Праздник бога мин египет

Мин

Имя Мина в иероглифах

Рельеф с изображением Мина на стене Карнакского храма

• Сайт «Мифы и Легенды»

НОВЫЙ КУРС ЛЕКЦИЙ ПО ИСТОРИИ РЕЛИГИЙ
Модуль 1. Древний Египет

• Содержание

• 1. Имя бога Мина

• 2. Египетский Мин и греческий Пан

• 3. Тождественность Гора и Мина

• 4. Владыка мира и Владыка поколений

• 5. Жизнь, восстановленная жизнью

• 6. Храм Мина

• 7. Телец Своей Матери

• 8. Соединение с Творцом через познание

1. Имя бога Мина

2. Египетский Мин и греческий Пан

3. Тождественность Гора и Мина

4. Владыка мира и Владыка поколений

5. Праздник Мина как праздник вознесения

6. Храм Мина

7. Телец Своей Матери

8. Соединение с Творцом через познание

1. Имя бога Мина

«Что касается Гора, – указывает Плутарх (ок. 46 – ок. 127 гг. по Р.Х.), – то Его обычно называют еще Мин, что значит «зримый» (греч. Ороменон – видимый), ибо космос чувственен и зрим» [Is.Os. 56]. Херонейский мудрец, не зная египетского языка, точно, видимо со слов египетских священнослужителей, объясняет значение имени Мин.

Имя это является антонимом известного нам божественного имени Амон. Фонетически слово «Амон» – «Незримый» египтяне записывали как Имен или Имену (jmn или jmnw). Но когда отрицание j (и) убиралось, тогда слово меняло смысл на противоположный: явленный, знаемый — Мину (mnw). Мин – это божественное имя, встречающееся значительно раньше имени Амон.

Идеограмма Мина известна еще с Герзейской додинастики, с IV тысячелетия до Р.Х. В Текстах Пирамид имя Мин упоминается восемь раз, и из них семь раз оно записано идеограммой и лишь единожды (Pyr. 424b) фонетически, с детерминативом «Бог». Теофорные имена, включающие элемент mnw, мы встречаем с первых династий, хотя и сравнительно редко. Mrt mnw (Меретмину) – Возлюбленная Мина, Nj anh mnw (Нианхмину) – Обладатель жизни есть Мин, Hm mnw (Хеммину) – Слуга Мина и т.д. В заупокойном комплексе царя Хеопса (Хуфу) одну из построек именовали Mr mnw Hwfw (Мер-Мину-Хуфу) — «Любит Мин Хеопса». Мин – это одно из самых важных божественных имен в Египте. С первых же династий известны и Великие праздники Мина, пышно отмечавшиеся царем и народом. Французский ученый Готье посвятил этому специальное исследование (H.Gauthier, Les fêtes du dieu Min. – Le Caire, 1931).

2. Египетский Мин и греческий Пан

Геродот (ок. 484 – ок. 425 гг. до Р.Х), который задолго до Плутарха побывал в Египте, еще при последних египетских царях, когда Египет на какое-то время освободился от персов, говорит, что Мин – это самый древний бог, и связывает его с греческим богом Паном.

Мы привыкли видеть Пана веселым гулякой, винопийцей и сластолюбцем, похваляющимся, что он совокупляется со всеми пьяными менадами свиты Диониса. В таком образе восхваляют Пана многие авторы, начиная со слагателя XIX Гомерова гимна. Но античность знала и совершенно иную традицию.

Пожалуй, единственное, что осталось у нас от иного, совсем не веселого и разгульного образа Пана, и что вошло в нашу культуру – это выражение «панический ужас». То есть это иррациональный ужас, который Пан может навести на любое человеческое и, шире того, на любое живое сообщество, потому что ему подвластны и животные. Образ панического ужаса как раз намекает на то, что античность знала и другую природу Пана. И, если мы посмотрим на другой образ, на образ Пана, который присутствует в XI Орфическом гимне, то мы поймем, что Пан – это что-то намного более сложное, чем просто винопийца и гуляка.

Геродот – это человек, умеющий благоговеть перед святыней, хранить благоговейное молчание. Плутарх – это уже эллинистический грек, который любит все рассказывать. Эпоха эллинизма – это эпоха, когда, как говорится, все тайное становится явным, как в наших с вами лекциях. А эпоха Геродота – это эпоха, когда еще мистерии не открываются, когда они хранят полное молчание. И Геродот несколько раз говорит: «Я знаю, но я говорить не буду». И мы понимаем, что сопоставление Мина и Пана восходит, видимо, к чему-то, что стоит за XI Орфическим гимном. Орфики – это люди, посвященные в орфические мистерии, а орфические мистерии – это несколько окультуренная форма дионисийских мистерий (об этом я буду говорить подробно в лекциях о Греции). Это более глубокое и более тайное знание, чем тот веселый бог Пан, которого мы видим на картинах Рубенса.

