Рассказ весенний праздник читать

— Со сна и еле-еле поднялся он с постели, — потягиваясь и зевая, сказал старый леший свою любимую поговорку, ею он встретил девять тысяч девяносто девятую весну. — Какая там погода, внучек? В солнышко или в дождь проснулись?

А внука-то и нет. Вылез дед из берлоги, поклонился солнышку. На поляну выскочили зайчиха и семь зайчат:

— Доброй весны, дедушка!

— Доброго лета, зайчишки! До чего ж вы хороши! Да как вас много! — смеялся дед Диадох.

Все новые зайцы выскакивали на поляну. Дед принялся их считать. Вдруг из-за деревьев стрелой вылетела Сорока с ужасной вестью-новостью: кикиморы утопили в Черном болоте Лешика, Кузьку, сундучок, Лису с Медведем. Про то, что злодейки утопили в трясине еще и березу на краю болота и даже тучку с неба, дед Диадох не услышал. Он сломя голову побежал к Черному болоту.

По дороге к старому лешему подлетел Дятел, утешил его, поругал Сороку-балаболку и вывел прямо на опушку, где отдыхали Кузька, Лешик, Медведь и Лиса. То-то было радости!

Тут только все поняли, что в лесу сегодня Весенний праздник. Он всегда наступает, когда просыпается Леший. Цвели красные, голубые, желтые цветы. Серебряные березы надели золотые сережки. Птицы пели свои лучшие песни. В голубом небе резвились нарядные облака.

Лешик и домовенок, перебивая друг друга, рассказывали и рассказывали. Дед Диадох успевал лишь удивляться: надо же, такое и в зимней спячке не приснится!

Под вечер все направились к реке. Чтобы этот день и для Кузьки был праздником, пусть русалки проводят домовенка домой. Ведь речные хозяйки знают все дома над всеми речками, большими и малыми. А лучший дом они уж как-нибудь отличат от других.

Увидев домовенка, лешонка и даже старого лешего, которого до сих пор не видели, русалки выскочили из реки, повели вокруг гостей хоровод:

Бережочек-бережок

Нашу речку бережет!

Вот так вот, вот так вот,

Нашу речку бережет!

Лешику так понравился хоровод, что, когда кончилась песня, он один принялся бегать вокруг какого-то пня на берегу и петь песенку, которую сам только что придумал:

Стоит в лесу пень-пень!

А я бегаю весь день,

Пою песенку про пень:

«Стоит в лесу пень-пень»…

Все взялись за руки, и пение вокруг пня продолжалось много времени. А на пне сидел дед Диадох, поглядывая то на сундучок, который он держал в руках, пока Кузька пляшет, то на плясунов. Цветы и звезды на сундучке сверкали все ярче.

Серебряная луна плыла в небе, а другая серебряная луна — в реке. Весело плескались серебряные волны. И тогда старый леший, хоть и не любил он лезть в чужие дела, спросил у домовенка, что же хранится в волшебном сундуке, какая в нем тайна.

Кузька важно оглядел компанию, усевшуюся вокруг пня, и торжественно провозгласил:

— Дайте клятву. Тогда скажу. Клятвы ни у кого не оказалось. Никто даже и не знал, что это такое.

— Повторяйте за мной! — строго сказал домовенок. — «Из-за моря, из-за океана летят три ворона, три братенника, несут три золотых ключа, три золотых замка. Запрут, замкнут они наш сундук навеки, ежели отдадим его нечувственникам и ненавистникам. Ключ в небе, замок в море». Клятва вся.

Всем клятва очень понравилась. Пришлось повторить ее несколько раз. Потом русалки принялись расспрашивать про море-океан, а Лешик про воронов-братенников, но Кузька не мог сообщить никаких особенных подробностей ни про то, ни про другое.

— Так мы, внучек, и не отдали твой сундучок, — сказал дед Диадох. — Баба Яга — ненавистница, кикиморы болотные — нечувственницы. Побывал сундучок в их руках, да недолго. Не за что на нас обижаться воронам-братенникам!

