Что подарил гринев своему вожатому

кто подарил Петруше заячий тулуп (капитанская дочка)

Гринев, ехавший со своим дядькой Савельичем к месту службы, в оренбургской степи попадает в буран. Их выводит к жилью случайно встретившийся им мужик, ставший их вожатым, то есть проводником. В знак благодарности Гринев отдает мужику свой заячий тулуп.

Очень уж не хотелось Савельичу расставаться с заячьим тулупом. Но Гринев не послушал старого слугу. И оказался прав.

Пугачев захватил Белогорскую крепость. Расправа с защитниками крепости была скорой – офицеров, отказавшихся присягать самозванцу «царю», вздергивали на виселицу. Такая же судьба была уготовлена и Гриневу – ему уже накинули петлю на шею. Но Пугачев его неожиданно милует, несмотря на то, что Гринев отказался целовать у него руку. Почему?

Пугачев узнал сначала Савельича, когда тот бросился ему в ноги, умоляя не губить «барского дитяти», а потом и самого Гринева. «Я помиловал тебя за твою добродетель, — говорит Пугачев приведенному к нему Гриневу, — за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов».

Мотив заячьего тулупа играет очень важную роль в движении сюжета повести – можно сказать ключевую. Не будь его, автору нужно было бы придумывать что-нибудь другое для «чудесного спасения» героя и приближения его к Пугачеву – с тем, чтобы он смог увидеть крестьянскую войну «изнутри», из ставки ее вождя, и потом описать увиденное.

Этот заячий тулуп, как мне кажется, недаром попадается. Александр Пушкин взял его из исторической книги «Ложный Петр III». В ней во втором томе, среди документов о пропавших вещах, один дворянин жалуется, что у него пропал заячий тулуп.

Такие детали сами по себе не выполняют сюжетообразующую функцию – они заменимы. Тулуп мог быть волчьим или даже не тулупом вовсе, а шапкой, рукавицами. Важен сюжетный ход: Гринев оказывает услугу вожатому, а тот, уже в качестве «царя», платит ему ответной услугой – дарует жизнь. Этот сюжетный мотив – «услуга за услугу» — рожден коллективной мудростью народа и стар как мир.

Итак, заячий тулуп в «Капитанской дочке» выполнил функцию сюжетной пружины, «заведенной» в тот момент, когда Петруша Гринев, уезжая из дома, надел его в дорогу. «Капитанскую дочку» Пушкин задумал до поездки в Казань. В первоначальных набросках плана повести не было положительного героя – в них фигурировал только прототип Швабрина.

Источник

«Капитанская дочка». Заячий тулуп

Кто не помнит заячьего тулупа из «Капитанской дочки»? На всякий случай давайте освежим в памяти два эпизода романа Пушкина, связанные с этим предметом одежды.

Гринев, ехавший со своим дядькой Савельичем к месту службы, в оренбургской степи попадает в буран. Их выводит к жилью случайно встретившийся им мужик, ставший их вожатым, то есть проводником. В знак благодарности Гринев отдает мужику свой заячий тулуп.

Очень уж не хотелось Савельичу расставаться с заячьим тулупом. Но Гринев не послушал старого слугу. И оказался прав.

Пугачев захватил Белогорскую крепость. Расправа с защитниками крепости была скорой – офицеров, отказавшихся присягать самозванцу «царю», вздергивали на виселицу. Такая же судьба была уготовлена и Гриневу – ему уже накинули петлю на шею. Но Пугачев его неожиданно милует, несмотря на то, что Гринев отказался целовать у него руку. Почему?

Пугачев узнал сначала Савельича, когда тот бросился ему в ноги, умоляя не губить «барского дитяти», а потом и самого Гринева. «Я помиловал тебя за твою добродетель,- говорит Пугачев приведенному к нему Гриневу,- за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов».

Мотив заячьего тулупа играет очень важную роль в движении сюжета повести – можно сказать ключевую. Не будь его, автору нужно было бы придумывать что-нибудь другое для «чудесного спасения» героя и приближения его к Пугачеву – с тем, чтобы он смог увидеть крестьянскую войну «изнутри», из ставки ее вождя, и потом описать увиденное.

Этот заячий тулуп, как мне кажется, недаром попадается. Александр Пушкин взял его из исторической книги «Ложный Петр III ». В ней во втором томе, среди документов о пропавших вещах, один дворянин жалуется, что у него пропал заячий тулуп.

Такие детали сами по себе не выполняют сюжетообразующую функцию – они заменимы. Тулуп мог быть волчьим или даже не тулупом вовсе, а шапкой, рукавицами. Важен сюжетный ход: Гринев оказывает услугу вожатому, а тот, уже в качестве «царя», платит ему ответной услугой – дарует жизнь. Этот сюжетный мотив – «услуга за услугу» — рожден коллективной мудростью народа и стар как мир.

Итак, заячий тулуп в «Капитанской дочке» выполнил функцию сюжетной пружины, «заведенной» в тот момент, когда Петруша Гринев, уезжая из дома, надел его в дорогу. «Капитанскую дочку» Пушкин задумал до поездки в Казань. В первоначальных набросках плана повести не было положительного героя – в них фигурировал только прототип Швабрина.