Итак, XI Орфический гимн:

«Пана пастушьего мощного кличу – он все в этом мире».

Обыгрывается имя Пан и греческое слово пан. В отличие от современных филологов, греки, не сомневаясь, объясняли имя этого бога от слова «пан» — всё, всеобщность (как в словах «пангерманизм», «панславизм» и т.д.)

«Пана пастушьего мощного кличу — он всё в этом мире —

Небо и море, бессмертный огонь и земля всецарица,
Всё это — Пан, ибо всё это пановы части и члены. <…>
Всепородитель, раститель всего, многославнейший демон,
Миродержавец, Пэан плодоносный, светящий, пещерный (в смысле таинственный),Тяжкогневливый, ты истинный Зевс, венчанный рогами,
Это ведь ты равнину земли незыблемой сделал,
Ты оттеснил неустанного моря тяжелую влагу,
Землю вращая в волнах Океана кружением вечным,
Воздух питающий — ты, что жить позволяет живому,
И невесомого пламени ты и краса и основа —
С легкостью всё несовместное сходится волей твоею.
Промысел твой, коль захочешь, природу всего переменит,
Смертный ли род человечий, иль мир, беспредельно широкий».

(XI Орфический гимн, перевод О.В. Смыки).

Итак, Пан – это колоссальная сила, фактически Творец мира. Само слово «Творец» греки по отношению к Пану не употребляют – но если Он может переменить природу всего, значит, Он фактически Творец мира; вот какая огромная тайна скрывается за этим смешным козлоногим существом.

При этом о Пане говорили, что он сын Гермеса от смертной женщины, часто называли супругу Одиссея Пенелопу как его мать. И, с одной стороны, он вполне историческое лицо, родившееся в эпоху Троянской войны, а, с другой стороны, его называли сыном Крона и Реи, то есть братом Зевса, принадлежащим к третьему поколению богов. Или, уже в крайнем случае, его называли молочным братом Зевса, титаном, который был вскормлен козой Амалфеей вместе с маленьким Зевсом когда Рея укрывала Зевса от Крона, который хотел его пожрать.

То есть это один из древнейших богов – бог, современный Зевсу, а, может, и более ранний. Рассказывают, что Пан родился на Олимпе, среди олимпийских богов, с бородой – это вызвало смех богов. Но, с другой стороны, образ младенца-старца – универсальный образ вечности. Неслучайно Лао-цзы тоже называли ребенком-старцем или старым младенцем. Копыта на задних ногах, рога – все это не образы пастушьего бога, это палеолитические символы Небесного Бога-Творца. Если вспомнить пещеру Труа-Фрер (Трех Братьев) близ Монтескье-Авантес и вспомнить изображение, как его сейчас называют, Великого Колдуна или Бога охотников, то это очень похоже на Пана.

Это очень древний образ. И так же, как у изображения из пещеры Труа-Фрер, у Пана его половой член изображается в состоянии, готовом к соитию – то есть это итифаллическое изображение, обозначающее способность к креации. Он Творец, Он Породитель, и тут эти два образа Пана сходятся – Пан как веселый, разгульный бог, который сходится с менадами, и великий Творец, потому что у него огромная, преизбыточествующая творческая сила.

И для египтян вот этот самый древний Бог – это Бог-Творец, Который сотворил все и всех богов. Поэтому не по ошибке Геродот назвал Пана самым древним богом. Он, благочестивый грек, который побоялся бы оскорбить Зевса, он называет его самым древним богом. И, посмотрите, в этом орфическом гимне он называется истинным Зевсом – «тяжкогневливый, ты истинный Зевс, венчанный рогами». Так что и в греческой религии все не так просто.

3. Тождественность Гора и Мина

Но то, что Гор и Мин – это одно божественное лицо, но в двух проявлениях, в двух природах – это ясно нам говорят и древнейшие египетские тексты. Вот, например, текст из пирамиды царицы Нейт: «О, Нейт, воздвигни себя, как Мин. Взойди на небо, обрети жизнь с ними (с небожителями). С ними да вырастут крылья твои, да оперится глава твоя и руки твои. Озари небо и изливай сияние на них (на небожителей), как бог. Да пребудешь ты Владыкой Неба, подобно Гору Инобытия, Гору Дуата» (Pyr 1948).