— Тогда пойте за мной! — повеселел Кузька.

Сундучок, сундучок, Позолоченный бочок, Расписная крышка, Медная задвижка! Раз-два-три-четыре-пять! Можно сказку начинать!

Заиграла тихая музыка. Со звоном откинулась крышка сундука. Все замерли, Кузька схватил прошлогодний сухой лист, что-то на нем нацарапал, опустил в сундучок. Крышка захлопнулась, а сундучок произнес приятным голосом:

— Чирки-почирки, черточки и дырки, вот и весь сказ как раз про вас.

Стало тихо. Лешие и русалки, вытаращив глаза, глядели на сундучок. Надо же! Простая деревяшечка, а так разговаривает! А Медведь с Лисой до того испугались сказки про чирки-почирки, что убежали в кусты.

Кузька объяснил, что сундучок хранится у домовых очень давно. А волшебный он потому, что ежели положить в него рисунок, любую картинку, то сундучок сам сочинит и расскажет сказку про то, что на картинке нарисовано. Нарисуешь мышь — расскажет про мышь. Нарисуешь русалку и водяную лилию — сундучок расскажет такую сказку, где с цветком и речною хозяйкой непременно произойдет что-то страшное или смешное. Но вот беда! Рисовать домовые не умеют. Потихоньку утаскивают рисунки у людей, уносят под печку или в закуток, опускают в сундучок и слушают сказки.

Тогда Лешик с дедом и русалки сразу принялись рисовать кто на листиках, кто на кустах коры. Но ничего у них не вышло. И когда рисунки клали в сундучок, он рассказывал все про те же черточки и дырки.

Значит, решил Кузька, никто не умеет рисовать, кроме людей и Деда Мороза. Тот рисует прямо на окнах. Но еще никто и никогда не вынимал из окон стекол и не опускал их в сундук, чтобы услышать сказку про какой-нибудь цветок, нарисованный Дедом Морозом.

Услышав про Деда Мороза, дед Диадох принес из лесу и опустил в сундучок самый красивый весенний цветок. Долго играла приятная музыка, но никакой сказки сундучок так и не рассказал. Другое дело, если бы цветок был нарисованный. Тут только домовенок понял, как он соскучился по людям.

— Рассвет! Уже светает! — встревожились русалки. — Прощайся, Кузя! Пора в путь. Ты беги по бережку, мы по реке поплывем.

Вдруг над рекой послышалась разбойничья песня: «Ух да и эх да!» В корыте, гребя пестом, к друзьям подплывала Баба Яга:

— Чадушко! Бабуля за тобой приехала! Пропадешь ты тут, не пивши, не евши! Куда ты! Куда, говорю? Вот догоню и съем! У-у-у!

Тут корыто перевернулось. Яга упала в воду. А из реки вынырнул Водяной:

— Покоя от вас нет! Кто тут орет? Кто тут воет? Это ты, Яга? Да я тебя! Да ты у меня! Вон из воды! Чтоб духу твоего тут не было!

Этот мир принадлежит Драконам, они правят в нем испокон веков. Они так похожи на людей, что и вовсе не отличить. История о выборе между долгом и личными стремлениями. Если решить вопрос не могут ни ум, ни сила, стоит ли доверять чувствам?

Категории: Короткие любовные романы, Любовно-фэнтезийные романы, Фэнтези про драконов, Романтическое фэнтези

1465 просмотров
| 8 комментариев

| 10 в избранном
| 0 наград

Полный текст
для всех

Размер: 1,90 алк / 76132 знаков / 6 стр

Хэштег: #первая_любовь

Произведение наградили
Что такое награждение?

Данное произведение еще не награждали.

