Праздник во время чумы стих

Читать полный текст стихотворения — Пир во время чумы. Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Молодой человек

Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джаксона! Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака — но он ушел уже
В холодные подземные жилища…
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал еще во прахе гроба;
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.

Председатель

Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньe
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек

Да будет так!

Все пьют молча.

Председатель

Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери(поет)

Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, —
Тихо все. Одно кладбище
Не пустеет, не молчит.

Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их!
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой!

Если ранняя могила
Суждена моей весне —
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, —
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей,
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье!
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах;
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах!

Председатель

Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж, видно,
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне,
Унылой и приятной… Нет, ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

Мери

О, если б никогда я не певала
Вне хижины родителей моих!
Они свою любили слушать Мери;
Самой себе я, кажется, внимаю,
Поющей у родимого порога.
Мой голос слаще был в то время: он
Был голосом невинности…

Луиза

Не в моде
Теперь такие песни! Но все ж есть
Еще простые души: рады таять
От женских слез и слепо верят им.
Она уверена, что взор слезливый
Ее неотразим — а если б то же
О смехе думала своем, то, верно,
Все б улыбалась. Вальсингам хвалил
Крикливых северных красавиц: вот
Она и расстоналась. Ненавижу
Волос шотландских этих желтизну.

Председатель

Послушайте: я слышу стук колес!

Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.

Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то — нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой!
Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Мери

Сестра моей печали и позора,
Приляг на грудь мою.

Луиза(приходя в чувство)

Ужасный демон
Приснился мне: весь черный, белоглазый….
Он звал меня в свою тележку. В ней
Лежали мертвые — и лепетали
Ужасную, неведомую речь….
Скажите мне: во сне ли это было?
Проехала ль телега?

Молодой человек

Ну, Луиза,
Развеселись — хоть улица вся наша
Безмолвное убежище от смерти,
Приют пиров, ничем невозмутимых,
Но знаешь, эта черная телега
Имеет право всюду разъезжать.
Мы пропускать ее должны! Послушай,
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров
И следствий женских обмороков спой
Нам песню, вольную, живую песню,
Не грустию шотландской вдохновенну,
А буйную, вакхическую песнь,
Рожденную за чашею кипящей.

Председатель

Такой не знаю, но спою вам гимн
Я в честь чумы, — я написал его
Прошедшей ночью, как расстались мы.
Мне странная нашла охота к рифмам
Впервые в жизни! Слушайте ж меня:
Охриплый голос мой приличен песне.

Многие

Гимн в честь чумы! послушаем его!
Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

Председатель(поет)

Когда могущая Зима,
Как бодрый вождь, ведет сама
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов, —
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.

Царица грозная, Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой….
Что делать нам? и чем помочь?

Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы!
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

Итак, — хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может… полное Чумы!

Входит старый священник.

Священник

Безбожный пир, безбожные безумцы!
Вы пиршеством и песнями разврата
Ругаетесь над мрачной тишиной,
Повсюду смертию распространенной!
Средь ужаса плачевных похорон,
Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,
А ваши ненавистные восторги
Смущают тишину гробов — и землю
Над мертвыми телами потрясают!
Когда бы стариков и жен моленья
Не освятили общей, смертной ямы, —
Подумать мог бы я, что нынче бесы
Погибший дух безбожника терзают
И в тьму кромешную тащат со смехом.

Несколько голосов

Он мастерски об аде говорит!
Ступай, старик! ступай своей дорогой!

Священник

Я заклинаю вас святою кровью
Спасителя, распятого за нас:
Прервите пир чудовищный, когда
Желаете вы встретить в небесах
Утраченных возлюбленные души.
Ступайте по своим домам!

Председатель

Дома
У нас печальны — юность любит радость.

Священник

Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,
Кто три тому недели, на коленях,
Труп матери, рыдая, обнимал
И с воплем бился над ее могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего сына,
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между
Мольбы святой и тяжких воздыханий?
Ступай за мной!