«Покройся перьями», «вырастут крылья», — это, конечно, образ Гора, образ сокола. Стань Гором – пребудь, подобно Гору Инобытия, изливай сияние на тех, кто пребывает в божественном мире. И, следовательно, – «воздвигни себя, как Мин». Очень важная фраза, запомним ее: «Воздвигни себя, как Мин». Результат этого воздвижения – это превращение во Владыку Неба, уподобление Гору Инобытия.

В другом месте Текстов пирамид говорится: «Две Девятерицы, кланяясь, подходят к тебе, (о Пепи-Неферкара). Даешь ты повеление солнечному народу, как Мин, пребывающий в доме своем, как Гор Джебаут. И Сет не освободится от бремени несения тебя (о Пепи-Неферкара)» (Pyr. 1992). О «бремени несения тебя» скажем чуть позже, но важно то, что Мин и Гор – это одно: «… как Мин, пребывающий в доме своем, как Гор…». Замечу сразу, что «дом» – это мир, вот этот мир, который сотворен. Он Им сотворен, и это дом Гора, как и дом Мина.

Позднейшие тексты говорят примерно то же самое: «повелевает Мин вместе с Отцом своим, Осирисом». На стеле Среднего царства [Louvre C 30] Мин именуется сыном Осириса, рожденным божественной Исидой. И мы видим, что таких образов огромное количество. А в 7-м речении «Книги мертвых» об этом же говорится уже абсолютно ясно: «Что до Мина, то он есть Гор, защитник своего отца». А вы помните, что в речениях Книги Мертвых задаются вопросы и даются ответы, и если человек знает правильные ответы, то он побеждает смерть. И вот дается такой ответ: «Что до Мина, то он есть Гор, защитник своего отца».

Итак, «Зримый» и «Вышний» – это одно. Но почему же два имени? Это тоже не случайно. Во время праздника Мина царь увенчивается двойной короной Мина – то есть короной Верхней и Нижней Страны, – и при этом возглашается: «Гор, сын Исиды и Осириса, получил великий венец Верхней и Нижней Страны. Царь такой-то получил венец Верхней и Нижней Страны» И после этого царь именуется Мин-Гор-Нахт, то есть «Мин-Гор-Могучий». Если перевести эти имена, сделать их сущностными, то получается «Явленный-Вышний-Могучий» – это, если угодно, центр титулатуры царя.

Генри Франкфорт в книге «Kingship and the Gods» (Chicago, 1948) говорит, что «Мин определенно считался образом Гора». Эти слова прекрасного английского египтолога мы можем понять, если вспомним категорию формы у Аристотеля. Форма – это то, что первично, что делает материю определенной, делает материю вещью. Потому что без формы материя бесформенна, по определению. Соответственно, Мин – это форма Гора, это то, что формирует Гора, как говорит Г. Франкфорт. Что он имеет в виду? Как вы помните, это тот, кто замысливает, это «сердце Птаха», и Он же – тот, кто спасает Своего Отца. Гор – это замысливатель бытия, а Мин – это Он же, но в бытии. Это Он же в этом мире, поэтому Он видимый. Его можно воспринимать, потому что это бытие видимо.

В Египте имена «Амон» и «Мин» не только противопоставлялись, но очень часто соединялись. Чтобы никакого сомнения не было, что это не два разных бога, а два проявления одного и того же Бога. Мин-Амон – это одно из самых частых наименований Бога-Творца. Как Амон Он инобытийный, незримый, невидимый, а как Мин Он воплощенный, видимый. Поэтому в отношении Гора и Амона говорится: «Твое воплощение Мин – Владыка поколений». Так провозглашается в молитве Амону в храме Рамсеса III в Карнаке.

4. Владыка Мира и Владыка поколений

Имя «Владыка поколений» для нас тоже важно. То есть Он – Владыка уже и во времени (поколение – это, естественно, временная категория, это то, что следует одно за другим). Поэтому Мин – это и Владыка вот этого материального, созданного мира, и Владыка времени, в котором этот мир существует. Это очень похоже на то, что говорится апостолом Павлом о Боге в первой главе Послания к римлянам: «Невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы…» (Рим. 1, 20). Здесь антиномия: невидимое – видимое, Амон – Мин. Кода мы читаем эти слова Послания апостола, мы не понимаем часто всей глубины этих слов. Оказывается, этот мир – это некое видимое ипостазирование, проявление Невидимого Бога. Мы рассматриваем эти творения, и мы видим их Творца, мы понимаем их совершенства, но мы также, конечно, никогда не должны забывать, что этот мир разрушен грехом человека, что он потерял совершенство. И наша задача – восстановить нарушенное совершенство мира.