С трудом дождавшись, пока уйдут морозы, пришла весна и быстренько начала растапливать снег и лед, напустив на них густой туман. Но прошло несколько дней, и выглянуло солнышко, освежив и подогрев холодный воздух, придав ему едва заметный весенний аромат.
Озеро еще во льду, лишь кое-где у берега проглядывает вода. А небо уже весеннее, светлое, в розовой пелене. Собравшись на острове в большую стаю, птицы устроили невероятный галдеж, таким образом, громогласно, по-птичьи, решая все проблемы своей очередной весенне-летней компании.
С каждым днем в городе тает все больше и больше льда и снега. Улицы уже совсем освободились от них, лишь на тротуарах то тут, то там еще можно встретить глыбы льда и лужи с талой водой.
И вот наступил первый весенний праздник – день седьмое марта! Да, да! Ведь седьмого марта рабочий день, а восьмого – выходной. Вот почему именно день седьмого марта можно назвать днем самой большой мужской любви к женщинам. Конечно, у кого как. У каждого индивидуально. Встречаются любвеобильные мужчины, а иного вообще никто не интересует, даже родная мать. Но это исключение. В этот день раскупается больше всего цветов, и никто не смотрит на цены. Ведь поздравить нужно всех: женщин на работе, дома, любимых и подруг. Да и тортов с шампанским в этот день раскупается не меньше.
Вечером, все улицы города в цветах. Их несут женщины и молодые девушки, как подарок и знак мужского внимания.
А назавтра снова цветы и снова улыбки. Снова хлопоты. Но теперь уже город наполняется настоящими влюбленными – молодыми, пожилыми парами, и у всех в руках цветы.
Как хорошо, что эти яркие и нежные цветы смогли одарить и укрепить любовь в сердцах тысяч людей! И все только за два чудесных весенних дня!

Получилось так, что я практически не спала последние два дня. Сначала ночь готовилась к закрытию сессии, потом у подружки др. В общем, когда пришла домой, то дома никого не было, я сходила в душ, а когда вышла, то накинула майку и легла на кровать. Я поняла, что жутко устала, когда простынь, которую я накинула немножко сползла, а я даже не хотела пошевелиться что бы натянуть её обратно. Я лежала, чувствуя, как тёплый весенний ветерок гуляет по комнате, наполняя её свежестью, а солнце мягко заполняет всё вокруг прозрачным рассеянным светом. Ну же, одно усилие, что бы потянуть простынь, но так не хочется двигаться.

Я чувствовала, что майка чуть выше, и я лежу почти голышом. Тёплое чувство прошло по телу, но я так устала, что бы на этом сконцентрироваться. Хотя это было очень приятно. Мои мысли текли медленно, как медовая дымка весеннего города за окном. Сессия была такой напряжённой, что было классно, почувствовать расслабление и приятное ощущение наготы. Хорошо, что дома никого нет и можно так поваляться. Как же плавно вращается свет под закрытыми ресницами. И птицы поют, я совсем пропустила, когда они начали петь. Или они пели всегда. Наверное всегда пели. Я закрыла входную дверь, когда пришла? Кажется да. Вдруг кто-нибудь из соседей зайдёт, а я тут сплю с голой попой, ну и ладно, это было бы даже забавно. Нет, наверное я просто устала, потом было бы стыдно. Наверное где-нибудь на карнавалах в Бразилии так можно. Вот повезло кому то. Так хочется, что бы птицы продолжали петь. И они всё поют и поют и поют.

Так классно просто лежать и не двигаться, постель такая приятная, как легкая волна, которая всё парит и парит и уносит в лёгкий приятный сон. Сон, как я давно хотела поспать, кажется ничего лучше не бывает. Лежать в залитой мягким солнечным светом комнате и засыпать. Я же говорила Марине, что мы всё сдадим с первого раза, а она не верила. А мы сдали. Так страшно было ехать на последний экзамен, в том автобусе, всё таки второй курс, не хотелось бы на оставшиеся годы зарекомендовать себя как тех, кто может засыпаться — А если не сдадим, то целую неделю ждать пересдачи — по моему она так сказала. А я что сказала? Не помню. Как же приятно засыпать, надо бы встать надеть трусики, но я так хочу ещё чуточку поспать. По моему я сказала — сдадим. А она сказала. Не помню. Так хорошо лежать и знать, что теперь можно спокойно уснуть. Она поправила волосы и сказала — Я надеюсь, если не здадим, то он хотя бы завтра пересдачу назначит. Вроде бы так сказала. Хотя не знаю, может я уже засыпаю и она это говорит сама в моем сне. Ведь в автобусе, вроде, не было так пусто с утра. Не помню. Так светло и хорошо. Он •••

