На волю птичку выпускаю при светлом празднике весны ералаш

Текст: Ольга Лапенкова

Каждый из нас обращал внимание, что выучить наизусть стихотворение — даже такое, в котором нет рифмы, — намного проще, чем прозаический текст. Оно и понятно: стихи написаны ритмично, строчки в них примерно одинаковой длины. Однако есть ещё один секрет: большинство стихотворений, которые знакомы нам с детства, — «заслуга» силлабо-тонической системы стихосложения, которая более двухсот лет занимает ведущую роль в отечественной поэзии.

Нынешнему читателю сложно это представить, но на протяжении двух тысячелетий во всём мире стихи — по большей части — были совсем другими. Чтобы понять, чем они отличались (и лишний раз порадоваться, в какое прекрасное время мы живём), посмотрим, как работают другие системы.

Тоническая система

Древняя Греция подарила нам множество произведений, которые стали своего рода фундаментом для европейской культуры. Но стихи античных поэтов совсем не похожи на современные, потому что две с лишним тысячи лет назад господствовала тоническая система стихосложения.

Тоническая система стихосложения подразумевает, что в каждой строчке должно быть определённое количество ударных слогов. Сколько при этом будет безударных слогов, особенного значения не имеет.

Чтобы грамотно прочитать стихи, читатель должен сам уловить авторский ритм — и следовать ему от строчки к строчке.

Программный пример произведения, написанного таким образом, — эпические поэмы древнегреческого поэта Гомера, жившего в VIII веке до н. э.: «Илиада» и «Одиссея». Перенося их на русский язык, переводчики старались сохранить особенность гомеровской ритмики. Вот как начинается «Илиада» в переводе Н. И. Гнедича — кстати, близкого друга и издателя самого Пушкина:

• Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
• Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
• Многие души могучие славных героев низринул
• В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным
• Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля)…

Справка

Ахиллес — мифический герой, прославившийся в первую очередь подвигами, совершёнными на Троянской войне; этим событиям и посвящена «Илиада».

Пелей — царь древнегреческого города-государства Фтия, муж богини Фетиды. На свадьбу Пелея и Фетиды не пригласили Эриду, богиню раздора. В отместку она поссорила трёх могущественных богинь — Геру, Афину и Афродиту, у каждой из которых были свои «любимчики» из числа царей и воинов, живших на Земле; из-за этого и началась Троянская война.

Аид — загробный мир.

Зевс — верховный бог, живущий на горе Олимп.

В каждой строчке этого произведения нужно делать шесть ударений — не больше и не меньше. Если выделить ударные слоги, получится вот что:

• ГнЕв, богИня, воспОй АхиллЕса, ПелЕева сЫна,
• ГрОзный, котОрый ахЕянам тЫсячи бЕдствий содЕлал:
• МнОгие дУши могУчие слАвных герОев низрИнул
• В мрАчный АИд и самИх распростЁр их в корЫсть плотоЯдным
• ПтИцам окрЕстным и псАм (совершАлася ЗЕвсова вОля).

Количество ударных слогов всё время одинаковое — а безударных слогов, которые стоят между ударными, всё время меняется: то один, то два, то снова один…

На этом моменте внимательный читатель спросит: постойте, а что делать с местоимениями, союзами, предлогами и прочей мелочью? Например, в четвёртой строчке есть союз «и» и местоимение «их». По-хорошему, на них тоже должно падать ударение, разве нет?

Нет. Ударение в русском языке и ударение в стихотворении — совершенно разные вещи.

По правилам русского языка ударение есть «внутри» каждого слова, если слово содержит хотя бы одну гласную.

По правилам стихосложения, маленькие слова как бы «примагничиваются» к большим, образуя вместе с ними единое ритмическое целое. (И наоборот: одно большое слово может распадаться как бы на два слова с отдельными ударениями.)

То есть, по сути, четвёртую строчку «Илиады» мы читаем так:

• ВмрАчный АИд исамИх распростЁр ихвкорЫсть плотоЯдным…

Отсутствие пробелов здесь — не опечатка, а попытка воссоздать ритмический рисунок.