Председатель

Зачем приходишь ты
Меня тревожить? Не могу, не должен
Я за тобой идти: я здесь удержан
Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня спасти… старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

Многие

Bravo, bravo! достойный председатель!
Вот проповедь тебе! пошел! пошел!

Священник

Матильды чистый дух тебя зовет!

Председатель(встает)

Клянись же мне, с поднятой к небесам
Увядшей, бледною рукой — оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О, если б от очей ее бессмертных
Скрыть это зрелище! Меня когда-то
Она считала чистым, гордым, вольным —
И знала рай в объятиях моих…
Где я? Святое чадо света! вижу
Тебя я там, куда мой падший дух
Не досягнет уже…

Женский голос

Он сумасшедший, —
Он бредит о жене похороненной!

Священник

Пойдем, пойдем…

Председатель

Отец мой, ради бога,
Оставь меня!

Священник

Спаси тебя господь!
Прости, мой сын.

Уходит. Пир продолжается. Председатель остается, погруженный в глубокую задумчивость.

Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Молодой человек

Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джаксона! Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака — но он ушел уже
В холодные подземные жилища…
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал еще во прахе гроба;
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.

Председатель

Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньe
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек

Да будет так!

Все пьют молча.

Председатель

Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери
(поет)

Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, —
Тихо все. Oдно кладбище
Не пустеет, не молчит.

Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их!
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой!

Если ранняя могила
Суждена моей весне —
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, —
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей,
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье!
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах;
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах!

Председатель

Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж, видно,
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне,
Унылой и приятной… Hет, ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

Мери

О, если б никогда я не певала
Вне хижины родителей моих!
Они свою любили слушать Мери;
Самой себе я, кажется, внимаю,
Поющей у родимого порога.
Мой голос слаще был в то время: он
Был голосом невинности…

Луиза

Не в моде
Теперь такие песни! Но все ж есть
Еще простые души: рады таять
От женских слез и слепо верят им.
Она уверена, что взор слезливый
Ее неотразим — а если б то же
О смехе думала своем, то, верно,
Все б улыбалась. Вальсингам хвалил
Крикливых северных красавиц: вот
Она и расстоналась. Ненавижу
Волос шотландских этих желтизну.

Председатель

Послушайте: я слышу стук колес!

Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.

Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то — нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой!
Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Мери

Сестра моей печали и позора,
Приляг на грудь мою.

Луиза
(приходя в чувство)

Ужасный демон
Приснился мне: весь черный, белоглазый….
Он звал меня в свою тележку. В ней
Лежали мертвые — и лепетали
Ужасную, неведомую речь….
Скажите мне: во сне ли это было?
Проехала ль телега?

Молодой человек

Ну, Луиза,
Развеселись — хоть улица вся наша
Безмолвное убежище от смерти,
Приют пиров, ничем невозмутимых,
Но знаешь, эта черная телега
Имеет право всюду разъезжать.
Мы пропускать ее должны! Послушай,
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров
И следствий женских обмороков спой
Нам песню, вольную, живую песню,
Не грустию шотландской вдохновенну,
А буйную, вакхическую песнь,
Рожденную за чашею кипящей.

Председатель

Такой не знаю, но спою вам гимн
Я в честь чумы, — я написал его
Прошедшей ночью, как расстались мы.
Мне странная нашла охота к рифмам
Впервые в жизни! Слушайте ж меня:
Охриплый голос мой приличен песне.

Многие

Гимн в честь чумы! послушаем его!
Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

Председатель
(поет)

Когда могущая Зима,
Как бодрый вождь, ведет сама
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов, —
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.

*
Царица грозная, Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой….
Что делать нам? и чем помочь?

*
Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы!
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.

*
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

*
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

*
Итак, — хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может… полное Чумы!

Входит старый священник.