Часто, как и Атум, Мин изображается в действии мастурбации, когда Он одной рукой поднимает плеть, как бы дает повелевающий приказ творению быть, а другой Сам извергает из Своего члена семя, которым творится мир. В музее Эшмолейн (Ashmolean), в Оксфорде, есть несколько древнейших статуй Мина именно в этой форме. В гимне Среднего царства Мин-Гор-Нахт (Мин-Гор-Могучий) говорит: «Я Сам Себя оплодотворил для вас, Я исторг (нехси) вас из Себя». Это тоже важнейшая вещь: этот мир рождается не каким-то браком, как я уже рассказывал раньше.

Но Мин – это такая форма, которая нас сразу же вводит в категорию осирического предания. Мир, оказывается, творится Тем, Кто потом оживляет Осириса. Это одно и то же! Египтянин отлично знал, что Гор, оживляющий Осириса и рожденный в болотах Дельты, в болотах Хеммиса, и Гор, в виде Мина-Гора-Нахта сотворивший мир, и Гор, замысливший мир как сердце Птаха – это одна и та же божественная Сущность.

5. Праздник Мина как праздник вознесения

Ежегодный праздник Мина – один из важнейших, если не важнейший, в Египте, — именовался «Праздником ступеней Мина». Это был именно праздник восхождения. Помните, я обещал объяснить слово «восхождение»? Во время ежегодных празднеств Мину, его статуя воздвигалась со ступени на ступень на особый пьедестал, изображения которого известны со Среднего Царства. И этот пьедестал – конечно, это первохолм, с которого начинается творение мира. Статую Мина несли из храма и воздвигали на этот постамент.

Но здесь, скорее, важен другой смысл – смысл восстановления единства с Небом. Потому что этот праздник – это праздник восстановления гармонии мира, разрушаемой Сетом, разрушаемой нашим злом и нашей ложью. Поэтому воздвижение этой статуи – это как бы новое творение мира в его совершенстве и полноте. И, кстати говоря, в этом, скорее всего, смысл любого пьедестала. Когда статую ставят на пьедестал, это знак того, что она вознесена над миром, что она уже находится вне этого мира. Поэтому ставят на пьедестал статуи достойных людей, которые уже достигли, в некотором смысле, божественного бытия. А теперь посмотрите вокруг себя, и, если увидите статую, сразу спросите: достойна она пьедестала или нет?

Вместе со статуей Мина – с той, которую вы можете увидеть в музее Эшмолейн, но только, видимо, более скромных размеров, потому что такую статую не унесешь – несли целый ряд очень важных атрибутов. Несли специальные короба с листьями салата латука. Мы уже сталкивались с салатом латук – в тяжбе Гора и Сета это был та еда, которую только и ест Сет, и которая, как вы помните, была опрыскана семенем Гора, и благодаря этому Сет съел семя Гора, но это семя появилось на его голове в виде золотого диска. Салат латук до сих пор используется египтянами, когда они хотят укрепить свою мужскую силу. Действительно, из салата латука, если его ломать, выделяется млечная жидкость, которую может быть, при большом воображении, можно отождествить с семенной жидкостью. Но главное, конечно, это образ Гора-Мина как Подателя семени и жизни. То есть этот салат – это образ и победы над Сетом, и образ жизнетворения, ведь Гор-Мин выбрасывает семя, которым творится мир.

Мин – это произрастание. Мина называли египтяне открывателем облаков, тем, кто творит произрастание, дает жизнь травам. В Берлинском папирусе про Мина говорится: «Неутомимый… Он – плодотворная влага, производящая растения; и злаки произрастают, исходя из Его тела» (P. Berlin 3049, 35—39). Эти образы напоминают нам Осириса, но тут они обращены к Мину, и понятно, почему. Потому что Осирис важен не в лице погибшего, умершего Осириса – из него тогда ничего не произрастает, – а в образе Осириса ожившего, ожившего с помощью Глаза Гора. И в этом смысле оживший Осирис, то есть Гор, пребывающий в Осирисе, и Мин – это одно и то же. Кроме салата латука во время этого празднества вели живой образ Мина. Живой образ Мина – это белый бык, увенчанный короной Мина-Амона. Это очень древний образ.