Итак, тоническая система — вещь довольно сложная, но она активно используется и по сей день, особенно авторами, которые пишут тексты песен. Среди поэтов ХХ века, которым она помогла создать истинные шедевры, стоит упомянуть в первую очередь В. В. Маяковского. Вот, например, начало поэмы «Облако в штанах» (1914) — с уже расставленными ритмическими ударениями:

• Вашу мЫсль, мечтАющую на размягчЁнном мозгУ,
• как вЫжиревший лакЕй на засАленной кушЕтке,
• буду дразнИть об окровАвленный сЕрдца лоскУт:
• дОсыта изъиздевАюсь, нахАльный и Едкий.
• У менЯ в душЕ ни однОго седОго вОлоса,
• и стАрческой нЕжности нЕт в нЕй!
• МИр огромИв мОщью гОлоса,
• идУ — красИвый, двадцатИдвухлЕтний.

«Подчинив» себе тоническую систему, Маяковский пошёл ещё дальше — и отошёл от правила, согласно которому в каждой строке должно быть строго одинаковое количество ударных слогов. Так, в пятой строке — «У меня в душе ни одного седого волоса» — оказалось аж пять ритмических ударений, а не четыре, как в остальных. Что же, правила существуют, чтобы их нарушать!

Силлабическая система стихосложения

Помимо тонической системы стихосложения, существует — или, лучше сказать, существовала — и другая, прямо противоположная ей: силлабическая система. Здесь было важно только количество слогов в каждой строчке, а сколько получалось ударений и насколько «гладко» всё это читалось, значения не имело.

Силлабическая система пользовалась популярностью у отечественных авторов XVIII века. Вот, например, как писал Антиох Дмитриевич Кантемир:

• Что так смутен, дружок мой? Щёки внутрь опали,
• Бледен, и глаза красны, как бы ночь не спали? <…>
• Цугом ли запрещено ездить, иль богато
• Платье носить, иль твоих слуг пеленать в злато?

Вооружившись терпением, можно посчитать слоги и узнать, что в каждой строке их ровно тринадцать. Но читается всё это не очень-то гладко. Так что неудивительно, что на данный момент силлабическая система отжила своё. В качестве исследователей и тем более авторов с ней работают лишь немногочисленные экспериментаторы — и ещё, разумеется, студенты-филологи.

Силлабо-тоническая система стихосложения

В качестве «золотой середины» между двумя вышеупомянутыми системами родилась третья — силлабо-тоническая система стихосложения. Если бы не она, то в школьной программе не оказалось бы 99% всех произведений, которые мы знаем и любим чуть ли не младенчества.

В силлабо-тонической системе принято работать не с отдельными слогами или ударениями, а со стопами. Стопа — это «звено», которое состоит из одного ударного слога и одного-двух безударных. Существует всего пять вариантов стоп:

• •´- (ударный и безударный слог) — размер называется хорей;
• •-´ (безударный и ударный слог) — размер называется ямб;
• •´—(ударный слог и за ним два безударных) — размер называется дактиль;
• •-´- (безударный, ударный, безударный слог) — размер называется амфибрахий;
• •—´(два безударных слога, за ними ударный) — размер называется анапест.

Таким образом, силлабо-тоническая система подразумевает, что автор выбирает размер — и, соблюдая его, «нанизывает» одну стопу за другой. В следующей строчке повторяется то же самое. И в следующей, и ещё, и ещё…

Практически все стихи, начиная с А. С. Пушкина, написаны именно так. Помните, у Александра Сергеевича:

• В чужбине свято наблюдаю
• Родной обычай старины:
• На волю птичку выпускаю
• При светлом празднике весны.
• Я стал доступен утешенью;
• За что на Бога мне роптать,
• Когда хоть одному творенью
• Я мог свободу даровать!

С ритмическими ударениями это стихотворение будет выглядеть так:

• В чужбИне свЯто нАблюдАю
• РоднОй обЫчай стАринЫ:
• На вОлю птИчку вЫпускАю
• При свЕтлом прАздникЕ веснЫ.
• Я стАл достУпен УтешЕнью;
• За чтО на БОга мнЕ роптАть,
• КогдА хоть ОдномУ творЕнью
• Я мОг свобОду дАровАть!

А если «смешать» все слова в кучу и потом расставить пробелы заново (но не с точки зрения смысла каждого отдельного слова, а пытаясь отразить, как мы читаем это стихотворение), получится вот что:

• ВчужбИ несвЯ тонА блюдА ю
• РоднОй обЫ чайстА ринЫ:
• НавО люптИч кувЫ пускА ю
• ПрисвЕт ломпрАзд никЕ веснЫ.
• ЯстАл достУ пенУ тешЕнь ю;
• ЗачтО набО гамнЕ роптАть,
• КогдА хотьО дномУ творЕнь ю
• ЯмОг свобО дудА ровАть!

Отразить это в виде схемы можно следующим образом:

• -´ -´ -´ -´ —
• -´ -´ -´ -´
• -´ -´ -´ -´ —
• -´ -´ -´ -´…

Из этого следует, что размер стихотворения А. С. Пушкина «Птичка» — четырёхстопный ямб.

Как определить стихотворный размер

Распознать стихотворный размер бывает непросто. Если вы стихотворение покрутили-повертели, но в ответе сомневаетесь, попробуйте один из следующих способов:

• •прочитайте стихотворение вслух, причём очень громко, как будто это футбольная кричалка, — тогда ударные слоги с большей вероятностью «встанут» на свои места;
• •не ограничивайтесь одной, двумя или даже четырьмя строчками. Если стихотворение длинное и определить размер с начала никак не получается, попробуйте, наоборот, зайти с конца;
• •выпишите несколько строчек из стихотворения, которое вы разбираете, и «нарисуйте» над ними схемы, характерные для хорея, ямба, дактиля и так далее, как показано выше, — а потом прочитайте все варианты вслух. Произносите слоги, над которыми поставлены ударения, особенно громко. Перебирайте варианты, пока не найдёте тот, который звучит понятнее и красивее остальных;
• •определив размер, проверьте себя и «подставьте» в качестве продолжения другое стихотворение, размер которого вы точно знаете.

Например, детский стишок Агнии Барто «Я шёл по улице пешком…» можно продолжить строками из «Евгения Онегина». С точки зрения смысла получится полная ерунда, а вот ритмический рисунок сильно не изменится, потому что оба произведения написаны четырёхстопным ямбом:

• Я шёл по улице пешком
• и повстречался со щенком.
• И неизвестно почему,
• я вдруг понравился ему…
• Его пример другим наука;
• Но, боже мой, какая скука
• С больным сидеть и день и ночь,
• Не отходя ни шагу прочь!

А вот два совершенно разных стихотворения, которых без стыка объединяет четырехстопный амфибрахий:

Однажды в студеную зимнюю пору

Сижу за решеткой в темнице сырой…

Если ни один из способов не сработал, проверьте ещё разок: может, перед вами вовсе не силлабо-тоническое стихотворение?

Приблизительное время чтения: 4 мин.

Сначала я хотел написать про канареек. Затем подумал, что правильнее будет написать сначала про британских шахтеров. Ну, или, в крайнем случае – про русские печки. В конце концов, махнул рукой и решил начать прямо с Пушкина:

В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.

Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!

Эти знаменитые стихи Александр Сергеевич написал в 1823 году, находясь в своей южной ссылке. Что привлекло здесь мое внимание? А то, что, судя по словам поэта, обычая выпускать птиц на весенний церковный праздник в Молдавии тогда не было. Все известные мне попытки этнографов объяснить этот обычай, как правило, сводятся к некоему туманному символизму.

Хотя, конечно, сам символ – выпущенная на свободу птица – очень яркий, глубокий и трогательный. Но почему – именно весной? Почему не на Юге, а – именно в наших холодных широтах?