На окне зацветает весна. Дед оказывается не страшным и не сердитым

   Стало теплее пригревать солнце. Берёзы стояли мокрые от стаявшего снега, и с тонких веток падали на землю сверкающие капельки. В деревне вдруг появились грачи. Они кричали среди голых вершин, рылись на потемневших дорогах.
   – Снег рушится, – сказал дед. – Теперь фронтовикам в землянках, пожалуй, худо будет – сыро. – И вздохнул: – Эх, Гитлер проклятый! Весь свет заставил мучиться.
   «Снег рушится… – подумала Валентинка. – Как это – рушится?»
   Ей тотчас представился огромный овраг, куда с шумом обрушивались горы снега. Но где этот овраг? Спросить бы… Только у деда разве спросишь!
   Валентинка часто выходила на крыльцо, стояла, смотрела, слушала… Смотрела, как идут облака по небу, как раскачивает ветер длинные косицы берёз, как скачут воробьи, подбираясь к куриному корму. Слушала шум ветра в деревьях, смутное пение чижей, доносившееся из соседней рощицы.
   Воздух был полон каких-то новых, необъяснимых запахов, которые волновали Валентинку, манили, звали куда-то…
   Иногда Таиска тащила её гулять:
   – Пойдём к девчонкам! Пойдём на гору!
   Валентинка не шла. Боялась мальчишек – они отколотят. Девочек боялась тоже – они будут смеяться над её капором, над её коротким платьем. И часто издали, не отходя от избы, смотрела, как веселятся ребятишки на горе или лупят снежками друг друга.
   В солнечное утро дед принёс из кладовой семена пшеницы, овса и гороха и посеял в тарелках. Ему надо было узнать, хорошие ли это семена, годятся ли они для сева. Дед был кладовщик, и это была его первая забота – выдать для сева хорошие семена.
   Каждый день Валентинка разглядывала тарелки: не показался ли где-нибудь росточек? Груша часто замечала, как Валентинка сидит над этими тарелками и смотрит на мокрую землю.
   – И чего смотрит? – удивлялась Груша. – И чего ей интересно? Чудная!
   Однажды к тарелкам с лукавым видом подошла Таиска.
   – Что-то не всходят и не всходят! – сказала она. – Может, и не взойдут? – И, понизив голос, предложила: – Знаешь, Валентинка, ты посмотри. Разрой и посмотри, есть на них наклёвыши или нет. Если есть, значит, взойдут.
   Валентинке и самой очень хотелось вырыть хоть бы одно зёрнышко. Но что-то слишком весело смеются у Таиски глаза и что-то Романок насторожился, так и вытаращился: разроет или не разроет Валентинка тарелку?
   И вдруг Романок не выдержал.
   – Не разрывай! – сказал он. – Дедушка вот до чего рассердится!
   – Сунулся! – крикнула Таиска. – Ну чего ты сунулся? На тебя, что ли, он рассердится? На тебя, да?..
   Таиска показала Романку язык и ушла.
   – Я в ту весну разрыл, а он меня прямо за волосы, – продолжал Романок. – Ведь он их считает!