Христианские апологеты первых веков потратили очень много сил, всячески издеваясь над поклонением животным в Древнем Египте. Но им это простительно, потому что они не знали доисторических религий, которые теперь вы знаете. Они не знали, что в глубочайшей древности, когда еще люди не умели рисовать, ваять и уж тем более писать, само живое существо было образом Бога, живой иконой Бога. Вы помните, что в среднем палеолите это был медведь, а в верхнем палеолите это был и мамонт, и зубр, и тот же медведь. И в этой живой иконе было не только расписывание в своей неумелости рисовать, нет, в ней было намного больше. Дело в том, что в любом изображении, пока его не освятят, жизни нет. Это просто доска и краски или просто статуя. А вот в быке или медведе жизнь есть, он жив сам по себе. В этом смысле он в каком-то смысле лучший образ Бога, чем изображение. По крайней мере, так думал древний человек.

И в Египте, где у людей отсутствовала способность забывать, мы можем найти очень много доисторических форм ритуала. В этих формах почитание животных как живых икон бога, пришедшее из глубочайшей доистории, из палеолита, вполне сохранялось. И это, кстати, и указывает на древность обрядов, связанных с Мином. Белый бык – это пришедший прямо из верхнего палеолита образ. Понятно, почему бык: потому что бык – это тот, кто дает семя, это то мужское существо, которое оплодотворяет и дает жизнь. И Исиду, и Нут, именовали дикой коровой, а Мина – быком или даже диким быком, туром. Опять же, рефлексия: дикое лучше домашнего, потому что в палеолите домашних животных не было, были только дикие. И они, естественно, приносились в жертву, они олицетворяли божественное.

6. Храм Мина

Интересно, что храм Мина, из которого выносили статую, был очень небольшим. Это был круглый храм (сехнет), который по своим формам был совершенно не египетский. Он напоминает круглые постройки раннего, даже докерамического неолита, когда дома воспроизводили формы палеолитических хижин. Потому что круглая постройка была проще, ее было проще возводить в эпоху палеолита — это был шатер, который перемещали, имевший, естественно, опорный столб и натянутые шкуры. Поэтому первые постройки были круглыми. Вообще древнейшие круглые постройки – это же, страшно сказать, ранний палеолит! Это полтора миллиона лет назад! От них остались только круглые камни, которыми, видимо, укреплялись шкуры, которые были основой этих хижин.

Вот на какую огромную глубину уходит образ круглого храма Мина. Кстати, интересно, что те из вас, кто успели побывать в Риме, помнят, что на берегу Тибра есть храм Весты, на так называемой Бычьей площади (тоже ведь характерный образ — Бычьей площади). И этот храм Весты – хранительницы огня, древнейший храм – он тоже круглый. В полном несоответствии с классическим греко-римским типом прямоугольного или квадратного храма.

Эта круглость – один из признаков древности. Такие круглые храмы сохраняются в черной Африке, в Судане, вплоть до настоящего времени. В них, разумеется, поклоняются не Мину. Это какие-то хижины, в которых поклоняются духам. Но форма осталась старинная. Иногда даже высказывают мнение, что храм Мина – это форма, скорее даже, не африканской хижины, а мегалитического круглого кургана, типа Ньюгрейнджа. Не знаю, может быть.

Перед этой хижиной – перед храмом Мина, как и перед суданскими хижинами, стоят столпы. И эти столпы (иаут) очень напоминают столпы храма в Иуну. Это столп с рогами на вершине или с черепом быка. Мина так и называют: Хенти Иаутеф – «тот, кто впереди столпов или жезлов своих». Эти столпы/жезлы, стоящие перед храмом, размерами больше, чем обычный человеческий жезл, поэтому их несли несколько человек. Эти высокие столпы с рогами следовали в процессии после статуи Мина и после белого быка.

И, опять-таки, мы видим, что эти столпы — столп Иуну и столп-шест Мина, – это почти одно и то же. Это знаки творения. Этот вертикальный столп – это то, что соединяет Небо и Землю, а рога – символ божественности. Кроме всех этих атрибутов, во время праздника, который именовался не только Праздником ступеней, но и Праздником явления (явления Бога, Мина), обязательно участвовали царь и царица, то есть фараон и его супруга. В этом празднике Бог являет себя. Как являет? Он не просто выходит из храма. Выход Бога из храма и восхождение на ступени – это творение мира. Бог являет себя в творении мира (творение мира – это явление!) и восстанавливает мир.