Священник

Безбожный пир, безбожные безумцы!
Вы пиршеством и песнями разврата
Ругаетесь над мрачной тишиной,
Повсюду смертию распространенной!
Средь ужаса плачевных похорон,
Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,
А ваши ненавистные восторги
Смущают тишину гробов — и землю
Над мертвыми телами потрясают!
Когда бы стариков и жен моленья
Не освятили общей, смертной ямы, —
Подумать мог бы я, что нынче бесы
Погибший дух безбожника терзают
И в тьму кромешную тащат со смехом.

Несколько голосов

Он мастерски об аде говорит!
Ступай, старик! ступай своей дорогой!

Священник

Я заклинаю вас святою кровью
Спасителя, распятого за нас:
Прервите пир чудовищный, когда
Желаете вы встретить в небесах
Утраченных возлюбленные души.
Ступайте по своим домам!

Председатель

Дома
У нас печальны — юность любит радость.

Священник

Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,
Кто три тому недели, на коленях,
Труп матери, рыдая, обнимал
И с воплем бился над ее могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего сына,
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между
Мольбы святой и тяжких воздыханий?
Ступай за мной!

Председатель

Зачем приходишь ты
Меня тревожить? Не могу, не должен
Я за тобой идти: я здесь удержан
Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня спасти… старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

Mногие

Bravo, bravo! достойный председатель!
Вот проповедь тебе! пошел! пошел!

Священник

Матильды чистый дух тебя зовет!

Председатель
(встает)

Клянись же мне, с поднятой к небесам
Увядшей, бледною рукой — оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О, если б от очей ее бессмертных
Скрыть это зрелище! Меня когда-то
Она считала чистым, гордым, вольным —
И знала рай в объятиях моих…
Где я? Святое чадо света! вижу
Тебя я там, куда мой падший дух
Не досягнет уже…

Женский голос

Он сумасшедший, —
Он бредит о жене похороненной!

Священник

Пойдем, пойдем…

Председатель

Отец мой, ради бога,
Оставь меня!

Священник

Спаси тебя господь!
Прости, мой сын.

Уходит. Пир продолжается. Председатель остается, погруженный в глубокую задумчивость.

Пушкин Александр Сергеевич

Пир во время чумы

(ИЗ ВИЛЬСОНОВОЙ ТРАГЕДИИ: THE CITY ОF THE PLAGUE[1])

Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Молодой человек

Почтенный председатель! я напомню

О человеке, очень нам знакомом,

О том, чьи шутки, повести смешные,

Ответы острые и замечанья,

Столь едкие в их важности забавной,

Застольную беседу оживляли

И разгоняли мрак, который ныне

Зараза, гостья наша, насылает

На самые блестящие умы.

Тому два дня наш общий хохот славил

Его рассказы; невозможно быть,

Чтоб мы в своем веселом пированье

Забыли Джаксона! Его здесь кресла

Стоят пустые, будто ожидая

Весельчака – но он ушел уже

В холодные подземные жилища…

Хотя красноречивейший язык

Не умолкал еще во прахе гроба;

Но много нас еще живых, и нам

Причины нет печалиться. Итак,

Я предлагаю выпить в его память

С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,

Как будто б был он жив.

Председатель

                                     Он выбыл первый

Из круга нашего. Пускай в молчаньe

Мы выпьем в честь его.

Молодой человек

                                    Да будет так!

(Все пьют молча.)

Председатель

Твой голос, милая, выводит звуки

Родимых песен с диким совершенством;

Спой, Мери, нам уныло и протяжно,

Чтоб мы потом к веселью обратились

Безумнее, как тот, кто от земли

Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери

(поет)

Было время, процветала

В мире наша сторона:

В воскресение бывала

Церковь божия полна;

Наших деток в шумной школе

Раздавались голоса,

И сверкали в светлом поле

Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;

Школа глухо заперта;

Нива праздно перезрела;

Роща темная пуста;

И селенье, как жилище

Погорелое, стоит, –

Тихо все – одно кладбище

Не пустеет, не молчит.

Поминутно мертвых носят,

И стенания живых

Боязливо бога просят

Упокоить души их!

Поминутно места надо,

И могилы меж собой,

Как испуганное стадо,

Жмутся тесной чередой!