Источник

Капитанская дочка (страница 24)

А. С. Пушкин

Признаюсь, я перепугался за бедного моего дядьку. Он хотел было пуститься опять в объяснения, но Пугачев его прервал: «Как ты смел лезть ко мне с такими пустяками? — вскричал он, выхвати бумагу из рук секретаря и бросив ее в лицо Савельичу. Глупый старик! Их обобрали: экая беда! Да ты должен, старый хрыч, вечно Бога молить за меня да за моих ребят за то, что ты и с барином-то своим не висите здесь вместе с моими ослушниками… Заячий тулуп! Я-те дам заячий тулуп! Да знаешь ли ты, что я с тебя живого кожу велю содрать на тулупы?»

— Как изволишь. — отвечал Савельич, — а я человек подневольный и за барское добро должен отвечать.

Пугачев был, видно, в припадке великодушия. Он отворотился и отъехал, не сказав более ни слова. Швабрин и старшины последовали за ним. Шайка выступила из крепости в порядке. Парод пошел провожать Пугачева. Я остался на площади один с Савельичем. Дядька мой держал в руках свой реестр и рассматривал его с видом глубокого сожаления.

Видя мое доброе согласие с Пугачевым, он думал употребить оное в пользу; но мудрое намерение ему не удалось. Я стал было его бранить за неуместное усердие и не мог удержаться от смеха.

— Смейся, сударь, — отвечал Сявельич, — смейся; а как придется нам сызнова заводиться всем хозяйством, так посмотрим, смешно ли будет.

Я спешил в дом священника увидеться с Марьей Ивановной. Попадья встретила меня с печальным известием. Ночью у Марьи Ивановны открылась сильная горячка. Она лежала без памяти и в бреду. Попадья ввела меня в ее комнату. Я тихо подошел к ее кровати. Перемена в ее лице поразила меня. Больная меня не узнала. Долго стоял я перед нею, не слушая ни отца Герасима, ни доброй жены его, которые, кажется, меня утешали. Мрачные мысли волновали меня. Состояние бедной, беззащитной сироты, оставленной посреди злобных мятежников, собственное мое бессилие устрашали меня. Швабрин, Швабрин пуще всего терзал мое воображение. Облеченный властию от самозванца, предводительствуя в крепости, где оставалась несчастная девушка — невинный предмет его ненависти, он мог решиться на все. Что мне было делать? Как подать ей помощь? Как освободить из рук злодея? Оставалось одно средство: я решился тот же час отправиться в Оренбург, дабы торопить освобождение Белогорской крепости и по возможности тому содействовать. Я простился с священником и с Акулиной Памфиловной, с жаром поручая ей ту, которую почитал уже своею женою. Я взял руку бедной девушки и поцеловал ее, орошая слезами. «Прощайте, — говорила мне попадья, провожая меня, — прощайте, Петр Андреич. Авось увидимся в лучшее время. Не забывайте нас и пишите к нам почаще. Бедная Марья Ивановна, кроме вас, не имеет теперь ни утешения, ни покровителя».

Вышед нa площадь, я остановился на минуту, взглянул на виселицу, поклонился ей, вышел из крепости и пошел по Оренбургской дороге, сопровождаемый Савельичем, который от меня не отставал… Я шел, занятый своими размышлениями, как вдруг услышал за собою конский топот. Огянулся; вижу: из крепости скачет казак, держа башкирскуго лошадь в поводья и делая издали мне знаки. Я остановился и вскоре узнал нашего урядника. Он, подскакав, слез с своей лошади и сказал, отдавая мне поводья другой:

— Ваше благородие! Отец наш вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан был овчиный тулуп). Да еще, — прибавил, запинаясь, урядник, — жалует он вам… полтину денег… да я растерял ее дорогою: простите великодушно.

Савельич посмотрел на него косо и проворчал:

— Растерял дорогою! А что же у тебя побрякивает за пазухой? Бессовестный!

— Что у меня за пазухой-то побрякивает? возразил урядник, нимало не смутясь. Бог с тобою, старинушка! Это бренчит уздечка, а не полтина.

— Добро. — сказал я, прерывая спор. — Благодари от меня того, кто тебя прислал; а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку.

— Очень благодарен, ваше благородие, — отвечал он, поворачивая свою лошадь, — вечно за вас буду Бога молить.

При сих словах он поскакал назад, держась одной руно за пазуху, и через минуту скрылся из виду.

Я надел тулуп и сел верхом, посадив за собою Савельича.

— Вот видишь ли, сударь, — сказал старик, — что я недаром подал мошеннику челобитье6: вору-то стало совестно, хоть башкирская долговязая кляча да овчиный тулуп не стоят и половины того, что они, мошейники, у нас украли, и того, что ты сам изволил пожаловайть; да все же пригодится, а с лихой собаки хоть шерсти клок.

6 Челоби́тье (устар.) — прошение (от бить чело́м — кланяться до земли).

