боясь даже подумать о том, что будет, если и с режиссурой у меня ничего не выйдет. И вот как-то мы сидели с моим другом, режиссером Александром Павловским и писали сценарий по рассказу Валентина Катаева „Ножи“. Это была дипломная работа Саши. Павловский тогда выпускался из ВГИКа, и я долго уговаривал его взяться за это произведение. Когда начали подбирать актеров, долго не могли никого найти на роль главного героя. Предложили Никите Михалкову – он не смог. Леонид Куравлев тоже не смог. Когда мы уже находились в нескольких шагах от съемочного процесса, Павловский, вдруг, выразительно посмотрел на меня и сказал: „Ты же артист. Сыграй сам“.

Я начал отпираться. Делал это совершенно искренне, потому что боялся испортить фильм. В итоге согласился. Работа оказалась настолько удачной, что картина „Счастливый Кукушкин“ получила главный приз на фестивале „Молодость-71“».

Кукушкин действительно оказался для Владимира Меньшова счастливым. Именно с него началась долгая и плодотворная актерская карьера нашего героя.

«Володя был трудолюбивым студентом, ответственным, эрудированным, культурным. Много читал. В общем – работяга! Вот за эти качества его и ценил Ромм, – вспоминает Александр Павловский. – Помню, мы, студенты, на дух не переносили иностранные языки, а Володя шпарил по-французски так, что от зубов отскакивало».

В 1972 году в прокат вышел фильм Алексея Сахарова «Человек на своем месте», в котором Владимир Валентинович исполнил роль молодого председателя колхоза Семена Боброва, в энтузиазм и обаяние которого не влюбиться просто невозможно. Интересно, что «Человек на своем месте» был снят по сценарию Валентина Черных (сценарий которого отчасти станет основой для ставшего всенародно любимым фильма «Москва слезам не верит»).

Окончивший институт и отработавший по распределению в Ленинграде три года Семен Бобров возвращается в родное село и ничтоже сумняшеся предлагает свою кандидатуру на пост председателя. Мечта Семена – возродить умирающее хозяйство, построив в селе современный животноводческий комплекс.

«В 1971 году меня пригласили сняться в картине „Человек на своем месте“. Съемка стала для меня серьезным испытанием. Длилась она чуть более двух месяцев, и все это время я был занят на съемочной площадке. И это на „Мосфильме“, куда, как казалось, вход мне заказан. Более того: вместе со мной работали Анастасия Вертинская, Лев Дуров, Армен Джигарханян – сплошь звезды советского кино. Быть среди них на позиции главного героя – колоссальная ответственность».

После первых удачных киноработ роли посыпались как из рога изобилия: матрос Мартьямов в фильме «Соленый пес», Клим Авилов в «Последней встрече», Иван в картине «Мои дорогие», мастер Рябов в «Ар-хи-ме-ды!», Меншиков в «Сказе о том, как царь Петр арапа женил».

Владимир Меньшов на съемочной площадке фильма «Человек на своем месте». 1972 г.

«Однажды на гастролях в Германии директор „Мосфильма“ Николай Трофимович Сизов спросил, какие у меня планы, и я проговорился, что хотел бы стать режиссером. Видимо, Николай Трофимович кому-то об этом сказал, и мне стали предлагать сценарии, плохие сценарии. И вдруг среди всей этой макулатуры я обнаружил сценарий „Розыгрыша“ Семена Лунгина».

К тому моменту драматург, сценарист Семен Львович Лунгин уже написал сценарии, по которым были сняты такие фильмы, как «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», «Внимание, черепаха!» и др. «Розыгрыш», написанный Лунгиным, несколько лет пролежал на киностудии «Мосфильм».

«Это было лучшее из предложенного и все-таки совсем не то, что мне хотелось, – рассказывает Владимир Меньшов. – Очень хорошо запомнил ночь накануне съемок. Я бродил по кухне, курил и корил себя за то, что иду против себя, потому что это совсем не тот материал, о котором я мечтал. Думал, что завтра я пойду к руководству и откажусь. Что меня удержало?

Каково же было мое удивление, когда я услышал восторженные отзывы в коридорах „Мосфильма“ и увидел реакцию зрителей на вышедший фильм. На долю исполнителя роли Игоря Глушко шестнадцатилетнего Димы Харатьяна выпала такая оглушительная слава, что он не знал, что с ней делать».

С высоты лет вчерашний школьник, а ныне народный артист РФ Дмитрий Харатьян уверен: то, что с ним произошло, – испытание, посланное свыше.

«Меня стали узнавать на улицах, письма приходили мешками буквально каждый день. У кого угодно крыша поедет. Меня спасла заниженная самооценка. Я хотел одного – спрятаться. Понимал, что я не Игорь Глушко, музыку сочинять не умею, что все произошедшее со мной – стечение обстоятельств, везение, удача. С другой стороны, я любил петь, играл на гитаре, руководил вокально-инструментальным ансамблем в пионерском лагере. Моя знакомая Галя Стовбунская знала, что я хорошо пою, поэтому, собираясь на кинопробы „Розыгрыша“ – она мечтала стать актрисой и решила рискнуть, – предложила мне поддержать ее и съездить на „Мосфильм“. На киностудии нас с Галей сфотографировали. Я сыграл, спел, и меня утвердили. Уже потом Владимир Валентинович Меньшов рассказал мне, что перед ним на столе лежали две стопки фотографий: в одной были фото тех, кто выбыл из кастинга, в другой – тех, кого надо было еще попробовать. Меньшов перекладывал мою фотографию из одной стопки в другую. Он не знал, какую роль мне предложить. В итоге предложил главную. После выхода на экраны „Розыгрыш“ стал культовым фильмом конца семидесятых годов. Его смотрели и пересматривали, несмотря на то, что тема картины не нова – отношения отцов и детей, учеников и учителей. Тем не менее картина пришлась ко времени, а мир изменился для меня 11 января 1977 года – на следующий день после того, как „Розыгрыш“ увидели зрители».

«Львиная доля успеха „Розыгрыша“ – заслуга Евгении Никандровны Ханаевой, – уверен Владимир Валентинович. – Во время обучения в школе-студии, видимо, надеясь на светлое будущее, я завел тетрадку под названием „Актеры, с которыми я хотел бы работать“. В списке была Евгения Никандровна. Но вот какое дело, перед началом съемок сценарий „Розыгрыша“ прочитала народная артистка Лидия Смирнова, и очень ей захотелось сыграть Марию Васильевну Девятову, классного руководителя 9-го „Б“.

Я, начинающий режиссер, не имел права голоса, но сделал пробы с обеими актрисами. Евгения Ханаева переиграла Лидию Смирнову настолько, что кто-то из руководства, увидев пробы, шутливо предположил, что я решил таким образом подставить Лидию Николаевну».

«Розыгрыш» – это своего рода зеркало. Зеркало школьной жизни и жизни вообще. Есть здесь свой лидер Олег Комаров, готовый на все ради достижения цели («Любое стоящее дело требует от человека поступиться чем-то. Иногда даже достоинством»), есть думающий романтик Игорь Глушко, угрожающий одним только своим мировоззрением пошатнуть авторитет лидера в глазах одноклассников («Почему вы пугаете нас жизнью? „Жизнь покажет, жизнь проучит!“ Если только худшего ожидать, то так и будешь всю дорогу ходить с насупленными бровями. А я уверен, все у нас будет хорошо. Всегда. А когда человеку хорошо, он песни поет, стихи сочиняет»), есть она, Тая Петрова, – «юродивая», невольно заставляющая учащенно биться, пусть и в силу восприятия каждого, сердца обоих и являющая собой предмет насмешек местных красавиц.

Владимир Меньшов за работой.

«Долгое время я был наивным провинциалом. Слишком много потратил душевных сил на восторги перед чужими талантами»

(Владимир Меньшов)

Вот как охарактеризовал героиню Натальи Вавиловой писатель и режиссер Михаил Левитин в статье «Знакомьтесь, Наталья Вавилова» («Советский экран», № 13, 1980):

«В сложной ситуации, с которой столкнулся 9-й „Б“, Тая Петрова, героиня Н. Вавиловой, занимает определенную и недвусмысленную позицию. Тихая, застенчивая Тая выражала в разворачивающемся конфликте идею бескомпромиссной преданности правде и справедливости. Таю можно было легко обмануть, но заставить лгать или подличать – никогда!»

Герои уже не «на нижнем уровне детскости, а на верхнем уровне взрослости», и конфликт у них вполне взрослый.

Близкими, понятными, вызывающими симпатию получились персонажи, сыгранные Олегом Табаковым (любящий отец, чья житейская философия так отличается от житейской философии сына, призывающий подумать: «Ты к своей цели идешь – как мостки через болото перебрасываешь. Ну добежишь ты до своей цели раньше всех, и что? Обернешься однажды назад, что увидишь? Беговую дорожку?»), Евгенией Ханаевой (искренне интересующаяся жизнью своих учеников, прислушивающаяся, принимающая, предостерегающая), Зиновием Гердтом (ироничный, подтрунивающий над подопечными Карл Си-гиз-мун-до-вич) и, конечно, девятиклассниками московских школ, которые, по словам режиссера, наполнили съемочную площадку искренностью, задором, энергией, превратили все недостатки сценария в его достоинства.

«Розыгрыш» стал путевкой во взрослую творческую жизнь не только для Дмитрия Харатьяна, но и для Евдокии Германовой, Натальи Вавиловой, Андрея Гусева (исполнивший роль Олега Комарова актер уже успел сняться до этого в пяти картинах, но настоящая слава пришла к нему после работы с Владимиром Меньшовым). Не меньше самого фильма полюбились зрителям прозвучавшие в «Розыгрыше» песни, написанные композитором Александром Флярковским на стихи Алексея Дидурова. Самой известной и любимой из них стал «Школьный вальс» (он же «Прощальный вальс», он же «Когда уйдем со школьного двора… »). Зрители, как это часто случается, были уверены, что поет сам Дмитрий Харатьян. Пластинки с песнями раскупались, как горячие пирожки. Тут-то и выяснялось, что исполнители – Вячеслав Киселев и ВИА «Добры молодцы». Работа в «Розыгрыше» стала одной из самых успешных работ Вячеслава, а исполненный ансамблем вальс оттеснил «Школьный вальс» Дунаевского и Матусовского («Давно, друзья веселые, / Простились мы со школою»). Отныне на выпускных вечерах во всех школах страны стало звучать обнадеживающее:

 

Для нас всегда открыта в школе дверь,
Прощаться с ней не надо торопиться.
Но как забыть звончей звонка капель,
И девочку, которой нес портфель.
Пускай потом ничто не повторится,
Для нас всегда открыта в школе дверь.

Композитор Александр Флярковский рассказывал, как однажды увидел в подземном переходе уличных музыкантов, исполняющих «Прощальный вальс».

«Ну вот, похоже, я стал знаменитым», – подумал, улыбнувшись Александр Георгиевич.

Сорок лет прошло с момента выхода «Розыгрыша» на экраны, но и по сей день в социальных сетях можно прочитать:

«Талантливый режиссер. Прекрасный фильм. Чудесная музыка. Великая страна».

«Мне 47 лет. Я смотрела „Розыгрыш“ Владимира Меньшова неоднократно, но каждый раз, когда я пересматриваю картину и слышу „Школьный вальс“, у меня дрожит сердце». «Моя мама работала учителем математики в школе. „Розыгрыш“ и звучащий в фильме вальс напоминают мне о маме».

«Розыгрыш» был удостоен приза ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика» как лучший фильм для детей и юношества; в 1977 году на фестивале в Риге картина была отмечена премией за лучшее исполнение женской роли (Евгения Ханаева) и специальным дипломом за сценарий (Семен Лунгин). Режиссер Владимир Меньшов, оператор Михаил Биц и актриса Евгения Ханаева стали лауреатами Государственной премии РСФСР имени Н. К. Крупской.

В 1977 году картина заняла десятое место в советском прокате по посещаемости. Она пользовалась огромной популярностью у молодежи.

Евдокия Германова, Дмитрий Харатьян и Владимир Меньшов спустя много лет после съемок фильма «Розыгрыш». 2000-е гг.

Журнал «Советский экран» за 1978 год. На обложке – фотография Владимира Меньшова и анонс – «Бабочки, летящие по городу». Посвященная режиссеру статья, написанная кинокритиком Аллой Гербер, заканчивается словами: «В фильме „Розыгрыш“ есть песня о том, как вдруг по городу полетели бабочки. Вот так и Меньшов – деловой человек, способный увидеть бабочек в городе… И закричать, как кричали в песне его мальчишки: „Бабочки летают! Бабочки!“».

Москва слезам не верит

«Пятидесятые годы. В столичном общежитии живут три восемнадцатилетние подруги, приехавшие из провинции. Целеустремленная и сдержанная Катерина, недобрав баллов при поступлении в институт, работает на заводе. Стеснительная Антонина трудится маляром на стройке. Самоуверенной и веселой Людмиле Москва представляется лотереей, в которой она должна непременно выиграть. Проходит двадцать лет. Судьбы девушек складываются именно так, как предполагает характер каждой из них».

Сегодня трудно, почти невозможно поверить в то, что фильм, снискавший любовь миллионов советских и российских зрителей, переведенный почти на все языки мира, покоривший публику более чем сотни стран и принесший режиссеру мировую славу, был прохладно и даже зло принят кинематографической элитой еще на стадии сценария.

«Уважаемые люди, чье мнение для меня имело вес (такие как, например, кинорежиссер Ян Фрид и сценарист Юлий Дунский), друзья, коллеги всячески отговаривали меня от работы над картиной, – вспоминает Владимир Меньшов. – Мне говорили: не надо, Володя, не снимай ты это. Очередная бытовая мелодрама, каких много. Даже жена, Вера, прочитав сценарий, сказала: „Ну и мура!“».

Нужно было определенное мужество для того, чтобы пойти против всех и заявить: «А мне нравится!».

Многолетний опыт настаивать на своем, добиваться во что бы то ни стало, упрямо идти к цели, режиссерское и человеческое чутье сделали свое дело.

«Работая над фильмом „Москва слезам не верит“, Володя в какой-то степени был как одинокий бегун на длинную дистанцию, – рассказывает Вера Алентова. – И до съемок, и во время съемочного процесса у этой работы было мало поклонников. Людям не нравился сценарий, не всем нравились роли. Да что там! Даже родная жена воспринимала происходящее без особого энтузиазма. Володе было невероятно тяжело!

Дело в том, что я всегда высоко ценила талант Владимира Валентиновича и хотела, чтобы он взялся за идеальный сценарий. Тем более до этого он снял прекрасный фильм „Розыгрыш“. И сама не хотела сниматься потому, что всегда очень строго подходила к выбору сценариев. Смолоду я столкнулась с очень хорошим материалом. Моя первая большая роль в театре была в спектакле по пьесе Бернарда Шоу „Шоколадный солдатик“, потом были „Зыковы“ Горького. Это высокая литература. Того же мне хотелось в кино».

Справедливости ради стоит отметить, что оригинальный текст сценария «Дважды солгавшая» Валентина Черных и тот же сценарий, переделанный Владимиром Меньшовым, заметно отличаются один от другого. Вполне возможно, что режиссер и сам оставил бы произведение без внимания, если бы не…

«Я его понимала прекрасно с самого начала. И я удивлялась, почему остальные не понимают, не видят, что он талантлив…»

(Вера Алентова)

«Единственное, что привлекло меня в сценарии – замечательный ход, когда главная героиня Катерина заводит будильник, засыпает в слезах, а просыпается уже будучи успешной женщиной, будит взрослую дочь. Я даже сначала подумал, что пропустил несколько страниц, но потом меня осенило: это же так похоже на нашу с Верой жизнь. Позже, снимая фильм, я вложил в него весь свой опыт, приобретенный за годы жизни в Москве».

Сценарий советского кинорежиссера, драматурга и сценариста Валентина Черных «Дважды солгавшая» был написан за 19 дней и занял третье место на конкурсе сценариев о Москве. Вдова Валентина Черных, кинодраматург Людмила Кожинова, вспоминала: «Идея фильма появилась в начале семидесятых годов. У Валентина был замысел написать пьесу „Дважды солгавшая“ – о женщине, которая сначала соврала одному мужчине, выдав себя за богатую москвичку, а потом, когда сделала карьеру, обманула другого, побоявшись сказать, что она директор фабрики».

«Конечно, обидеть Валентина Черных я ни в коем случае не хочу, – говорит Вера Алентова, – потому что первым, как известно, было слово, и сценарий стал своего рода толчком для создания фильма. Но не могу при этом не сказать, что многое в сценарии Меньшову пришлось доделывать, досочинять, какие-то сцены переписывать заново потому, что когда Володя обратился к Черных, тот сказал: „Дерзай сам, а я лучше напишу что-нибудь новое“. Вот Володя и дерзнул. Когда фильм вышел в прокат, нас приглашали в разные страны. Поехали мы и в Испанию. „Москва слезам не верит“ пользовалась там сумасшедшей популярностью. Для того чтобы увеличить количество сеансов и, соответственно, получить больше прибыли, прокатчики сократили фильм, который шел два часа двадцать минут, до полутора часов. Настригли отрывков и кое-как их слепили. Я была ужасно возмущена. Конечно, разразился скандал. На показе присутствовала королевская семья, но, кроме того, на показ пришел испанский режиссер и сценарист Карлос Саура, который в том же году номинировался на „Оскар“. Приз дали не ему, а Меньшову. Что Саура мог подумать, увидев состряпанное прокатчиками безобразие? Именно в тот момент я поняла, каким мог бы получиться наш фильм, если бы мы снимали его строго по сценарию Черных».

Бюджет, выделенный на картину, был весьма скромным: 550 тысяч рублей. Актерский коллектив подбирался со скрипом.

«Были такие актеры – сложившиеся, знаменитые, которые не желали работать с молодым, как им казалось, малоопытным режиссером, были те, кого приглашали сыграть в сцене у Дома кино, но они отказались, потому что сниматься в девятисекундном эпизоде было ниже их достоинства, – улыбаясь, рассказала в одном из интервью народная артистка РСФСР Татьяна Конюхова. – А я согласилась. И очень благодарна Володе. После выхода на экраны фильма „Москва слезам не верит“ имя Татьяны Конюховой, то есть мое имя, стало брендом!» В сцене с лестницей славы были задействованы Леонид Харитонов, Иннокентий Смоктуновский, Георгий Юматов. Снимали эту сцену поздней осенью, хотя в сценарии было лето. В перерывах между съемкой артисты кутались в теплую одежду, но как только звучало: «Мотор!», шубы и куртки падали на землю.

«К Георгию Александровичу Юматову я относился с особым трепетом, – рассказывает Владимир Валентинович. – Общение мое с ним было кратким – на съемках фильма и потом, случайно пересекаясь, здоровались. Не думаю, что это был человек с душой нараспашку. Его заметно мучила алкогольная зависимость. По крайней мере, даже когда мы снимали картину, я видел, что ему все время хочется выпить. Но он держался, время от времени перебивая это свое желание пивом…»

На роль Катерины Тихомировой Владимир Меньшов приглашал Ирину Купченко, Маргариту Терехову, Наталью Сайко. Претендентками на роль Тоси были Нина Русланова, Наталья Андрейченко, Галина Польских.

Многим именитым актрисам сценарий не нравился, кого-то режиссер забраковал сам. Так, по мнению Меньшова, Наталья Сайко совершенно не смотрелась рядом с Алексеем Баталовым, а Галине Польских и Нине Руслановой режиссер в итоге предпочел Раису Рязанову.

«Конечно, мне нравилась роль Людмилы, конечно, мне нравилась роль Катерины, но я понимала, что если меня и возьмут, то только на роль Тоси», – вспоминает актриса. В роли Людмилы руководство «Мосфильма» рекомендовало режиссеру попробовать Анастасию Вертинскую, Жанну Болотову, Валентину Титову. И снова – отказ, снова не то. Оказалось, к лучшему. Ведь согласившаяся играть Людмилу ныне народная артистка РФ Ирина Муравьева стала настоящим украшением фильма.

Афиша к кинофильму «Москва слезам не верит». 1980 г.

«Для меня прочитать сценарий или пьесу – это мука, – признается артистка. – Му-ка! А этот – взапой! Как интереснейшую сказку».

Отчаявшись найти актрису на роль главной героини, Владимир Меньшов предложил пройти пробы Вере Алентовой. И хотя сценарий ей не понравился, показался плоским, даже пошлым, с поставленной режиссером задачей она справилась блестяще.

На момент съемки актрисе исполнилось 36 лет. Она должна была сыграть Катерину в молодости и двумя десятками лет позже.

«У Веры оказалось очень счастливое в этом смысле лицо. Она смогла быть и двадцатилетней, и сорокалетней. То же самое можно сказать об Ире Муравьевой (29 лет) и Рае Рязановой (35 лет)».

Гошей мог стать Виталий Соломин, Олег Ефремов, Леонид Дьячков.

