Что подарили жены декабристов каторжнику достоевскому

В Научно-исследовательском отделе рукописей Российской Государственной Библиотеки (Москва) хранится старинное издание Нового Завета, когда-то принадлежавшее Достоевскому...

Встреча в Тобольске

Евангелие Ф.М. Достоевского
Евангелие Ф.М. Достоевского

9
января 1859 г. осуждённый по делу петрашевцев
Достоевский в жандармской кибитке был привезен в
Тобольск. В прошлом осталась внезапно обрушившаяся на
него в 1845 г. литературная слава, жаркие споры о
социализме в кружке Петрашевского, шестимесячное
заключение в Петропавловской крепости, страшная
инсценировка приготовления к смертной казни на
Семеновском плацу, мучительный этап в Сибирь, когда
ехали и днем, и ночью, не выходя из открытых кибиток
даже в сорокоградусные морозы. Впереди была тревожная
неизвестность. Тобольск являлся распределительным
пунктом, из которого узников должны были развезти
дальше — по самым строгим сибирским каторгам и
острогам. Можно представить, какие тяжкие переживания и
предчувствия охватывали доставленных в Тобольск
заключённых.

Но Достоевского ждало неожиданное утешение: на пересыльном
дворе петрашевцев тайно посетили жены декабристов —
П.Е. Анненкова с дочерью Ольгой, Ж.А. Муравьева и Н.Д.
Фонвизина. Они снабдили узников пищей, теплыми вещами и
каждому из них подарили экземпляр Нового Завета со
спрятанными в обложку десятирублевыми ассигнациями.
Деньги, конечно, очень пригодилось на каторге, но самым
главным в этом подарке был сам Новый Завет —
утешительное благословение и ободряющее напутствие в
неведомую, страдальческую каторжную жизнь.

Омский острог

Достоевскому пришлось отбывать каторгу в Омском остроге,
предназначенном для самых опасных преступников
(разбойников, убийц-рецидивистов и т.п.). Условия
содержания были тяжелыми. Старый, ветхий барак, в котором
летом было нестерпимо душно, а зимой невыносимо холодно;
теснота; грязь; огромное количество блох, вшей и
тараканов; страдания от кандалов, которые было положено
носить, не снимая (следы от них остались у писателя на всю
жизнь); истощение от тяжелых работ и плохого питания;
приступы эпилепсии, начавшейся именно в этот период;
невозможность даже краткого уединения — все это
делало существование вчерашнего столичного литератора в
занесенном снегами сибирском каторжном остроге крайне
мучительным. И вот, в такой обстановке душевных страданий
и житейской неустроенности, в сердце Достоевского
разыгрывалась драма переосмысления мировоззрения или, как
он называл ее сам, «перерождения убеждений».

«Перерождение убеждений»

Строки
Евангелия были знакомы писателю «с первого
детства». Воспитанный в «семействе русском
и благочестивом», он с ранних лет проникся
красотой Священной истории — рассказы о праведном
Иосифе, о многострадальном Иове, о Рождестве Христовом
пленили его детское воображение. Первыми прочитанными
Достоевским словами были слова библейского
повествования: мать учила его читать по книге
«Сто четыре священных истории, выбранные из
Ветхого и Нового Завета» И. Гибнера. Но прошло
детство, наступила юность, время первого литературного
успеха и время увлечения социализмом. Главным
авторитетом для начинающего писателя стал В.Г.
Белинский.

В черновиках к роману «Бесы» сохранились
воспоминания писателя о том, как Белинский
«обращал» в атеизм своего ученика, а ответ на
возражения ругал Христа самыми грязными словами.
««И всегда–то он сделает, когда я
обругаюсь, такую скорбную, убитую физиономию»,
— говорил Бе<линский>, указывая на
Д<остоевского> с самым добродушным, невинным
смехом». Выслушивание подобных кощунств, да и само
увлечение социализмом, не могли пройти бесследно для его
веры. Теперь, на каторге, Достоевский, вчитываясь в строки
Нового Завета, как бы заново открывал для себя красоту
Личности Христа и глубину христианства.

«Под подушкой его лежало Евангелие…»

Заключённые в Омском остроге не имели права читать никаких
книг, кроме духовных. Новый Завет, таким образом, был
единственным изданием, которое Достоевский мог держать у
себя, не нарушая внутреннего распорядка острога. Правда,
первое время с ним была еще одна книга — Библия
небольшого формата на славянском языке, присланная по его
просьбе братом в каземат Петропавловской крепости. Однако
эту Библию у Достоевского в остроге украли. Книгу же
Нового Завета он сохранял на протяжении всей каторжной
жизни. «Четыре года пролежала она под моей подушкой
в каторге, – вспоминал сам Достоевский. – Я
читал ее иногда и читал другим. По ней выучил читать
одного каторжного».

В книге Нового Завета Достоевский хранил небольшую тетрадь
в восьмую долю листа. В нее он заносил свои наблюдения над
народной речью и каторжной жизнью — материал для
будущих сочинений (учёные называют ее «Сибирской
тетрадью»). Делать это приходилось тайно:
заключённым было запрещено иметь письменные
принадлежности. Современный специалист по творчеству
Достоевского В.Н. Захаров заметил, что по формату Новый
Завет и Сибирская тетрадь совпадают, и предположил, что
это неслучайно. Гипотеза его вскоре нашла косвенное
подтверждение: «И вот, когда на моем столе в
читальном зале рукописного отдела Российской
государственной библиотеки наконец–то оказались
рядом Сибирская тетрадь и Евангелие, я получил
подтверждение своему предположению: Сибирская тетрадь
идеально вкладывается в середину и в конец Нового
Завета», – рассказывает исследователь.

Н.Д. Фонвизина

Обстоятельства сложились так, что в Омском остроге
Достоевскому представилась возможность читать не только
Новый Завет, но и богословскую литературу, помогавшую
лучше понять евангельские события. Это стало возможным
благодаря знакомству Достоевского с женами декабристов,
завязавшемуся в Тобольске. В Омске они продолжали
поддерживать оказавшегося в заключении писателя. Самые
глубокие и духовно-доверительные отношения сложились у
Достоевского с одной из них — Н.Д. Фонвизиной.

Наталья
Дмитриевна Фонвизина двадцать пять лет провела в
добровольном изгнании. Молодой, двадцатитрехлетней
барышней она поехала вслед за своим мужем, декабристом
М.А. Фонвизиным, в Сибирь, а потом делила с ним тяготы
каторги и ссылки в Чите, Петровском заводе, Енисейске,
Красноярске и, наконец, Тобольске. Наталья Дмитриевна
была глубоко верующим человеком, и в Сибири вокруг нее
сложился особый кружок. Участники его вели переписку на
религиозно-нравственные темы, обсуждали вопросы
духовной жизни, поддерживали друг в друге стремление к
христианскому совершенству, занимались делами
милосердия и благотворительности. Они были связаны
дружбой со знаменитым алтайским миссионером,
преподобным Макарием Глухаревым, который два раза в год
приезжал по делам в Тобольск и неоднократно посещал
Фонвизиных.

Наталья Дмитриевна была чуть ли не единственным человеком,
кто писал Достоевскому в острог (даже любимый брат
писателя не осмелился поддерживать переписку с
государственным преступником). Она постаралась помочь
Достоевскому через друзей, принадлежавших к ее кружку
— протоиерея Стефана Яковлевича Знаменского
(прославлен во святых в 1984 г. в лике праведных) и
священника Александра Ивановича Сулоцкого. Через тюремного
врача И.И. Троицкого им удалось добиться разрешения
передавать Достоевскому духовные книги и журналы. Среди
первых же переданных писателю изданий были номера журнала
«Христианское чтение» 1828 г. с замечательным
произведением архиепископа Иннокентия Херсонского
«Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса
Христа». Можно не сомневаться, что эта книга, на
страницах которой очень талантливо и ярко излагается
Евангелие, произвела на Достоевского чрезвычайное
впечатление (в его личной библиотеке в последующем будет
храниться три разных издания этой книги).

Каторга стала для Достоевского местом, где он заново
открыл для себя Евангелие. Поэтому он вспоминал о ней не
только без ропота, но даже с благодарностью. «О! это
большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! –
восклицал он, например, в 1874 г. в разговоре с писателем
Вс.С. Соловьевым. – Я только там и жил здоровой и
счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик…
Христа понял… русского человека понял и
почувствовал, что я и сам русский, что я один из русского
народа. Ах, если бы вас на каторгу!».

Именно по выходе из каторги Достоевский в письме к Н.Д.
Фонвизиной записал свой знаменитый «символ
веры»: «верить, что нет ничего прекраснее,
глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее
Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю
себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне
доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы,
что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться
со Христом, нежели с истиной».

Пометы Достоевского

Книга, подаренная Достоевскому в Тобольске, представляет
собой первое полное издание Нового Завета на русском языке
(без параллельного славянского текста) в переводе
Российского Библейского Общества (1823). Страницы ее
содержат многочисленные следы чтения Достоевского —
сгибы листов, отчеркивания ногтем и сухим пером,
карандашом и чернилами, а также краткие записи. Эти
пометки впервые были изучены норвежским
литературоведом-русистом Г. Хьетсо в специальном
исследовании «Достоевский и его Новый Завет»
(1984). В 2010 г. они были полностью воспроизведены в
комментированном фототипическом издании экземпляра Нового
Завета Достоевского, подготовленном В.Н. Захаровым, В.Ф.
Молчановым и Б.Н. Тихомировым. При подготовке этого
замечательного издания было выявлено (при помощи самых
современных технических средств) 1413
пометок.   Благодаря проекту
«Евангелие Достоевского», осуществленному под
руководством профессора В.Н. Захарова:
http://dostoevskij.karelia.ru/Gospel/,
сейчас любой желающий может познакомится с ними и в сети
интернет.

По наблюдению Г. Хьетсо, из всего Нового Завета наибольшее
внимание Достоевского привлекли книги, написанные святым
Апостолом и Евангелистом Иоанном — именно в них
сосредоточено самое значительное число помет: Евангелие от
Иоанна, Первое послание апостола Иоанна и Апокалипсис.