И здесь на выручку мне пришли как раз – британские шахтеры. Правда, птиц они на волю не выпускали. Наоборот – сажали в клетки и брали их с собой в мрачные глубины угольной шахты. Делалось это вовсе не для того, чтобы насладиться их пением во время своей нелегкой работы. Тем не менее, именно птичьи песенки играли главную роль в этой странной шахтерской истории.

Дело в том, что главный враг шахтера – рудничный газ, метан – не имеет цвета и запаха. Он накапливается в заброшенных штреках, пустотах горной породы, под сводами действующих выработок. Обнаружить его без специальных приборов – газоанализаторов – практически невозможно.

Когда количество метана в забое превышает критическую величину, все загазованное пространство превращается в аналог вакуумной бомбы. От малейшей искры происходит взрыв, несущий гибель находящимся под землей людям.

Поэтому британские шахтеры еще несколько столетий назад придумали, как использовать «природный газоанализатор» — обычную канарейку. Оказалось, что птицы очень чувствительны к загазованности. И пока они весело щебетали в своих клетках, это означало, что можно спокойно рубить уголь, газа в забое нет. Но как только канарейка умолкала, начинала вести себя беспокойно или вовсе падала без чувств, шахтеры тут же оставляли работу и срочно поднимались на поверхность.

На протяжении нескольких веков британское горное законодательство в обязательном порядке предписывало держать в шахтах канареек для обнаружения газа. Трудно поверить, но птичек использовали в такой роли до 1986 года, а соответствующая статья оставалась в правилах безопасности для горных работ вплоть до 1995 года. Оказалось, что даже в наши дни люди все ещё не придумали прибора, так же тонко и быстро реагирующего на присутствие газа, как организм канарейки.

Самоотверженное служение этих маленьких певчих птиц спасло под землей тысячи человеческих жизней от неминуемой гибели. В сравнении с русским обычаем здесь наблюдается интересный смысловой перевертыш. Можно сказать, что британские канарейки столетиями выпускали на волю спасенных ими шахтеров.

Но что же с нашими птичками? Откуда взялся обычай выпускать их в середине весны?

Думаю, причина этому очень похожа на ту, которая заставляла шахтеров брать с собой канареек в забой. На Руси зимой певчих птиц держали дома в качестве индикатора угарного газа – такого же страшного и невидимого убийцы, как метан в забое. Жилье раньше отапливали печками, как в деревне, так и в городе. И если закрывали на трубе заслонку раньше срока, ночью могла угореть вся семья. Поэтому предусмотрительные люди на зиму приносили в дом певчую птицу. Если она себя чувствовала нормально и спокойно пела свои песни, то и людям опасаться угара было нечего. А в конце отопительного сезона, птичек с благодарностью выпускали на волю. Заканчивали же активно топить печи где-то как раз к Благовещенью.

В Великобритании нерукотворным памятником птицам-спасателям стала поговорка miner’s canary — канарейка в шахте — обозначающая нечто, предупреждающее об опасности (например, Курт Воннегут называл miner’s canary писателей, которые, как наиболее чувствительные «клетки» общественного организма первыми должны реагировать на те идеологические «отравляющие вещества», что вредят или могут повредить человечеству).

Наш народ запечатлел свою благодарность пернатым помощникам в красивом обычае – выпускать птиц на волю в день праздника Благовещенья. И здесь, на мой взгляд, просматривается очень высокая символика.

Благовещенье – день, когда Бог через Своего посланника говорит человечеству о скором пришествии Того, кто спустится в глубины ада и выведет оттуда пленников, томящихся в ожидании Спасителя.

Сын Божий приходит в мир, чтобы даровать свободу творению, порабощенному грехом и смертью. Именно этот смысл уловил поэтический гений Пушкина в народном обычае. Именно эту символику русские люди вкладывают в праздничное освобождение птиц на Благовещенье.
Лети, miner’s canary! Славь Господа своими радостными песнями на воле!