7. Телец Своей Матери

Итак, в этом празднике участвуют царь и царица. Царь золотым серпом срезает колосья со священного поля и дает их белому быку. Это знак, тоже очень важный, что семя этого мира – то, что создано Мином-Амоном, возвращается Ему. Оно не отдается ни северным, ни южным, ни западным, ни восточным – оно возвращается Ему. И царь – это тот, кто, как Гор, возвращает Ему этот мир. А царица – и у нее есть особый титул в этом священнодействии, ее называют шемаит (это непереводимое египетское слово, обозначающее лицо, которое семь раз повторяет специальный стих перед тем, как царь срежет колосья). То есть перед тем, как царь срежет колосья и даст их быку, царица семь раз рецитирует определенный текст.

Во время рецитации царица совершает кружения (пехер) вокруг царя. Она кружится вокруг царя, обвивает его. Царица выполняет роль Великой Матери, Мут. Все божественные супруги: Раит (супруга Ра), Сехмет (супруга Птаха) – это все Мут, божественная Мать – Та, Которая порождает. Ее изображают дикой коровой или львицей, а здесь она предстает в виде царицы. Так же, как Мут вьется вокруг Ра сияющей змеей, и рождает Его же (Ра) в виде Хонсу, так же действует и царица.

Мут рождает Ра в виде Хонсу. Хонсу – это Находящийся во времени, буквально: Проходящий. Хонсу – это тот же Ра, тот же Гор, тот же Бог, но находящийся во времени, находящийся в этом мире. И это кружение вокруг Мина или вокруг Ра, что, в общем, одно и то же, это очень странный образ – образ зачатия Бога от Самого Бога.

То есть Тот, Кто родится – Он Тот же самый, Кто и зачал, это одно и то же Существо. И белый бык в этом обряде именуется «отцом царя, Мином-Камутефом, Сутью царя и царскими предками». То есть этот белый бык — отец царя. В слове Камутеф «эф» – это знак притяжательности, Ка – это бык, телец, Мут – Мать, получается: Телец Своей Матери. Вдумайтесь в эти слова: Тот, Кто зачинает Сам Себя в Своей Матери. Совершенно невероятная, казалось бы, формула, но эта формула дается для того, чтобы показать одну очень простую вещь: Тот, Кто родился в сотворенном Им мире, дабы восстановить мир, это Тот же самый, Кто сотворил мир. Ра-Горахти творит мир, Мин-Амон-Камутеф рождается в этом мире, и это одно и то же Существо, именуемое Незримым Быком Своей Матери. Незримый (Амон) – Бык Своей Матери, ликующий во чреве коровы, Муж, зачатый своим собственным членом. Вот так определяется этот удивительный образ.

Во время Празднества ступеней жрец обращается к белому быку со словами: «Привет тебе, Мин, оплодотворивший мать свою! Как таинственно то, что ты с нею соделал во мраке». Это обыгрывается многократно. Это очень интересно обыгрывается в храме Дейр эль-Бахри, в заупокойном храме царицы Хатшепсут (1490-1468 гг. до Р.Х.). Ее именуют «дочерью Камутефа от любви его», потому что к царице Яхмес (матери Хатшепсут), когда вошел царь Тутмос (ее отец), и когда произошло зачатие Хатшепсут, то в Тутмоса вселился Амон-Ра. Поэтому Хатшепсут – это дочь Камутефа.

Хотя имя Камутефа появляется со времени Среднего царства, и первое, известное нам, его упоминание, встречается в храме Сенусерта I в Карнаке, сам образ был известен давно. То есть сама сущность – без этого термина, который, безусловно, богословский, проработанный, и я бы сказал, искуственный, – была известна давно. В Текстах пирамид об умершем царе Унасе говорится: «Ты тот, с кем соединяется его мать, великая дикая корова» (Pyr 388c).

