Праздник вечеря господня

Нам предстоит в настоящей главе рассмотреть евангельские повествования о событии, имевшем уникальное значение для становления и развития христианской Церкви. Рассказы синоптиков о Тайной Вечере, отличаясь один от другого в деталях, имеют сходную структуру и в целом близки по содержанию. Рассказ Иоанна, напротив, существенно отличается от свидетельств синоптиков, пересекаясь с ними лишь в некоторых деталях.

Наиболее разительное расхождение между свидетельством синоптиков и свидетельством Иоанна касается времени происходивших событий. Согласно синоптикам, Тайная Вечеря была пасхальной трапезой и все последующие события совпадали по времени с праздником еврейской Пасхи. Согласно Иоанну, все основные события истории Страстей – Тайная Вечеря, арест Иисуса, суд у Каиафы, суд у Пилата, распятие и смерть Иисуса – предшествовали Пасхе. На этом расхождении мы специально остановимся в начале настоящей главы.

Далее мы рассмотрим рассказ синоптиков о приготовлении к Пасхе. Затем перейдем к рассказу Иоанна об омовении ног. Вслед за этим будут рассмотрены свидетельства всех четырех евангелистов о том, как на Тайной Вечере Иисус указал, кто предаст Его. Наконец мы обратимся к повествованиям синоптиков о том событии, которое легло в основу христианской Евхаристии: преломлении Иисусом хлеба и благословении вина на Тайной Вечере.

Прощальная беседа Иисуса с учениками, которой в Евангелии от Иоанна посвящено четыре с половиной главы (Ин.13:31–17:26), была рассмотрена нами в книге «Агнец Божий».¹⁶⁶ Поэтому в настоящей главе мы ее рассматривать не будем.

Повествования синоптиков и четвертого Евангелия о Тайной Вечере расходятся не только в хронологии описываемых событий. У Иоанна отсутствует рассказ о приготовлении к вечере, который мы находим у синоптиков. Отсутствует также какое-либо упоминание о преломлении хлеба и благословении вина – важнейшей части Тайной Вечери. При этом только Иоанн рассказывает об омовении ног учеников и только он приводит прощальную беседу Иисуса с учениками, завершающуюся Его молитвой к Отцу. Столь разительное несовпадение синоптической и Иоанновой традиций в повествовании о Тайной Вечере на протяжении многих веков будоражит умы ученых.

С другой стороны, в обеих традициях есть немало общих пунктов.¹⁶⁷ Два пункта являются общими для Иоанна и трех синоптиков: предсказание о предательстве Иуды (Мф.26:20–25; Мк.14:17–21; Лк.22:22–23; Ин.13:18–19, 21–30) и предсказание об отречении Петра (Мф.26:33; Мк.14:29–31; Лк.22:31–34; Ин.13:38). Во всех четырех Евангелиях упоминается плод виноградной лозы, хотя у Иоанна (Ин.15:1–6) это упоминание помещено в иной контекст, чем у синоптиков (Мф.26:29; Мк.14:25; Лк.22:18). Тема новой заповеди у Иоанна (Ин.13:34; 15:12,17) перекликается с темой Нового Завета у синоптиков (Мф.26:28; Мк.14:24; Лк.22:20), хотя опять же общий контекст отличен.

Общим для Матфея, Марка и Иоанна является предсказание Иисуса о том, что Его ученики рассеются (Мф.26:31; Мк.14:27; Ин.16:32). Общей для Иоанна и Луки является тема смирения: у Иоанна Иисус омывает ноги ученикам (Ин.13:1–17), у Луки говорит о Себе как о служащем среди возлежащих (Лк.22:27). И у Иоанна, и у Луки Иисус обещает ученикам, что они будут вместе с Ним в Царстве Отца Его (Лк.22:30; Ин.14:2–3).

Наличие общих пунктов позволяет говорить о рассказе Иоанна как дополняющем рассказ синоптиков, а не противоречащем ему. Тем не менее в дальнейшем изложении темы Тайной Вечери нам придется не раз обращаться к тем пунктам, в которых свидетельство Иоанна отличается от свидетельства трех других евангелистов. Гармонизовать две традиции необходимо для того, чтобы иметь максимально полную, стереоскопическую картину последнего ужина Иисуса со Своими учениками.

Остановимся на расхождении между синоптиками и Иоанном касательно даты распятия. Это расхождение представляет собой одну из самых широко обсуждаемых в научной литературе и трудноразрешимых проблем, связанных с евангельской историей Иисуса Христа. Был ли Он распят на Пасху, как утверждают синоптики, или накануне Пасхи, как утверждает Иоанн? От этого зависит ответ на вопрос, была ли Тайная Вечеря пасхальной трапезой или нет.

Книга Левит дает следующие предписания относительно даты празднования Пасхи:

В первый месяц, в четырнадцатый [день] месяца вечером Пасха Господня; и в пятнадцатый день того же месяца праздник опресноков Господу; семь дней ешьте опресноки; в первый день да будет у вас священное собрание; никакой работы не работайте; и в течение семи дней приносите жертвы Господу; в седьмой день также священное собрание; никакой работы не работайте (Лев.23:5–8).

Евреи пользовались лунным календарем, в котором первым месяцем считался весенний месяц нисан (Евр.ניסן nîsāri).Пасхальная трапеза, согласно предписанию книги Левит, должна была совершаться на исходе 14-го нисана, после чего наступало 15 нисана: счет суткам велся с вечера.

Согласно синоптикам, Тайная Вечеря была пасхальной трапезой и, следовательно, была совершена в канун 15 нисана, а последовавшие за ней события – арест Иисуса, суд над Ним, распятие и погребение – произошли в первый день Пасхи, 15 нисана. Этот день синоптики тоже называют пятницей (Мф.27:62; Мк.15:42; Лк.23:54), но из их рассказа следует, что пасхальный агнец был съеден накануне.

Согласно Иоанну, Тайная Вечеря была совершена до Пасхи, и к моменту наступления первого дня Пасхи, то есть к исходу 14 нисана, когда евреи садились за пасхальный стол, Иисус был уже мертв. Ключевым является следующее указание, относящееся к тому моменту, когда Иисуса привели к Пилату: Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху (Ин.18:28). Речь идет об утре того дня, в вечер которого совершалась пасхальная трапеза, то есть об утре 14 нисана. Говоря об осуждении Иисуса Пилатом, евангелист пишет: Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый (Ин.19:14). Смерть Иисуса и снятие Его тела с креста, согласно Иоанну, происходит в тот же день: Но так как тогда была пятница, то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, – ибо та суббота была день великий, – просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их (Ин.19:31). Речь идет все еще о пятнице 14 нисана, которая должна вот-вот смениться субботой.

Если исходить из того, что Тайная Вечеря была ритуальной пасхальной трапезой, на ней должны были предлагаться пресные хлебы вместо обычных квасных. Если считать, что Тайная Вечеря была совершена до наступления праздника опресноков, на ней должен быть предложен квасной хлеб. Данное различие легло в основу разной литургической практики: на христианском Западе издревле совершали Евхаристию на пресном хлебе (этот обычай сохраняется в Католической Церкви доныне), на Востоке – на квасном (этот обычая сохраняется в Православной Церкви).

Ученые предлагают три варианта решения проблемы: 1) правы синоптики; 2) прав Иоанн; 3) необходимо гармонизовать обе традиции. Те, кто придерживаются третьего взгляда, выдвигают различные гипотезы относительно празднования Пасхи во времена Иисуса. Некоторые считают, что пасхального агнца закалали два дня подряд – в канун Пасхи и в самый день Пасхи. Другие утверждают, что в год смерти Иисуса фарисеи праздновали Пасху в канун субботы, то есть в ночь на 14 нисана, саддукеи в саму субботу – в ночь на 15 нисана. Третьи полагают, что фарисеи и саддукеи по-разному вычисляли начало месяца нисана, из-за чего саддукеи праздновали Пасху на один день раньше фарисеев. Четвертые утверждают, что ввиду огромного наплыва паломников невозможно было за один день принести в жертву большое количество агнцев, а потому галилеяне совершали жертвоприношения 13 нисана, а иудеи 14-го.¹⁶⁸

Попытки гармонизации двух традиций – той, что отражена у синоптиков, и той, которой следует Иоанн, – часто основываются на гипотезе об одновременном использовании в Иудее времен Иисуса двух календарей. Предполагают, например, что, наряду с официальным календарем, использовался также древний священный календарь: соответственно, «Иисус совершил пасхальный ужин вечером во вторник – время пасхальной трапезы по древнему священному календарю. Будучи арестован в ночь со вторника на среду, Он умер в пятницу 14 нисана – время пасхальной трапезы по официальному календарю».¹⁶⁹

Гипотезы о двух календарях придерживается и К.Хамфриз, автор одной из недавних реконструкций последних дней земной жизни Иисуса. Он утверждает, что до вавилонского плена в Израиле использовался один календарь, а после плена другой. В первом исчисление суток начиналось утром и заканчивалось утром следующего дня, во втором счет суткам велся с вечера. Древний календарь, использовавшийся до вавилонского плена, продолжали употреблять некоторые группы во времена Иисуса, в частности, самаряне, зилоты и, по крайней мере, некоторые ессеи. Не было ничего удивительного в том, что Иисус решил совершить пасхальную трапезу по этому древнему календарю, по которому Пасха праздновалась несколькими днями ранее, чем по официальному (послепленному) календарю. Ученый доказывает, что Тайная Вечеря была совершена в среду 1 апреля 33 года, а распятие произошло в пятницу 3 апреля.¹⁷⁰

Перенос прощального ужина Иисуса с учениками с вечера четверга на вечер среды позволяет ученому решить вопрос о том, как за сравнительно короткий срок – с вечера четверга до вечера пятницы – могло произойти так много событий, описанных в Евангелиях: Тайная Вечеря, продолжительная прощальная беседа Иисуса с учениками (занимающая четыре с половиной главы Евангелия от Иоанна), арест Иисуса, допрос у Анны, допрос у первосвященника Каиафы, допрос у Пилата, встреча Иисуса с Иродом, повторный допрос у Пилата, бичевание, вынесение смертного приговора, путь на Голгофу, распятие, смерть Иисуса, снятие Его тела с креста. Если учесть, что эти события происходили в разных местах и из одного места надо было идти в другое пешком (из Гефсимании к Анне, от Анны к Каиафе, от Каиафы к Пилату, от Пилата к Ироду, от Ирода снова к Пилату, от Пилата на Голгофу), кажется почти неправдоподобным, чтобы столько событий могли произойти менее чем за одни сутки.

