Праздник поросячьего визга

От «жадной чаши» до «летающего вола»

В качестве изощренного развлечения розыгрыши известны с глубокой древности. «Дилетант» уже рассказывал об одном из античных артефактов — «жадной чаше». Древние римляне покатывались со смеху, наблюдая за потугами простодушного гостя осушить коварный сосуд с потайным отверстием, через которое незаметно вытекало вино.

Мастером злокозненных розыгрышей слыл император Гелиогабал (Элагабал). По его спецзаказам изготавливались муляжи пищевых продуктов и готовых блюд, слуги выкладывали фальшивую снедь на пиршественный стол и подавали вперемешку с настоящей. Наблюдая за гостями, тщившимися отведать деревяшку, незаметно начиненную живыми насекомыми и лягушками, император хохотал до колик в животе. Экстремальным угощением были кушанья со спрятанными в них скорпионами и ядовитыми змеями. Предсмертные конвульсии укушенных неимоверно веселили Гелиогабала. И уже за гранью розыгрыша — знаменитая легенда о бесчисленных розах, которые рассыпались в пиршественных залах по приказу садиста-выдумщика и умерщвляли нестерпимым запахом.

Со временем более популярны становятся словесные розыгрыши — сочинение небылиц с настойчивыми уверениями в их правдивости. Подобными измышлениями тешила себя даже средневековая монашествующая братия. Будучи еще послушником в доминиканском монастыре, Фома Аквинский за свою молчаливую созерцательность подвергался осмеянию и получил прозвище Немой вол. Однажды монахи решили его разыграть, пригласив поглазеть, как по небу якобы летает вол. Фома принял вид доверчивого простака и сразил насмешников ответной остротой: «Было бы странно увидеть вола, летающего по воздуху, и я хорошо это знал, однако мне казалось еще более странным увидеть целую толпу монахов, сговорившихся, чтобы сказать явную ложь».

Современный первоапрельский день розыгрышей (англ. april-fool, фр. poisson d’avril, нем. Aprilnarr) восходит к средневековому празднику дурака (лат. Festa stultorum, fatuorum, fallorum) и традиции пасхального смеха (risus paschalis). Во время этих празднеств публично коверкались церковные обряды, выбирались шутовские епископы, устраивались шествия с непристойными песнопениями, метанием фекалий в прохожих, комическими выходками вроде стояния на голове в честь Божией Матери.

«Глупость, прирожденно свойственная человеку, должна хотя бы раз в году свободно изжить себя. Бочки с вином лопнут, если время от времени не открывать отверстия и не пускать в них воздуха», — поясняла посвященная Дню дурака французская апология XV столетия. Воздав формальные почести лже-епископам, разгоряченные разнузданностью весельчаки нередко принимались издеваться всерьез, подчас доходя до физических увечий, а иногда и смертоубийств.

Так что сегодняшние банальности в День дурака вроде «У вас вся спина белая!» лишь тихий отголосок громогласно гогочущего средневекового торжества вседозволенности.

Склонностью к сложносочинённым, многолюдным и безжалостным розыгрышам особо славился флорентийский правитель Лоренцо Медичи по прозвищу Великолепный. Однажды ему опостылела бесцеремонность некоего лекаря, любителя дармового угощения, пьяницы и дебошира. Великолепный велел напоить его до бесчувствия и посадить в темное закрытое помещение, чтобы после пробуждения тот не понял, где находится. Одновременно кто-нибудь должен был изображать этого лекаря в публичных местах, всюду представляться его именем, а потом якобы заболеть чумой и скоропостижно скончаться.

Непутевый лекарь провел в заточении больше года. На волю его выпустили ночью в глухом лесу, бедняга был абсолютно дезориентирован, но в конце концов вернулся в родной город. При его появлении люди в ужасе разбегались, принимая лекаря за привидение или ожившего покойника. Жена повторно вышла замуж и не желала пускать бывшего супруга в его же собственный дом. Разразился страшный скандал, а Лоренцо довольно хохотал.

Однако розыгрыш на этом не закончился. Великолепному так понравилась его придумка, что он решил разыграть еще и спектакль с эксгумацией. Когда вскрывали гроб, в котором якобы покоились останки лекаря, из склепа выпорхнул заранее посаженный туда черный голубь. Зловещую птицу сочли воплощением дьявола, народ был страшно напуган, а Лоренцо снова корчился от смеха.

В ряду жестоких шутников XVIII века нельзя не вспомнить Джакомо Казанову, который прослыл не только эротоманом и мистиком, но и коварным выдумщиком. Однажды с ним неосторожно пошутил приятель — и Казанова рухнул в грязный венецианский канал. В отместку Казанова отправился ночью на кладбище, разрыл могилу недавно умершего крестьянина, отрубил покойнику руку и тихонько прокрался в дом к своему обидчику. Проснувшись, тот схватил было Казанову за руку — в этот момент Казанова подсунул ему отсеченную мертвую конечность. От испуга несчастный сошел с ума и был парализован, а Казанове пришлось покинуть Венецию из-за скандала.

Постепенно розыгрыши входят не только в историю злоречия, но и в историю европейской живописи.

Штурм Ширшавинской крепости

В России розыгрыши часто принимали характер не менее злых фокусов и жестоких чудачеств. Среди эксцентричных вельмож — «чудаков екатерининского времени» — страстью к розыгрышам известен уральский заводчик Прокофий Демидов. Однажды он за что-то осерчал на полицейского офицера и не послал ему обычного подарка. В отместку тот направил в дом Прокофия Акинфиевича солдат на постой.