Страница 25 >>>

Тема подарка в повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка»

Я не ставлю перед собой задачу собрать и проанализировать все встречающиеся в пушкинском наследии подарки. Этот труд под силу разве что целому коллективу филологов-пушкинистов. В данном эссе я коснусь только одного пушкинского произведения, повести «Капитанская дочка». Этот выбор не случаен. Именно здесь тема подарка является одной из центральных. Подарки в данной повести являются не просто штрихами к психологическим портретам героев, или милыми деталями, над которыми автор умиляется вместе с читателем. Дары в «Капитанской дочке» — одни из главных двигателей сюжета. Без подарков бы и повести не случилось бы. Болтался бы Пётр Гринёв на виселице рядом с другими офицерами. Маша досталась бы Швабрину. И закончилась бы вся история на пятнадцатой странице.

Капитанская дочка

Тулупчик заячий

Много ли песен, ставших шлягерами на российской эстраде, написаны на темы литературных произведений отечественной классики? Может их и больше, но мне на ум приходят только две: «Олеся», из репертуара белорусских «Сябров», которая имеет отсылки к купринской повести, и «Тулупчик заячий», который пели парни из люберецкого «Любэ». «Тулупчик» явился на эстраду со страниц пушкинского романа «Капитанская дочка».
Этот тулупчик запомнился всякому, кто на школьной скамье изучал роман Пушкина. Он стал своеобразным символом честности, благородства, сочувствия и сострадания, присущего русскому человеку. По большому счёту тулупчик решил судьбу главных героев. Через тулупчик Пушкин показывает страшного и ненавистного дворянством Пугачева в неожиданном для того времени свете, разбойник и «вор» предстает не лишенным человеческих чувств, знающим, что такое справедливость и благодарность.

Фигура Пугачева вышла у Пушкина настолько мощной и колоритной, что, например, Марина Цветаева видела в нем «единственное действующее лицо», полностью заслоняющее более блеклых Гринева и Швабрина. А Чайковский, думавший над возможностью написания оперы по «Капитанской дочке», считал его «удивительно симпатичным злодеем».

Рискну предположить, что на Пушкина большую роль оказало влияние Вальтера Скотта, чьи исторические романы на тот момент были невероятно популярны в Европе, и в России. Пушкин, вдохновленный примером шотландца, задумывает роман из отечественной истории. Одна из черт вальтерскотовских произведений — тесное переплетение истории страны, в которой происходят события, с историей рода главных героев. Так появляется тема — история пушкинского предка — Абрама Ганнибала. Пушкин начинает работать над романом «Арап Петра Великого».

Сам император присылает ему материалы по времени правления Петра, так, кстати, появляется пушкинская «История Петра». Но поэт-романист обращает внимание на затесавшийся среди петровских документов лист, касающийся пугачевских событий, и оказывается очарован новой темой, материалы собираются в «Историю Пугачёва», а следом рождается роман, в котором принцип переплетения историй страны и рода сохранился, это род Гриневых.

Что же касаемо Пугачева, тут сплелись воедино два фактора: подражая Вальтеру Скотту, Пушкин пытается даже в самом злодейском злодее найти какие-то положительные черты, а другое — знакомясь с документами по восстанию, он проникся идеей о том, что все же была у сурового казака какая-то своя, мужицкая правда, не совсем понятная дворянам, но от этого не перестающая быть правдой. И он решается на смелый ход, показав мятежника более благородным типом, чем дворянин Швабрин, и более мудрым и опытным, чем дворянин Гринев.

Быть опытнее Гринева не трудно, но сколько их — романтических героев дворянского происхождения, у которых молоко на губах не обсохло, разделывались лихо на сказочных страницах книг других авторов со всеми злодеями подряд без разбора. Пушкин же, оставаясь в традициях романтизма, пытается вносить в свои произведения штрихи реализма, становясь в этом деле пионером в отечественной литературе.

Хотя, все же, главный ход, позволивший оклеветанному Гриневу получить прощение решен в романтическом ключе — случайная встреча Маши и не узнанной ею императрицы.

Напоследок хочу сказать пару слов о брендовой теме романа — «русском бунте», том самом, который «бессмысленный и беспощадный», и который видеть «не приведи бог». В принципе, говоря о бунте, как выражении любой революции, Пушкин абсолютно прав, указывая на его беспощадность. Про бессмысленность — вопрос спорный, если с философской точки зрения, то, возможно, и так — на место одних придут другие, и все снова вернется на круги своя, но с точки зрения бунтующих смысл есть всегда, хоть в екатериненской Руси, хоть в трамповской Америке. Я неспроста помянул Америку, потому что в пушкинском определении слово «русский» совершенно лишнее — бунты везде одинаковые, русский ничем не лучше и не хуже любого другого. И, кстати, про беспощадность, ведь автор опроверг сам себя, когда привел сцену пощады Пугачевым Гринева. Круг замыкается и мы снова возвращаемся к тому, с чего начинали — к тулупчику заячьему.

.

19 октября 1811 года считается днем основания Царскосельского лицея — Пушкинская дата

. Почти каждый год к этому событию Александр Сергеевич писал новые стихи…