Вопрос о точной хронологии событий последних дней земной жизни Иисуса в научной литературе остается нерешенным. Каждая из гипотез имеет свои сильные и слабые стороны. Господствующим в современной научной литературе, однако, остается представление о том, что Тайная Вечеря произошла в четверг 2 апреля, арест Иисуса и суд над Ним – в ночь на пятницу, распятие – в пятницу 3 апреля 33 года.¹⁷¹

Описанию Тайной Вечери в синоптических Евангелиях предшествует рассказ о приготовлениях к ней. Его наиболее короткую версию мы находим в Евангелии от Матфея:

В первый же день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? Он сказал: пойдите в город к такому-то и скажите ему: Учитель говорит: время Мое близко; у тебя совершу пасху с учениками Моими. Ученики сделали, как повелел им Иисус, и приготовили пасху (Мф.26:17 19).

У Марка эпизод изложен более подробно:

В первый день опресноков, когда закалали пасхального агнца, говорят Ему ученики Его: где хочешь есть пасху? мы пойдем и приготовим. И посылает двух из учеников Своих и говорит им: пойдите в город; и встретится вам человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним и куда он войдет, скажите хозяину дома того: Учитель говорит: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет вам горницу большую, устланную, готовую: там приготовьте нам.

И пошли ученики Его, и пришли в город, и нашли, как сказал им; и приготовили пасху (Мк.14:12–16).

В отличие от Матфея, Марк, писавший, как предполагается, для христиан, обращенных из язычества и мало знакомых с иудейскими обычаями, разъясняет, что первый день опресноков – это день, когда было принято вкушать пасхального агнца. Лука, чья читательская аудитория тоже состояла главным образом из бывших язычников, делает аналогичное разъяснение: Настал же день опресноков, в который надлежало закалать пасхального агнца. В своем рассказе Лука текстуально близок к Марку, однако вносит важное уточнение: двумя учениками, посланными в город, были Петр и Иоанн (Лк.22:7–13).

Мы не знаем, кем был «такой-то», упоминаемый Матфеем. Не знаем ничего ни о человеке с кувшином воды, ни о хозяине дома, в который он нес этот кувшИн.Хождение за водой было обычным занятием женщин (Быт.24:11–21; Исх.2:16; 1Цар.9:11; Ин.4:7); если это делали мужчины, значит они были рабами или слугами (Втор.29:11; Нав.9:21–27). Нет оснований полагать, что кувшин в руках мужчины был заранее оговоренным опознавательным знаком. Скорее, Марк и Лука упоминают об этой детали, подчеркивая способность Иисуса предсказывать события и видеть их на расстоянии.

Вопрос о комнате в Евангелии от Марка в буквальном переводе с греческого звучит так: «Где моя комната (ποῡ ἐστιν τὸ κατάλυμά μου), в которой буду есть пасху с учениками Моими?» У Луки местоимение «моя» отсутствует, согласно же Марку, у Иисуса в Иерусалиме – вероятно, в доме одного из друзей или тайных учеников – была Своя комната, о которой знал Он, но не знали ученики. Подобного рода «свои» комнаты в чужих домах были у пророков Илии и Елисея: у Илии была горница, где он останавливался, в доме вдовы в Сарепте Сидонской (ЗЦар.17:19); у Елисея в доме женщины-сонамитянки была небольшая горница над стеною, где для него поставили постель, и стол, и седалище, и светильник (4Цар.4:10).

Комната, в которой Иисусу приготовили вечерю, тоже названа горницей (ἀνάγαιον). Это слово указывает на помещение на втором этаже, под крышей, куда вела каменная или чаще деревянная лестница. В данном случае ученики должны были найти горницу «большую, устланную, готовую», то есть хозяин дома заранее приготовил помещение для пасхального ужина. Ученикам оставалось только накрыть на стол.

Выражение «закалать пасхального агнца» указывает на то, что ягненок, мясо которого вкушали за пасхальной трапезой, был жертвенным: сначала его приносили в жертву в храме Иерусалимском. Согласно Иосифу Флавию, при наступлении праздника Пасхи «от 9 до 11 часа приносят жертвы, а вокруг каждой жертвы собирается общество из девяти человек по меньшей мере, но часто и из двадцати, ибо одному нельзя поедать эту жертву».¹⁷² Некоторые ученые предполагают, что Иисус с учениками принесли в жертву агнца в Иерусалимском храме. Вот как один современный исследователь описывает это событие:

Иисус и Его ученики вошли во внутренний двор храма. Как руководитель группы, Иисус перерезал горло однолетнему ягненку или козленку, называемому פסחא pasḥāl πάσχα («пасха»), и позволил его крови вытечь в золотой или серебряный сосуд… Воздух был наполнен запахом крови и сжигаемого жира, смешанным с запахом ладана. Левиты и, возможно, многие другие люди пели галлель¹⁷³ под аккомпанемент труб и иных музыкальных инструментов. Животное было освежевано, и следующий шаг был очевиден: его нужно было отнести на место, где его съедят; там оно должно быть зажарено и пр. Ученики Иисуса спросили, где это будет, потому что не знали.¹⁷⁴

Предложенная реконструкция базируется на предположении, что Иисус и Его ученики принесли в жертву пасхального агнца прежде, чем съесть его. Однако в Евангелиях нет никаких указаний на то, чтобы такое жертвоприношение имело место. Более того, ни в одном из Евангелий не упоминается участие Иисуса в храмовом культе. Мы знаем, что по большим праздникам Он приходил в Иерусалимский храм, знаем, как изгонял из него торгующих, как учил в храме, как наблюдал за сбором пожертвований; но ни разу не видим Иисуса участвующим в принесении жертвенных животных.

Если на Тайной Вечере был предложен жертвенный агнец, жертвоприношение могло быть совершено хозяином комнаты, в которой Иисус собрался с учениками. Если же следовать хронологии Иоанна, то на Тайной Вечере могло вообще не быть жертвенного агнца. Нельзя также не учитывать, что ужин, позднее названный Тайной Вечерей, был задуман Иисусом отнюдь не просто как ритуальная пасхальная трапеза.

Кроме того, в приведенной реконструкции упущен важный момент. Иисус, согласно Евангелию от Марка, сказал ученикам: пойдите в город; и пошли ученики Его, и пришли в город. Это означает, что разговор происходил вне города, а отнюдь не в Иерусалимском храме, где совершались жертвоприношения. Вероятнее всего, разговор имел место в Вифании, где Иисус проводил ночи.

Что же касается выражения евангелиста Марка ὅτε τὸ πάσχα ἕθυον (буквально: «когда закалали пасху», то есть когда пасхального агнца приносили в жертву), то оно указывает на общепринятый обычай,¹⁷⁵ а отнюдь не на то, что Иисус с учениками совершал жертвоприношение.

С самых первых страниц Евангелия от Иоанна мы слышим об Иисусе как об Агнце Божием: так Его называет Иоанн Креститель (Ин.1:29, 37). Слово «агнец» указывает прежде всего на пасхального жертвенного агнца. Согласно хронологии четвертого Евангелия, Агнец Божий умирает на кресте в тот самый момент, когда в Иерусалимском храме приносятся в жертву пасхальные агнцы.¹⁷⁶ Но Иоанн Креститель говорит также о том, что Агнец Божий берет на Себя грех мира (Ин.1:29). В этих словах присутствует символизм, связанный с ветхозаветной жертвой за грех. Согласно предписаниям закона Моисеева, в жертву за грех мог быть принесен телец, козленок или ягненок (Лев.4), и эта жертва не имела прямого отношения к пасхальному жертвоприношению, которое не воспринималось как искупительное.

Раннехристианская традиция однозначно восприняла смерть Иисуса на кресте как искупительный подвиг за грехи людей, раз и навсегда сделавший ненужными бесчисленные жертвоприношения, которыми наполнен ветхозаветный культ. Апостол Петр говорит о том, что люди искуплены драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца (1Пет.1:19). Наиболее полно эта тема раскрыта в Послании к Евреям:

Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними… Но жертвами каждогодно напоминается о грехах, ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи. Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне. По сей-то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принеся одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога. Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых (Евр.10:1, 3–5, 10–12,14).

Изложенное учение не было частным мнением автора Послания к Евреям. Оно отражает представления раннехристианской Церкви, в том числе четырех евангелистов, об искупительном характере жертвы Христа. Данное учение не оставляет места для гипотез о том, что в канун Своей смерти Иисус участвовал в храмовом жертвоприношении. Такое участие противоречило бы не только единогласному свидетельству синоптиков о том, что разговор о приготовлении пасхи происходил вне города, но и богословскому смыслу Тайной Вечери как последнего ужина Иисуса со Своими учениками перед тем, как Он Сам будет принесен в жертву.

Прежде чем рассматривать повествования синоптиков о Тайной Вечере, обратимся к свидетельству о ней четвертого Евангелия. Только в нем содержится эпизод, в котором Иисус омывает ноги ученикам.

В древнееврейских источниках омовение ног встречается в двух контекстах: культовом и домашнем.¹⁷⁷ В книге Исход упоминается медный умывальник, в котором сыны Аарона омывали руки и ноги (Исх.30:17–21; 40:30–32). Филон Александрийский видит в этом ритуальном омовении «символ безукоризненной жизни и чистого жития, проводимого в похвальных делах».¹⁷⁸ С другой стороны, в обычае было омовение ног при входе в дом: поскольку ходили в легких сандалиях по пыльным дорогам, омовение ног при входе, особенно перед ужином, за которым возлежали на диванах, было одним из обычных требований гигиены, наряду с омовением рук. Предлагать воду для омовения ног было одним из проявлений гостеприимства (Быт.18:4; 19:2; 24:32; 43:24). Когда Иисус пришел в дом фарисея и тот не подал Гостю воды на ноги, это стало причиной для упрека в адрес хозяина дома (Лк.7:44).

В домах богатых людей воду для омовения ног подавали слуги. Если хозяин дома хотел оказать гостю особую честь, он мог сам взять в руки сосуд для омовения ног. Обычным делом было для учеников омывать ноги своему учителю.¹⁷⁹ Однако в данном случае все происходило не по установленному обычаю. Это подчеркивается в том числе и тем, что Иисус начал омывать ноги ученикам не по приходе в дом, перед трапезой, а уже после того, как она началась. Для совершения этого действия Он прервал трапезу и встал из-за стола:

Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их. И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его, Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан.

Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты.

Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если

Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, что бы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете (Ин.13:1–17).

Рассказ делится на три сегмента. В первом Иисус встает с вечери и начинает омывать ноги ученикам. Второй посвящен диалогу между ним и Петром. В третьем Иисус, вновь заняв место за столом, объясняет смысл совершённого действия.