Вера во Христа

Апостола Иоанна недаром называют Апостолом Любви.
Проповедь любви как основы христианской жизни,
запечатлелась во многих местах его писаний. Эти места и
привлекли Достоевского. Писатель отчёркивает:

Заповедь новую даю вам: любите друг друга. Как Я
возлюбил вас, так и вы любите друг друга (Ин. 13, 34); Сия
есть заповедь Моя, да любите друг друга, так как Я
возлюбил вас (Ин. 15, 12); Кто любит брата своего: тот во
свете пребывает, и нет в нем преткновения (1 Ин. 2, 10);
Возлюбленные! станем любить друг друга; ибо любовь от
Бога, и всякой, кто любит, рожден от Бога, и знает Бога
(1Ин. 4, 7); Бога не видал никто никогда. Естьли мы любим
друг друга; то Бог в нас пребывает, и любовь Его
совершилась в нас (1Ин. 4, 12);
Станем и мы любить
Его, потому что Он еще прежде возлюбил нас. Кто говорит: я
люблю Бога; а брата своего ненавидит; тот лжец: ибо не
любящий брата своего, которого видит, как может любить
Бога, Которого не видит? И заповедь мы имеем от Него
таковую, чтобы всякой, любящий Бога, любил и брата своего
(1Ин. 4, 19 — 21).

Но
этими новозаветными речениями не исчерпывается
Евангелие. Евангелие — это не этическое или
социальное учение, а благая весть о Христе как о
Богочеловеке. Слишком многие в XIX в. были готовы
превратить христианство в социально-этическую доктрину,
а Христа признать всего лишь одним из проповедников
высшей нравственности и справедливости. Такими были
многие из петрашевцев, которые считали что
«догмат любви христианской, в течение 1800 лет
изменяясь, преобразился в формулы социализма»
(М.В. Петрашевский). Однако Достоевский не согласен с
такой редукцией христианства. Настоящая, спасающая
любовь невозможна без веры во Христа как Сына Божия.
«Если Христос не воскрес, то тщетна вера
ваша», – пишет Апостол Павел. Достоевский
мог бы прибавить: «тщетна тогда и любовь».

Главный герой романа «Идиот» князь Мышкин
(которого Достоевский в черновиках к роману трижды именует
«князь-Христос») наделен, по выражению
преподобного Иустина (Поповича),
«христоликими» чертами. Он добр, невинен,
готов простить всякому любую обиду, но в нем нет той
Божественной силы, которая есть во Христе. Князь Мышкин
— это Христос, увиденный глазами Д. Штрауса, Э.
Ренана и других западных идеологов, отрицавших
Божественное достоинство Христа. Он всех любит, но не
только не спасает, но губит всех своей бессильной любовью.
«Окружающие возлагают на него все свои упования,
надеются, что он спасет их. Но спасти всех способен только
Бог, и спасти не всепрощением и одобрением, но указанием
на путь очищения от собственных грехов и
благодатной божественной помощью на этом пути. Мышкин же,
породив надежду в одном, не может не броситься на призыв о
помощи другого, а тот первый, которого он оставил, падает,
ибо оперся на него всем свои существом, – пишет К.
Степанян. – Таким образом, Достоевский ответил тем
– очень и очень многим – людям, последователям
Д.Ф. Штрауса и Э. Ренана, кто (и тогда, и сейчас) считал,
что Христос был всего лишь великим человеком: в
таком случае Он оказался бы погребен под грудой калек и
грешников, желавших спасения».

Поэтому принципиальное значение имеют те пометки
Достоевского, котрыми он отчеркивает стихи Нового Завета,
выражающие веру во Христа как в Богочеловека:

«…видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9);
«Я и Отец — одно» (Ин., 10, 30),
«Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14,6).

Лишь через евангельскую жизнь во Христе можно найти
решение вопросов, волнующих человечество. Попытка найти их
решение окольными путями не только обречена на провал, но
неизбежно умножает количества зла в мире. Зло старается
выдать себя за добро, как антихрист пытается выдать себя
за Христа, а апокалиптический зверь из бездны — за
агнца. Как красноречива в этом смысле пометка пометка
Достоевского напротив стиха Апокалипсиса: «И
видел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два
рога подобные агнчим, и говорил как дракон
»
(Откр. 13, 11). Комментарий Достоевского на полях гласит:
«Социал<изм>».

Последняя пометка

26 января 1881 г. Достоевский внезапно заболел, у него
началось легочное кровотечение. Придя в себя после
приступа, он попросил привести священника, исповедовался и
причастился. На следующий день он проснулся с мыслью, что
сегодня умрет. Его жена Анна Григорьевна пыталась
переубедить мужа, но он ответил: «Нет, я знаю, я
должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне
Евангелие!» Анна Григорьевна подала Достоевскому
книгу Нового Завета, которая, по ее словам, «всегда
лежала у мужа на виду на его письменном столе, и он,
часто, задумав или сомневаясь в чем-либо, открывал наудачу
это Евангелие и прочитывал то, что стояло на первой
странице (левой от читающего). И теперь Федор Михайлович
пожелал проверить свои сомнения по Евангелию. Он сам
открыл святую книгу и просил прочесть.

Открылось
Евангелие от Матфея. Гл. 3, ст. 14. «Иоанн же
удерживал его и говорил: мне надобно креститься от
тебя, и ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в
ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить
великую правду».

– Ты слышишь – «не удерживай»
– значит, я умру, – сказал муж и закрыл
книгу».

Это место Евангелия (стихи 14-15 3 главы Евангелия от
Матфея) Анна Григорьевна подчеркнула карандашом и рядом
записала: «Открыты мною и прочтены по просьбе Федора
Михайловича в день его смерти, в 3 часа».

Эта запись стала последней пометкой в Новом Завете
Достоевского.

После того, как в 11 часов повторилось горловое
кровотечение, и Достоевский почувствовал необыкновенную
слабость, он позвал детей, взял их за руки и попросил жену
прочесть притчу о блудном сыне. В 20 часов 30 минут 28
января 1881 г. Достоевский скончался. За два часа до
кончины писатель завещал Новый Завет своему сыну Федору.

Заключенному Достоевскому декабристки в Тобольске подарили Новый Завет — единственную книгу, которую разрешалось брать в ссылку и читать на каторге.

Это третья часть истории о Библии в России. Как и первые две она пришла абсолютно неожиданно. Нашла меня сама.

Напомню, первой была статья об издании книг Ветхого и Нового Завета в России в XVIII-XIX веках и о связи их декабристах. Она появилась после посещения отдела редких книг в библиотеке. Вторую часть пришлось написать после справедливого вопроса читателя: по каким книгам служили и молились на Руси от момента Крещения в Днепре. Третья — нынешняя — задумывалась как глава первой, но информации оказалось настолько много, что стало понятно: о знаменитом писателе Достоевском и роли Библии в его жизни есть смысл рассказать отдельно. И ближе к 9 февраля (28 января по старому стилю). Дню, когда 138 лет назад Федор Михайлович умер от разрыва легочной артерии — такой диагноз поставил ему врач.

Достоевский «пришел», когда возникла линия о тайных обществах в России, которой было не избежать в связи с декабристами. И, как следствие расплаты за участие в заговорах против существующего строя. Наказания были предсказуемо-страшными: если не смертные казни, то ссылки. По ссылке (такой получился невеселый каламбур) набрела на сообщение 2017-го года об издании трехтомником личного экземпляра Нового Завета Достоевского, с которым он провел всю ссылку и не расставался до последнего дня (подлинник книги, называющейся «Русский перевод Нового Завета» с пометками писателя хранится в отделе рукописей Российской государственной библиотеки).

И все же в декабре пришлось эту главу из статьи убрать: Федор Михайлович, хотя и был заговорщиком и отбывал срок, никак не мог быть участвовать в восстании 1825-го года, поскольку на момент выхода декабристов на Сенатскую площадь ему исполнилось 4 года. Он был осужден по делу петрашевцев, приговорен к высшей мере наказания. А это совсем другая история.

Рассказывать, кто такие петрашевцы и чем они занимались, надо отдельно.

В 1846-м году Достоевский сближается с семьей Майковых, регулярно посещает литературно-философский кружок братьев Бекетовых. С ними же начинает ходить в гости к Михаилу Васильевичу Буташевичу-Петрашевскому, организовавшему по пятницам собрания, где обсуждались имевшиеся у хозяина книги по истории революционных движений, утопическому социализму, материалистической философии. Будучи последователем Фурье, Михаил Васильевич говорил о необходимости демократизации России и освобождение крестьян, бывших на тот момент крепостными.

Петрашевский служил переводчиком в министерстве иностранных дел. К тому времени, как «пятницы» стали регулярным политическим кружком, он уже был редактором «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка» и написал туда большинство статей, в которых открыто провозглашались принципы утопического социализма.

Вместе с Достоевским по пятницам у Петрашевского собиралось человек по 50. Сначала разговоры были относительно общими — о необходимости демократии в России. Довольно быстро петрашевцы перешли к совещаниям о подготовке массового восстания, придумали сочинять агитационные материалы для распространения в народе и в армии, ради чего организовали тайную типографию… Вели они себя для заговорщиков громко и неосмотрительно, не подозревая, что за домом установлена постоянная слежка.

23 апреля 1849-го года у Петрашевского были задержаны 39 человек. Среди них оказался Достоевский. Спустя 8 месяцев следствия генерал-аудиториат (высший военно-юридический орган в России) вынес вердикт: смертная казнь для 21 арестанта. Однако, признавая смягчающие вину обстоятельства, было рекомендовано помилование подсудимых. Император Николай I выразил согласие. Но своеобразно.

22 декабря 1849-года петрашевцев вывели на Семеновский плац для исполнения смертного приговора. Осужденных поставили перед эшафотом, на головы им надели белыми колпаками, из-под которых они слышали, как солдаты выстраиваются, готовясь выполнить приказ. За секунду до выстрела на площадь «внезапно» выехал флигель-адъютант с императорским приказом о помиловании. Прямо на плацу Петрашевского заковали в кандалы и отправили на каторгу. Через несколько дней по этапу пустили Достоевского. Ему предстояло отбывать четыре года в Омском остроге.