Если ранняя могила

Суждена моей весне –

Ты, кого я так любила,

Чья любовь отрада мне, –

Я молю: не приближайся

К телу Дженни ты своей,

Уст умерших не касайся,

Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье!

Уходи куда-нибудь,

Где б ты мог души мученье

Усладить и отдохнуть.

И когда зараза минет,

Посети мой бедный прах;

А Эдмонда не покинет

Дженни даже в небесах!

Председатель

Благодарим, задумчивая Мери,

Благодарим за жалобную песню!

В дни прежние чума такая ж, видно,

Холмы и долы ваши посетила,

И раздавались жалкие стенанья

По берегам потоков и ручьев,

Бегущих ныне весело и мирно

Сквозь дикий рай твоей земли родной;

И мрачный год, в который пало столько

Отважных, добрых и прекрасных жертв,

Едва оставил память о себе

В какой-нибудь простой пастушьей песне,

Унылой и приятной… Hет, ничто

Так не печалит нас среди веселий,

Как томный, сердцем повторенный звук!

Мери

О, если б никогда я не певала

Вне хижины родителей моих!

Они свою любили слушать Мери;

Самой себе я, кажется, внимаю,

Поющей у родимого порога.

Мой голос слаще был в то время: он

Был голосом невинности…

Луиза

                                         Не в моде

Теперь такие песни! Но все ж есть

Еще простые души: рады таять

От женских слез и слепо верят им.

Она уверена, что взор слезливый

Ее неотразим – а если б то же

О смехе думала своем, то, верно,

Все б улыбалась. Вальсингам хвалил

Крикливых северных красавиц: вот

Она и расстоналась. Ненавижу

Волос шотландских этих желтизну.

Председатель

Послушайте: я слышу стук колес!

Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.

Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,

По языку судя, мужское сердце.

Но так-то – нежного слабей жестокий,

И страх живет в душе, страстьми томимой!

Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Мери

Сестра моей печали и позора,

Приляг на грудь мою.

Луиза

(приходя в чувство)

                                Ужасный демон

Приснился мне: весь черный, белоглазый….

Он звал меня в свою тележку. В ней

Лежали мертвые – и лепетали

Ужасную, неведомую речь…

Скажите мне: во сне ли это было?

Проехала ль телега?

Молодой человек

                               Ну, Луиза,

Развеселись – хоть улица вся наша

Безмолвное убежище от смерти,

Приют пиров, ничем невозмутимых,

Но знаешь, эта черная телега

Имеет право всюду разъезжать.

Мы пропускать ее должны! Послушай,

Ты, Вальсингам: для пресеченья споров

И следствий женских обмороков спой

Нам песню, вольную, живую песню,

Не грустию шотландской вдохновенну,

А буйную, вакхическую песнь,

Рожденную за чашею кипящей.

Председатель

Такой не знаю, но спою вам гимн

Я в честь чумы, – я написал его

Прошедшей ночью, как расстались мы.

Мне странная нашла охота к рифмам

Впервые в жизни! Слушайте ж меня:

Охриплый голос мой приличен песне.

Многие

Гимн в честь чумы! послушаем его!

Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

Председатель

(поет)

Когда могущая Зима,

Как бодрый вождь, ведет сама

На нас косматые дружины

Своих морозов и снегов, –

Навстречу ей трещат камины,

И весел зимний жар пиров.

                  *

Царица грозная, Чума

Теперь идет на нас сама

И льстится жатвою богатой;

И к нам в окошко день и ночь

Стучит могильною лопатой….

Что делать нам? и чем помочь?

                  *

Как от проказницы Зимы,

Запремся также от Чумы!

Зажжем огни, нальем бокалы,

Утопим весело умы

И, заварив пиры да балы,

Восславим царствие Чумы.

                  *

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы.

                  *

Все, все, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья –

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог.

                  *

Итак, – хвала тебе, Чума,

Нам не страшна могилы тьма,

Нас не смутит твое призванье!