«Как-то вечером я увидел по телевидению фильм Иосифа Хейфица „Дорогой мой человек“ с Алексеем Баталовым, – вспоминает Владимир Меньшов. – У меня мелькнула сумасшедшая мысль: а почему не он? Алексею Владимировичу было под пятьдесят, по сценарию – мне нужен был ровесник моей жены – артист мне не подходил, но я все равно отправил Баталову сценарий. Алексей Владимирович очень вежливо отказался».

Тогда Меньшов предложил роль Гоши Вячеславу Васильевичу Тихонову. Артист принял предложение сниматься. Когда все уже было готово к съемочному процессу, глубокой ночью в квартире режиссера раздался телефонный звонок. Звонил Баталов: «Я еще раз прочитал сценарий. К черту все эти дела. Давай снимать!».

«Работать с Алексеем Владимировичем было одно удовольствие, он уже тогда был звездой „высокого полета“. Правда, внешне актер это никак не демонстрировал, но стоило Баталову появиться на месте, съемка шла более организованно. Все старались соответствовать артисту. Я же перед ним, если честно, робел», – вспоминает Владимир Валентинович.

«Роль Гоши – моя самая любимая работа в кино, – признавался Алексей Владимирович. – Все эпизоды фильма рождались на глазах. Например, роль вахтерши общежития в сценарии прописана не была. Володя Меньшов пригласил великолепную Зою Федорову и придумал, как она смешно говорит по телефону „хэллоу“, как встречает Катерину из роддома. В те годы актеры не любили брать дублеров и рвались все делать самостоятельно. Для сцены с дракой режиссер пригласил настоящих самбистов, которым никогда прежде не приходилось сниматься в кино. На очередном дубле спортсмен не рассчитал удар и со всей силы перешиб мне кадык. На несколько недель я оказался в больнице, лечил горло и восстанавливал голос». Что касается Вячеслава Тихонова, он мог бы появиться в фильме и в роли Володи – женатого любовника Катерины, но артист не согласился, аргументировав это так: «Мне зрители до сих пор не могут простить, что я Наташу Ростову бросаю».

Все, конечно, помнят, что роль Володи в итоге досталась Олегу Павловичу Табакову. И конечно, все помнят откровенную сцену встречи Володи и Катерины, которая в производстве была гораздо откровеннее.

«Домогательства моего героя были более зримыми, – рассказывает Олег Павлович. – Точка развития любовной страсти, которую прерывала теща, была более высокой».

«Свидание главной героини с любовником мне хотелось сделать более плотским, – рассказывает Владимир Меньшов. – По сценарию герои раздевались, бросались друг на друга, Табаков оставался в трусах, Вера – в комбинации. Ничего, в общем, крамольного, но у худсовета эта сцена вызвала бурю гнева. Директор „Мосфильма“ Николай Трофимович Сизов говорил мне, что не хочет объясняться с вышестоящим начальством.

„Вот пойду я к Гришину (первому секретарю Московского горкома партии), а он мне скажет: опять у тебя на экране любовью занимаются“.

Правда, Сизов употребил другое слово. Более точное.

Прошло какое-то время. Я уезжал из Москвы, а когда вернулся, встретил в коридоре Николая Трофимовича.

– И как отреагировал Гришин? – спросил я Сизова.

– Да ла-а-адно, – махнул он рукой. И добавил: – Брежнев в восторге.

Говорили, что Леониду Ильичу фильм очень понравился. После этого нас оставили в покое».

На съемочной площадке фильма «Москва слезам не верит». 1980 г.

Казалось бы, даже там, где проблем не должно было возникнуть, они возникали.

Вот и актрисе Наталье Вавиловой, снявшейся у Владимира Меньшова в фильме «Розыгрыш» в роли ученицы 9-го «Б» Таи Петровой и утвержденной на роль Александры в фильме «Москва слезам не верит», на этот раз родители запретили сниматься.

«Наташа тогда училась на курсах при МИДе, – вспоминает Владимир Валентинович. – Родители решили, что учеба важнее. Я узнал об этом накануне съемки и пребывал в шоке. Вместе с Алексеем Баталовым поехали мы к Наташе домой, и, конечно, когда родители увидели известного артиста на пороге своей квартиры, они, во-первых, едва не упали в обморок, а во-вторых, отпустили дочь на съемочную площадку».