   Валентинка испуганно смотрела на Романка. Ух, что было бы, если б она так вот деду напортила!
   С этого дня она даже и близко не подходила к тарелкам. И, когда становилось очень скучно, усаживалась в уголке за комодом, вынимала из своей жёлтой сумочки связку картинок и расставляла их рядышком возле стены. Эти картинки она собирала давно: вырезала из старых журналов, выменивала у подруг на лоскутки и на игрушки, выпрашивала у мамы, если та получала красивую открытку.
   Дарья с беспокойством посматривала на Валентинку, когда та, усевшись перед своими картинками, смотрела на них и что-то бормотала потихоньку. С кем она разговаривает? Кого она видит?
   А Валентинка придумывала: вот на круглом листке водяной лилии сидит крохотная девочка – Дюймовочка. Но это не Дюймовочка, это сама Валентинка сидит на листке и разговаривает с рыбками…
   Или – вот избушка. Валентинка подходит к дверям. Кто живёт в этой избушке. Она открывает низенькую дверь, входит… а там прекрасная фея сидит и прядёт золотую пряжу. Фея встаёт Валентинке навстречу: «Здравствуй, девочка! А я давным-давно тебя поджидаю!»
   Но игра эта тотчас кончалась, как только кто-нибудь из ребят приходил домой. Тогда она молча убирала свои картинки.
   Как-то перед вечером Валентинка не вытерпела и подошла к тарелкам.
   – Ой, взошло! – воскликнула она. – Взошло! Листики!.. Романок, смотри!
   Романок подошёл к тарелкам:
   – И правда!
   Но Валентинке показалось, что Романок мало удивился и мало обрадовался. Где Таиска? Её нет. Одна Груша сидит в горнице.
   – Груша, поди-ка сюда, погляди!
   Но Груша вязала чулок и как раз в это время считала петли. Она сердито отмахнулась:
   – Подумаешь, есть там чего глядеть! Какая диковинка!
   Валентинка удивлялась: ну как это никто не радуется? Надо деду сказать, ведь он же сеял это!
   И, забыв свою всегдашнюю боязнь, она побежала к деду.
   Дед на дворе прорубал канавку, чтобы весенняя вода не разлилась по двору.
   – Дедушка, пойдём! Ты погляди, что у тебя в тарелках: и листики и травка!
   Дед приподнял свои косматые брови, посмотрел на неё, и Валентинка в первый раз увидела его глаза. Они были светлые, голубые и весёлые. И совсем не сердитым оказался дед, и совсем не страшным!
   – А ты-то чего рада? – спросил он.
   – Не знаю, – ответила Валентинка. – Так просто, интересно очень!
   Дед отставил в сторону лом:
   – Ну что ж, пойдём посмотрим.
   Дед сосчитал всходы. Горох был хорош. Овёс тоже всходил дружно. А пшеница вышла редкая: не годятся семена, надо добывать свежих.
   А Валентинке словно подарок дали. И дед стал не страшный. И на окнах зеленело с каждым днём всё гуще, всё ярче.
   До чего радостно, когда на улице ещё снег, а на окне солнечно и зелено! Словно кусочек весны зацвёл здесь!

Прибыль в доме. В избе появляются новые жильцы

   Мать сегодня то и дело заглядывает в овчарник. Всё ходит, смотрит чего-то. И даже поздно вечером, когда уже все легли спать, Валентинка услышала, как она зажгла лампочку и, накинув шубейку, опять пошла в овчарник.
   На этот раз она вернулась очень быстро и сразу стала будить деда:
   – Отец, отец, встань, помоги!
   И снова ушла. Дед тоже быстро поднялся и поспешил за ней.
   Валентинка встревожилась. Что случилось? Она торопливо надела платье – может, сейчас придётся бежать?
   Девочки спокойно спали на большой кровати. На краю печки похрапывал Романок. Ну почему же они все спят, когда в доме такая тревога?
   Через некоторое время захлопали двери во дворе, раздались шаги в сенях. Вот мать идёт, вот дед, а вот ещё чьи-то мелкие шажки – тук, тук, тук…
   Открылась дверь. Вошли мать и дедушка, а за ними вбежала большая чёрная овца. Мать несла что-то, завёрнутое в дерюжку. И когда она эту дерюжку развернула, Валентинка увидела маленьких, ещё мокрых ягняток.
   Она вскочила с постели:
   – Ой, какие малюсенькие!
   Ягняток было трое. Они еле стояли на своих растопыренных тонких ножках. Овца подошла к ним и начала их облизывать своим шершавым языком, и так яростно лизала, что ягнята не могли устоять, падали и кувыркались.
   – Ну, хватит, хватит! – сказала мать. – Умыла, и ладно. Давай-ка лучше покорми своих ребят!
   Дед подержал овцу, а мать взяла ягняток и подсунула к вымени. Ягнята тотчас принялись сосать. Только вышло не совсем хорошо: два чёрных сосали, а третий, белогрудый, бегал вокруг и кричал тоненьким голоском. Мать оттащила одного чёрного и подсунула белогрудого. Но чёрный рвался из рук. И не успела мать его выпустить, как он уже снова бросился и оттолкнул белогрудого. Мать покачала головой:
   – Вот безобразники! Придётся этого отдельно подкармливать.
   Она налила молока в бутылку и надела резиновую соску.
   – Неужели пить будет? – удивилась Валентинка. – Разве он сумеет из соски? Разве он ребёночек?
   – А кто же он? – улыбнулась мать. – Конечно, ребёночек… Овечий только.
   Ягнёнок сначала не взял соску, выплюнул. Но когда капелька молока попала ему на язык, он почмокал и принялся сосать.
   – Дай-ка я! – попросила Валентинка. – Дай, пожалуйста!
   Мать дала ей бутылку.
   – Гляди-ка, пьёт! – обрадовалась Валентинка. – Пьёт из соски! Ой, до чего милая мордочка! До чего милые глупые глазочки!..
   Валентинка обняла ягнёнка и поцеловала его в белый круглый лоб.
   Мать и дед посмотрели друг на друга и молча улыбнулись.
   – Может, и приживётся, – пробормотал дед, кряхтя и укладываясь спать. – Наши-то вон к скотине не больно ласковы, а эта – ишь…
   – Не сглазь! – тихо ответила мать.
   Валентинка не слышала этих слов. А если б и слышала, то не обратила бы внимания, так она была рада ягнятам. Ведь она таких барашков видела раньше только на картинках!