Бокалы пеним дружно мы

И девы-розы пьем дыханье, –

Быть может… полное Чумы!

Входит старый священник.

Священник

Безбожный пир, безбожные безумцы!

Вы пиршеством и песнями разврата

Ругаетесь над мрачной тишиной,

Повсюду смертию распространенной!

Средь ужаса плачевных похорон,

Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,

А ваши ненавистные восторги

Смущают тишину гробов – и землю

Над мертвыми телами потрясают!

Когда бы стариков и жен моленья

Не освятили общей, смертной ямы, –

Подумать мог бы я, что нынче бесы

Погибший дух безбожника терзают

И в тьму кромешную тащат со смехом.

Несколько голосов

Он мастерски об аде говорит!

Ступай, старик! ступай своей дорогой!

Священник

Я заклинаю вас святою кровью

Спасителя, распятого за нас:

Прервите пир чудовищный, когда

Желаете вы встретить в небесах

Утраченных возлюбленные души.

Ступайте по своим домам!

Председатель

                                        Дома́

У нас печальны – юность любит радость.

Священник

Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,

Кто три тому недели, на коленях,

Труп матери, рыдая, обнимал

И с воплем бился над ее могилой?

Иль думаешь, она теперь не плачет,

Не плачет горько в самых небесах,

Взирая на пирующего сына,

В пиру разврата, слыша голос твой,

Поющий бешеные песни, между

Мольбы святой и тяжких воздыханий?

Ступай за мной!

Председатель

                        Зачем приходишь ты

Меня тревожить? Не могу, не должен

Я за тобой идти: я здесь удержан

Отчаяньем, воспоминаньем страшным,

Сознаньем беззаконья моего,

И ужасом той мертвой пустоты,

Которую в моем дому встречаю, –

И новостью сих бешеных веселий,

И благодатным ядом этой чаши,

И ласками (прости меня, господь)

Погибшего, но милого созданья…

Тень матери не вызовет меня

Отселе – поздно – слышу голос твой,

Меня зовущий, – признаю усилья

Меня спасти… старик, иди же с миром;

Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

Многие

Bravo, bravo! достойный председатель!

Вот проповедь тебе! пошел! пошел!

Священник

Матильды чистый дух тебя зовет!

Председатель

(встает)

Клянись же мне, с поднятой к небесам

Увядшей, бледною рукой – оставить

В гробу навек умолкнувшее имя!

О, если б от очей ее бессмертных

Скрыть это зрелище! Меня когда-то

Она считала чистым, гордым, вольным –

И знала рай в объятиях моих…

Где я? Святое чадо света! вижу

Тебя я там, куда мой падший дух

Не досягнет уже…

Женский голос

                             Он сумасшедший, –

Он бредит о жене похороненной!

Священник

Пойдем, пойдем…

Председатель

                             Отец мой, ради бога,

Оставь меня!

Священник

                    Спаси тебя господь!

Прости, мой сын.

(Уходит. Пир продолжается. Председатель остается погруженный в глубокую задумчивость.)

1830

note

Чумной город (англ.)

(обратно)

Оглавление

  • Пир во время чумы .
  • Реклама на сайте
    • Книги
    • Пьесы и драматургия
    • Александр Пушкин
    • 📚 Пир во время чумы
    • Читать онлайн бесплатно

    iOSAndroidWindows Phone

    Куда отправить ссылку на приложение?

    Не закрывайте это окно, пока не введёте код в мобильном устройстве

    ПовторитьСсылка отправлена

    Пир во время чумы

    Аудиокнига

    Читает Евгений Ребров

    26 

    Подробнее

    Пир во время чумы

    Аудиокнига

    Читает Артем Скворцов

    26 

    Подробнее

    Пир во время чумы

    Аудиокнига

    Читает Роза Мамлеева

    26 

    Синхронизировано с текстом

    Подробнее

    Теперь вы можете с легкостью переключиться с электронной на аудиоверсию (или наоборот) и продолжить читать или слушать произведение с того места, на котором остановились ранее.