8. Соединение с Творцом через познание

Мы видим, что божественность от Птаха до Гора – это Единый Бог, Единое Существо, которое и творит мир, и пребывает вне его, и восстанавливает мир. Особенно здесь интересна 600-я станца первого Лейденского папируса. Здесь, правда, говорится не о Мине-Амоне. Как это часто бывает с религиозными текстами более позднего времени, они пытаются все открыть – но это уже полная деградация. Поэтому сейчас наша лекция — это полная деградация, мы все раскрываем – происходит срывание всех и всяческих масок. Но есть и промежуточный этап, между тайной и таким вот «все на продажу», это состояние, когда – вы, конечно, понимаете, что я шучу – некие имена и сущности заменяются образными синонимами, чтобы знающий знал, а незнающий не понял. И вот, в 600-й станце Лейденского папируса имя Мина-Амона заменяется на имя «Нил». Всем понятно, что такое Нил. Нил – это река, которая течет и которая кормит Египет. Египет – это дар Нила, Нил – это жизнь. И этот образ Нила, который дает жизнь, был для египтян важен еще и тем, что они не знали, откуда Нил течет. Надо сказать, что египтяне в этом смысле не были так глупы, потому что до середины XIX века даже европейцы не знали, откуда течет Нил. Открытие истоков Нила – это одно из великих географических открытий. Но для египтян, как всегда, это незнание имело огромный положительный смысл – это был образ: из Инобытия, из Незнаемого Бытия: течет вода жизни, которой все оплодотворяется, которая всему дает жизнь, которая все созидает. Поэтому Нил в этом смысле очень удобный образ творения бытия из Небытия.

Давайте послушаем эту 600-ю станцу:

«Познание в Его сердце. (слово «познание» очень важно). Повеление в устах Его. Когда входит Он в две пещеры, что под стопами его, Нил начинает струиться из-под сандалий Его. Душа его – Шу, сердце его – Тефнут. Он –Гор Небосклона, пребывающий в небесах. День – правое око Его, ночь – левое око Его. Он тот единственный, кто ведет [тварей Своих] всеми путями».

Здесь хочется вспомнить имя индийского священного свода – «Шатапатха-брахмана» (Брахмана «тысячи путей»).

«Тело его – бездна небытия (Нуна). И истекает из Него Нил, дающий рождение и жизнь всему сущему. Теплота Его — дыхание в ноздрях каждых (то есть идея духа, который есть жизнь). Жена Его – плодородное поле. Он оплодотворяет ее, ибо семя Его – древо плодовитое, а истечение тела Его – зерна пшеницы. Обращены к Нему лица всех людей и богов. Он есть Познание».

Мне лично этот образ очень напоминает 90-й гимн X мандалы «Ригведы». Но там это Махапуруша, а здесь – великий Творец, создающий все Своим семенем. То есть мир – это продолжение Его. И кажется, что это какой-то пантеизм, что это совершенно противоположно христианству. Но подождем, не будем спешить, посмотрим, что пишет один из глубокомысленнейших христиан, Максим Исповедник, в комментарии на пятую главу трактата Дионисия Ареопагита «О божественных именах». Это глава 5.6 схолия 22:

«Поскольку Бог является Творцом всего, то все находится в Его не-сущем еще мышлении. Он Сам является Первообразом всего этого и мыслит об этом, не заимствуя образы у других, будучи Сам Образцом сущего. Так что ни Он не находится в некоем месте, ни сущее в Нем как бы в некоем месте; но Он содержит его так, как имеет Самого Себя, пребывая в нем, причем все пребывает в Нем совокупно и содержится в Нем нераздельно и в нераздельности нераздельно разделяется. Итак, мыслями Его является сущее и сущее представляет собой образы. Мысли же Его следует понимать так (образы — эйдосы): стоит Ему помыслить что-нибудь, как это и появляется или существует. Такого рода мышлению должно бы предшествовать нечто мыслимое, чтобы это помыслив, это сделать (то есть мы, когда думаем о стакане с водой, то это потому, что у нас уже бывал перед глазами стакан с водой). Но Он, мысля о сущем, мыслит о Самом Себе, – (потому что другого-то нет!), – и соприкасается с сущим в Нем. Ведь само Его мышление является рождением сущего. Ибо сущее в Нем – это и есть образ, (то есть эйдос). А Он, целиком будучи умом, весь есть познание».

Это удивительно похоже на 600-ю станцу, которая так и кончается словами «Он есть познание», и удивительно близко, конечно же, индийской традиции, где, как вы помните, в беседе Яджнавалкьи с Майтрейи Яджнавалкьи объясняет ей, что Брахман весь состоит из познания (Брихадараньяка упанишада 4,5,13). На санскрите познание это виджна, а по-египетски это сиа. При этом сиа – это и познание, и творение Богом мира из Самого Себя. Именно это и пытается сказать Максим Исповедник – но только нелегко это сказать. А египтяне и не пытались это сказать, они пытались это выразить в священнодействии.

Когда апостол Павел пытается это объяснить для первых христиан, он говорит, что эта божественная епистимия, божественное познание, приводит к обожению, приводит к тому, что человек, познавая то, как он был познан Богом, сам познает Бога и соответственно достигает обожения. В Первом послании к Коринфянам апостол Павел говорит: «Тогда познаю, подобно, как я познан» (1 Кор. 13:12). «Тогда» — то есть при спасении. Опять эти же слова, только по-гречески.

У Геродота сохранилось описание какого-то праздника, который очень напоминает Праздник ступеней или, может быть, какой-то другой праздник, с этим связанный, о котором мы больше ничего не знаем. Геродот, который далеко не все говорит, считает важным здесь это сказать:

«Жители египетских Фив в единственный день в году на празднике Зевса (а Зевс — это Амон!) закалывают одного барана, и сняв руно, надевают его на статую Зевса, как это сделал некогда Сам Бог. Затем они приносят к ней другую статую, Геракла (Геракл — это может быть Мин, Хонсу). После этого все жители храмовой округи оплакивают барана и потом погребают в священной гробнице» (Геродот, II, 42).

Здесь мы, во-первых, опять видим живую икону. В данном случае это баран, а у Амона баран – это священное животное. Амона часто изображают с головой барана, с рогами барана. Смысл очень интересный: Амона, Незримого, одевают в шкуру, то есть делают зримым! При этом они приносят к нему другую статую. Геракл, как вы помните, у греков — это полубог – получеловек. Это человек, достигший обожения. Он, будучи человеком, через свои подвиги достиг обожения и восшел на Олимп. Поэтому для грека это образ человека, который смог победить в себе человеческое и достичь бессмертия богов «живущих вечно». Непонятно, с каким богом это связано в Египте, но для Геродота важно, что его (Геракла, т.е. его статую) приносят и потом барана погребают, потому что он умер, но он (Геракл) пришел к Амону, и он воскрес. Здесь работает какой-то очень важный священный образ.

В одном из Текстов ковчегов есть удивительные слова. Этот текст мы не раз будем с вами вспоминать и использовать. Поблагодарим некого Беба из Дендеры, который в начале Первого переходного периода (2250-2200 гг. до РХ) повелел написать этот текст на своем внутреннем саркофаге, это 312 речение Текстов саркофагов. Это почти единственный текст, который нам открывает, что в Египте были некие великие таинства, которые были связаны с рождением Бога в этот мир – с рождением в этот мир Гора как Мина. Послушайте этот текст:

«Я прихожу ныне из обители Двоицы Львов, я восхожу от нее к обители Исиды, к потаенным тайнодействиям, ведут меня к ее сокрытым тайнам, ибо даст она мне узреть рождение Великого Бога» (CT 312, IV, 81f-g).

Двоица львов – это Рути, это Шу и Тефнут «К обители Исиды» – то есть к ее чреву, к ее Сути. «К потаенным священнодействиям» – то есть Исида открывает ему тайну рождения Великого Бога (егип. Нечер аа) как ее Сына Гора – Того, Кто сотворил мир и Кто стал явленным. Поэтому она даст этому Бебу узреть, иначе он ничего не увидит. Он (Беб) увидит потому, что Бог стал явленным, Он вошел в этот мир.

Все, что сейчас рассказано, имеет одну цель, один смысл: объяснить, что для египтян важно было не многобожие (вот эта тысяча божественных имен), а важно было то, что Один Бог и создал мир, и пребывает в Инобытии. И создал мир, и воссоздает его. И это Бог Вышний, это Гор, это Мин-Амон-Камутеф, это Мин-Гор-Нахт, это все одно и то же. И поэтому Он и Создатель (в каком-то смысле) Исиды – Он ее Отец, – и, одновременно, Он ее Сын. Он ее Сын, от нее рожденный, Он Сам зачал Себя от Своей Матери.

Может показаться, что это что-то абсолютно нехристианское, что-то очень дикое. А теперь послушаем, дорогие друзья, крупнейшего православного русского богослова, Владимира Николаевича Лосского (рис. 28). В своем «Догматическом богословии» он пишет:

«Если и можно говорить о Женихе Пресвятой Девы, причем только в смысле метафизическом, <…> то у Нее не может быть иного жениха, кроме Сына. В этом бессеменном зачатии Само Слово есть Семя».

Вот так – круг замкнулся.