Путь пролегал через Тобольск, где у Федора Михайловича произошла короткая, но интереснейшая встреча, повлиявшая на всю его жизнь и творчество тоже. Достоевский пробыл в Тобольске с 9 по 20 января 1850-го года. Здесь его и остальных участников дела ждали Наталья Дмитриевна Фонвизина, Прасковья Егоровна и Ольга Ивановна Анненковы (мать и дочь), Жозефина Адамовна Муравьева. Жены декабристов, сосланных в ссылку на четверть века ранее. А также Петр Николаевич Свистунов и его жена Татьяна Александровна.

Каким-то невероятным образом женщины договорились о свидании, на котором каждому этапированному они подарили Евангелие — единственную книгу, которую разрешалось брать в ссылку и читать на каторге. Во все книги были вложены (по другой версии, вклеены в переплет) деньги — червонец.

Доктор филологических наук Владимир Захаров сумел довольно подробно и точно реконструировать те события, основываясь на письме Натальи Дмитриевны Фонвизиной к брату мужа, Ивану Александровичу Фонвизину, написанному 18-22 мая 1850-го года. Он утверждает, что «Тайное свидание» могло состояться в воскресенье 15 января, а передача книг и денег в переплете — в любой из дней с 16 по 19 января. Из письма Натальи Дмитриевны следует, что вручил книги и открыл каждому арестанту секрет переплета жандармский капитан Смольков, которого она вовлекла в заботы об арестантах».

Эту встречу и факт дарения книги Достоевский опишет в «Дневнике Писателя» за 1873-й год: «Мы увидели этих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь. Они бросили все, знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем неповинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли все, что перенесли их осужденные мужья. Свидание продолжалось час. Они благословили нас в новый путь, перекрестили и каждого оделили евангелием. Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге. Я читал ее иногда и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного».

Однако Владимир Захаров считает эту часть «Дневника» чрезмерно художественной: «Судя по всему, не было церемонии дарения Евангелия, которую можно вообразить, читая «Дневник». Достоевский создал образ, эмблему, картину, в которой все верно по существу, но фактическая сторона в некоторых бытовых подробностях была другой. В результате возникла символическая сцена, в которой проявились характерные особенности творческой памяти и поэтики Достоевского».

Оснований было не так уж мало. Во-первых, уже упомянутое письмо Фонвизиной. Оно было отправлено не по почте, а с оказией, поэтому в нем немало подробностей, помогающих понять как все происходило на самом деле (почтовые письма обязательно прочитывались специальным тайным отделом). Из письма Натальи Дмитриевны следует, что после первой встречи она получила возможность ежедневно посещать острог. Во-вторых, доподлинно известно, что Достоевский провел в Тобольской пересыльной тюрьме двенадцать дней, а не шесть.

И, наконец, третье. Это воспоминания жены Достоевского Анны Григорьевны о тех днях (правда, записанные со слов мужа). В ее дневниках в частности, упоминается, что денег Достоевскому передали не 10, а 15 рублей: «Это были единственные деньги, имевшиеся у Федора Михайловича за четыре года каторги (арестантам не дозволялось иметь денег); они шли на улучшение пищи, покупку табаку и т.д.»

Установить, кто ошибался в описании событий невозможно. Впрочем, гораздо важнее деталей встречи или точной суммы следующие слова Анны Григорьевны: «Федор Михайлович во всю свою жизнь никогда не расставался с Евангелием, даже в поездки в Москву на несколько дней брал его с собою. Дома оно лежало на письменном столе, и в него он любил вкладывать дорогие для него вещи, например: портреты детей, их письма и пр.»

На переданном декабристками Евангелии напечатано название: «Русский перевод Нового Завета». Это было первое издание Нового Завета, переведенное на современный русский Библейским Обществом в 1823-м году. Именно Новый Завет, а не полностью Библия.

Библия, кстати, у писателя была еще со времен следствия. Из заключения Федор Михайлович написал брату письмо с просьбой привезти ему Библию. На французском. Русского варианта не существовало. Тираж переведенной на русский язык РБО Библии был уничтожен сразу после восстания декабристов: книга была признана опасной, прививающей излишнюю свободу и свободомыслие. После чего переводы были запрещены, а РБО закрылось высочайшим императорским указом.

Чудо это или совпадение, но книга под названием Евангелие связала декабристов и петрашевцев.

Библия была недолго. В Омском остроге ее украл и пропил арестант Петров. А Новый Завет сохранился. Причем читан и перечитан был явно не единожды: в книге сохранились пометки, сделанные ногтем — письменные принадлежности заключенным были запрещены. И более поздние комментарии, уже карандашом или чернилами: при переиздании было насчитано около полутора тысяч всевозможных отметок

Сам Федор Михайлович несколько раз упоминает в своих произведениях. На «Русский перевод Нового Завета» он ссылается в романе «Униженные и оскорбленные» и в «Записках из Мертвого Дома»: по нему Горянчиков учил читать татарина Алея. Свою книгу Нового завета Достоевский описал в «Преступлении и наказании»: «На комоде лежала какая-то книга. Он (Раскольников) каждый раз, проходя взад и вперед, замечал ее; теперь же взял и посмотрел. Это был Новый завет в русском переводе. Книга была старая, подержанная, в кожаном переплете.

– Это откуда? – крикнул он ей через комнату. Она (Соня Мармеладова) стояла все на том же месте, в трех шагах от стола.

– Мне принесли, – ответила она, будто нехотя и не взглядывая на него.

– Кто принес?

– Лизавета принесла, я просила.

«Лизавета! Странно!» – подумал он. Всё у Сони становилось для него как-то страннее и чудеснее, с каждою минутой. Он перенес книгу к свече и стал перелистывать.

– Где тут про Лазаря? – спросил он вдруг.

Соня упорно глядела в землю и не отвечала. Она стояла немного боком к столу.

– Про воскресение Лазаря где? Отыщи мне, Соня».

Цитаты именно из этой книги есть и в других произведениях писателя.

Но осознание важности Евангелия приходило к Достоевскому постепенно, хотя и не случайно: его мать Мария Федоровна была по настоящему верующей. Она устраивала для детей ежегодные паломничества в Троице-Сергиеву лавру, а грамоте обучала по «Священным историям Ветхого и Нового Завета с нравоучениями и Благочестивыми размышлениями», в которой насчитывалось сто четыре различных библейских сюжета. «Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства», скажет в своих дневниках Достоевский и вплетет «Священные истории» в свой самый известный роман. Именно эту книгу вспомнит старец Зосима в романе «Братья Карамазовы», рассказывая о своем детстве.

Начать сомневаться в существовании Бога, потерять веру в него юности — довольно распространенное явление. У Достоевского, ставшего приятелем и в некотором роде учеником атеиста Виссариона Белинского, чьи рассудительные и рассудочные идеи увлекли молодого писателя, были все к тому предпосылки.

Дружба с Петрашевским не способствовала возвращению к Богу. Да, Федор Михайлович попросил брата привезти Библию в заключение, но, скорее всего лишь по той причине, что любую другую книги ему бы не передали.

Что же касается Евангелия от декабристок, с заложенными в него деньгами оно стало ценным подарком — в буквальном смысле слова. Не случайно в письме Фонвизиной, написанном сразу по прибытии на каторгу, Достоевский, благодаря за подарок, называет Христа «симпатичной личностью».

Много позже, что следует из мемуаров Дмитрия Васильевича Григоровича и Авдотьи Яковлевны Панаевой, опубликованных в книге «Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников», писатель придет к осознанию: «Меня спасла каторга… совсем новым человеком сделался… Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и – вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал? Я писал «Маленького героя» – прочтите, разве в нем видно озлобление, муки? Мне снились тихие, хорошие, добрые сны, а потом чем дальше, тем было лучше. О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! Говорят: ужас, озлобление, о законности какого-то озлобления говорят! ужаснейший вздор! Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя понял, Христа понял, русского человека понял и почувствовал, что и я сам русский, что я один из русского народа. Все мои самые лучшие мысли приходили тогда в голову, теперь они только возвращаются, да и то не так ясно».

В этой уверенности и с Новым заветом на русском языке Достоевский не расстанется до 7 февраля (26 января по ст.ст.) 1881-го года, когда у Федора Михайловича открылось горловое кровотечение. Врачи запретили ему разговаривать, тем не менее 9 февраля (28 января) кровотечение возобновилось. Перед смертью Достоевский успел попрощаться с семьей. Он позвал детей, благословил их и завещал Русский перевод Нового Завета сыну Федору.

Последняя пометка в этой книге сделана рукой жены писателя, Анны Григорьевны: «Открыта мною и прочтена по просьбе Федора Михайловича в день его смерти, в 3 часа».

«Русские писатели: путь к Богу» — так в Русской православной церкви назвали проект, познакомивший школьников и студентов с факсимильным изданием Евангелия, принадлежащего Достоевскому, с рукописями знаменитой книги Чехова «Остров Сахалин».

Эти книги, выпущенные фондом «Возрождение Тобольска», без преувеличения, уникальный проект, позволяющий «воочию увидеть» точную копию Евангелия Достоевского, которое ему подарили жены декабристов на каторге и с которым он не расставался, пережив мировоззренческий переворот и в дальнейшем сделав тему религиозных исканий человека одной из главных в своем творчестве. В очерках Чехова «Остров Сахалин» также звучит тема страданий и обретения веры.

— Узнать что-то новое и интересное из биографии классиков, по-новому взглянуть на их произведения из нашего времени как раз и помогает проект «Русские писатели: путь к Богу», — считает председатель Издательского совета Русской Православной Церкви митрополит Калужский и Боровский Климент.

По его мнению, перед современным человеком стоит много вызовов: подмена ценностей, размывание морали, упадок интереса к чтению, отсутствие духовных ориентиров.

— В советское атеистическое время многие люди приходили к Богу, знакомясь с романами Достоевского, — напомнил он. — Может быть и сегодня наш классик кому-то поможет открыть для себя православную веру.

Один из участников круглого стола писатель, драматург и преподаватель Литературного института Владимир Малягин поделился наблюдением, что сегодняшние студенты знаменитого вуза читают много художественных произведений, чтобы сдать экзамены, а вот Библию, к сожалению, открывают нечасто. Хотя без знания Священного Писания невозможно по-настоящему понимать литературу и решать мировоззренческие вопросы.

Молодежной аудитории было интересно полистать Евангелие Достоевского, и увидев, какие пометки делал писатель на его страницах, задуматься, почему эта книга сыграла такую роль в его судьбе.