    Пир во время чумы

    Аудиокнига

    Читает Актерский коллектив, Анатолий Васильевич Эфрос

    89 

    Подробнее

    Пир во время чумы

    Аудиокнига

    Читает Валерий Захарьев

    89 

    Подробнее

    Шрифт:Меньше АаБольше Аа

    Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

    Молодой человек

     
    Почтенный председатель! я напомню
    О человеке, очень нам знакомом,
    О том, чьи шутки, повести смешные,
    Ответы острые и замечанья,
    Столь едкие в их важности забавной,
    Застольную беседу оживляли
    И разгоняли мрак, который ныне
    Зараза, гостья наша, насылает
    На самые блестящие умы.
    Тому два дня наш общий хохот славил
    Его рассказы; невозможно быть,
    Чтоб мы в своем веселом пированье
    Забыли Джаксона! Его здесь кресла
    Стоят пустые, будто ожидая
    Весельчака – но он ушел уже
    В холодные подземные жилища…
    Хотя красноречивейший язык
    Не умолкал еще во прахе гроба;
    Но много нас еще живых, и нам
    Причины нет печалиться. Итак,
    Я предлагаю выпить в его память
    С веселым звоном рюмок, с восклицаньем.
    Как будто б был он жив.

    Председатель

     
    Он выбыл первый
    Из круга нашего. Пускай в молчанье
    Мы выпьем в честь его.

    Молодой человек

     
    Да будет так!

    Все пьют молча.

    Председатель

     
    Твой голос, милая, выводит звуки
    Родимых песен с диким совершенством;
    Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
    Чтоб мы потом к веселью обратились
    Безумнее, как тот, кто от земли
    Был отлучен каким-нибудь виденьем.

    Мери (поет)

     
    Было время, процветала
    В мире наша сторона:
    В воскресение бывала
    Церковь Божия полна;
    Наших деток в шумной школе
    Раздавались голоса,
    И сверкали в светлом поле
    Серп и быстрая коса.

    Другие книги автора

    Удобные форматы для скачивания

    Файл(ы) отправлены на почту

    Эта и ещё 2 книги за 399 

    По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 700 ₽ и две книги из персональной подборки. Узнать больше

    Оплачивая абонемент, я принимаю условия оплаты и её автоматического продления, указанные в оферте

    Мы используем куки-файлы, чтобы вы могли быстрее и удобнее пользоваться сайтом. Подробнее

    ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ

    Эта поэма в Лондонском конкурсе 2015-2019 гг.
    принесла звание «Писатель пятилетки»

    ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ

    Безбожный пир, безбожные безумцы!
    Вы пиршеством и песнями разврата
    Ругаетесь над мрачной тишиной,
    Повсюду смертию распространённой!

    А.С. ПУШКИН.
    «Пир во время чумы»

    Я вновь у Пушкина перечитал
    Трагедию о горестных безумцах,
    Устроивших в разгар болезни страшной
    Весёлый пир, шумливый и беспечный.
    Уже который день с утра до ночи
    На улице, заставленной столами,
    Они смеялись, пили, песни пели,
    Угрозами небес пренебрегая;
    А рядом в колымагах провозили
    Тех, кто с земною жизнью распрощался,
    Кого чума безжалостно скосила.
    Им это только большего задора
    И дерзости, и силы придавало.
    И слёзно умолявший их священник
    Не мог остановить напор бесчинства –
    Пир с каждым часом жарче становился…

    Ах, Пушкин, Пушкин! Что ты напророчил!
    Ведь то, что написал ты – не отрывок
    Из драмы неизвестной нам, английской,
    А предсказанье нашей русской доли,
    И может быть, не только нашей, русской,
    А всепланетной, общечеловечной,
    Которая, лишь внешне изменяясь,
    Преследует народы, государства
    И больше всех – родную нашу Русь.