И тут буйная фантазия подбросила Демидову идею вроде той, что в свое время посетила Медичи. Пригласив обидчика на обед и напоив допьяна, Демидов велел его раздеть, обрить наголо, вымазать медом, обвалять в пуху и в таком виде запереть в спальне. Сполна налюбовавшись потешным видом протрезвевшего гостя через замочную скважину, Прокофий Акинфиевич вошел в комнату и огорошил полицейского гневной отповедью: как, мол, ответственный за общественный порядок посмел заявиться к нему в столь непотребном виде?! Для усиления эффекта еще и пригрозил отправить к губернатору для наказания.

Полицейский слезно молил о прощении, обещая впредь не вытворять ничего подобного. Однако Демидову этого было мало — он потребовал письменно подтвердить обещание, после чего все же распорядился привести офицера в порядок и выдать ему мешок червонцев.

Что же до нравов поместного дворянства, то одним из излюбленных его развлечений — и в XVIII веке, и в XIX-м — был глумеж над крепостными и менее знатными соседями. Мемуарист Януарий Неверов в «Странице из эпохи крепостного права» приводит образчики шуток помещика Кошкарова. Более других от него страдала обедневшая дворянка Авдотья Корсакова, чей сын служил вместе с кошкаровскими отпрысками.

Один раз на званом обеде Кошкаров обратился к Корсаковой с ехидным вопросом: слыхала ли она о начавшейся войне? В знак доказательства велел экономке процитировать газетную заметку об «ожесточенном штурме Ширшавинской крепости». В конце заметки сообщалось, что «неприятель вторгнулся в крепость и полились потоки крови, а с заднего бастиона последовал выстрел». Гости весело рассмеялись, а испуганная мать принялась креститься, переживая за сына, что вызвало еще большее веселье. Просто все собравшиеся заранее знали, что сия «военная хроника» — сочиненное каким-то остряком аллегорическое описание… дефлорации.

Среди заправских шутников всегда числились и литераторы. Вспомнить хотя бы известный розыгрыш с переделкой фамилий Лермонтовым. Буйно покутив в Царском селе, поэт возвращался с приятелями в Петербург. На заставе требовалось указывать имена — и Лермонтов придумал назваться иностранцами. Тут же составилась интернациональная компания: французский маркиз де Глупиньон, немецкий барон Думшвайн, английский лорд Дураксон… Финал истории все-таки снимает обвинение в злоречии: с обратной стороны записки шутники указали свои настоящие имена, дабы не подводить караульного. Об этом и других розыгрышах русского офицерства уже писал «Дилетант».

Особая статья — розыгрыши на страницах периодики позапрошлого столетия. Памятный случай произошел с редактором газеты «Русское Слово» Александровым, который по наивности опубликовал на первой полосе якобы случайно найденное неизвестное стихотворение Кольцова. На следующий день над Александровым потешались все, кто прочитал злополучный номер. Текст оказался не просто стилизацией некоего весельчака, но еще и акростихом, из начальных букв которого складывалось неприятное высказывание о редакторе «Русского слова».

Отлит колокол не по-колоколовски

Русские розыгрыши издавна отличались национальным колоритом.

Так, профессиональные розыгрыши практиковались среди портных. В первую неделю службы новичка старые мастера давали ему две копейки и посылали в мясную лавку купить… поросячьего визга. Простодушный деревенский парнишка спешил выполнить поручение — а в лавке его поджидали другие охотники поразвлечься и в ответ на просьбу-пароль принимались что есть мочи трепать по затылку, заставляя орать от боли. Затем мастера растолковывали новичку, что это и есть покупка «поросячьего визга».

Еще в старину бытовало выражение лить колокола — то есть нагло лгать, сочинять завиральные истории для одурачения. Произошло оно от суеверного обычая колокольных дел мастеров, которые распространяли невероятные слухи, чтобы в них поверило как можно больше народу. Тогда, дескать, колокол будет звучать чисто. Если все удавалось, то слух публично опровергался, если же что-нибудь шло не так — нераскрытая выдумка превращалась в легенду.

Вот одна из «колокольных» историй, немало смутившая народ и вызвавшая множество кривотолков. В храме Воскресения в Барашах на Покровке во время одного из венчаний с жениха и невесты разом свалились брачные венцы, вылетели через окно и опустились на кресты церковных глав. Затем выяснилось, что венчавшиеся — родные брат и сестра, которые выросли порознь, случайно встретились и полюбили друг друга.

А вот рассказик пострашнее. Однажды зимой на балу у генерал-губернатора вдруг грянула колокольня Ивана Великого — и тотчас в зале погас свет, лопнули музыкальные струны, из окон посыпались стекла. Танцующие в панике кинулись бежать, но двери сами собой наглухо захлопнулись, и гости все до единого вместе с хозяином либо оказались раздавлены, либо замерзли на лютом морозе. Газеты тщетно опровергали эту жуткую молву — москвичи еще долго передавали ее из уст в уста, доводя друг друга до обмороков и нервических припадков.

Для расследования подобных розыгрышей даже привлекали полицию, у изобличенных сочинителей брали расписки впредь не смущать народ и не нарушать общественное спокойствие. Но колокольщики, войдя в азарт порочного сказкотворчества, никак не могли остановиться. Опасный обычай стал затухать только со второй половины позапрошлого века — когда горожане стали больше читать и меньше верить баснословным выдумкам.

***

Розыгрыш — коварная штука. На его опасную двойственность указывают пословицы: Шути, да осторожно, а то в беду попасть можно; Шутки шути, да людей не мути; Такая шутка, что жутко. Нередко розыгрыш оборачивается против его изобретателей, вспомнить хотя бы роман Аркадия Аверченко «Шутка Мецената». Стоит ли удивляться тому, что среди множества человеческих страхов есть гелотофобия — боязнь насмешки?