Рукописи же Чехова позволяют вглядеться в его почерк и представить, как из набросков и замыслов рождается цельное произведение. И, конечно, никого из молодых людей не оставляют равнодушными биографии классиков — каторжанина, ставшего автором гениальных романов, и смертельно больного доктора, успевшего много сделать для людей и как врач, и как писатель.

44

В. Н. Захаров

DOI 10.15393/j10.art.2015.2464 Владимир Николаевич Захаров

доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русской литературы и журналистики Петрозаводского государственного университета

vnz01@yandex.ru

КТО ПОДАРИЛ ДОСТОЕВСКОМУ ЕВАНГЕЛИЕ В ЯНВАРЕ 1850 ГОДА?*

Аннотация. Достоевский пробыл в Тобольске с 9 по 20 января 1850 год. Здесь ему и другим участникам заговора Петрашевского жены декабристов подарили Евангелие, которое было источником его размышлений и творческих вдохновений. Память об этом событии стала литературным фактом и отразилась в документах, переписке, мемуарах, в художественных текстах. В поздних воспоминаниях, пересказах и интерпретациях имеются разного рода неточности, ошибки и искажения, которые не соответствует фактической стороне события. В статье дан критический анализ источников, установлены обстоятельства и хронология пребывания Достоевского в Тобольском тюремном замке. В своих воспоминаниях писатель раскрыл символический смысл исторической встречи декабристов с петрашевцами, но не сказал, как это было. Реконструкция события возможна по письму Н. Д. Фонвизиной к И. А. Фонвизину, написанному 18—22 мая 1850 года. «Тайное свидание» могло состояться в воскресенье 15 января, а передача книг и денег в переплете — в любой из дней с 16 по 19 января. Из письма Натальи Дмитриевны следует, что вручил книги и открыл каждому арестанту секрет переплета жандармский капитан Смольков, которого она вовлекла в заботы об арестантах. Никто не отказывал в помощи: христианская любовь и милосердие объединили разных людей, были выше подозрений, вызывали человеческое сострадание и солидарность. Судя по всему, не было церемонии дарения Евангелия, которую можно вообразить, читая «Дневник Писателя» за 1873 года. В этом эпизоде Достоевский создал образ, эмблему, картину, в которой всё верно по существу, но фактическая сторона в некоторых бытовых подробностях была другой. В результате возникла символическая сцена, в которой проявились характерные особенности творческой памяти и поэтики Достоевского.

Ключевые слова: Достоевский, Евангелие, Тобольск, декабристы, Наталья Дмитриевна Фонвизина, мемуары, творческая память

Казалось бы, всё ясно. Сам Достоевский засвидетельствовал, что Евангелие ему подарили жены декабристов:

«…въ Тобольскѣ, когда мы, въ ожиданіи дальнѣйшей участи, сидѣли въ острогѣ на пересыльномъ дворѣ, жены декабристовъ умолили смотрителя острога и устроили въ квартирѣ его тайное свиданіе съ нами. Мы увидѣли этихъ великихъ страдалицъ, добровольно послѣдовавшихъ за своими мужьями въ Сибирь. Онѣ бросили все, знатность, богатство, связи и родныхъ, всѣмъ пожертвовали для высочайшаго нравственнаго долга, самаго свободнаго долга, какой только можетъ быть. Ни въ чемъ неповинные, онѣ въ долгія двадцать пять лѣтъ перенесли все, что перенесли ихъ осужденные мужья. Свиданіе продолжалось часъ. Онѣ благословили насъ въ новый путь, перекрестили и каждаго одѣлили евангеліемъ — единственная книга, позволенная въ острогѣ. Четыре года пролежала она подъ моей подушкой

Кто подарил Достоевскому Евангелие в январе 1850 года?

45

въ каторгѣ. Я читалъ ее иногда и читалъ другимъ. По ней выучилъ читать одного каторжнаго»1.

В поздних пересказах и интерпретациях появляются разного рода неточности и искажения.

А. Г. Достоевская вспоминала:

«По словамъ его, Евангеліе было великимъ утѣшеніемъ и радостью за все время каторжной жизни. Досталось /оно/ Ѳедору Михайловичу слѣдующимъ образомъ. Ѳедоръ Михайловичь вмѣстѣ съ Дуровым<ъ> былъ привезенъ въ Тобольскъ и помѣщенъ на пересыльномъ дворѣ. Въ тотъ же вечеръ, въ сопровожденіи конвойныхъ, они были приведены въ квартиру смотрителя острога (подкупленнаго декабристами) и тамъ то [встрѣтились] /находились/, какъ бы въ гостяхъ у смотрителя, жены декабристовъ: Анненкова, ея дочь (теперь О. И. Иванова) Муравьева и Фонъ Визина. Ѳ. М. провелъ съ ними весь вечеръ и на прощаньи получилъ въ подарокъ Евангеліе, въ переплетъ котораго были вклеены 15 руб. Это были единственныя деньги, имѣвшіяся у Ѳедора Михайловича за четыре года каторги (арестантамъ не дозволялось имѣть денегъ); онѣ шли на улучшеніе пищи, покупку табаку и т. д.

Ѳедоръ Михайловичь во всю свою жизнь никогда не разставался съ Евангеліемъ, даже въ поѣздки въ Москву на нѣсколько дней бралъ его съ собою. Дома оно лежало на письменномъ столѣ и въ него онъ любилъ вкладывать дорогія для него вещи, напр.: портреты дѣтей, ихъ письма и пр.»2.

Пересказ Анны Григорьевны верен по сути, но неточен в деталях: смотрителя никто не подкупал, свидание с женами декабристов состоялось в другой день, а не в день прибытия арестантов, для Достоевского оно длилось не весь вечер, а около часа, Евангелия во время этой встречи ему никто не дарил, деньги не показывал, в переплете было не 15, а 10 рублей. Кто ошибся в деталях, трудно судить: возможны как ошибки памяти рассказчика, так и искажение его речи мемуаристкой.

Что же произошло в январе 1850 года в Тобольске?

В понедельник вечером 9 января с тракта одна за другой в Тюремный замок стали прибывать повозки с новыми арестантами в сопровождении фельдъегерей и жандармов. Всё было рассчитано давно: когда выезжать, сколько станций («станков») можно одолеть в течение дня, где ночевать, как успеть засветло к месту следования. Необычным был статус поступивших арестантов: это были не уголовные преступники, не бунтовщики поляки, не провинившиеся солдаты и унтер-офицеры, а еще недавно успешные столичные статские и военные чиновники, ныне государственные преступники, замешанные в «дело Петрашевского», а с ними и сам предводитель заговора.

Следующим днем, 10 января, Тобольский приказ о ссыльных послал дежурному генералу главного штаба Его Императорского Величества господину генерал-адъютанту Игнатьеву донесение за № 35 о том, что фельдъ-

46

В. Н. Захаров

егерь поручик Прокофьев3 доставил 9 января следующих в каторжную работу в крепостях Сергея Дурова и Федора Достоевского и на заводах — Ивана Ястржембского, что о назначении помянутых преступников «куда именно и о времени отправки их» будет сообщено особо. Сам поручик Прокофьев получил квитанцию за № 29 в ответ на отношение господина дежурного генерала главного штаба Его Императорского Величества генерал-адъютанту Игнатьеву от 24 декабря 1849 года за № 1031, из которой следовало, что упомянутые преступники приняты 9 января приказом о ссыльных. Документы подписаны управляющим Тобольского приказа о ссыльных надворным советником Павлом Кравчуновским, заседателем титулярным советником (подпись не разобрана) и исполняющим должность заседателя коллежским регистратором (подпись также не разобрана) [3, 704].

Достоевский провел в Тобольской пересыльной тюрьме двенадцать дней. Четыре года спустя они припомнились ему как шесть дней. Писатель ошибся в датах и сроках, но точен в других сведениях. Вскоре после выхода из Омского острога он писал брату Михаилу:

«11-го (sic! ошибка памяти. — В. З.) Января мы пріѣхали въ Тобольскъ, и послѣ представленія начальству и обыска, гдѣ у насъ отобрали всѣ наши деньги, были отведены; я, Дуровъ и Ястржембскій въ особую [комнат] /каморку/, прочіе же, Спѣшневъ и другіе, пріѣхавшіе раньше насъ сидѣли въ другомъ отдѣленіи, и мы все время почти не видались другъ съ другомъ. Хотѣлось бы мнѣ очень подробнѣе поговорить объ нашемъ шестидневномъ (sic! ошибка памяти. — В. З.) пребываніи въ Тобольскѣ и о впечатлѣніи, которое оно на меня оставило. Но здѣсь не мѣсто. Скажу только что участіе, живѣйшая симпатія, почти цѣлымъ счастіемъ наградили насъ. Ссыльные стараго времени, (т. е. не они а жены ихъ) заботились объ насъ какъ объ роднѣ. Что за чудныя души, испытанныя 25 лѣтнимъ горемъ и самоотверженіемъ. Мы видѣли ихъ мелькомъ, ибо насъ держали строго. Но они присылали намъ пищу, одежду, утѣшали и ободряли насъ»4.

В беседах с женой Достоевский назвал тех, кто поддержал петрашевцев в трудную минуту: Наталья Дмитриевна Фонвизина, Прасковья Егоровна и Ольга Ивановна Анненковы (мать и дочь), Жозефина Адамовна Муравьева, Петр Николаевич Свистунов и его жена Татьяна Александровна. Отметим, что в этом перечне упомянуты и супруги Свистуновы. П. Н. Свистунов был чиновником в канцелярии Тобольского губернского управления. Вероятно, это обстоятельство и сделало его ключевой фигурой в почтовой связи между Тобольском и Омском. Вместе со своей супругой и «женами декабристов» он помогал С. Ф. Дурову и Ф. М. Достоевскому.

Воспоминания Достоевского о пребывании в Тобольске нуждаются в пояснении.

Напомню:

«…жены декабристовъ умолили смотрителя острога и устроили въ квартирѣ его тайное свиданіе съ нами. <…> Свиданіе продолжалось

Кто подарил Достоевскому Евангелие в январе 1850 года?

47

часъ. Онѣ благословили насъ въ новый путь, перекрестили и каждаго одѣлили евангеліемъ — единственная книга, позволенная въ острогѣ»5.

Из этого можно предположить, что петрашевцев оделили Евангелием во время свидания у смотрителя острога, но факты противоречат этому предположению.

Достоевский не уточнил обстоятельства вручения — он раскрыл смысл события, но не сказал, как это было.

О том, что было, рассказала Н. Д. Фонвизина в письме деверю Ивану Александровичу Фонвизину, написанном 18—22 мая 1850 года, несколько месяцев спустя после пребывания петрашевцев в Тобольске. Значительные фрагменты письма неоднократно приводились в исследованиях [1, 618—622], [2, 75—80], [4, 72—81], [5, 159—161]; полностью этот исключительной важности документ публикуется впервые.

Письмо отправлено не по почте, а с оказией и потому предельно откровенно6. В первые же дни появления петрашевцев в Тобольске декабристы проявили заботу о них:

«Снабдили всѣмъ нужнымъ — и сношенія сначала этимъ только и ограничились»7.

Как пояснила далее Наталья Дмитриевна, «смотритель и семейство его были уже въ сношеніи съ нашими по случаю передачи съѣстныхъ припасовъ, бѣлья и платья нужнаго»8.

С некоторым недоумением она отметила возникший с самого начала конфликт «новыхъ жертвъ новыхъ идей» и «прежнихъ Либераловъ»9. После оказания первой помощи петрашевцам помыслы декабристов сосредоточились на том, как тайно передать деньги главному арестанту — Петра-шевскому. Сначала Наталья Дмитриевна отчужденно восприняла эти разговоры, но прямое обращение к ней за помощью вовлекло ее в общие заботы. Еще не зная, как передать деньги, она приготовила ладанку с мощами, зашила туда 20 рублей серебром и образок, сговорилась с «няней» Матреной Петровной Нефедовой идти на следующий день в острог к обедне. У «няни» в остроге был знакомый служитель Ипполит Кашкадамов, который посоветовал пройти в острог «под видом раздачи милостыни». Так и сделали. В больнице Наталья Дмитриевна навестила Петрашевского, от которого узнала, что в его «деле» замешан ее старший сын Дмитрий. Выйдя от Петрашевского и проходя мимо стоявшего у закрытой двери часового, она попросила открыть ее для раздачи подаяния — и часовой открыл: так она попала в камеру, где находились Спешнев, Григорьев, Львов и Толль. Во время затянувшейся беседы случилось опасное происшествие: произошла смена караула, и в камеру внезапно вошли дежурный офицер и жандармский капитан, не подозревавшие о посетительнице. От неожиданности растерялись все, в том числе и жандармский капитан. Все — кроме Натальи Дмитриевны, которая непринужденно завела светскую беседу со знакомым жандармом, что возымело действие:

48

В. Н. Захаров

«Смольковъ жандармъ говорилъ мнѣ послѣ, что моя смѣлость такъ его поразила, что онъ рѣшился содѣйствовать намъ — и сдѣржалъ слово»10.

Успех окрылил. Удалось не только раздать подаяние, встретиться с политическими преступниками, провести задушевные беседы с ними, но и вовлечь в заботы о них служителей острога и жандармов.

По возвращении домой у Натальи Дмитриевны возник новый план: вместе с другими дамами ехать под вечер к смотрителю, офицеру «из кадетов и предоброму юноше», и упросить его «видеть узников». Вначале привели и увели Петрашевского, потом привели четырех, через некоторое время трех остальных, среди них Достоевского.

Достоевский застал финал и апофеоз тайного свидания. Он вспоминал эти минуты с восторгом. В его памяти запечатлелись «участіе, живѣйшая симпатія, почти цѣлымъ счастіемъ наградили насъ», «состраданіе и соболѣзнованіе», «совершенно безкорыстное, святое», «заботились объ насъ какъ объ роднѣ»11.

Во время встречи Наталья Дмитриевна тайно предложила Дурову назваться ее родственником, чтобы «быть ему сколько-нибудь полезной».

Со слов Достоевского, он пробыл в квартире смотрителя примерно «съ часъ».

Наталья Дмитриевна точнее отметила время окончания свидания — «перед зарей»:

«Передъ зарей, /т. е. когда вечеромъ бьютъ зорю/, мы возвратились домой но я продолжала посѣщать племянника и мнѣ уже не препятствовали, — всѣ офицеры наперерывъ давали свидан[і]/ь/я не только съ Ду-р<овымъ>, но и со всѣми его товарищами»12.

В войсках и крепостях вечернюю зорю играли в девять часов пополудни. За пятнадцать минут до зори начиналась поверка: выстраивался караул, проводилась перекличка, объявлялись приказы и наряды, и т. п. Для подготовки к поверке нужно было заранее доставить арестантов в казематы, приготовиться к построению. Очевидно, что встреча была завершена не позднее, чем в начале девятого часа.

Когда состоялись посещение острога и вечерняя встреча у смотрителя?

Напомню хронологию события.

В понедельник вечером 9-го января арестанты прибыли в Тобольский тюремный замок. В течение нескольких дней декабристы пытались проявить заботу об осужденных фурьеристах: их «снабдили всем нужным», кроме денег. Предложение мужа и его товарищей передать деньги Петра-шевскому Наталья Дмитриевна получила накануне своего визита в острог.

Когда это могло быть?

Обычно Наталья Дмитриевна ходила к обедне в воскресенье. В тобольском сроке Достоевского единственным воскресеньем было 15 января.

Это могла быть и суббота 14 января, отдание праздника Богоявления, но, скорее всего, именно в этот день состоялось собрание декабристов, на котором было решено передать деньги Петрашевскому.

Кто подарил Достоевскому Евангелие в январе 1850 года?

49

Была ли у Натальи Дмитриевны возможность в первый день знакомства с петрашевцами приготовить восемь экземпляров Евангелия, разрезать переплет, вложить деньги? Умела ли она таким образом прятать деньги? Саму Наталью Дмитриевну научил, как это сделать, жандармский капитан Смольков. Из ее рассказа следует, что именно он и передал деньги в переплете книг:

«Этотъ жандармъ всѣмъ остальнымъ передалъ тайныя деньги, вдѣланныя въ книги, и показалъ каждому какъ доставать и какъ опять заклѣивать»13.

По этому поводу Достоевский вспоминал:

«При вступленіи въ острогъ, у меня было нѣсколько денегъ; въ рукахъ съ собой было немного, изъ опасенія, чтобъ не отобрали, но на всякій случай было спрятано, т. е. заклеено въ переплетѣ Евангелія, которое можно было пронести въ острогъ, нѣсколько рублей. Эту книгу, съ заклеенными въ ней деньгами, подарили мнѣ еще въ Тобольскѣ тѣ, которые тоже страдали въ ссылкѣ и считали время ея уже десятилѣтіями и которые во всякомъ несчастномъ уже давно привыкли видѣть брата»14.

Передать «тайные деньги» и книги капитан Смольков мог в любой из дней с 16 по 19 января.

Из письма Натальи Дмитриевны следует, что после первой встречи она беспрепятственно посещала острог.

Это именно те шесть дней, которые отложились в эмоциональной образной памяти Достоевского.

Судя по всему, не было церемонии дарения Евангелия, о которой писал Достоевский в «Дневнике Писателя»:

«Они благословили насъ въ новый путь, перекрестили и каждаго одѣлили евангеліемъ»15.

«Благословили» и «перекрестили» было, но дарение происходило иначе, в другое время и в иной обстановке.

Таковы особенности творческой памяти: Достоевский создает образ, эмблему, картину, в которой всё верно по существу, но фактическая сторона события была в некоторых деталях другой.

Вероятнее всего, идея подарить петрашевцам Евангелие принадлежит Н. Д. Фонвизиной, подарили «жены декабристов», передал книги и открыл каждому арестанту секрет переплета со спрятанными деньгами жандармский капитан Смольков. Кто сей доблестный капитан? Пока мы не знаем даже его имени.

«Жены декабристов» — собирательный образ. Кроме них, в заботах о «новых жертвах новых идей» участвовали дочь декабриста О. И. Анненкова (в замужестве Иванова), дочь тобольского прокурора М. Д. Францева, лекарь, смотритель острога и даже жандармы. В их тени остались незаметны тобольские декабристы: М. А. Фонвизин, И. А. Анненков, П. Н. Свистунов, А. М. Муравьев, Ф. Б. Вольф… Кто еще?

50

В. Н. Захаров

Христианская любовь и милосердие объединили разных людей, были выше подозрений, вызвали человеческое сострадание и солидарность.

Смольков устроил еще одно свидание Натальи Дмитриевны с Дуровым и Достоевским:

«Жандармской Капит<анъ> предложилъ даже М<ихаилу> А<лек-сандровичу> за рѣкою при отправленіи Дур<ова> и Достоев<скаго> имѣть съ ними свиданье и мы ѣздили. Я жандармовъ просила беречь дорогой Господъ»16.

В пятницу 20 января Достоевский и Дуров покинули Тобольск, и по дороге в Омск за Иртышом их ждали Наталья Дмитриевна Фонвизина и Марья Дмитриевна Францева, которая описала подробности прощального свидания за Иртышом по дороге из Тобольска в Омск:

«Узнавъ о днѣ ихъ отправленія, мы съ Натальей Дмитріевной выѣхали проводить ихъ по дорогѣ, ведущей въ Омскъ, за Иртышъ, верстъ за семь отъ Тобольска. Морозъ стоялъ страшный. Отправившись въ своихъ саняхъ пораньше, чтобъ не пропустить проѣзжающихъ узниковъ, мы заранѣе вышли изъ экипажа и нарочно съ версту ушли впередъ по дорогѣ, чтобъ не сдѣлать кучера свидѣтелемъ нашего съ ними прощанья; тѣмъ болѣе, что я должна была еще тайно дать жандарму письмо для передачи въ Омскѣ хорошему своему знакомому, подполковнику Жданъ-Пушкину, въ которомъ просила его принять участіе въ Достоевскомъ и Дуровѣ.

Долго намъ пришлось прождать запоздалыхъ путниковъ; не помню, что задержало ихъ отправку, и 30-ти-градусный морозъ порядочно начиналъ насъ пробирать въ открытомъ полѣ. Прислушиваясь безпрестанно къ малѣйшему шороху и звуку, мы ходили взадъ и впередъ, согрѣвая ноги и мучаясь неизвѣстностью, чему приписать ихъ замедленіе. Наконецъ, мы услышали отдаленные звуки колокольчиковъ. Вскорѣ изъ-за опушки лѣса показалась тройка съ жандармомъ и сѣдокомъ, за ней другая; мы вышли на дорогу и, когда они поровнялись съ нами, махнули жандармамъ остановиться, о чемъ уговорились съ ними заранѣе. Изъ кошевыхъ (сибирскш зимній экипажъ) выскочили Достоевскш и Дуровъ. Первый былъ худенькш, небольшого роста, не очень красивый собой молодой человѣкъ, а второй лѣтъ на десять старше товарища, съ правильными чертами лица, съ большими черными, задумчивыми глазами, черными волосами и бородой, покрытой отъ мороза снѣгомъ. Одѣты были они въ арестантскіе полушубки и мѣховые малахаи, въ родѣ шапокъ съ наушниками; тяжелые кандалы гремѣли на ногахъ. Мы наскоро съ ними простились, боясь, чтобы кто-нибудь изъ проѣзжающихъ не засталъ насъ съ ними, и успѣли только имъ сказать, чтобъ они не теряли бодрости духа, что о нихъ и тамъ будутъ заботиться добрые люди. Я отдала приготовленное письмо къ Пушкину жандарму, которое онъ аккуратно и доставилъ ему въ Омскѣ.

Они снова усѣлись въ свои кошевыя, ямщикъ ударилъ по лошадямъ, и тройки помчали ихъ въ непроглядную даль горькой ихъ участи. Когда

Кто подарил Достоевскому Евангелие в январе 1850 года?

51

замеръ послѣдній звукъ колокольчиковъ, мы, отъискавъ наши сани, возвратились чуть не окоченѣвшiя отъ холода домой»17.

С прибытием в Омск началась каторжная жизнь, о которой Достоевский рассказал в письмах, в «Записках из Мертвого Дома», в «Дневнике Писателя».

В Омский острог Достоевский привез две книги: полученную от брата еще в Петербурге Библию на церковнославянском языке и подаренный в Тобольске Новый Завет 1823 года издания на русском языке. Библию украл и пропил арестант Петров. У Достоевского остался Новый Завет — он сохранил эту книгу на всю жизнь, никогда не расставался с ней.

Это издание было первым полным переводом Евангелия на современный русский язык, выполненным Российским библейским обществом (РБО) по повелению императора Александра I. Общество было образовано в 1813 году для печатания и распространения книг Священного Писания на языках народов России, в 1826 году его деятельность была приостановлена. Лишь в 1858 году один из инициаторов первого издания митрополит Московский Филарет получил от императора Александра II разрешение на новый перевод Библии, названный позже «синодальным».

Для Натальи Дмитриевны Новый Завет 1823 года был посланием из прошлого, из времени, когда еще ничто не предвещало будущие испытания. Тобольский дар сокровенно связал декабристов и петрашевцев. Благодаря этому дару, их встреча приобрела символический смысл.

Жены декабристов одарили Евангелием каждого из «узников совести», но именно Достоевского преобразила воспринятая в страданиях Благая Весть; точнее — именно в его жизни это событие стало литературным фактом.

Эта Книга стала указанием, как в страданиях пройти свой путь искупления, она стала залогом будущего «перерождения убеждений» и духовного возрождения, основанием «новой жизни» Достоевского.

Так получилось, что благодаря воспоминаниям и письмам Достоевского, Натальи Дмитриевны Фонвизиной, Марии Дмитриевны Францевой мы многое знаем о пребывании Достоевского и петрашевцев в Тобольске и Сибири.

ПРИМЕЧАНИЯ

Исследование выполнено по гранту Министерства образования и науки России «Новые источниковедческие и текстологические исследования русской словесности XIX—XX вв.» (№ 34.1126).

1 Достоевскій Ѳ. Дневникъ Писателя. ІІ. Старые люди // Гражданинъ. 1873. Январь. С. 16—17.

2 Достоевская А. Г. Отрывки и черновые наброски «Воспоминаний» // НИОР РГБ. Ф. 93.III.5.15. С. 16—17.

52

В. Н. Захаров

3

4

5

6

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

7

8

9

10 11 12

13

14

15

16 17

Достоевский добрым словом отзывался о поручике Прокофьеве: «Всѣ мы приглядывались и пробовали нашего фельдъегеря. [Это б] Оказалось, что это былъ славный старикъ, добрый и человѣколюбивый до насъ, какъ только можно представить, человѣкъ бывалый, бывшій во всей Европѣ — съ депешами. Дорогой онъ намъ сдѣлалъ много добра. Его зовутъ Кузьма Прокофьичь Прокофьевъ. Между прочимъ онъ насъ пересадилъ въ [кры] закрытыя сани, что намъ было очень полезно; потому что морозы были ужасные. <…> Одинъ Кузьма Прокофьичь, взялъ чуть-ли не половину нашихъ расходовъ на свой счетъ, взялъ насильно, и такимъ образомъ, [добровольно лишился выгодъ отъ д<оставки>] /мы/ заплатили только по 15руб. сереб. каждый за трату въ дорогѣ» (НИОР РГБ. Ф. 93.I.6.13. Л. 16—16 об.; в тридцатитомном Полном собрании сочинений Достоевского последнее предложение прочитано неверно: «…мы [добровольно оплачивая вклад от] заплатили». — Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Т. 28. Кн. 1. Л. : Наука, 1985. С. 168).

НИОР РГБ. Ф. 93.І.6.13. Л. 16 об.

Достоевскій Ѳ. Дневникъ Писателя. ІІ. Старые люди // Гражданинъ. 1873. Январь. С. 16—17.

В письмах М. А. Фонвизина, отправленных по почте в январе—феврале 1850 года брату и сыновьям, нет и намека на тайные заботы декабристского сообщества Тобольска (Фонвизин М. А. Сочинения и письма. Т. 1: Дневник и письма. Иркутск, 1979. С. 325—333).

НИОР РГБ. Ф. 391.1.13. Л. 2.

Там же. Л. 2 об.

Там же. Л. 2.

Там же. Л. 4 об.

НИОР РГБ. Ф. 93.І.6.13. Л. 16 об.

НИОР РГБ. Ф. 391.1.13. Л. 6.

Там же. Л. 3.

Достоевскій Ф. М. Записки изъ Мертваго Дома // Полное собрание сочинений: канонические тексты; под ред. проф. В. Н. Захарова. Т. ІІІ. Петрозаводск, 1997. С. 475. Достоевскій Ѳ. Дневникъ Писателя. ІІ. Старые люди // Гражданинъ. 1873. Январь. С. 17.

НИОР РГБ. Ф. 391.1.13. Л. 5 об.

[Францева М. Д.] Воспоминанія М. Д. Францевой // Историческій Вѣстникъ. 1888. № 6. С. 628—629. В письме М. А. Фонвизина брату от 23 января 1850 г. есть указание на следствие этого свидания на морозе: «Наталья немного простудилась и теперь с сильным насморком и немного кашляет» (Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 326).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Житомирская, С. В. Встречи декабристов с петрашевцами / С. В. Житомирская // Литературное наследство. Т. 60. Декабристы-литераторы. — М. : Изд-во АН СССР, 1956. — [Ч.] II. — Кн. 1. — С. 615—628.

2. Громыко, М. М. Сибирские знакомые и друзья Ф. М. Достоевского / М. М. Громыко. — Новосибирск : Наука, 1985. — 168 с.

Кто подарил Достоевскому Евангелие в январе 1850 года?

53

3. Гроссман Л. Гражданская смерть Ф. М. Достоевского. Материалы Центрального военно-исторического архива о петрашевцах и Достоевском / Л. Гроссман // Литературное наследство / под ред. П. И. Лебедева-Полянского. — М.: Жур.-газ. объединение, 1935. — Т. 22—24. — С. 683—736.

4. Захаров, В. Н. Достоевский в Тобольске / В. Н. Захаров // Тобольск и вся Сибирь. 425 лет Тобольску. — Альманах № 18. — Тобольск, 2012. — С. 67—85.

5. Захаров, В. Н. Имя автора — Достоевский / В. Н. Захаров. — М. : Индрик, 2013. — 456 с.

© Захаров В. Н., 2015

Дата поступления в редакцию: 2.05.2015


8 февраля 2019, 13:45
8 февраля 2019, 14:45
8 февраля 2019, 15:45
8 февраля 2019, 16:45
8 февраля 2019, 17:45
8 февраля 2019, 18:45
8 февраля 2019, 19:45
8 февраля 2019, 20:45
8 февраля 2019, 21:45
8 февраля 2019, 22:45
8 февраля 2019, 23:45

Евангелие на русском языке связало декабристов и Достоевского

Заключенному Достоевскому декабристки в Тобольске подарили Новый Завет — единственную книгу, которую разрешалось брать в ссылку и читать на каторге.

Это третья часть истории о Библии в России. Как и первые две она пришла абсолютно неожиданно. Нашла меня сама.

Напомню, первой была статья об издании книг Ветхого и Нового Завета в России в XVIII-XIX веках и о связи их декабристах. Она появилась после посещения отдела редких книг в библиотеке. Вторую часть пришлось написать после справедливого вопроса читателя: по каким книгам служили и молились на Руси от момента Крещения в Днепре. Третья — нынешняя — задумывалась как глава первой, но информации оказалось настолько много, что стало понятно: о знаменитом писателе Достоевском и роли Библии в его жизни есть смысл рассказать отдельно. И ближе к 9 февраля (28 января по старому стилю). Дню, когда 138 лет назад Федор Михайлович умер от разрыва легочной артерии — такой диагноз поставил ему врач.

Достоевский «пришел», когда возникла линия о тайных обществах в России, которой было не избежать в связи с декабристами. И, как следствие расплаты за участие в заговорах против существующего строя. Наказания были предсказуемо-страшными: если не смертные казни, то ссылки. По ссылке (такой получился невеселый каламбур) набрела на сообщение 2017-го года об издании трехтомником личного экземпляра Нового Завета Достоевского, с которым он провел всю ссылку и не расставался до последнего дня (подлинник книги, называющейся «Русский перевод Нового Завета» с пометками писателя хранится в отделе рукописей Российской государственной библиотеки).