    Когда землетрясенье и цунами
    Обрушились ударом беспощадным
    На тихое японское местечко
    С названьем безобидным Фукусима;
    Когда под сатанинскою волною
    Посёлки гибли, города и люди;
    Когда всё это бешеным потоком
    Неслось, вращаясь, словно в бездну ада; –
    Телеканалы и эстрады мира
    Носителей теперешней культуры,
    Давно уж не классической, высокой,
    А массовой, предельно развращённой,
    Настырно пичкали гнилою пищей –
    Не с пушкинского щедрого застолья,
    А явно из запасов сатаны.

    И, как всегда, в России отличились.
    На фоне разнобойных сообщений
    О грянувшем несчастье всепланетном
    С экранов наших – пошлые, пустые
    Неслись чумные шоу-представленья,
    Кривлялись полуголые певицы,
    Шутили записные юмористы,
    Давно уж позабывшие, что значат
    Нормальные и юмор, и сатира.

    Какие-то смешные похвальбы
    О взлёте экономики российской
    С весёлым оптимизмом раздавались.

    В Туве далёкой бодрый президент
    Решал с главой республики нагорной,
    Как лучше энергетику поднять
    В пику саяно-шушенской, печальной,
    Принёсшей столько горя катастрофе.

    Премьер державы нашей удивлялся –
    Откуда могут очереди взяться
    В больницах, если чётко и серьёзно
    Ему из компетентнейших инстанций,
    И суток не прошло, как доложили,
    Что нету там давно очередей.
    Короче, в целом мире и в России
    Обычный пир весёлый продолжался –
    Заевшиеся власти беззаботно
    От дел мирских привычно отдыхали
    (Вот это мы и называем пиром),
    А их отнюдь не сытые народы
    Несчастья и невзгоды в полной мере
    Испытывали на своей родимой
    На собственной на шкуре (и вот это
    Зовём мы вековечною чумою,
    Которая мудрёнее, чем Янус,
    Меняет лики хитрые свои).

    Один из ликов – частые раздоры.
    Как бушевали буйные застолья
    Князей Руси, забывших о Крещенье!
    Князей, которые своих соседей
    В междоусобья ввергли! Как они
    Ладони потирали! –
    Растеряют
    Их глупые, драчливые соседи
    В ненужных схватках силы и, конечно,
    К ним попадут в полон – великим, мудрым!
    Вот только жаль, что княжеские козни
    Закончились неслыханным позором –
    Мамаевым пленением Руси.

    А как епископы, митрополиты
    Князей единству и любви учили!
    Как заповеди Господа Христа
    Своим примером им преподавали!
    Как – мудрым – до сих пор преподают! –
    Но то Чечня, то Грузия, то Польша,
    То Белоруссия, то Украина
    Вдруг попадают в списки неугодных
    Удельных стран… Всё распри не научат
    Любить друг друга и в единстве жить…

    Но самая опасная чума
    И самый пир опасный – равнодушье.
    Оно и в распрях корешки пускало.
    Ведь самый ушлый в хитрых склоках князь
    К другим князьям был глух и равнодушен;
    Он лишь себя и власть свою любил.
    В безбожии, в отходе от Христа
    Бездушия опаснейшие зёрна
    Так разраслись в российском запустенье,
    Так захватили брошеные земли,
    Как никогда захватывать не смели
    Крапива, лебеда, чертополох…

    Великие российские князья!
    Удельные цари! Страны элита! –
    Примите благодарный наш поклон
    За ваши терпеливые раденья
    На ниве наших дедов и отцов.

    За то, что вы на нет свели культуру.

    За то, что из промышленности всей
    Оставили добычу тех ресурсов,
    Которые не кончились покуда.

    За то, что оптом сельское хозяйство
    Отправили на свалку – и туда же
    Десятки тысяч сёл и деревень.