В греческом оригинале первая фраза первого сегмента необычна по своей сложной грамматической конструкции. Авторам Синодального перевода понадобилось добавить несколько дополнительных слов, чтобы прояснить ее смысл. В греческом оригинале отсутствуют слова «явил делом, что…», и фраза в буквальном переводе звучит так:

«Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их». Иоанн Златоуст обращает внимание на необычную конструкцию фразы «возлюбив, до конца возлюбил». Он толкует ее как указание на особенно сильную любовь Иисуса к Своим ученикам.¹⁸⁰

Вставка, сделанная авторами Синодального перевода, сводит проявление любви Иисуса к ученикам исключительно к событию омовения ног. Между тем эта фраза может быть понята шире – как вводящая во всю историю Страстей.¹⁸¹ То, что Иисус «до конца возлюбил» Своих учеников, проявилось не только в омовении ног, но и в последующей беседе с учениками, а в особенности – в страданиях и смерти Иисуса. «Относится ли проявление любви только к омовению ног, которое следует сразу же, или к смерти Иисуса на кресте?» – спрашивает исследователь.

И отвечает: «Безусловно, оно относится прежде всего ко второму, не исключая и первого».¹⁸²

Омовение ног становится, согласно Евангелию от Иоанна, прелюдией ко всей истории Страстей, в которой наивысшим образом была явлена любовь Иисуса к «Своим сущим в мире». По словам Кирилла Александрийского, вочеловечение Слова Божия «еще не указывало бы на то, что Он до конца возлюбил, если бы не захотел пожертвовать Своею жизнью за всех». Но Он «возлюбил до конца, не отказавшись подвергнуться и этому, хотя и предвидя, что пострадает, ибо не было неведомо Спасителю Его страдание. Итак, говорит, имея возможность избежать неистовства иудеев и нечестия распинателей, Он явил совершеннейшую любовь к Своим, сущим в мире, ибо отнюдь не отказался положить за них жизнь Свою».¹⁸³

Выражение зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, отсылает к нескольким упоминаниям о «часе» в четвертом Евангелии, начиная с брака в Кане Галилейской (Ин.2:4: что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой), включая повествования о пребывании Иисуса в Иерусалиме (Ин.7:30: и искали схватить Его, но никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его; Ин.8:20: и никто не взял Его, потому что еще не пришел час Его) и кончая прямым указанием Иисуса в беседе с иудеями о том, что час настал (Ин.12:23) пришел час прославиться Сыну Человеческому). К этому часу – унижения и славы, поражения и победы, смерти и воскресения – Иисус шел с самого начала Своего земного служения.

Евангелист отмечает, что действие происходит в тот момент, когда диавол уже вложил в сердце Иуды намерение предать Учителя. Тем не менее Иуда еще остается среди учеников и, следовательно, является одним из тех, кому Иисус омывает ноги. На данное обстоятельство толкователь также обращает особое внимание: «В изумлении сказал это евангелист, показывая, что умыл ноги Иуде тогда, когда тот уже решился предать Его. Этим Он обнаруживает также великую злобу Иуды – потому что его не остановило ни участие в вечере, хотя это обыкновенно лучше укрощает злобу, ни то, что Учитель продолжал заботиться о нем до самого последнего дня».¹⁸⁴

Как и все мужчины Его времени, Иисус носил две одежды: верхнюю (хитон) и нижнюю. Верхнюю одежду было принято снимать при выполнении работы по дому или при прислуживании за столом. Евангелист детально описывает все действия Иисуса: Он снял одежду, влил воду в умывальницу, препоясался полотенцем и, омывая ноги каждого из учеников, отирал их тем же полотенцем. Все эти детали, не ускользнувшие от взора евангелиста, подчеркивают, что Иисус выполнял служение раба от начала процесса (приготовления умывальницы с водой) до его завершения (отирания ног полотенцем) и делал это без чьей-либо помощи.

Здесь уместно вспомнить одну из притч Иисуса, в которой хозяин, вернувшийся поздно ночью с брачного пира, выполняет необычную роль по отношению к своим рабам, которых нашел бодрствующими: он препоясывается, сажает их за стол и, подходя, служит им (Лк.12:35–37). Картина, нарисованная в притче, нереалистична по стандартам общества, в котором жил Иисус, но она становится реальностью в созданной Им общине, призванной жить по иным стандартам.

В чем смысл придаточного предложения: зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит? И почему оно вставлено в повествование, как бы разрывая естественное течение рассказа? Думается, оно представляет собой пояснение евангелиста к происходящим событиям, направленное на то, чтобы в очередной раз подчеркнуть (как он это делал многократно на протяжении своего Евангелия), что Иисус шел на смерть сознательно, исполняя тем самым волю Своего Отца. При этом смерть Его была добровольной. Иудеям Он говорил: Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил Я от Отца Моего (Ин.10:17–18). Эти слова являют гармоничное согласие между волей Отца и волей Сына, Которому Отец все отдал в руки.

Петр выступает в своей обычной роли: он говорит, когда все молчат. Возможно, он выражает то, что другие не смеют сказать; возможно, он просто не может сдержать переполняющие его чувства. Его вопрос Тебе ли умывать мои ноги? связан с естественным для него представлением о том, что умывать ноги может только низший высшему. Ответ Иисуса что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после подчеркивает, что Учитель сознательно поменялся ролями с учениками и что смысл совершаемого Им действия откроется им позднее, после Его смерти и воскресения.

Начало диалога напоминает диалог между Иисусом и Иоанном Крестителем, когда Иисус пришел на Иордан креститься от него, Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду (Мф.3:14–15). И в том и в другом случае слово «теперь» (ἄρτι) указывает на то, что совершается в конкретное время на земле, но имеет значение для будущего. Как в том случае Иисус добровольно подклонил голову под руку того, кто был меньше его, так и сейчас Он склоняется к ногам меньшего.

Петра между тем увещание Иисуса не убеждает, и Он выражает решительный протест : не умоешь ног моих вовек. Здесь уже и Иисус меняет тон: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Словом «часть» переведено греческое μέρος, используемое в Септуагинте в значении «наследия» (для передачи еврейского חלק ḥeleq).¹⁸⁵ Ответ Иисуса следует понимать в общем контексте того, что происходило. Омовение ног – действие, в котором Иисус исполнил служение раба, – было символическим и пророческим указанием на распятие, в котором Иисус был явлен как Тот, Кто уничижил Себя Самого, приняв образ раба, и Кто смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп.2:7–8). Распятие Иисуса будет иметь для Его учеников искупительный и очистительный смысл, прообразом которого было очищение водой при омовении ног. Слова Иисуса означали, что без этого очищения, которое будет даровано им через смерть Спасителя, Петр не сможет участвовать в вечной жизни.¹⁸⁶

Услышав эти слова, пылкий и пламенный Петр тотчас меняет свое утверждение на противоположное: не только ноги мои, но и руки и голову. «Горяч в сопротивлении, но еще горячее в изъявлении согласия; а то и другое – от любви», – отмечает толкователь.¹⁸⁷

Можно предположить, что ученики продолжали возлежать вокруг стола, когда Иисус обходил их с блюдом для омовения ног, и что Иисус начал с младших и закончил Петром – старшим среди двенадцати. Иуда-предатель был среди тех, кому Иисус омыл ноги, и, вероятно, это произошло до того, как Он подошел к Петру (Златоуст полагает, «что Христос прежде умыл ноги предателю, а потом приступил к Петру» ).¹⁸⁸

И здесь Иисус в очередной раз делает намек на предателя: и вы чисты, но не все. Иисус давно говорил ученикам, что среди них есть некоторые неверующие, ибо Он от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его (Ин.6:64). Теперь, когда пришел Его час, это неверие должно быть явлено, и Иисус знает об этом. Его слова должны прозвучать как грозное предостережение Иуде, который пока еще не сделал роковой шаг и может отказаться от своего намерения. Однако Иуда никак не проявляет себя: он молчит.

Отметим, что Иуда молчит на протяжении (почти – ред.*) всего евангельского повествования вплоть до ареста Иисуса: ни один из евангелистов не зафиксировал ни одной его реплики. Свой внутренний протест он не делит ни с кем из учеников; план предательства созревает внутри него и до последней минуты остается неизвестен никому, кроме Иисуса.

Завершив омовение ног, Иисус возвращается за стол и произносит поучение, в котором объясняет смысл того, что только что произошло. Он говорит, что подал ученикам пример, дабы они поступали также. Слово «пример» (ὑπόδειγμα) встречается в Евангелиях только один раз и только в этом месте, но оно несет важную богословскую и нравственную нагрузку. Оно показывает, что ученики призваны поступать точно так же, как Учитель.

Слова, которые Иисус произносит вслед за этим – Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его, – имеют многочисленные параллели в синоптических Евангелиях.¹⁸⁹ В наставлении двенадцати ученикам из Евангелия от Матфея Иисус говорит: Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего (Мф.10:24). Похожее изречение содержится в Проповеди на равнине из Евангелия от Луки (Лк.6:40). Очевидно, Иисус часто повторял подобные изречения, имеющие характер пословицы.

Мы уже обратили внимание на параллель между повествованием евангелиста Иоанна об омовении ног и рассказом из Евангелия от Луки о споре между учениками о том, кто из них больший:

Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим. Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий. Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий (Лк.22:24–27).

О том, что подобные споры возникали среди учеников, свидетельствуют и другие евангелисты (Мк.9:33–35), однако только у Луки рассказ вставлен в повествование о Тайной Вечере. Это не означает, что спор происходил прямо на Тайной Вечере: возможно, Лука по ходу повествования вспомнил эпизод, имевший место ранее (слова был же и спор вполне могут восприниматься как указание на прошедшее событие). В то же время вполне вероятно, что Лука, не упомянувший об омовении ног, приводит часть той же самой беседы, которая есть у Иоанна. Более того, можно предположить, что описанный Лукой спор, возникший во время Вечери (например, тогда, когда ученики занимали место за столом и решали, кому где возлечь), послужил поводом для того, чтобы Иисус встал с Вечери и показал им на собственном примере, как они должны относиться друг к другу.

В христианской традиции рассказ об омовении ног получил разнообразную интерпретацию. Прежде всего он рассматривается как пример смирения. Иоанн Златоуст говорит, что, омывая ноги ученикам, Иисус «научал их матери всех благ – смиренномудрию». Толкователь видит смирение не только в самом совершённом действии, но и в различных его деталях:

Смотри, как не омовением только Христос показывает Свое смирение, но и другими действиями. Не прежде возлежания Он встал, а тогда, когда уже все возлегли. Затем не просто умывает, но сначала сложил с Себя одежду. Но и на этом не остановился, а еще опоясался полотенцем; да и этим не удовольствовался, но Сам же влил воду, а не другому велел наполнить ее. Так все это Он делает Сам, чтобы показать тем, что, когда мы делаем добро, то должны делать его не с небрежностью, но со всем усердием.¹⁹⁰

Тема смирения доминирует и в литургических текстах, посвященных рассматриваемому эпизоду:

Другая богословская интерпретация эпизода связана с темой крещения. Как мы говорили в книге «Агнец Божий»,¹⁹¹ вода – один из основных богословских символов Евангелия от Иоанна, с первых же глав этого Евангелия указывающий на духовное рождение через крещение. Никодиму Иисус говорит: Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин.3:5). Самарянка слышит от Него: Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин.4:13–14). Силоамская купель, в которой омылся слепорожденный (Ин.9:7), служит образом крещения. В этом же ряду стоит и рассказ об омовении ног (и в частности, слова о том, что омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь).

Уже Тертуллиан подчеркивал, что «Христос никогда не является без воды… Во время бесед Он приглашает жаждущих к Своей вечной воде. У колодца Он восстанавливает силы, ходит и охотно совершает поездки по воде, прислуживает водой ученикам».¹⁹² Кирилл Александрийский, толкуя слова Иисуса, обращенные к Петру, утверждает: «Он говорит о том, что, если кто не омоет чрез благодать Его скверну греха и преступления, тот будет не причастен жизни, даруемой Им, и останется не вкусившим Небесного Царства. Ибо нечистым не подобает входить в вышние обители, но чрез любовь ко Христу имеющим чистую совесть и освященным в Духе чрез святое крещение».¹⁹³ Следуя той же интерпретации, Иоанн Дамаскин пишет: «В горнице святого и славного Сиона, вкусив со своими учениками ветхозаветную пасху и исполнив ветхий завет, Он умыл ноги ученикам, показывая символ святого крещения».¹⁹⁴

Еще одна богословская интерпретация увязывает омовение ног с Евхаристией.¹⁹⁵ В частности, в том, что омовение ног предшествовало благословению хлеба и вина, можно увидеть указание на чистоту, которая необходима для участия в таинстве Евхаристии.

Евангельский рассказ об омовении ног оказал большое влияние не только на развитие христианской нравственности. Действие, которое было в обычае у иудеев времен Иисуса, в христианской Церкви постепенно превратилось в литургический обряд, совершавшийся по разным поводам. В частности, некоторые источники ІV-V веков указывают на практику омовения ног новокрещеным сразу после совершения над ними таинства Крещения.¹⁹⁶

Чин умовения ног в качестве части богослужения Великого Четверга возник в Иерусалиме в VI-VII веках и явился «отражением общей тенденции максимально подчеркнуть изобразительную символику страстного богослужения, особенно явную при его совершении во Святом Граде»; не позднее VIII века чин перешел и в практику Константинополя,¹⁹⁷ откуда был впоследствии заимствован Русской Церковью.

В настоящее время этот чин совершается, как правило, после литургии Великого Четверга Патриархом Московским и всея Руси, а также некоторыми архиереями в кафедральных соборах. С особой торжественностью чин совершается в Иерусалиме, где его возглавляет Патриарх Иерусалимский.¹⁹⁸

Все четыре евангелиста свидетельствуют о том, что на Тайной Вечере Иисус предсказал предательство Иуды. У Марка и Матфея это предсказание предшествует рассказу о благословении хлеба и вина. Марк пишет:

Когда настал вечер, Он приходит с двенадцатью. И, когда они возлежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня. Они опечалились и стали говорить Ему, один за другим: не я ли? и другой: не я ли? Он же сказал им в ответ: один из двенадцати, обмакивающий со Мною в блюдо. Впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться (Мк.14:17–21).

Версия Матфея почти полностью совпадает с версией Марка (Мф.26:21–24). Однако в конце рассказа Матфей добавляет деталь, которая у Марка отсутствует: При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал (Мф.26:25).

Оба евангелиста свидетельствуют о том, что в трапезе принимали участие только двенадцать апостолов: не упоминаются ни какие-либо иные ученики, ни женщины, которые нередко прислуживали за столом.

Вопрос учеников не я ли? отражает страх каждого из них оказаться невольным предателем. Ни один из них не имеет того намерения, которое созрело у Иуды, но они боятся не выдержать испытаний. Иисус, опуская кусок хлеба в блюдо с соусом вместе с предателем, указывает на него ученикам. При этом Он говорит страшные слова о том, что лучше было бы такому человеку вообще не родиться. Тем самым, полагает Златоуст, Учитель хотел «исправить предателя», «привести его в больший стыд и возбудить в нем доброе расположение».¹⁹⁹ Можно, впрочем, полагать, что слова Учителя скорее имели целью напугать предателя и тем самым остановить от совершения задуманного.

У Луки предсказание о предательстве следует за рассказом о благословении Иисусом хлеба и вина. Согласно этому евангелисту, преломив хлеб и преподав ученикам чашу, Иисус затем говорит : И вот, рука предающего Меня со Мною за столом; впрочем, Сын Человеческий идет по предназначению, но горе тому человеку, которым Он предается. Тогда, по свидетельству евангелиста, они начали спрашивать друг друга, кто бы из них был, который это сделает (Лк.22:21–23).

Наконец, наиболее подробно предсказание Иисуса о предательстве Иуды описано в Евангелии от Иоанна. Здесь наставление Иисуса после умовения ног завершается следующими словами:

Не о всех вас говорю; Я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою. Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я. Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня (Ин.13:18–20).

Иисус цитирует слова псалма, в котором Давид говорит о себе как о человеке, которого ненавидят и злословят враги, шепчут против него, и даже тот, кто находился с ним рядом, восстал против него (Пс.10:6–9). В похожей ситуации находился Иисус в последние дни Своей жизни. Цитированная фраза в переводе с иврита звучит так: Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту (Пс.40:10). Иисус прилагает эту фразу к Иуде, после чего произносит слова, имеющие параллель в поучении апостолам из Евангелия от Матфея: Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня (Мф.10:40).

Логическая связь между Ин.13:20 (принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня) и тем, что этому стиху предшествует или что за ним следует, на первый взгляд не просматривается: некоторые ученые даже полагают, что изначально стих мог находиться в другом месте текста.²⁰⁰ В то же время отмечают смысловую связь между этим стихом и тем, который выполнял роль краеугольного камня всей сцены омовения ног: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его (Ин.13:16). Сравнение между посланником и пославшим действует сразу в двух направлениях, указывая на миссию Иисуса и на миссию Его учеников.²⁰¹

К чему относятся слова Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я? Какое событие должно сбыться? Хотя до этих слов речь шла о предательстве Иуды, сами эти слова указывают на то, чему свидетелями ученики должны стать в ближайшие часы и дни: на арест Иисуса, суд над Ним, Его смерть на кресте. Особенным же образом они указывают на Его воскресение. Именно после того, как Он воскреснет и Его внешний вид изменится, они должны поверить, что это Он.      

Продолжая повествование, Иоанн рассказывает тот же эпизод, который был изложен у Матфея и Марка, однако делает это значительно подробнее:

Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь (Ин.13:21–30).

В описанной сцене мы снова видим, как Петр проявляет инициативу, однако вопрос свой он задает не напрямую, а через ученика, которого любил Иисус. Согласно традиционному толкованию, этим учеником был сам Иоанн. Именно потому, что он был участником события, он смог описать его подробнее, чем другие евангелисты.

Выражение возмутился духом указывает на глубокое внутреннее волнение, смущение, негодование.²⁰² Иисус не просто предсказывает предательство ученика: Он по-человечески глубоко взволнован и возмущен эТим.И тем не менее Он не пытается остановить предателя каким-либо явным или грозным увещанием, а ограничивается символическим жестом и словами, имеющими, как кажется, противоположный смысл тому, что можно было бы ожидать от Учителя в подобной ситуации.

При чтении Евангелия от Иоанна создается впечатление, что Иисус уже при избрании двенадцати апостолов знал: один из них станет предателем. Более того, после ознакомления с рассказом Иоанна о Тайной Вечере может возникнуть ощущение, что Иисус Сам подталкивал Иуду к совершению преступления. Все евангелисты приводят предсказание Иисуса о том, что один из учеников предаст Его, но только у Иоанна Иисус произносит загадочные слова что делаешь, делай скорее, после которых Иуда

тотчас выходит, несмотря на позднее время (синоптики ничего не говорят об уходе Иуды с трапезы).

В связи с этими словами возникает целая серия вопросов. Не побуждал ли Иисус Иуду к предательству? Не Сам ли Он предначертал для него эту роль? Если нет, то почему не остановил его? Разве Он не мог воспрепятствовать коварному замыслу, объявив о нем другим ученикам и тем самым обезвредив предателя? Подобные вопросы задает в своем толковании на Евангелие от Иоанна Кирилл Александрийский и отвечает на них так: нельзя порицать Бога за то, в чем повинен человек. Творец «сообщил разумным тварям способность управляться собственным произволением и предоставил следовать влечениям своей собственной воли, к чему каждый пожелает и что признает за лучшее». Но при этом «одни, правильно устремляясь к высшему совершенству, сохраняют свою славу, получают участие в назначенных им благах и обретают непрекращающееся блаженство». Другие же, «как бы неудержимыми потоками похотей увлекаемые к недолжному, подвергнутся подобающему им суду, подпадут справедливому обвинению за неблагодарность и получат строгое и вечное наказание». Христос «избрал Иуду и присоединил к святым ученикам, очевидно, как бывшего вначале способным к следованию за Ним. Но сатана, искушая его корыстолюбием, мало-помалу опутывал его, побежденного этой страстью и ставшего чрез нее предателем, увлек уже окончательно». Толкователь приходит к выводу о том, что у Иуды «была возможность не пасть, если бы, очевидно, он избрал должное и весь свой ум предал бы делу истинного следования Христу».²⁰³

Мы возвращаемся к теме человеческой свободы и «бессилия» Бога перед этой свободой. Иисус не воспротивился плану Иуды по той же причине, по которой Он отверг искушения диавола, отказался продемонстрировать чудо, когда Его об этом просили, не спрятался от тех, кто намеревался арестовать Его, не попытался защитить Себя на суде, не сошел с креста, когда от Него этого требовали. Если бы он сделал что-либо из этого, Он нарушил бы свободу людей, лишил бы их права выбора. «Христос не хотел никакого насилия; Он не насильственно спасал, хотел любви и свободы, утверждал высшее достоинство человека, – пишет Бердяев. – Христос явился миру в образе Распятого, был унижен и растерзан силами этого мира… Весь смысл явления Христа миру в том и заключается, чтобы мир свободно узнал Христа, полюбил Царя в образе Распятого, увидел Божественную мощь в кажущемся бессилии и беспомощности» .

Эта беспомощность будет со всей силой явлена в дальнейшей истории Страстей Христовых. В ней перед нами предстанет Бог, добровольно отказавшийся от Своего всемогущества, отдавший Себя в руки людей, безропотно переносящий надругательства, в страшных физических мучениях умирающий на кресте.²⁰⁴

Мы подошли к тому моменту в повествовании о Тайной Вечере, который является центральным: к рассказу синоптиков о благословении Иисусом хлеба и вина.

Прежде чем говорить о нем, необходимо вернуться к вопросу о Тайной Вечере как пасхальной трапезе и рассмотреть, в каком порядке еврейские источники предписывали совершать пасхальную трапезу. Первым и главным источником является книга Исход, где говорится :

И сказал Господь Моисею и Аарону в земле Египетской, говоря: месяц сей да будет у вас началом месяцев, первым да будет он у вас между месяцами года. Скажите всему обществу [сынов] Израилевых: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного агнца по семействам, по агнцу на семейство… Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний; возьмите его от овец, или от коз, и пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером, и пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его; пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами пусть съедят его; не ешьте от него недопеченного, или сваренного в воде, но ешьте испеченное на огне, голову с ногами и внутренностями; не оставляйте от него до утра [и кости его не сокрушайте], но оставшееся от него до утра сожгите на огне. Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью: это – Пасха Господня (Исх.12:1–3, 5–11).

Ко временам земной жизни Иисуса эта изначально простая, хотя и имевшая особый характер, семейная трапеза превратилась в целый ритуал, сопровождавшийся молитвами, пением псалмов и наставлениями главы семьи. Согласно еврейским источникам, датируемым более поздним периодом, но отражавшим практику, в основных чертах сложившуюся ко временам Иисуса,²⁰⁵ в начале ужина участникам раздавались чаши с вином, разбавленным водой. Каждый член семьи произносил над своей чашей «браху» (Евр.ברכה bǝrāḵā – «благословение»): «Благословен Ты, Господи, Боже наш, Царь вселенной, создающий плод лозы». Затем глава семьи произносил пасхальный «киддуш» (קדוש qiddῡš – «освящение»):

Благословен Ты, Господи, Боже наш, Царь вселенной, избравший нас из всех народов и возвысивший нас над всеми язычниками и освятивший нас Своими заповедями. Ты дал нам, Господи Боже наш, с любовью празднества на веселие, праздники и праздничные времена на ликования и сей день праздника опресноков, время нашего освобождения, священное собрание, в память исхода из Египта. Ибо нас Ты избрал и нас освятил из всех народов, и святые празднества Твои Ты дал нам с любовью и благоволением на радость и ликование. Благословен Ты, Господи, освящающий Израиля и праздничные времена.

После прочтения киддуша вино выпивали и на стол подавались опресноки, соус из горьких трав и харосет (Евр.חרוסת ḥărōseṯ – блюдо из фруктов). Подавался также пасхальный агнец. Над каждым блюдом глава семьи читал благодарение. Над агнцем произносились следующие слова: «Благословен Ты, Господи Боже наш, Царь вселенной, Который освятил нас Своими заповедями и заповедал нам вкушать пасху». Агнца вкушали с горькими травами. После первого блюда умывали руки. Затем чаши вторично наполнялись вином, и глава трапезы поднимал блюдо с опресноками, говоря: «Это хлеб страданий, который ели отцы наши в земле Египетской». Один из опресноков разламывался пополам, и половина отлагалась в сторону на случай прихода нежданного гостя или путника. Вторую половину опреснока глава семьи оставлял себе, а остальные преломлял для других участников трапезы. Затем младший член семьи, в соответствии с предписанием книги Исход, просил старшего рассказать об истории праздника (Исх.12:26–27). Глава семьи произносил хаггаду (Евр.הגדה haggāḏā, арам. אגדה ’aggāḏā – «повествование») – рассказ об исходе Израиля из Египта. Хаггада заканчивалась словами: «Посему мы должны благодарить, восхвалять, славить, возвеличивать, возвышать, почитать, благословлять, прославлять и воспевать Того, Кто сотворил нашим предкам и нам все эти чудеса: Он вывел нас из рабства на свободу, из печали на радость, из траура на праздник, из тьмы на великий свет, из подчиненности на волю. Да возгласим Ему: аллилуиа». Затем глава семьи поднимал чашу и ставил на стол. Все участники трапезы начинали петь первую часть галлеля (Евр.הלל hallël – «хвала»; Пс.112–113).

После пения галлеля пили вино с опресноками. Затем глава семьи разделял пасхального агнца и раздавал всем участникам трапезы. После того как агнец был съеден, приносилась третья чаша вина и совершалась благодарственная молитва, в которой участвовали глава семьи и все присутствующие. Глава семьи говорил: «Благословим Бога нашего». Все отвечали: «Благословен Господь Бог наш, Бог Израиля, Бог Саваоф, Восседающий среди херувимов, за пищу, которую мы приняли». Глава: «Благословим Того, Чью благодать мы вкушали». Все: «Благословен Ты, Чью благодать мы вкушали и Чьей благостью мы живем». Глава: «Благословен Ты, Господи Боже наш, Царь вселенной, питающий весь мир по благости Своей». Все: «Он дает пищу всякой плоти, ибо вовек милость Его». Глава: «По великой благости Его не было никогда у нас недостатка в пище». Все: «Да не будет у нас недостатка и впредь ради Его великого имени». Глава: «Он питает всех, заботится о всех, благотворит всем и уготовляет пищу для всех тварей, Им созданных». Все: «Благословен Ты, Господи, питающий всех».

Далее глава семьи произносил ту часть благодарения, в которой вспоминался исход Израиля из Египта:

Благодарим Тебя, Господи Боже наш, что Ты дал предкам нашим землю вожделенную, хорошую и пространную и что вывел нас из земли Египетской и освободил нас из дома рабства. Благодарим за Твой завет, запечатленный на теле нашем,²⁰⁶ за Твою тору, которую преподал нам, за Твои законы, которые сообщил нам, за жизнь и благоволение, которые даровал нам, за пищу, которой Ты заботливо питаешь нас постоянно, ежедневно, во всякое время и всякий час. За все это, Господи Боже наш, мы благодарим и славословим Тебя…

По окончании благодарения все участники трапезы произносили «Аминь». Затем выпивалась третья чаша, пели вторую половину галлеля (Пс.114–118). Могла быть предложена еще одна или две чаши. С последней чашей пели великий галлель (Пс.135)·

Данная реконструкция дает приблизительное представление о ритуале пасхальной трапезы. Однако мы должны ответить на вопрос: была ли Тайная Вечеря пасхальной трапезой, особенно если учитывать, что, согласно Иоанну, она была совершена до наступления Пасхи? Большинство ученых сходятся в том, что была: одни – на основании синоптических Евангелий, где об этом сказано ясно и недвусмысленно,²⁰⁷ другие – на основании более или менее убедительных гармонизаций данных синоптиков с данными четвертого Евангелия.

Доводы в пользу того, что Тайная Вечеря была пасхальной трапезой, в свое время собрал Й.Иеремиас в исследовании «Евхаристические слова Иисуса».²⁰⁸ Эти доводы сохраняют значение и полвека спустя после публикации данной работы.²⁰⁹ И.Говард Маршалл суммировал их в своей книге о вечере Господней в двенадцати пунктах, из которых девять кажутся нам заслуживающими упоминания: 1)синоптические Евангелия датируют Тайную Вечерю временем, когда закалали пасхального агнца; 2)Тайная Вечеря была совершена в Иерусалиме, а не в Вифании (пасхального агнца ели в Иерусалиме); 3)трапеза происходила вечером, а не утром или днем; 4)в трапезе принимали участие только члены «семьи» Иисуса – Его двенадцать учеников; 5)за трапезой возлежали, а не сидели, что указывает на ее праздничный характер; 6)Марк и Лука упоминают о хлебе в середине трапезы, а не в ее начале, что соответствует традиционному порядку пасхального ужина; 7)употребление вина было характерно не для обычной, а для праздничной трапезы; 8)трапеза завершилась пением, что было опять же характерно не для обычного, а для пасхального ужина; 9)слова благодарения, которые Иисус произнес над хлебом и вином, по форме напоминают традиционное пасхальное благодарение, которое совершал глава семьи в присутствии ее членов.²¹⁰

Все эти обстоятельства говорят в пользу того, что Тайная Вечеря по своей внешней форме была пасхальной трапезой, даже если была совершена до наступления праздника Пасхи. С этим соглашаются даже те ученые, которые считают, что хронология Иоанна верна, а синоптиков ошибочна. Они видят в Тайной Вечере «ужин с характерными чертами пасхальной трапезы», отмечая, что Иисус совершил этот ужин за день до еврейской Пасхи,²¹¹ поскольку не имел возможности совершить ее в сам день праздника.²¹²

О том, что Тайная Вечеря по своей внешней форме, по крайней мере, напоминала пасхальный ужин, свидетельствуют причастия «благословив» (εὐλογήσας) и «благодарив» (εὐχαριστήσας), присутствующие во всех трех синоптических повествованиях о ней. Они указывают на молитвенное благодарение, которое Сын Божий воссылал Своему Отцу. Причастие «воспев» (ὑμνήσαντες), которым завершается рассказ, несомненно, указывает на пение галлеля. Ни одна другая трапеза, упоминаемая в Евангелиях, не сопровождалась и не заканчивалась пением. У Марка и Луки, кроме того, упоминается пасхальный агнец (Мк.14:12; Лк.22:15), у Матфея, Марка и Иоанна – соус, в который обмакивали хлеб (Мф.26:23; Мк.14:20; Ин.13:26). Наконец, если у Матфея и Марка мы слышим о хлебе и одной чаше вина, над которой Иисус совершил благодарение, то у Луки речь идет о двух чашах, что является весомым, хотя и косвенным, свидетельством в пользу пасхального характера Тайной Вечери.

Все сказанное, однако, относится к внешней форме вечери. Если же говорить о содержании бесед, которые вел Иисус с учениками за этим последним ужином, то в нем мало общего с традиционной еврейской хаггадой. Еврейская пасхальная трапеза по содержанию устремлена в прошлое; Тайная Вечеря, напротив, устремлена в будущее. Наиболее полный рассказ о том, что Иисус говорил ученикам в этот последний вечер, содержится в Евангелии от Иоанна. Из него мы узнаём, что Он не упоминал ни об исходе Израиля из Египта, ни вообще о событиях ветхозаветной истории, хотя в других случаях, в частности в беседе с иудеями о небесном хлебе, Он к этим событиям обращался (Ин.6:32, 49). Здесь Он говорит о Своей славе, о Своем единстве с Отцом, о единстве с Ним Его учеников; дает им новую заповедь любви; предсказывает гонения; обещает послать Утешителя. И – ни слова о прошлом.

На Тайной Вечере Иисус воспользовался существовавшими в Его время традиционными внешними формами, но наполнил их новым содержанием. Обычная гигиеническая процедура омовения ног при входе в дом превратилась в урок смирения, преподанный Учителем Своей Церкви на все последующие времена. А пасхальный ужин, посвященный воспоминаниям о делах давно минувших дней, превратился в первую Евхаристию, с которой началось новое бытие Церкви.

Рассмотрим тексты, относящиеся к центральному моменту Тайной Вечери – благословению хлеба и вина. Таких текстов в Новом Завете четыре: три принадлежат евангелистам-синоптикам, четвертый – апостолу Павлу.

Повествования Матфея и Марка почти не отличаются одно от другого:

И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего. И, воспев, пошли на гору Елеонскую (Мф.26:26–30; ср. Мк.14:22–26).

Отметим выражение «Новый Завет» в словах Иисуса о Своей Крови. Эти слова в христианской традиции стали обозначать все собрание христианских канонических книг, включая четыре Евангелия, книгу Деяний, апостольские послания и Апокалипсис. Однако их изначальное значение иное: они указывают на договор, который Иисус заключает со Своими учениками, и завещание, которое им оставляет. Само слово διαθήκη («завет») может иметь и то и другое значение.²¹³ Речь идет об особом союзе, который скрепляет Иисуса с Его учениками благодаря тому, что Он пролил за них кровь. Этот союз имеет сверхъестественную природу, поскольку не основывается ни на расчете, ни на дружбе, ни на эмоциях. Он предполагает онтологическое единство учеников с Учителем через принятие внутрь себя Его Крови, пролитой за них.

Версия Луки довольно значительно отличается от версий Матфея и Марка. Прежде всего, как было отмечено, у Луки речь идет о двух чашах вина, а не об одной:

И когда настал час, Он возлег, и двенадцать апостолов с Ним, и сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием. И, взяв чашу и благодарив, сказал: приимите ее и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придет Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей Крови, которая за вас проливается (Лк.22:14–20).

Были ли обе чаши евхаристическими или только вторая? Очевидно, только вторая, потому что именно она связана с упоминанием о Новом Завете в Крови Иисуса, что соответствует словам, произнесенным Иисусом над чашей по версии Марка и Матфея. Первая чаша в таком случае может трактоваться как часть ритуала пасхального ужина.²¹⁴

Следует обратить внимание на слова Иисуса о том, что Он не будет есть пасху, пока она не совершится в Царствии Божием. Этих слов у Матфея и Марка нет. Далее Иисус преподает ученикам чашу со словами Приимите ее и разделите между собою, к которым прибавлено то, что у Матфея и Марка содержится в конце рассказа, однако слова эти даны в несколько измененной форме: если там Иисус говорил, что будет пить новое вино с учениками в Царстве Отца Своего, то здесь Он говорит о пришествии этого Царства. Несмотря на указанные различия, очевидно, что, согласно всем трем синоптическим свидетельствам, Иисус мыслит Тайную Вечерю не как событие, ограниченное рамками земного бытия, а как реальность, которая начинается на земле и будет продолжаться в вечности.

Важным отличием версий Луки от двух других является упоминание о том, что чаша, о которой Иисус сказал сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, была преподана ученикам после вечери. Это может быть отнесено и к хлебу и может в таком случае служить указанием на то, что благословение хлеба и вина не было частью пасхального ужина, а было совершено по его окончании – как отдельное, самостоятельно е священнодействие.

Наконец, важнейшим отличием версии Луки являются слова Иисуса сие творите в Мое воспоминание. Именно эти слова представляют документальное свидетельство того, что практика ранней Церкви каждую неделю собираться в день солнца (воскресенье) для повторения Тайной Вечери была установлена Самим Иисусом и является исполнением Его заповеди.²¹⁵ Сначала такие собрания существовали в форме братских трапез, на которых один из апостолов повторял слова, произнесенные на Тайной Вечере Иисусом, а затем, с течением времени, приобрели форму богослужения, получившего название Евхаристии (благодарения).

Еще одним документальным свидетельством подобного рода является Первое послание апостола Павла к Коринфянам. В нем он обвиняет своих адресатов в том, что они собираются так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Апостол задает вопросы: Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих? Что сказать вам? похвалить ли вас за это? Не похвалю (1Кор.11:20–22). И после этого повествует о Тайной Вечере:

Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание.

Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает (1Кор.11:23–30).

Первая часть приведенного отрывка содержит почти дословный рассказ синоптиков о Тайной Вечере, обнаруживая текстуальную близость к версии Луки (в частности, в упоминании о чаше после вечери). Однако какой документ первичен – Евангелие от Луки или Первое послание к Коринфянам? По общепринятому в науке мнению, послания Павла были написаны до того, как Евангелия получили свою окончательную форму. Во всяком случае, Лука не был апостолом от двенадцати, а следовательно, не был и участником Тайной Вечери. Известно также, что он был учеником апостолов Петра и Павла. Вполне вероятно, что от одного из них он и узнал о том, что происходило на Тайной Вечере.

От кого об этом узнал Павел, примкнувший к христианской общине уже после воскресения Иисуса? Конечно, он мог услышать об этом от одного из апостолов, с которыми общался, а именно от Петра или Иакова (Гал.1:18–19). Однако он утверждает, что от Самого Господа принял то свидетельство, которым делится с христианами Коринфа. Возможно, он имеет в виду какое-то мистическое откровение, наподобие того, которое произошло с ним на пути в Дамаск, когда он услышал голос Иисуса (Деян.9:4–6), или того, о котором он упоминает во Втором послании к Коринфянам (2Кор.12:2–4).

Как бы там ни было, текстуальная близость свидетельства Павла к свидетельствам синоптиков и особенно Луки позволяет говорить о возможном наличии общего источника, устного или письменного. При этом Павел добавляет к рассказу о Тайной Вечере целый раздел, в котором закладывает основы церковного учения о таинстве Евхаристии. Первым из христианских авторов он говорит о недостойном причащении, которое может стать причиной болезни и даже смерти, и о виновности человека, который ест и пьет недостойно, перед Телом и Кровью Господними.

Обратимся к так называемым евхаристическим, или установительным, словам, точнее формулам.²¹⁶ Этих формул две: они касаются хлеба и вина. Первое изречение дошло до нас в следующих трех вариантах: Приимите, ядиime: сие есть Тело Мое (Мф.26:26; ср. Мк.14:22); Сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание (Лк.22:19); Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание (1Кор.11:24).²¹⁷ Вторая формула дошла в четырех вариантах: Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф.26:27–28); Сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая (Мк.14:24); Сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается (Лк.22:20); Сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание (1Кор.11:25).

Во всех перечисленных версиях мы видим смысловое единство при большой текстуальной вариативности. Эта вариативность отразилась и в литургической традиции, в которую установительные формулы вошли в разных вариантах. Мы не будем в настоящей книге касаться различных литургических чинов, существовавших в Древней Церкви или существующих в современных христианских общинах. Скажем лишь о том, как евхаристические формулы переданы в литургии, совершаемой в Православной Церкви.

В обеих полных литургиях, имеющих всеобщее употребление, Василия Великого и Иоанна Златоуста, сами установительные слова переданы в одинаковой редакции: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов. Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя, Новаго Завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов». Ни одна из этих формул, однако, не соответствует в полной мере какой-либо одной из приведенных выше новозаветных версий: обе являются составными. Первая заимствована главным образом из Первого послания к Коринфянам (Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое), однако слова во оставление грехов взяты из второй формулы по версии Матфея. Вторая формула из литургии близка к второй формуле по версии Матфея, однако опущена частица «ибо» и из версии Луки добавлены слова «за вас», соединенные со словами «за многих» при помощи частицы «и».

Что касается слов «Сие творите в мое воспоминание», то они сохранились в литургии Василия Великого как часть евхаристической молитвы, следующая сразу же за установительными словами. При этом к ним добавлены слова из Первого послания к Коринфянам, перефразированные от первого лица: «Елижды бо аще ясте хлеб сей (Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей) и чашу сию пиете, Мою смерть возвещаете, Мое воскресение исповедаете». В литургии же Иоанна Златоуста они отсутствуют.

Каков смысл установительных слов? Как соотносится хлеб с Телом Христа, а вино с Его Кровью? На эту тему существует целое море научной литературы с очень широким разбросом мнений. Не представляется возможным даже бегло перечислить взгляды ученых по данному вопросу. Впрочем, это и не требуется для достижения нашей цели. Нас интересует прежде всего то, как учение Иисуса донесено до нас авторами канонических книг Нового Завета и как оно интерпретировалось в ранней Церкви, когда еще была свежа память об описанных на страницах Евангелий событиях.

Чтобы понять смысл установительных слов, мы должны прежде всего обратиться ко внутренним данным самих Евангелий. И основным текстом, в котором Сам Иисус разъясняет смысл того, что произойдет на Тайной Вечере, является Его беседа с иудеями о небесном хлебе. Напомним основные пункты этой беседы. Она происходит после того, как Иисус накормил пять тысяч человек пятью хлебами. Народ, пораженный чудом, разыскивает Его на другом берегу озера, и Иисусу задают вопрос: какое же Ты Дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? что Ты делаешь? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть. Иисус отвечает: Истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес. Ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру. Ему говорят: Господи! подавай нам всегда такой хлеб. Он отвечает: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда (Ин.6:30–35).

Далее в той же беседе Иисус говорит : Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин.6:48–51). Иудеи продолжают недоумевать и спорить между собой. Тогда Иисус завершает беседу словами:

Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живой Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек (Ин.6:53–58).

Итак, Иисус утверждает, что для того, чтобы иметь жизнь вечную, люди должны есть Его Плоть и пить Его Кровь. В беседе ничего не говорится о том, под каким видом они должны пить Его Кровь, но говорится, что Его плоть является хлебом. Однако это не простой хлеб, а сшедший с небес. Этот хлеб отождествляется с Самим Иисусом и с Его Плотью.

Беседа окончилась тем, что люди стали говорить: какие странные слова! кто может это слушать? Многие из учеников Иисуса после этой беседы отошли от Него (Ин.6:60, 66). Однако те, кто остались, дождались того времени, когда сказанное Иисусом на словах осуществилось на деле и когда Он под видом хлеба и вина предложим им Свои Плоть и Кровь. Это произошло на Тайной Вечере.

Раннехристианская Церковь с самого начала своего бытия верила, что на Тайной Вечере Иисус при произнесении указанных слов превратил хлеб в Свое Тело, а вино в Свою Кровь. Эта вера отражена как в древних литургических чинах, которые – все до единого – настаивают на реальности изменения хлеба и вина в Тело и Кровь Христа, так и в богословских трактатах, где разъясняется, каким образом происходит это изменение. На христианском Востоке эта вера сохраняется на протяжении вот уже почти двадцати веков. На христианском Западе хранительницей этой веры является Католическая Церковь, тогда как в протестантизме возникло представление о том, что хлеб и вино Евхаристии – лишь символы Тела и Крови Христа, а сама Евхаристия есть лишь воспоминание о Тайной Вечере, а не ее повторение.

Вдаваться в рассмотрение этой проблематики мы здесь не можем. Однако мы должны напомнить то, о чем говорили в книге «Агнец Божий».²¹⁸ Человек есть существо одновременно материальное и духовное. Соответственно, он нуждается и в пище двух видов: материальной и духовной. На Тайной Вечере Иисус взял в руки обычный материальный хлеб, испеченный человеческими руками, но превратил его в Свое Тело и наполнил Своим Божеством. Для чего? Чтобы дать возможность ученикам принять внутрь себя Его Самого – Бога и Человека в одном лице. Чашу с вином, изготовленным из винограда, который топтали человеческие ноги, он превратил в чашу Своей Крови для того, чтобы она соединилась с кровью Его учеников. В результате в человеческих венах начала течь кровь Бога и клетки человеческого тела напитались Божественной субстанцией.

Мы говорили также о новизне христианства, которое позволяет человеку соединиться с Богом не только через молитву и иные формы богопочитания, как это делают другие религии, но прежде всего через принятие Бога внутрь себя. Человеческая Плоть Иисуса Христа является плотью воплотившегося Бога, и Его Кровь – кровью Бога, ставшего человеком. Принимая внутрь Плоть и Кровь Богочеловека под видом хлеба и вина, человек физически соединяется с Богом: через причащение Сам Бог проникает внутрь человека – в его плоть и кровь, в клетки его тела. Однако одновременно с телом Бог обоготворяет и дух человека, так что человек соединяется с Ним всем своим естеством – и духом, и плотью.

Именно по этой причине таинство Евхаристии стало тем ядром, вокруг которого сформировалась Церковь. Главное, что Иисус оставил Церкви после Своего воскресения, было не Его нравственное учение, не воспоминание о Его чудесах, а Евхаристия, нерасторжимо связанная с памятью о Его смерти и уверенностью в Его воскресении. Евхаристия стала той пасхальной трапезой, которую ученики совершали уже без своего Учителя, но с ясным сознанием Его невидимого присутствия. Но если раньше Он присутствовал среди них Своим материальным Телом, в котором текла материальная Кровь, то теперь Его Тело и Кровь преподавались им под видом хлеба и вина.

Христианская Евхаристия, имевшая – через Тайную Вечерю – генетическую связь с еврейской пасхальной трапезой, сохранила некоторые внешние черты этой трапезы. Исчез пасхальный агнец, исчезли горькие травы, но остались хлеб и вино. И осталось благодарение – молитвенное обращение к Богу с изъявлением благодарности за Его обильные дары. Только главной темой этого благодарения стали не благодеяния Бога народу израильскому и не воспоминание об исходе из Египта, а воспоминание о переходе от смерти в жизнь, осуществившееся через смерть и воскресение Спасителя.

При этом все древние евхаристические анафоры²¹⁹ содержат краткое перечисление событий всей священной истории, начиная от сотворения мира, включая основные вехи истории Израильского народа, и вплоть до пришествия в мир Богочеловека Иисуса Христа, Его страданий, смерти и воскресения. Таким образом, таинство Нового Завета, установленное Самим Иисусом, вобрало в себя и Ветхий Завет с его историей, переосмысленной через призму христианского богословия и мировосприятия.

Оставляя в стороне полемику вокруг Евхаристии, развернувшуюся в протестантской среде в эпоху Реформации и не прекращающуюся до сих пор, мы можем констатировать, что в большинстве христианских общин по всему миру, включая католические и православные, сохраняется вера в реальное, а не символическое присутствия Христа в евхаристическом хлебе и вине. Члены этих общин вполне буквально понимают слова Иисуса о том, что жизнь вечная невозможна без вкушения Его Тела и Крови, точно так же, как она невозможна без крещения – рождения от воды и Духа.

В связи с повествованиями четырех евангелистов о Тайной Вечере возникает вопрос: до какого момента на ней присутствовал Иуда? Был ли он среди учеников, когда Иисус преподал им Свои тело и кровь под видом хлеба и вина? Иными словами, был ли Иуда участником Евхаристии?

Ответ на этот вопрос не очевиден. Если следовать Евангелию от Иоанна, Иуда удалился с вечери сразу же после того, как Иисус предсказал, что один из учеников предаст Его, а затем, обмакнув кусок хлеба в соус, подал его Иуде (Ин.13:21–30). У Матфея и Марка рассказ о Евхаристии следует сразу же за этим эпизодом (Мф.26:20–29; Мк.14:18–25), и можно предположить, что Иуда при Евхаристии уже не присутствует.

Однако в Евангелии от Луки, как мы видели, события представлены в обратной последовательности: сначала Иисус преподает ученикам хлеб и вино, а затем предсказывает, что один из них предаст Его (Лк.22:14–23). Следовательно, согласно Луке, Иуда был среди участников Евхаристии. Более того, у Луки в повествование о Евхаристии вкраплен рассказ о споре между учениками, кто из них Должен почитаться большим. Ответом в этом споре служит наставление Иисуса о служащем и возлежащем (Лк.22:25–30), тематически и вербально перекликающееся с наставлением из Евангелия от Иоанна об учителе и ученике (Ин.13:12–16). А омовение ног, согласно Иоанну, происходит до ухода Иуды.

Итак, мы имеем три версии развития событий: 1)предсказание о предательстве Иуды, Евхаристия (Матфей и Марк); 2)Евхаристия, предсказание о предательстве Иуды, спор о первенстве, наставление Иисуса о возлежащем и служащем (Лука); 3)омовение ног, наставление Иисуса об учителе и учениках, предсказание о предательстве Иуды, уход Иуды (Иоанн). Блаженный Августин предлагает такой вариант синхронизации событий: сначала Иисус предсказывает предательство Иуды (это предсказание упомянуто у Матфея и Марка, а у Луки опущено), затем совершает Евхаристию, потом вторично предсказывает предательство Иуды (это предсказание упомянуто у Луки и Иоанна, а у Матфея и Марка опущено).²²⁰

Августин, следовательно, подразумевает, что Иуда участвовал в Евхаристии. Такого же мнения придерживается Иоанн Златоуст :

О, как велико ослепление предателя! Приобщаясь Тайн, он оставался таким же, и наслаждаясь страшною трапезою, не изменялся. Это показывает Лука, когда говорит, что после этого вошел в него сатана, не потому, что пренебрегал Телом Господним, но издеваясь над бесстыдством предателя.²²¹ Грех его велик был в двояком отношении: и потому, что он с таким расположением приступил к Тайнам, и потому, что, приступив, не вразумился ни страхом, ни благодеянием, ни честью.²²²

По словам Златоуста, «Христос не препятствовал ему, хотя и знал все, чтобы ты познал, что Он не оставляет ничего, что служит к исправлению. Поэтому и прежде, и после этого непрестанно вразумлял и удерживал предателя и словами, и делами, и страхом, и угрозами, и честью, и услугами. Но ничто не предохранило его от жестокого недуга».²²³

Подобное толкование мы встречаем в богослужебных текстах Страстной седмицы:

Здесь под небесным хлебом понимается хлеб евхаристический. Таким образом, согласно авторам литургических текстов, Иуда вместе с другими учениками принимал из рук Иисуса хлеб, ставший Его Телом, и пил из одной с ними чаши вино, ставшее Его Кровью. И несмотря на то что, как и они, он принял внутрь себя Бога, это не изменило его планов, не остановило его от преступления, не стало для него поводом к покаянию.

Тело и Кровь Христа, принимаемые внутрь, не воздействуют на человека автоматически или магически. Бог готов вселиться в человека и соединиться с ним физически и духовно, но от человека требуется готовность открыть свое сердце навстречу Богу. Человек с двоящимися мыслями (Иак.1:8) не может достойно принять внутрь себя Бога. Напротив, о том, кто открывает себя навстречу Христу, Он говорит: Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин.14:23).

Что происходило после того, как Иисус благословил хлеб и вино? Евангелист Иоанн приводит беседу, часть которой, вероятно, имела место на Тайной Вечере, а часть – на пути к месту ареста Иисуса. Матфей и Марк говорят, что Иисус с учениками вышли из горницы с пением псалмов (Мф.26:30; Мк.14:26). Однако у Луки приводится материал, отсутствующий у других евангелистов.

Мы помним, что Лука вставил в повествование о Тайной Вечере рассказ о споре между учениками, кто из них должен почитаться большим. На это Иисус отвечает наставлением о смирении и указанием на собственный пример: Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий (Лк.22:27). Дальше у Луки речь Иисуса продолжается, а затем в нее вкрапляются реплики Петра и учеников:

Но вы пребыли со Мною в напастях Моих, и Я завещаваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем, и сядете на престолах судить двенадцать колен Израилевых. И сказал Господь: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих.

Он отвечал Ему: Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти. Но Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня.

И сказал им: когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток? Они отвечали: ни в чем. Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч; ибо сказываю вам, что должно исполниться на Мне и сему написанному: и к злодеям причтен. Ибо то, что о Мне, приходит к концу. Они сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно.

И, выйдя, пошел по обыкновению на гору Елеонскую, за Ним последовали и ученики Его (Лк.22:28–39).

Этот материал лишь в некоторых деталях пересекается с рассказами других евангелистов. В частности, слова о том, что ученики сядут на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых, имеют прямую параллель в Евангелии от Матфея (Мф.19:28). Предсказание об отречении Петра мы находим у всех четырех евангелистов, однако у Матфея и Марка оно отнесено к тому времени, когда Иисус уже был на пути в Гефсиманию, а у Иоанна оно приведено в совсем другой редакции, чем у синоптиков. В остальном материал Луки вполне оригинален.

Иисус благодарит учеников за то, что они пребывали вместе с Ним, и завещает им Царство. Речь идет о том Царстве, которое Иисус возвещал с первых дней Своей проповеди, о котором говорил в притчах и которое теперь через Его страдания и смерть должно было раскрыться для них во всей полноте.

Слова, обращенные к Симону, о том, что сатана «просил», дабы сеять учеников, как пшеницу, необычны. Словом «сеять» переведен глагол σινιάζω, означающий «просеивать» (через сито). У кого просил? Скорее всего, у Бога. А Иисус молился Богу о том, чтобы вера Петра не оскудела. Здесь можно вспомнить историю Иова, которая начинается с того, что сатана просит у Бога разрешения подвергнуть праведника испытаниям, и Бог дает такое разрешение (Иов.1:6–12; 2:1–6). Взаимоотношения между Богом и сатаной таинственны и непостижимы, и мы не знаем, почему Бог слушает сатану и позволяет ему совершать те или иные деяния над людьми. Но Иисус выступает здесь как Ходатай за Своих учеников перед Отцом. Его последняя молитва, которую донес до нас евангелист Иоанн, является почти исключительно молитвой за учеников: Иисус просит Отца в числе прочего о том, чтобы Он сохранил их от зла, или от диавола (выражение ἐκ τοῦ πονηροῦ в Ин.17:15 означает «от лукавого»).

Предсказание об отречении Петра приведено у Луки в более краткой форме, чем мы прочитаем о нем у Матфея и Марка.

Уникальным для всего корпуса Евангелий является призыв Иисуса купить меч. О каком мече идет речь? Обычно это место понимают в фигуральном смысле – как призыв к готовности дать отпор врагу (диаволу). Вспоминают по этому случаю и слова апостола Павла:

Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша война не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных… Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие (Еф. 6:11–12,14–17).

Однако апостолы говорят Иисусу не о духовном мече, а о двух вполне реальных мечах, имеющихся в их распоряжении. Ответ Иисуса иногда понимают в смысле: «довольно, хватит об этом». Слова ἱκανόν ἐστιν могут быть поняты и так, и в том смысле, что двух мечей достаточно. Возможно, ответ Иисуса содержит в себе горькую иронию:

Он готовит учеников к испытаниям, призывает к духовному бодрствованию, используя символические образы мешка, сумы и меча, а они начинают считать имеющиеся в наличии мечи. Как это часто бывало и прежде, Иисус говорит ученикам одно, они слышат другое, понимая буквально сказанное Им в переносном смысле.

Являются ли два меча, о которых сообщают Иисусу, боевым оружием? Иоанн Златоуст считает, что нет: он полагает, что имеются в виду кухонные ножи, при помощи которых разделывали пасхального агнца²²⁴ (греческое слово μάχαιρα может означать и меч, и нож). Другие толкователи говорят о рыболовных ножах.²²⁵ Однако один из этих мечей в скором времени будет извлечен из ножен и им будет нанесен удар рабу первосвященника (Мф.26:51–54; Мк.14:47; Лк.22:49–50; Ин.18:10–11), что говорит скорее в пользу того, что у учеников было боевое оружие.

Предположить, что Иисус рассматривал вооруженное сопротивление как одну из опций для Самого Себя, мы не можем: такое предположение противоречило бы всему, что мы узнаем из Евангелий о добровольном характере Его страданий и смерти. Но не полагал ли Он, что меч может понадобиться кому-то из Его учеников для самозащиты? В книге о Нагорной проповеди мы говорили о том, что Иисус не был абсолютным и безусловным пацифистом, каким Его иной раз представляют.²²⁶ И после Его смерти и воскресения Церковь не встала на позиции безоговорочного пацифизма, всегда допуская возможность вооруженного сопротивления насилию, особенно если речь идет о спасении жизни других людей (а такая ситуация вполне могла возникнуть при аресте Иисуса).

Впрочем, как отмечают толкователи, если бы речь всерьез шла о вооруженном сопротивлении, двух мечей в любом случае было бы недостаточно против той толпы, которая должна была в скором времени прийти за Иисусом.²²⁷ Вполне вероятно, что сцена, описанная у Луки, имела иной смысл и слова Иисуса не относились к предстоявшим Ему и Его ученикам испытаниям. Так, например, Кирилл Александрийский полагал, что, говоря о мечах, Он предсказывал Иудейскую войну.²²⁸ Некоторые современные исследователи находят это толкование более убедительным, чем любые попытки объяснить происхождение двух мечей или представить Иисуса и Его учеников зилотами, готовившими вооруженное восстание.²²⁹

Перейдем к повествованиям Матфея и Марка. Сообщив о том, что Иисус и ученики, воспев, пошли на гору Елеонскую,Матфей продолжает:

Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада; по воскресении же Моем предварю вас в Галилее. Петр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь. Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня.

Говорит Ему Петр: хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. Подобное говорили И все ученики (Мф.26:31–35).

Версия Марка (Мк.14:27–31) почти идентична за исключением предсказания Иисуса Петру, которое у него звучит так: Истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня. Иными словами, согласно Марку, отречение Петра должно произойти не до первого, а до второго пения петухов.

Глагол «соблазнитесь» (σκανδαλισθήσεσθε) может указывать на сомнение, потерю веры и – как следствие этого – духовное падение. Ранее этот глагол возникал в прямой речи Иисуса неоднократно. В притче о сеятеле он говорил о тех, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его; но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется (Мф.13:20–21). На горе Елеонской Иисус предсказывал времена, когда Его последователей будут предавать на мучения и убивать, они будут ненавидимы всеми народами за имя Его, и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга (Мф.24:9–10). В обоих случаях речь шла о временах испытаний, когда многие поколеблются, не устоят в вере. Иисус предсказывал, что именно это произойдет с учениками, когда Он будет арестован.

Ученики не просто соблазнятся: они разбегутся. В Книге пророка Захарии, на которую ссылается Иисус, говорится: О, меч! поднимись на пастыря Моего и на ближнего Моего, говорит Господь Саваоф: порази пастыря, и рассеются овцы! (Зах.13:7). Из этого изречения Иисус берет только слова о пастыре и овцах, применяя их к Себе и Своим ученикам. Ранее Он говорил о Себе как Пастыре добром, находящемся в гармоничном единстве со своими овцами: овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. Но Пастырь добрый не просто заботится об овцах: он полагает жизнь свою за них (Ин.10:1–15). Наступает время, когда Он должен будет положить жизнь за овец, но гармония между Ним и ими будет разрушена, потому что они в страхе разбегутся.

Иисус предсказывает также и Свое воскресение. Более того, Он заранее назначает ученикам встречу – и не в Иерусалиме, где Он будет распят, а в Галилее, где начиналась Его проповедь, где Он провел основную часть времени со Своими учениками, где совершил все Свои главные чудеса. Благословенная земля Галилеи вновь примет Его вместе с учениками.

Далее в центре внимания евангелистов снова оказывается Петр, горячий и импульсивный, который заявляет, что он никогда не соблазнится (у Марка слово «никогда» отсутствует). Иисус отвечает ему, что он трижды отречется от Него: использован глагол ἀπαρνἐομαι («отрицать») в пассивном залоге. Предсказание предваряется словами истинно говорю тебе, придающими ему характер настойчивости и убедительности. Однако Петр продолжает упорно доказывать, что не отречется от Учителя даже в случае смертельной опасности. К Петру присоединяются и другие ученики, среди которых уже нет Иуды.

Как известно, петухи поют трижды: первое пение петухов бывает еще глубокой ночью, до рассвета; второе ассоциируется с рассветом;²³⁰ третье бывает с наступлением утра. Выражение в полночь, или в пение петухов, или поутру (Мк.13:35), употребленное Иисусом, скорее всего, указывает на первое пение петухов. Как мы говорили, только у Марка Иисус предсказывает, что отречение произойдет до вторых петухов; текст прочих евангелистов подразумевает, что это произойдет до первых петухов.

В Евангелии от Иоанна предсказание об отречении Петра является частью беседы, начинающейся на Тайной Вечере:

Симон Петр сказал Ему: Господи! куда Ты идешь?

Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною. Петр сказал Ему: Господи! почему я не могу идти за Тобою теперь? я душу мою положу за Тебя. Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды (Ин.13:36 38).

Версия Иоанна, как видим, сильно отличается от других версий описываемого события. Здесь сюжет начинается с вопроса Петра куда Ты идешь, за которым вскоре последует вопрос Фомы Господи! Не знаем, куда идешь; и как можем знать путь?(Ин.14:5). Евангелист рисует общую картину недоумения учеников, которым Иисус сначала говорит: Дети! недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я Иудеям, что, куда Я иду, вы не можете прийти, так и вам говорю теперь (Ин.13:33). А затем призывает их не смущаться и не устрашаться (Ин.14:27), обещая, что, хотя они и будут иметь скорбь, она сменится на радость, которой никто не отнимет от них, потому что они вновь увидят Его (Ин.16:20–22). Именно в этом контексте разворачивается беседа с Петром.

Предсказание Иисуса о том, что Петр отречется от Него, было одновременно и предупреждением. Петр мог, запомнив это предупреждение, в нужный момент вспомнить о нем и не совершить то, о чем был предупрежден. Предведение Божие не означает необходимости для человека совершить то, что Бог предвидит: об этом мы много раз говорили на страницах нашего исследования, посвященного жизни и учению Иисуса, в связи с различными персонажами евангельской истории.

Иоанн Златоуст, говоря об отречении Петра, ставит ему в вину его самонадеянность: он должен был прежде всего попросить помощи у Учителя, а не обещать то, что потом не сможет выполнить. Сравнивая Иуду с Петром, Златоуст отмечает: «Первый, получив много помощи, не получил никакой пользы, потому что не захотел и не приложил собственного старания; а последний и при собственном старании пал, потому что не получил никакой помощи. Добродетель слагается из этих двух принадлежностей».²³¹

Человек не должен надеяться только на себя: он должен во всем уповать на Бога и просить у Него помощи : это один из многих уроков, вытекающих из истории отречения Петра. Не случайно Иисус заповедал ученикам заканчивать молитву словами: И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого (Мф.6:13). Каждый человек, даже первоверховный апостол, нуждается в помощи Божией, чтобы не оступиться, не соблазниться, не впасть в искушение, не стать добычей диавола.