И все же в декабре пришлось эту главу из статьи убрать: Федор Михайлович, хотя и был заговорщиком и отбывал срок, никак не мог быть участвовать в восстании 1825-го года, поскольку на момент выхода декабристов на Сенатскую площадь ему исполнилось 4 года. Он был осужден по делу петрашевцев, приговорен к высшей мере наказания. А это совсем другая история.

Рассказывать, кто такие петрашевцы и чем они занимались, надо отдельно.

В 1846-м году Достоевский сближается с семьей Майковых, регулярно посещает литературно-философский кружок братьев Бекетовых. С ними же начинает ходить в гости к Михаилу Васильевичу Буташевичу-Петрашевскому, организовавшему по пятницам собрания, где обсуждались имевшиеся у хозяина книги по истории революционных движений, утопическому социализму, материалистической философии. Будучи последователем Фурье, Михаил Васильевич говорил о необходимости демократизации России и освобождение крестьян, бывших на тот момент крепостными.

Петрашевский служил переводчиком в министерстве иностранных дел. К тому времени, как «пятницы» стали регулярным политическим кружком, он уже был редактором «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка» и написал туда большинство статей, в которых открыто провозглашались принципы утопического социализма.

Вместе с Достоевским по пятницам у Петрашевского собиралось человек по 50. Сначала разговоры были относительно общими — о необходимости демократии в России. Довольно быстро петрашевцы перешли к совещаниям о подготовке массового восстания, придумали сочинять агитационные материалы для распространения в народе и в армии, ради чего организовали тайную типографию… Вели они себя для заговорщиков громко и неосмотрительно, не подозревая, что за домом установлена постоянная слежка.

23 апреля 1849-го года у Петрашевского были задержаны 39 человек. Среди них оказался Достоевский. Спустя 8 месяцев следствия генерал-аудиториат (высший военно-юридический орган в России) вынес вердикт: смертная казнь для 21 арестанта. Однако, признавая смягчающие вину обстоятельства, было рекомендовано помилование подсудимых. Император Николай I выразил согласие. Но своеобразно.

22 декабря 1849-года петрашевцев вывели на Семеновский плац для исполнения смертного приговора. Осужденных поставили перед эшафотом, на головы им надели белыми колпаками, из-под которых они слышали, как солдаты выстраиваются, готовясь выполнить приказ. За секунду до выстрела на площадь «внезапно» выехал флигель-адъютант с императорским приказом о помиловании. Прямо на плацу Петрашевского заковали в кандалы и отправили на каторгу. Через несколько дней по этапу пустили Достоевского. Ему предстояло отбывать четыре года в Омском остроге.

Путь пролегал через Тобольск, где у Федора Михайловича произошла короткая, но интереснейшая встреча, повлиявшая на всю его жизнь и творчество тоже. Достоевский пробыл в Тобольске с 9 по 20 января 1850-го года. Здесь его и остальных участников дела ждали Наталья Дмитриевна Фонвизина, Прасковья Егоровна и Ольга Ивановна Анненковы (мать и дочь), Жозефина Адамовна Муравьева. Жены декабристов, сосланных в ссылку на четверть века ранее. А также Петр Николаевич Свистунов и его жена Татьяна Александровна.

Каким-то невероятным образом женщины договорились о свидании, на котором каждому этапированному они подарили Евангелие — единственную книгу, которую разрешалось брать в ссылку и читать на каторге. Во все книги были вложены (по другой версии, вклеены в переплет) деньги — червонец.

Доктор филологических наук Владимир Захаров сумел довольно подробно и точно реконструировать те события, основываясь на письме Натальи Дмитриевны Фонвизиной к брату мужа, Ивану Александровичу Фонвизину, написанному 18-22 мая 1850-го года. Он утверждает, что «Тайное свидание» могло состояться в воскресенье 15 января, а передача книг и денег в переплете — в любой из дней с 16 по 19 января. Из письма Натальи Дмитриевны следует, что вручил книги и открыл каждому арестанту секрет переплета жандармский капитан Смольков, которого она вовлекла в заботы об арестантах».

Эту встречу и факт дарения книги Достоевский опишет в «Дневнике Писателя» за 1873-й год: «Мы увидели этих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь. Они бросили все, знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем неповинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли все, что перенесли их осужденные мужья. Свидание продолжалось час. Они благословили нас в новый путь, перекрестили и каждого оделили евангелием. Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге. Я читал ее иногда и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного».

Однако Владимир Захаров считает эту часть «Дневника» чрезмерно художественной: «Судя по всему, не было церемонии дарения Евангелия, которую можно вообразить, читая «Дневник». Достоевский создал образ, эмблему, картину, в которой все верно по существу, но фактическая сторона в некоторых бытовых подробностях была другой. В результате возникла символическая сцена, в которой проявились характерные особенности творческой памяти и поэтики Достоевского».

Оснований было не так уж мало. Во-первых, уже упомянутое письмо Фонвизиной. Оно было отправлено не по почте, а с оказией, поэтому в нем немало подробностей, помогающих понять как все происходило на самом деле (почтовые письма обязательно прочитывались специальным тайным отделом). Из письма Натальи Дмитриевны следует, что после первой встречи она получила возможность ежедневно посещать острог. Во-вторых, доподлинно известно, что Достоевский провел в Тобольской пересыльной тюрьме двенадцать дней, а не шесть.

И, наконец, третье. Это воспоминания жены Достоевского Анны Григорьевны о тех днях (правда, записанные со слов мужа). В ее дневниках в частности, упоминается, что денег Достоевскому передали не 10, а 15 рублей: «Это были единственные деньги, имевшиеся у Федора Михайловича за четыре года каторги (арестантам не дозволялось иметь денег); они шли на улучшение пищи, покупку табаку и т.д.»

Установить, кто ошибался в описании событий невозможно. Впрочем, гораздо важнее деталей встречи или точной суммы следующие слова Анны Григорьевны: «Федор Михайлович во всю свою жизнь никогда не расставался с Евангелием, даже в поездки в Москву на несколько дней брал его с собою. Дома оно лежало на письменном столе, и в него он любил вкладывать дорогие для него вещи, например: портреты детей, их письма и пр.»

На переданном декабристками Евангелии напечатано название: «Русский перевод Нового Завета». Это было первое издание Нового Завета, переведенное на современный русский Библейским Обществом в 1823-м году. Именно Новый Завет, а не полностью Библия.

Библия, кстати, у писателя была еще со времен следствия. Из заключения Федор Михайлович написал брату письмо с просьбой привезти ему Библию. На французском. Русского варианта не существовало. Тираж переведенной на русский язык РБО Библии был уничтожен сразу после восстания декабристов: книга была признана опасной, прививающей излишнюю свободу и свободомыслие. После чего переводы были запрещены, а РБО закрылось высочайшим императорским указом.

Чудо это или совпадение, но книга под названием Евангелие связала декабристов и петрашевцев.

Библия была недолго. В Омском остроге ее украл и пропил арестант Петров. А Новый Завет сохранился. Причем читан и перечитан был явно не единожды: в книге сохранились пометки, сделанные ногтем — письменные принадлежности заключенным были запрещены. И более поздние комментарии, уже карандашом или чернилами: при переиздании было насчитано около полутора тысяч всевозможных отметок

Сам Федор Михайлович несколько раз упоминает в своих произведениях. На «Русский перевод Нового Завета» он ссылается в романе «Униженные и оскорбленные» и в «Записках из Мертвого Дома»: по нему Горянчиков учил читать татарина Алея. Свою книгу Нового завета Достоевский описал в «Преступлении и наказании»: «На комоде лежала какая-то книга. Он (Раскольников) каждый раз, проходя взад и вперед, замечал ее; теперь же взял и посмотрел. Это был Новый завет в русском переводе. Книга была старая, подержанная, в кожаном переплете.

– Это откуда? – крикнул он ей через комнату. Она (Соня Мармеладова) стояла все на том же месте, в трех шагах от стола.

– Мне принесли, – ответила она, будто нехотя и не взглядывая на него.

– Кто принес?

– Лизавета принесла, я просила.

«Лизавета! Странно!» – подумал он. Всё у Сони становилось для него как-то страннее и чудеснее, с каждою минутой. Он перенес книгу к свече и стал перелистывать.

– Где тут про Лазаря? – спросил он вдруг.

Соня упорно глядела в землю и не отвечала. Она стояла немного боком к столу.

– Про воскресение Лазаря где? Отыщи мне, Соня».

Цитаты именно из этой книги есть и в других произведениях писателя.

Но осознание важности Евангелия приходило к Достоевскому постепенно, хотя и не случайно: его мать Мария Федоровна была по настоящему верующей. Она устраивала для детей ежегодные паломничества в Троице-Сергиеву лавру, а грамоте обучала по «Священным историям Ветхого и Нового Завета с нравоучениями и Благочестивыми размышлениями», в которой насчитывалось сто четыре различных библейских сюжета. «Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства», скажет в своих дневниках Достоевский и вплетет «Священные истории» в свой самый известный роман. Именно эту книгу вспомнит старец Зосима в романе «Братья Карамазовы», рассказывая о своем детстве.

Начать сомневаться в существовании Бога, потерять веру в него юности — довольно распространенное явление. У Достоевского, ставшего приятелем и в некотором роде учеником атеиста Виссариона Белинского, чьи рассудительные и рассудочные идеи увлекли молодого писателя, были все к тому предпосылки.

Дружба с Петрашевским не способствовала возвращению к Богу. Да, Федор Михайлович попросил брата привезти Библию в заключение, но, скорее всего лишь по той причине, что любую другую книги ему бы не передали.

Что же касается Евангелия от декабристок, с заложенными в него деньгами оно стало ценным подарком — в буквальном смысле слова. Не случайно в письме Фонвизиной, написанном сразу по прибытии на каторгу, Достоевский, благодаря за подарок, называет Христа «симпатичной личностью».