    Поклон вам низкий, мудрые князья,
    За то, что насадили справедливость
    В оплате уравнительной, советской.
    Теперь, кто попроворней и наглей,
    Сплошные миллиарды получают
    (И не рублей, а долларов, понятно!)
    А те, кто поскромней, посовестливей –
    Такие сногсшибательные суммы,
    Которых за квартиру расплатиться,
    За бытовые прочие услуги –
    Хоть убивай на месте, не хватает.
    И от пенсионеров вам поклон,
    Такой же искренний и благодарный.
    Им проще, чем рабочей массе нашей.
    Им, в большинстве, и голову ломать
    Не следует, как с ЖЭКом рассчитаться.
    Они три раза сходят в магазин –
    И денег ни копья не остаётся.
    А станут из квартиры выгонять,
    Бомжи в своё охотно примут войско, –
    Поскольку с каждым годом легионы
    Их нынче из подлунной выбывают.

    И всё-таки нижайший, самый-самый
    Поклон сердечный, милые князья,
    За то, что в вашем пире бесконечном,
    Подчас с вином заморским и со снедью,
    Которой гости знатные дивятся,
    Ну а подчас без всякого вина,
    А только с ощущеньем высшей власти,
    Пьянящей шибче виски, шибче спирта, –
    За то поклон, что в пире бесконечном
    Вы о своём народе позабыли,
    Как пушкинские праздные гуляки
    Забыли о беднягах-горожанах,
    Которых беспощадная чума
    Косила и которых на телегах
    Уже, как хлам, на кладбище везли.

    Увы, увы! бывали времена,
    Когда князья и верные им слуги
    За каждым нашим шагом наблюдали
    И заставляли (вовсе не на Бога!)
    На них молиться, да ещё на власть,
    Да на советский призрак вавилонский.
    Теперь всё изменилось, всё не так –
    Хоть чёрту-дьяволу молись, а хочешь
    И вовсе не молись, живи, как знаешь:
    Воруй ли, пей ли, наркомань, бомжуй, –
    Тебе князья не скажут и словечка;
    Они, князья, в упор тебя не видят;
    Ты нужен им лишь в том числе, которым
    Качаются ресурсы для продажи;
    Другие все – хоть их на ту же свалку,
    Куда всю экономику столкнули,
    И говорят, ещё там много мест…

    Так вот, за то вам и поклон нижайший,
    Что нас вы так беспечно позабыли,
    Как будто нас и нет уж никого;
    И, видимо, по этой лишь причине
    Ни мы до вас не можем достучаться,
    Ни вы до нас не можете дойти…

    Недавно я на голубом экране
    (Его бы надо розовым назвать!)
    Увидел пир духовный.
    Председатель
    Сидел за модным, кренделеобразным,
    Правительственным, празднично-рабочим
    Столом и слушал исповедь министра
    О том, что даже в худшем варианте
    Частицы радиации – бациллы
    Меняющей обличие чумы –
    От Фукусимы до Камчатки нашей,
    Тем более до крепких стен кремлёвских,
    Никак не долетят (и трижды о стол
    Костяшками своих тончайших пальцев
    С улыбкой постучал).
    И председатель
    Довольно головой кивнул министру:
    Мол, хорошо! мол, пир князей российских
    Не будет и теперича нарушен!..
    А я смотрел и думал, что вот-вот,
    Облепленные золотом узорным,
    Откроются толчком поспешным двери
    И в зал войдёт тот, пушкинский, священник
    И скажет те, знакомые, слова:
    – Я заклинаю вас святою кровью
    Спасителя, распятого за нас:
    Прервите пир чудовищный, очнитесь
    И отправляйтесь по своим домам! –
    А председатель скажет:
    – Так дома
    У нас печальны – юность любит радость.

    Но пушкинский священник улыбнётся:
    – Я говорю о тех домах, где Бог;
    Где люди вместе с Богом обитают.
    Служите Господу, служите людям.
    Долгонько вы разбрасывали камни.
    Настало время – камни собирать.
    Так собирайте камни, собирайте…
    И Бог простит вас… И народ простит…

    Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Праздник во время отпуска продлевается ли отпуск
  • Праздник во время которого тыкву на голову надевают
  • Праздник во время которого неожиданно пропала луна
  • Праздник во внуково сегодня
  • Праздник во владикавказе сегодня 23 ноября

  • Добавить комментарий

    ;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: