Праздник вакха это

Попозже на этот праздник стали заглядывать и мужчины, а праздновать стали пять раз в месяц. Это вместо одного раза в год (видимо, вошли во вкус)! Праздник был опорочен, считалось, что на нем не просто развлекаются, но и планируют сговоры и преступления (так считал римский Сенат). А кроме того, и драки, и убийства, и насилие. Короче, все, на что способен упившийся человек. В итоге его запретили, но народ время от времени все равно собирался и праздновал.

Римляне не первые запрещали вакханалии. В трагедии Еврипида «Вакханки» фиванский царь Феней тоже пытается искоренить зло, свалившееся на его царство:

Едва успел вернуться я домой,
Дурные вести слышу отовсюду,
Нежданная постигла нас беда:
Дома, детей фиванки побросали;
В вакхическом безумии они
Скитаются в горах, поросших лесом,
И бога Диониса — что за бог,
Не знаю — почитают пляской.

Среди их роев полные вином
Стоят кратеры, а вакханки наши
Тайком, поодиночке, в чащу леса
Бегут с мужчиной ложе разделить.

По виду, точно бы менады на служенье,
Но Афродита им милей, чем Вакх.
Иных я уж поймал: связавши руки,
В тюрьме теперь их люди стерегут.
А тех, что нам покуда не попались,
На Кифероне всех переловлю…

Эта попытка закончилась страшной трагедией: в приступе безумства во время вакханалии его самого вакханки живого разорвали на куски, и мать — тоже участница вакханалии — принесла домой его голову как трофей.

Отношение к Вакху (Дионису) — двойственное. С одной стороны, он — бог вина, напитка, который греет и веселит душу и тело. Один из персонажей Еврипида говорит про Вакха:

Придумал он питье из винограда
И смертным дал — усладу всех скорбей.
Когда несчастный соком винограда
Пресытится, забвение и сон
Забот дневных с души снимают тяжесть,
И от страдания верней лекарства нет.

С другой стороны — этому богу всегда сопутствовали безумие и насилие, прямо связанные с вином. Это отразилось и его изображениях. Одни художники рисовали его молодым, красивым, стройным. Другие — иначе.

Вакха обычно сопровождает свита: вакханки, силены, сатиры и прочие персонажи. Сатиры — волосаты, козлоноги, рогаты. Кроме того, они постоянно пристают к нимфам, чего-то добиваются от них (неизвестно — успешно или нет). Есть еще и сатирки, которые рожают сатирят. Силены — это те же сатиры, только постаревшие, помудревшие, несколько остывшие. Они обладают даром предвидения, но пророчествуют только в подпитии. Вакханки — это обычные женщины, участвующие в вакханалии. Предполагается, что они потребляют вино наравне с мужскими особями, не жеманятся, когда им предлагаю выпить. Ну, и во всем остальном — тоже.

Тяжелое наследие вакханалий — пьянство и разврат — нашло отражение и в литературе, и в искусстве. И не только в произведениях, но и в жизни самих творцов. Вот литературный след — стихотворение Эмиля Верхарна о нравах XVII века (он перечисляет известных художников):

Сгрудились, чавкая и грохоча, обжоры:
Дюссар и Бракенбург, и Тенирс, и Крассбек,
И сам пьянчуга Стен сошлись крикливым клиром…
Днем, ночью, от зари и до зари другой,
Они, те мастера, живут во власти пьянства

Можно говорить о том, что Верхарн не был их современником. Но их картины — слепок с действительности, это как бы фотография.

У Рубенса нет жанровых кабацких сцен ни в полотнах, ни в графических набросках. Но к Вакху он был явно неравнодушен: в его картинах нет и тени симпатии к богу вина.

Это — Вакх. Красивый? Молодой — да, но расплывшийся, зажиревший: отвисший живот, немужская грудь, да и ноги тоже будь здоров, с перевязочками у ступней. У его ног тигр грызет виноградную лозу. Присутствие тигра — знак опасности, символ приступов безумия от перепоя. Непристойное поведение — как зараза. Посмотрите на этих детишек: один старается подставить рот под струю вина, второй — тоже не образец поведения.

А здесь — упившийся силен возвращается с вакханалии (или идет на другую?). И опять перед ним тигр грызет лозу. Сзади — лицо негра. Под ногами силена пьяная сатирка кормит сатирят грудью (в свите есть только одно светлое лицо — и непонятно, почему Рубенс поместил его среди таких персонажей). Слева у самого края полотна кто-то дует в дудочку. (С ней связан еще один момент из жизни олимпийских богов. Это не дудочка, это — флейта, которую изобрела Афина. И флейта — как бы обязательная принадлежность силена. Играть может кто-нибудь другой, но флейта должна присутствовать на вакханалии.)

Справа — козлы. Они еще не знают о том, что их привели на праздник для того, чтобы растерзать живыми: до такого неистовства доходили женщины! Может быть, и мужчины тоже, но историки об этом не упоминают. Обратите внимание на жест негра — он щипает силена за ляжку. Это — не просто щипок! Это — намек на нечто неестественное!

Вот еще одна картина: фавн и сатирка ведут пьяного силена. Рядом — голая черная женщина, тигр с поднятой лапой и сатиры на деревьях. На переднем плане — пьяная в дым сатирка кормит сатирят. Сзади, за спинами фавнов — виноградник, на переднем плане — виноградная гроздь, тыква, яблоки. (Весь этот фруктово-овощной набор — афродизиаки. Зигмунд Фрейд, если верить тому, что о нем пишут, считал, что тыквенные семечки — сильнейший афродизиак. О яблоках и вине говорится в Песне Песней Соломона: «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви».)

В обоих полотнах присутствуют чернокожие люди. Что это — символ греха? И тут на память приходит Лот со своими дочерьми: «И сказала старшая младшей: отец наш стар; и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю нашей земли. Итак, напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восставим от отца нашего племя. И напоили отца своего вином в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим; а он не знал, когда она легла и когда встала» (Библия, Бытие, 19, 31−33). То же самое проделала и младшая дочь.

Лот, о котором говорит эта история, напился до того, что «не знал, когда она легла и когда встала». Человек полностью потерял контроль над собой. Из-за чего? Из-за вина.

Вряд ли Питер Пауль Рубенс думал о пропаганде здорового образа жизни. Скорее всего, он пытался передать содержание мифов о Вакхе. Получилось так, что его персонажи не вызывают симпатий, а в целом его полотна — это прогноз больших и маленьких неприятностей, которые ждут любителей попоек.

From Wikipedia, the free encyclopedia

«Bacchanal» redirects here. For the racehorse, see Bacchanal (horse).

The Bacchanalia were unofficial, privately funded popular Roman festivals of Bacchus, based on various ecstatic elements of the Greek Dionysia. They were almost certainly associated with Rome’s native cult of Liber, and probably arrived in Rome itself around 200 BC. Like all mystery religions of the ancient world, very little is known of their rites. They seem to have been popular and well-organised throughout the central and southern Italian peninsula.^[1][2]

Livy, writing some 200 years after the event, offers a scandalized and extremely colourful account of the Bacchanalia, with frenzied rites, sexually violent initiations of both sexes, all ages and all social classes; he represents the cult as a murderous instrument of conspiracy against the state. Livy claims that seven thousand cult leaders and followers were arrested, and that most were executed. Livy believed the Bacchanalia scandal to be one of several indications of Rome’s inexorable moral decay. Modern scholars take a skeptical approach to Livy’s allegations.^[1]

The cult was not banned. Senatorial legislation to reform the Bacchanalia in 186 BC attempted to control their size, organisation, and priesthoods, under threat of the death penalty. This may have been motivated less by the kind of lurid and dramatic rumours that Livy describes than by the Senate’s determination to assert its civil, moral and religious authority over Rome and its allies, after the prolonged social, political and military crisis of the Second Punic War (218–201 BC). The reformed Bacchanalia rites may have been merged with the Liberalia festival. Bacchus, Liber and Dionysus became virtually interchangeable from the late Republican era (133 BC and onward), and their mystery cults persisted well into the Principate of Roman Imperial era.

Background and development[edit]

The Bacchanalia were Roman festivals of Bacchus, the Greco-Roman god of wine, freedom, intoxication and ecstasy. They were based on the Greek Dionysia and the Dionysian Mysteries, and probably arrived in Rome c. 200 BC via the Greek colonies in southern Italy, and from Etruria, Rome’s northern neighbour. Tenney Frank suggests that some form of Dionysian worship may have been introduced to Rome by captives from the formerly Greek city of Tarentum in southern Italy, captured from the Carthaginians in 209 BC.^[1] Like all mystery cults, the Bacchanalia were held in strict privacy, and initiates were bound to secrecy; what little is known of the cult and its rites derives from Greek and Roman literature, plays, statuary and paintings. One of the earliest sources is Greek playwright Euripides’s The Bacchae, which won the Athenian Dionysia competition in 405 BC. The Bacchanalia may have had mystery elements and public elements; religious dramas which were performed in public, and private rites performed by acolytes and priests of the deity.^[3][1][4]

Livy, the principal Roman literary source on the early Bacchanalia, names Paculla Annia, a Campanian priestess of Bacchus, as the founder of a private, unofficial Bacchanalia cult in Rome, based at the grove of Stimula, where the western slope of the Aventine Hill descends to the Tiber. The Aventine was an ethnically mixed district, strongly identified with Rome’s plebeian class and the ingress of new and foreign cults.^[5] The wine and fertility god Liber Pater («The Free Father»), divine patron of plebeian rights, freedoms and augury, had a long-established official cult in the nearby temple he shared with Ceres and Libera.^[2] Most Roman sources describe him as Rome’s equivalent to Dionysus and Bacchus, both of whom were sometimes titled Eleutherios (liberator).^[6]

Bacchanalia scandal[edit]

Livy claims the earliest version of the Bacchanalia was open to women only, and held on three days of the year, in daylight; while in nearby Etruria, north of Rome, a «Greek of humble origin, versed in sacrifices and soothsaying» had established a nocturnal version, added wine and feasting to the mix, and thus acquired an enthusiastic following of women and men.^[2] The nocturnal version of the Bacchanalia involved wine-drinking to excess, drunkenness and the free mingling of the sexes and classes; the rites also involved loud music.^[7][2]

According to Livy’s account, Publius Aebutius of the Aebutia (gens) was warned against the cult and its excesses by a courtesan, Hispala Faecenia. The Senate appointed Spurius Postumius Albinus and Quintus Marcius Philippus to investigate the cult.^[7][3][2][8] The inquiry claimed that under the cover of religion, priests and acolytes broke civil, moral and religious laws with impunity; weak-minded individuals could be persuaded to commit ritual or political murders undetected, at the behest of those who secretly controlled the cult, right in the heart of Rome. Livy claims that the cult held particular appeal to those of uneducated and fickle mind (levitas animi), such as the young, plebeians, women and «men most like women», and that most of the city’s population was involved, even some members of Rome’s highest class.

Reform[edit]

The Legislation of 186 survives in the form of an inscription. Known as the Senatus consultum de Bacchanalibus, it brought the Bacchanalia under control of the Senate, and thus of the Roman pontifices. The existing cult chapters and colleges were dismantled. Congregations of mixed gender were permitted, but were limited to no more than two men and three women, and any Bacchanalia gathering must seek prior permission from the Senate. Men were forbidden Bacchus’ priesthood.

Despite their official suppression, illicit Bacchanals persisted covertly for many years, particularly in Southern Italy, their likely place of origin.^[2][9] The reformed, officially approved Bacchic cults would have borne little resemblance to the earlier crowded, ecstatic and uninhibited Bacchanalia. Similar attrition may have been imposed on Liber’s cults; his perceived or actual association with the Bacchanalia may be the reason that his Liberalia ludi of 17 March were temporarily moved to Ceres’ Cerealia of 12–19 April. They were restored when the ferocity of reaction eased, but in approved, much modified form.^[10]

Interpretations[edit]

Livy’s account of the Bacchanalia has been described as «tendentious to say the least».^[5] As a political and social conservative, he had a deep mistrust of mystery religions, and probably understood any form of Bacchanalia as a sign of Roman degeneracy.^[11] Though most of his dramatis personae are known historical figures, their speeches are implausibly circumstantial, and his characters, tropes and plot developments draw more from Roman satyr plays than from the Bacchanalia themselves.^[6] Paculla Annia is unlikely to have introduced all the changes he attributes to her.^[5][12][6]

For Livy, the cult’s greatest offences arose from indiscriminate mixing of freeborn Romans of both sexes and all ages at night, a time when passions are easily aroused, especially given wine and unrestricted opportunity. Women at these gatherings, he says, outnumbered men; and his account has the consul Postumius stress the overwhelmingly female nature and organisation of the cult. Yet the Senatus consultum de Bacchanalibus itself allows women to outnumber men, by three to two, at any permitted gathering; and it expressly forbids Bacchic priesthoods to men.^[13] Livy’s own narrative names all but one of the offending cult leaders as male, which seems to eliminate any perceived «conspiracy of women».^[14] Gender seems to have motivated the Senate’s response no more than any other cause.^[15]

Livy’s consistent negative description of the cult’s Greek origins and low moral character—not even Bacchus is exempt from this judgment—may have sought to justify its suppression as a sudden «infiltration of too many Greek elements into Roman worship».^[16] The cult had, however, been active in Rome for many years before its supposedly abrupt discovery, and Bacchic and Dionysiac cults had been part of life in Roman and allied, Greek-speaking Italy for many decades. Greek cults and Greek influences had been part of Rome’s religious life since the 5th century BC, and Rome’s acquisition of foreign cults—Greek or otherwise—through the alliance, treaty, capture or conquest was a cornerstone of its foreign policy, and an essential feature of its eventual hegemony. While the pace of such introductions had gathered rapidly during the 3rd century, contemporary evidence of the Bacchanalia reform betrays no anti-Greek or anti-foreign policy or sentiment.^[17]

Gruen interprets the Senatus consultum as a piece of Realpolitik, a display of the Roman senate’s authority to its Italian allies after the Second Punic War, and a reminder to any Roman politician, populist and would-be generalissimo that the Senate’s collective authority trumped all personal ambition.^[18] Nevertheless, the extent and ferocity of the official response to the Bacchanalia was probably unprecedented, and betrays some form of moral panic on the part of Roman authorities; Burkert finds «nothing comparable in religious history before the persecutions of Christians».^[19][20]

Modern usage[edit]

In modern usage, bacchanalia can mean any uninhibited or drunken revelry. The bacchanal in art describes any small group of revellers, often including satyrs and perhaps Bacchus or Silenus, usually in a landscape setting. The subject was popular from the Renaissance onwards, and usually included a large degree of nudity among the figures.

See also[edit]

• Anthesteria
• Ganachakra
• Maenads, female worshippers of Dionysus
• Saturnalia, a Roman festivity
• Thriambus, a hymn sung in processions in honour of Dionysus

References[edit]

External links[edit]

• Senatus consultum de Bacchanalibus, in Latin at The Latin Library
• Decree of the Senate Concerning the Rites of Bacchus (Senatus Consultum de Bacchanalibus), in English at forumromanum.org
• Description of the Bacchanalia and the Senate’s ruling, from Fordham

From Wikipedia, the free encyclopedia

«Bacchanal» redirects here. For the racehorse, see Bacchanal (horse).

The Bacchanalia were unofficial, privately funded popular Roman festivals of Bacchus, based on various ecstatic elements of the Greek Dionysia. They were almost certainly associated with Rome’s native cult of Liber, and probably arrived in Rome itself around 200 BC. Like all mystery religions of the ancient world, very little is known of their rites. They seem to have been popular and well-organised throughout the central and southern Italian peninsula.^[1][2]

Livy, writing some 200 years after the event, offers a scandalized and extremely colourful account of the Bacchanalia, with frenzied rites, sexually violent initiations of both sexes, all ages and all social classes; he represents the cult as a murderous instrument of conspiracy against the state. Livy claims that seven thousand cult leaders and followers were arrested, and that most were executed. Livy believed the Bacchanalia scandal to be one of several indications of Rome’s inexorable moral decay. Modern scholars take a skeptical approach to Livy’s allegations.^[1]

The cult was not banned. Senatorial legislation to reform the Bacchanalia in 186 BC attempted to control their size, organisation, and priesthoods, under threat of the death penalty. This may have been motivated less by the kind of lurid and dramatic rumours that Livy describes than by the Senate’s determination to assert its civil, moral and religious authority over Rome and its allies, after the prolonged social, political and military crisis of the Second Punic War (218–201 BC). The reformed Bacchanalia rites may have been merged with the Liberalia festival. Bacchus, Liber and Dionysus became virtually interchangeable from the late Republican era (133 BC and onward), and their mystery cults persisted well into the Principate of Roman Imperial era.

Background and development[edit]

The Bacchanalia were Roman festivals of Bacchus, the Greco-Roman god of wine, freedom, intoxication and ecstasy. They were based on the Greek Dionysia and the Dionysian Mysteries, and probably arrived in Rome c. 200 BC via the Greek colonies in southern Italy, and from Etruria, Rome’s northern neighbour. Tenney Frank suggests that some form of Dionysian worship may have been introduced to Rome by captives from the formerly Greek city of Tarentum in southern Italy, captured from the Carthaginians in 209 BC.^[1] Like all mystery cults, the Bacchanalia were held in strict privacy, and initiates were bound to secrecy; what little is known of the cult and its rites derives from Greek and Roman literature, plays, statuary and paintings. One of the earliest sources is Greek playwright Euripides’s The Bacchae, which won the Athenian Dionysia competition in 405 BC. The Bacchanalia may have had mystery elements and public elements; religious dramas which were performed in public, and private rites performed by acolytes and priests of the deity.^[3][1][4]

Livy, the principal Roman literary source on the early Bacchanalia, names Paculla Annia, a Campanian priestess of Bacchus, as the founder of a private, unofficial Bacchanalia cult in Rome, based at the grove of Stimula, where the western slope of the Aventine Hill descends to the Tiber. The Aventine was an ethnically mixed district, strongly identified with Rome’s plebeian class and the ingress of new and foreign cults.^[5] The wine and fertility god Liber Pater («The Free Father»), divine patron of plebeian rights, freedoms and augury, had a long-established official cult in the nearby temple he shared with Ceres and Libera.^[2] Most Roman sources describe him as Rome’s equivalent to Dionysus and Bacchus, both of whom were sometimes titled Eleutherios (liberator).^[6]

Bacchanalia scandal[edit]

Livy claims the earliest version of the Bacchanalia was open to women only, and held on three days of the year, in daylight; while in nearby Etruria, north of Rome, a «Greek of humble origin, versed in sacrifices and soothsaying» had established a nocturnal version, added wine and feasting to the mix, and thus acquired an enthusiastic following of women and men.^[2] The nocturnal version of the Bacchanalia involved wine-drinking to excess, drunkenness and the free mingling of the sexes and classes; the rites also involved loud music.^[7][2]

According to Livy’s account, Publius Aebutius of the Aebutia (gens) was warned against the cult and its excesses by a courtesan, Hispala Faecenia. The Senate appointed Spurius Postumius Albinus and Quintus Marcius Philippus to investigate the cult.^[7][3][2][8] The inquiry claimed that under the cover of religion, priests and acolytes broke civil, moral and religious laws with impunity; weak-minded individuals could be persuaded to commit ritual or political murders undetected, at the behest of those who secretly controlled the cult, right in the heart of Rome. Livy claims that the cult held particular appeal to those of uneducated and fickle mind (levitas animi), such as the young, plebeians, women and «men most like women», and that most of the city’s population was involved, even some members of Rome’s highest class.

Reform[edit]

The Legislation of 186 survives in the form of an inscription. Known as the Senatus consultum de Bacchanalibus, it brought the Bacchanalia under control of the Senate, and thus of the Roman pontifices. The existing cult chapters and colleges were dismantled. Congregations of mixed gender were permitted, but were limited to no more than two men and three women, and any Bacchanalia gathering must seek prior permission from the Senate. Men were forbidden Bacchus’ priesthood.

Despite their official suppression, illicit Bacchanals persisted covertly for many years, particularly in Southern Italy, their likely place of origin.^[2][9] The reformed, officially approved Bacchic cults would have borne little resemblance to the earlier crowded, ecstatic and uninhibited Bacchanalia. Similar attrition may have been imposed on Liber’s cults; his perceived or actual association with the Bacchanalia may be the reason that his Liberalia ludi of 17 March were temporarily moved to Ceres’ Cerealia of 12–19 April. They were restored when the ferocity of reaction eased, but in approved, much modified form.^[10]

Interpretations[edit]

Livy’s account of the Bacchanalia has been described as «tendentious to say the least».^[5] As a political and social conservative, he had a deep mistrust of mystery religions, and probably understood any form of Bacchanalia as a sign of Roman degeneracy.^[11] Though most of his dramatis personae are known historical figures, their speeches are implausibly circumstantial, and his characters, tropes and plot developments draw more from Roman satyr plays than from the Bacchanalia themselves.^[6] Paculla Annia is unlikely to have introduced all the changes he attributes to her.^[5][12][6]

For Livy, the cult’s greatest offences arose from indiscriminate mixing of freeborn Romans of both sexes and all ages at night, a time when passions are easily aroused, especially given wine and unrestricted opportunity. Women at these gatherings, he says, outnumbered men; and his account has the consul Postumius stress the overwhelmingly female nature and organisation of the cult. Yet the Senatus consultum de Bacchanalibus itself allows women to outnumber men, by three to two, at any permitted gathering; and it expressly forbids Bacchic priesthoods to men.^[13] Livy’s own narrative names all but one of the offending cult leaders as male, which seems to eliminate any perceived «conspiracy of women».^[14] Gender seems to have motivated the Senate’s response no more than any other cause.^[15]

Livy’s consistent negative description of the cult’s Greek origins and low moral character—not even Bacchus is exempt from this judgment—may have sought to justify its suppression as a sudden «infiltration of too many Greek elements into Roman worship».^[16] The cult had, however, been active in Rome for many years before its supposedly abrupt discovery, and Bacchic and Dionysiac cults had been part of life in Roman and allied, Greek-speaking Italy for many decades. Greek cults and Greek influences had been part of Rome’s religious life since the 5th century BC, and Rome’s acquisition of foreign cults—Greek or otherwise—through the alliance, treaty, capture or conquest was a cornerstone of its foreign policy, and an essential feature of its eventual hegemony. While the pace of such introductions had gathered rapidly during the 3rd century, contemporary evidence of the Bacchanalia reform betrays no anti-Greek or anti-foreign policy or sentiment.^[17]

Gruen interprets the Senatus consultum as a piece of Realpolitik, a display of the Roman senate’s authority to its Italian allies after the Second Punic War, and a reminder to any Roman politician, populist and would-be generalissimo that the Senate’s collective authority trumped all personal ambition.^[18] Nevertheless, the extent and ferocity of the official response to the Bacchanalia was probably unprecedented, and betrays some form of moral panic on the part of Roman authorities; Burkert finds «nothing comparable in religious history before the persecutions of Christians».^[19][20]

Modern usage[edit]

In modern usage, bacchanalia can mean any uninhibited or drunken revelry. The bacchanal in art describes any small group of revellers, often including satyrs and perhaps Bacchus or Silenus, usually in a landscape setting. The subject was popular from the Renaissance onwards, and usually included a large degree of nudity among the figures.

See also[edit]

• Anthesteria
• Ganachakra
• Maenads, female worshippers of Dionysus
• Saturnalia, a Roman festivity
• Thriambus, a hymn sung in processions in honour of Dionysus

References[edit]

External links[edit]

• Senatus consultum de Bacchanalibus, in Latin at The Latin Library
• Decree of the Senate Concerning the Rites of Bacchus (Senatus Consultum de Bacchanalibus), in English at forumromanum.org
• Description of the Bacchanalia and the Senate’s ruling, from Fordham

Вакх и вакханалии в живописи

Франц фон Штук.  Вакх.

В Риме Дионис почитался под именем Вакха (отсюда вакханки, вакханалии) или Бахуса.
Дионис — бог плодоносящих сил земли, растительности, виноградарства, виноделия. Божество восточного (фракийского и лидийско-фригийского) происхождения, распространившееся в Греции сравнительно поздно и с большим трудом утвердившееся там. Хотя имя Дионис встречается на табличках критского линейного письма «В» еще в XIV в. до н.э., распространение и утверждение культа Диониса в Греции относится к VIII-VII вв. до н.э. и связано с ростом городов-государств (полисов) и развитием полисной демократии. В этот период культ Диониса стал вытеснять культы местных богов и героев. Дионис как божество земледельческого круга, связанное со стихийными силами земли, постоянно противопоставлялся Аполлону — как прежде всего божеству родовой аристократии. Народная основа культа Диониса отразилась в мифах о незаконном рождении бога, его борьбе за право войти в число олимпийских богов и за повсеместное установление своего культа.

Вакх — Досси Доссо, ок. 1524 г.

По наущению ревнивой Геры Семела попросила Зевса явиться к ней во всем своем величии, и тот, представ в сверкании молний, испепелил огнем смертную Семелу и ее терем. Зевс выхватил из пламени Диониса, появившегося на свет недоношенным, и зашил его в свое бедро. В положенное время Зевс родил Диониса, распустив швы не бедре,а потом отдал Диониса через Гермеса на воспитание нисейским нимфам или сестре Семелы Ино.Дионис нашел виноградную лозу. Гера вселила в него безумие, и он, скитаясь по Египту и Сирии, пришел во Фригию, где богиня Кибела-Рея исцелила его и приобщила к своим оргиастическим мистериям. После этого Дионис через Фракию отправился в Индию.Из восточных земель (из Индии или из Лидии и Фригии) он возвращается в Грецию, в Фивы. Во время плавания с острова Икария на остров Наксос Диониса похищают морские разбойники – тирренцы.Разбойники приходят в ужас при виде удивительных превращений Диониса. Они заковали Диониса в цепи, чтобы продать в рабство, однако оковы сами упали с рук Диониса; оплетя виноградными лозами и плющом мачту, паруса корабля, Дионис явился в виде медведицы и льва. Сами пираты, бросившиеся со страха в море, превратились в дельфинов .В этом мифе отразилось архаическое растительно-зооморфное происхождение Диониса. Растительное прошлое этого бога подтверждается его эпитетами: Эвий («плющ», «плющевой»), «виноградная гроздь» и т. д. Зооморфное прошлое Диониса отражено в его оборотничестве и представлениях о Дионисе-быке и Дионисе-козле. Символом Диониса как бога плодоносящих сил земля был фаллос.

Вакх и Ариадна — Доминико де Анжелис.

На острове Наксос Дионис встретил любимую им Ариадну, покинутую Тесеем, похитил ее и на острове Лемнос вступил с ней в брак; от него она родил Энопиона, Фоанта и др. Повсюду, где появляется Дионис, он учреждает свой культ; везде на своем пути обучает людей виноградарству и виноделию. В шествии Диониса, носившем экстатический характер участвовали вакханки, сатиры, менады или бассариды (одно из прозвищ Диониса — Бассарей) с тирсами (жезлами), увитыми плющом. Опоясанные змеями они все сокрушали на своем пути, охваченные священным безумием. С воплями «Вакх, Эвое» они славили Диониса — Бромия («бурного», «шумного»], били в тимпаны, упиваясь кровью растерзанных диких зверей, высекая из земли своими тирсами мед и молоко, вырывая с корней деревья и увлекая за собой толпы женщин и мужчин .Дионис славится как Лиэй («освободитель»), он освобождает людей от мирских забот, снимает с них путы размеренного быта, рвет оковы, которыми пытаются опутать его враги, и сокрушает стены .Он насылает безумие на врагов и страшно их карает; так он поступил со своим двоюродным братом фиванским царем Пенфеем, который хотел запретить вакхические неистовства. Пенфей был растерзан вакханками под предводительством своей матери Агавы, принявшей в состоянии экстаза сына за животное .На Ликурга — сына царя эдонов, выступавшего против культа Диониса, бог наслал безумие, а затем Ликург был растерзан своими же лошадьми .

Вакханалия перед статуей Пана Никола Пуссен, 1631-33 гг.

В число 12 олимпийских богов Дионис вошел поздно. В Дельфах он стал почитаться наряду с Аполлоном. На Парнасе каждые два года устраивались оргии в честь Диониса, в которых участвовали фиады — вакханки из Аттики .В Афинах устраивались торжественные процессии в честь Диониса и разыгрывался священный брак бога с супругой архонта басилевса
Из религиозно-культовых обрядов, посвященных Дионису (греч. tragodia букв. «песнь о козле» или «песнь козлов», то есть козлоногих сатиров — спутников Диониса), возникла древнегреческая трагедия. В Аттике Дионису были посвящены Великие, или Городские, Дионисии, включавшие торжественные процессии в честь бога, состязания трагических и комических поэтов, а также хоров, исполнявших дифирамбы (проходили в марте — апреле); Ленеи, включавшие исполнение новых комедий (в январе — феврале); Малые, или Сельские, Дионисии, сохранившие пережитки аграрной магии (в декабре — январе), когда повторялись драмы, уже игранные в городе.
В эллинистическое время культ Диониса сливается с культом фригийского бога Сабазия (Сабазий стало постоянным прозвищем Диониса). В Риме Дионис почитался под именем Вакха (отсюда вакханки, вакханалии) или Бахуса. Отождествлялся с Осирисом, Сераписом, Митрой, Адонисом, Амоном, Либером.

Вакханалия — Тициан, 1523-25 гг.

Вакх — Питер Пауль Рубенс, ок. 1638-40 гг.

Больной Вакх — Караваджо, ок. 1593 г.

Вакх, Вертумн и Сатурн — Паоло Веронезе, 1560-61 гг.

Вакханка — Адольф-Вильям Бугро

Вакханалия — Никола Пуссен, 1628-30 гг.

Вакханка — Адольф-Вильям Бугро, 1894 г.

Вакханка — Артур Уордл

Вакханка — Фредерик Лейтон.

Вакханка — Элизабет Луиза Ле Брюн

Воспитание Бахуса — Никола Пуссен, 1630-1635 гг.

Детство Бахуса — Адольф-Вильям Бугро, 1884 г.

Подросток Дионис — Гвидо Рени, 1615-20 гг.

Праздник Вакха — Диего Веласкес, 1629 г.

Пьющий Вакх — Гвидо Рени, ок. 1623 г.

Триумф Вакха — Корнелис де Вос

Триумф Вакха и Ариадны — Аннибале Карраччи, 1597-1602 гг.

Триумфальная процессия Вакха — Мартен ван Хеемскерк, 1537-38 гг.

Шествие Вакха — Франческо де Мура

Пракситель. Гермес, дразнящий Диониса гроздью винограда. Статуя из Олимпии. Около 340 года до н.э.

Дионис. Мозаика из дворца македонских царей в Пелле

Андреа Мантенья. Вакханалия.

Тициан. Вакх и Ариадна. 1520-1522. Лондон. Национальная Галерея

Веронезе. Ариадна и Вакх

Бартоломеус Шпрангер. «Sine Cerere et Baccho friget Venus” («Замёрзшая Венера»). 1590. Вена. Kunsthistorisches Museum

Михаил Александрович Врубель. Карандашный рисунок гипсовой головы (голова Бахуса). 1881

Рудольф Тегнер. Дионис с пантерой.
Rudolph Tegners Museum. Дания

Микеланджело. Вакх

Караваджо. Вакх.

.

Вакх и Ариадна 1713

Риччи Себастьяно. Вакх (Дионис, Бахус),  и Ариадна.

Вакх. Леонардо да Винчи.

ВАКХАНКИ и  ВАКХАНАЛИИ

Вакх и Эригона. Francois Boucher (1703-1770)

Вакханалия — это понятие, пришедшее к нам, как и многие мистические и эзотерические термины, из глубин истории человечества. В Древней Греции так называлось пиршество в честь Вакха или, как еще его называют, Бахуса или Диониса.

Что такое вакханалия

В целом значение слова вакханалия (bacchanalia, лат.) больше связано для нас с историей Римской Империи. Так жители этого когда-то вольного во всех смыслах города называли свои оргиастические и мистические, веселые и безумные праздненства.

Хотя сама традиция этих обрядов пришла к нам с Востока и распространилась сначала через Грецию в южную Италию и Энтурию, но уже во 2 веке до н.э. вакхические действа укоренились по всей Италии, а в Риме завоевали особую популярность.

Само слово вакханалия означает в прямом смысле понятие разгульное пиршество, оргия. В переносном оно ассоциируется с бурными и беспорядочными проявлениями каких-то сил, что достигают крайней степени.

Вначале вакханалии как обряды проводились в ночное время, тайно, и присутствовали на них лишь женщины, собиравшиеся обычно ежегодно 16 и 17 марта у Авентинского холма в роще Симилии. Но скоро церемонии стали посещать и мужчины, а вакхические оргии-мистерии стали проводиться чаще, вплоть до пяти раз в месяц.

В результате они превратились в действа дикого разгула и буйства, где было дозволено абсолютно все.

Вакханалии в Древнем Риме

Таким образом, из некогда мирного и веселого праздненства в честь Бога виноделия вакханалии скоро превратились в безудержные мистические оргии, сопровождавшиеся диким животным разгулом самых низших человеческих страстей и нередко буйством и насилием.

Видимо, не случайно против вакханалий выступил, в конце концов, даже Римский Сенат. Правда, основным мотивом преследования подобных сборищ, с его стороны, был не столько творившийся на них беспредел, сколько опасения римских властей в том, что вакханалии являлись в некотором роде еще и подозрительными, тайными мистическими собраниями людей.

Запрет на них был учрежден сенатским постановлением 186 г. до н.э., о чем гласила бронзовая табличка с надписью Senatus consultum de Bacchanalibus, найденная в Калабрии в 1640 году (хранится в Вене).

Несмотря на жесткие преследования

казни, заточения в тюрьмы и ссылки участников вакхических мистерий-нарушителей вышеуказанного постановления, люди не хотели расстаться с любимой традицией. Вакханалии так и не были искоренены. В античном мире и, как следствие, в истории мирового искусства можно встретить множество примеров, когда поэты, писатели и художники живописали эти человеческие мистерии во всех их многочисленных красках и оттенках.

До сих пор слово и понятие вакханалия употребляется в качестве обозначения и описания шумных безумных торжеств и всего, что с ними связано.

Таким образом, вакхическая парадигма — взаимоотношения духовно-мистического и реального мира — здесь тесно переплетены.

В конце-концов, понятие и определение любого рода вакханалии, от простого его обозначения некого некогда увеселительного действа перешло к определению и более широкого нравственного, — а точнее, — безнравственного уже, порядка. Хотя в основе его остались все те же — беспредел, разгул и непомерное излишество чего бы то ни было.

Можно ли считать в этой связи, что сегодня человечество охвачено некой вакханалией доступности?

Думаю, да. А вы как считаете?