Много позже, что следует из мемуаров Дмитрия Васильевича Григоровича и Авдотьи Яковлевны Панаевой, опубликованных в книге «Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников», писатель придет к осознанию: «Меня спасла каторга… совсем новым человеком сделался… Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и – вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал? Я писал «Маленького героя» – прочтите, разве в нем видно озлобление, муки? Мне снились тихие, хорошие, добрые сны, а потом чем дальше, тем было лучше. О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! Говорят: ужас, озлобление, о законности какого-то озлобления говорят! ужаснейший вздор! Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя понял, Христа понял, русского человека понял и почувствовал, что и я сам русский, что я один из русского народа. Все мои самые лучшие мысли приходили тогда в голову, теперь они только возвращаются, да и то не так ясно».

В этой уверенности и с Новым заветом на русском языке Достоевский не расстанется до 7 февраля (26 января по ст.ст.) 1881-го года, когда у Федора Михайловича открылось горловое кровотечение. Врачи запретили ему разговаривать, тем не менее 9 февраля (28 января) кровотечение возобновилось. Перед смертью Достоевский успел попрощаться с семьей. Он позвал детей, благословил их и завещал Русский перевод Нового Завета сыну Федору.

Последняя пометка в этой книге сделана рукой жены писателя, Анны Григорьевны: «Открыта мною и прочтена по просьбе Федора Михайловича в день его смерти, в 3 часа».

Что находилось внутри Евангелия, переданного женами декабристов Достоевскому во время этапа?

Что находилось внутри Евангелия, переданного женами декабристов Достоевскому во время этапа?

  • 1) письмо начальнику острога
  • 2) 10 рублей
  • 3) бумага и карандаш
  • 4) игральные карты

Фёдор Михайлович Достоевский был осуждён по делу петрашевцев в 1849 году, изначально их приговорили к расстрелу, но в последний момент высочайшим царским повелением высшая мера наказания была заменена на каторгу . Во время этапирования Достоевского в Омск — в Тобольске жены декабристов передали ему Евангелие на французском языке…

Этот факт представляет историческую ценность, часто упоминается в связи с тобольской ссылкой Достоевского с 9 по 20 января 1850 г, который был участником заговора Петрашевского, декабристам жены подарили Евангелие, в которое был вложен сюрприз для каждого. Это событие реконструировали по письму Н. Д. Фонвизиной к мужу.

По некоторым источникам деньги были не вложены, а вклеены в переплет Евангелия. А Евангелие это была единственная книга, которую разрешали иметь каторжанам.

К 200-летию со дня рождения философа и писателя представили факсимильное издание Евангелия, которое принадлежало Достоевскому.

В октябре прошлого года в Омском государственном литературном музее имени Достоевского благотворительный фонд «Возрождение Тобольска» представил сигнальный экземпляр другого — трёхтомного издания «Евангелие Достоевского». В Омск пятитомник так и не доехал. Зато в этом году появилась онлайн-версия уникального проекта.

Всюду с ним

Эту книгу он читал всю жизнь, с каторги и до самой смерти. Учёные сумели найти полторы тысячи знаков, отметок, сделанных великим писателем. Что же более всего волновало Достоевского при чтении Евангелия? Являются ли его тайные пометки ключом к художественным открытиям?

Галина рассказывает своим ученикам об архетипах, знаках, символах.

Сначала о книге: пять томов вложены в футляр в виде каземата — с тюремными воротами и маленькими окнами. Главный том — факсимильное Евангелие Достоевского. Слева и справа от него — комментарии к пометкам писателя. Ещё два тома — сборники научных материалов и исследований.

Вспомним, что книгу Достоевскому подарила жена декабриста Фонвизина. Случилось это после оглашения приговора петрашевцам в Тобольске, где каторжане ждали отправки в омский острог. Жёны декабристов добились у начальника пересыльной тюрьмы свидания с заключёнными и подарили каждому Новый Завет. С Натальей Фонвизиной Достоевский потом долго переписывался. Именно ей адресованы его известные слова о том, что лучше «оставаться с Христом, чем с истиной».

«Евангелие — единственная книга, позволенная в остроге, — вспоминал Фёдор Михайлович. — Она лежала под моей подушкой на каторге. Я читал её и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного…»

Скульптор Леопольд Бернштам снял с лица Достоевского маску, благодаря которой имел возможность сделать поразительно похожий бюст.

Из омского острога писателя перевели в Семипалатинск. Он бывал в Барнауле, Кузнецке, Твери, а после амнистии вернулся в Петербург. Евангелие всюду с ним.

Вечная книга

Достоевский — один из самых сложных для понимания русских писателей. Как никто другой, он заставляет читателя думать, ставя вопросы и не давая на них прямых ответов. И Евангелие — один из ключей к его миру.


Евангелие — единственная книга, позволенная в остроге. Она лежала под моей подушкой на каторге. Я читал её и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного.


По формату «Сибирская тетрадь», которую писатель вёл в Омске, совпадает с Евангелием, и это не случайно. Согласно мнению исследователей, тетрадь отлично вкладывалась в томик Евангелия. После реставрации книги многие пометки Достоевского исчезли. Их пришлось заново обнаруживать, восстанавливать в новом издании. Впрочем, на поля вынесены указания на всё, что так или иначе было отмечено Достоевским.

Нашли пророчества

Первые пометки в Евангелии сделаны кончиком ногтя: письменных принадлежностей заключённым иметь не полагалось. В дальнейшем знаки наносятся бережно: сухим пером, карандашом, редко — чернилами. Больше всего пометок на текстах Иоанна Богослова. Это Евангелие дало толчок развитию сюжета «Преступления и наказания». К рассказу евангелиста о Лазаре учёные обнаружили 14 пометок, сделанных в разные годы. Рассказ испещрён подчёркиваниями  — чтение этого отрывка Соней Раскольникову — центральная сцена в «Преступлении и наказании».

Макет Достоевского в полный рост.

Макет Достоевского в полный рост. Фото: АиФ/ Наталья Виркунен

Мотивом воскрешения, восстановления падшего человека и завершается роман: на каторге Раскольников вспоминает о чуде, совершённом Спасителем, и просит священную книгу у Сони.

Пророчества любимого ученика Христа стали также стимулом для другой книги, которую тоже назовут пророческой. Речь о «Бесах». «И видел я зверя, выходящего из земли» — напротив этих слов Фёдор Михайлович пишет: «Соцiал», то есть «социализм». Зверь, как сказано в Апокалипсисе, «говорит гордо и богохульно», будет вести войну со святыми и на какое-то время победит их… Потребитель, ставший главным объектом политических манипуляций и философских исследований уже в XX веке.

Небрежение словом

Итальянская исследовательница Сальвестрони посвятила целую книгу библейским и святоотеческим источникам в творчестве Достоевского. Она отмечает особую роль, которую Евангелие играет в жизни героев его романов: «Раскольников, Ставрогин, Степан Трофимович, Ипполит, Алёша просят почитать или слушают чтение евангельского текста в те критические моменты, когда им необходимо выяснить что-то самое важное в своём существовании и когда они не могут этого сделать самостоятельно. Для каждого из них цитата из Евангелия является уже знакомым текстом, наполненным понятным им смыслом. Однако каждый герой слышит отрывок так, будто он адресован именно ему и только ему».

Анатолий Коненко сам провел экскурсию для гостей музея.

Романы Достоевского буквально пересыпаны библейскими текстами, особенно  цитатами из Евангелия.

Благодаря постоянным отсылкам читателя к библейским мотивам «в произведениях Достоевского надо всем главенствует активный познавательный процесс. Они представляют собой рассказ о том, как шёл познавательный процесс условного «рассказчика», его грандиозные «дознания», как бы облава на факты, художественное «следствие» и «расследование». Это связано с тем, что в основе большинства крупных произведений Достоевского лежит преступление — чаще всего убийство… Стиль Достоевского — это стиль, в котором ясно проступает стремление к стимулирующей мысль читателя незаконченности. Это стиль, рассчитанный на то, чтобы провоцировать у читателя свои выводы, заключения и размышления. Достоевский недоговаривает, намекает, выражается как бы неточно и вместе с тем с какой-то поражающей утончённостью. Он заставляет читателя думать и делать свои выводы». Так считает исследователь и филолог Дмитрий Лихачёв в своём «Небрежении словом».

620 страниц под микроскопом

Как специалисты разглядели мельчайшие, часто бесцветные знаки на старинной книге? На помощь пришла современная оптико-электронная техника. Каждую из 620 страниц Евангелия сняли цифровой камерой при специальном освещении. Чтобы обнаружить ногтевые отметки, оптику наклоняли под углом до 40 градусов и снимали в чёрно-белом режиме изображения для контрастности.

Изображений Достоевского великое множество, и везде он мрачен.

Полученные снимки изучили на компьютере при 40-кратном увеличении. За годы кропотливого труда удалось установить 1426 пометок, сделанных рукой Достоевского. Наиболее важные фрагменты писатель 364 раза отметил ногтем, и это, скорее всего, было в самый мучительный период пребывания на каторге, когда ему запрещалось писать. Так специалисты создали новое научное направление — оптико-электронную текстологию, и произошло это при изучении Евангелия Достоевского.

Религиозная концепция творчества

У Достоевского была почти религиозная концепция творчества. Как священник, писатель был исповедником своих героев. А свою вину герои и их автор разрешают самим актом творчества: исповедью, покаянием и искуплением. Эта идея позже была выражена в служении и поучениях старца Зосимы: сделать себя ответчиком за чужой грех. Виноваты все. У каждого своя мера вины. Одни виноваты в том, что сделали, другие — в том, что не сделали. Кажущаяся невиновность лишь иллюзия: каждый в ответе за мировое зло. Возможны духовное воскрешение и спасение любого человека.

Наверное, тем более интересно следить за мыслями великого человека, читающего великую книгу. Понятно, что Достоевский отмечает многие хрестоматийные цитаты, но, по существу, весь текст несёт на себе следы неоднократного прочтения — карандашные пометки, отчёркивания ногтем или сухим пером, загибы страниц. Чтобы найти, наконец, своего Достоевского, электронное Евангелие стоит открыть самому. Для этого и был  создан новый электронный ресурс.

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Что подарили егору криду на день рождения
  • Что подарили друзья шопену перед его отъездом
  • Что подарил нам космос
  • Что подарили друзья ослику иа на день рождения
  • Что подарил нам древний рим

  • 0 0 голоса
    Рейтинг статьи
    Подписаться
    Уведомить о
    guest

    0 комментариев
    Старые
    Новые Популярные
    Межтекстовые Отзывы
    Посмотреть все комментарии