Валентинка завоодит в овчарнике нерушимую дружбу

   Ягнята так и остались жить в избе. Мать боялась, что в овчарнике они замёрзнут, простудятся да и овцы их могут ушибить.
   С ягнятами в избе стало очень весело. Несколько раз в день к ним приходила овца, кормила их. Белогрудому всегда доставалось меньше всех. Но для него бывала приготовлена бутылка с тёплым молоком, и Валентинка поджидала его.
   И к молоку и к Валентинке ягнёнок привык скоро. Ей уже не приходилось совать ему соску в рот – он сам хватал её, чмокал и подталкивал, как подталкивают ягнята вымя, когда молоко задерживается.
   После кормёжки ягнята начинали играть. Они бегали взапуски взад и вперёд – из кухни в горницу, из горницы в кухню. Маленькие твёрдые копытца мелко стучали по полу, будто горох сыпался. Ягнята подпрыгивали, подскакивали, налетали друг на друга, бодались безрогими лбами и снова мчались гурьбой от печки в горницу и из горницы к печке.
   – Будет вам! – кричала на них мать. – Опять есть захотите!
   Романку не терпелось – ему непременно хотелось схватить какого-нибудь ягнёнка на руки. Ягнята не давались, он бегал за ними, падал, они прыгали через него, девочки смеялись, и такой шум поднимался в избе, такой базар!..
   Валентинка не могла нарадоваться на ягняток. Особенно на своего, на белогрудого. Он её знал, и Валентинка этим очень гордилась. Если б можно было, она бы не расставалась с ним. Она целовала его маленькую мокрую мордочку, белую отметину на лбу, тёплые атласные ушки и осыпала его всеми ласковыми словами, какие только могла придумать.
   Мать давала ягнятам попрыгать и поиграть, а потом загоняла их в хлевушок под кухонной лавкой. Валентинка сначала помогала ей. А потом целиком взяла на себя эту заботу: выпускать их к овце, загонять обратно, убирать грязную подстилку и стелить свежую. И часто, когда ягнята сладко дремали в тёплой полутьме, она сидела возле и в щёлочку любовалась ими.
   Прошла неделя. Ягнята подросли, окрепли. Их густая шерсть закрутилась пушистыми завитками. У двух чёрных отчётливо выглянули крутые рога.
   – Ну, братцы, пора вам в овчарник, – сказала мать. – Довольно тут грязнить да буянить!
   Валентинка помогала переселять ягнят. Как жалко! Ну где им там попрыгать? Большие овцы их затолкают. Вдруг этот дуралей, жёлтый бык, из своего стойла вырвется да начнёт бушевать по овчарнику?
   – Ничего, ничего, – говорила мать, – привыкнут. А этого дуралея мы не выпустим. А хочется ему: ишь как поглядывает!
   Бычок смиренно глядел на них сквозь широкую щель своими влажными большими глазами. Валентинка вспомнила, сколько ей пришлось однажды вытерпеть из-за этого смиренника. Но она подошла к нему, увидела его забавную тупую морду, потрогала нежные складочки на его жёлтой шелковистой шее и забыла все свой обиды:
   – Огонёк, дай я тебя поглажу, миленький!
   А когда вышли из овчарника, она обратилась к матери:
   – Можно, я буду с тобой Огонька поить?
   – С кем?
   Валентинка потупила голову: она знала, что матери очень хочется, чтоб Валентинка сказала: «С тобой, мама!»
   Но она не могла назвать её мамой. Ну не может, и всё!
   – Ну что же, – со вздохом сказала мать, – если хочешь, давай поить вместе.
   С этого дня Валентинка стала ходить с матерью в овчарник. Мать показала ей, как открывать дверцу, чтобы не выпустить бычка, как ставить бадейку, чтобы он не опрокинул, и как держать её, чтобы он не ударил рогом. Рога у него уже торчали в стороны, как у заправского быка.
   Сначала Валентинка побаивалась Огонька, такой он неумный, такой бестолковый – наскакивает, толкается, чуть с ног не сшибёт. А чуть зазеваешься – сейчас заберёт себе в рот Валентинкино платье и начнёт жевать. Вот такой чудной! А однажды он лизнул Валентинку прямо в лицо, словно тёркой провёл.
   – Ой, меня бык умыл! – закричала Валентинка со смехом.
   Мать засмеялась тоже:
   – Вишь как он тебя любит! Знает же, глазастый, кто ему пойло носит.
   Зато в избе, когда увели ягняток, Валентинке показалось пусто и скучно. Таиска и Романок пропадали на улице. Домоседка Груша или учила уроки, или вязала чулки. И тогда Валентинка снова расставляла свои картинки, глядела на них и что-то шептала, словно разговаривала с невидимыми людьми.

Валентинка рассказывает историю

Таиска уводит Валентинку на улицу и неожиданно получает синяк

   Перед вечером прояснело, снова ударил лёгкий морозец. Но снег почернел и подёрнулся настом. Зажурчали невидимые подснежные ручьи. Таиска пристала к Валентинке:
   – Пойдём к девчонкам! Ну что ты всё дома да дома? Только и сидишь в углу, как мышь.
   – Ступай, ступай, – подхватила мать, – пускай тебя ветерком обдует.
   – В овраг пойдём! Помнишь, где глина?
   Интересно посмотреть, какой это овраг. А может, там уж и снега нет, и пещерки видно.
   Валентинка оделась. Вместо худых ботиков мать дала ей старые Грушины валенки с галошами. Девочки отправились. Романок тащился сзади. Зернистый снег проваливался и крепко хрустел под ногами. По дороге зашли за Варей, постучали в окно Алёнке. Девочки немножко сторонились Валентинки: они ещё не привыкли к ней.
   Дошли до прогона и свернули на узкую тропочку, которая вела вниз, к реке. Тут, возле тропочки, и был овраг. Края его обнажились и ярко желтели под солнцем.
   – Смотрите, вербушка! – вдруг сказала Варя. – Барашки вылезли!
   – Где?
   На самом краю оврага среди ольховых кустов стояла молодая верба. Её тёмно-красные ветки были украшены белыми шелковистыми комочками. Это было самое весёлое, самое нарядное деревце во всём перелеске.
   Девочки стали думать, как бы достать вербушку. На дне оврага лежал глубокий снег. Только Таиска долго думать не стала – полезла прямо через сугроб. Местами наст выдерживал её, местами нет, и тогда Таиска проваливалась выше колен и барахталась в жёстком снегу. Снег набился ей в рукава и в валенки.
   Но Таиска всё-таки добралась до вербы.
   – Эй, вербушка!
   Девчонки, видя такую удачу, тоже полезли через сугроб. И Валентинка полезла. Ей было и страшно – а вдруг провалишься с головой – и интересно: ей ещё никогда не приходилось перелезать через такой сугроб. Будто она моряк, который отправляется в широкое море и не знает, переплывёт его или нет. Когда ноги скользили по блестящей корочке наста, ей казалось, что она идёт, не касаясь земли. Когда вдруг с хрустом ломался наст, ей чудилось, что она стремглав летит куда-то в пропасть… Она выкарабкивалась, отряхивала снег и смеялась вместе с девчонками.
   Вот и верба! Какая она пушистая, как она расправила свои ветви, даже ломать её жалко!
   Но Валентинке жалко, а Таиске не жалко – она уже целый пук наломала. И Варе с Алёнкой не жалко – они тоже ломали и кромсали тёмно-красные ветки. И Романку не жалко. Он стоит на тропинке и кричит, чтоб Таиска ломала больше – на его долю. Но не идти же Валентинке домой с пустыми руками! Она отломила одну пушистую ветку. Какая сочная и как остро пахнет, когда отломишь!
   «Ещё зима, а она цветёт», – подумалось Валентинке. Но, оглянувшись кругом, она среди чёрных деревьев увидела кусты, увешанные красно-бурыми серёжками. Что такое? Кругом блестит снег, а кусты стоят и красуются, будто уже май наступил на улице. Красные серёжки над снегом! А вот и ещё чудеснее: низенькие кустики внизу оврага подёрнулись, словно туманом, лёгкой зеленью. Ещё зима кругом, ещё спят ёлки и большие деревья стоят совсем голые и безмолвные.
   Но что же волшебное случилось здесь? Может, сама Весна была этой ночью в перелеске и дотронулась до этих кустов?..
   – Валентинка, ты что же? – крикнула Таиска. – Чего стоишь?
   Валентинка встрепенулась. Девчонки с охапками вербы уже выбрались на тропинку. Валентинка пустилась в обратное путешествие через сугробы. Когда все собрались на тропинке, девочки удивились:
   – Что же ты, Валентинка, лазила, а ничего не наломала?
   – На вот, я тебе дам, – сказала Варя.
   – Я сама дам, – вмешалась Таиска, – у меня хватит!
   Вдруг откуда-то из-за кустов вылетел снежный комок и – бах! – прямо Таиске в спину.
   – Ай! Кто это?
   Послышался негромкий смех. Из-за кустов вылетело сразу несколько жёстких снежков – и кому в затылок, кому в грудь, кому прямо в лоб…
   – Мальчишки! – крикнула Варя. – Вербу отнимут! Бежим!
   Девочки пустились домой. Таиска самая первая, Валентинка самая последняя – очень большие и тяжёлые были у неё валенки. Даже Романок обогнал её.
   – Догоняй, догоняй их! – кричали сзади мальчишки. – Верба хлёст, бьёт до слёз! Верба бела, бьёт за дело! Э-э!.. А-а!..
   Мальчишек было только двое, но Валентинке показалось, что сзади налетает какая-то дикая орда.
   Снежки так и летели через голову и то и дело больно стукали в спину. Видя, что Валентинка отстаёт, они сосредоточили весь свой снежный огонь на её синем капоре.
   Девчонки всё дальше, даже Романок прыгает, как заяц, а Валентинка спотыкается, скользит, и ноги её отказываются бежать. Что ей делать? Как ей спастись?
   И тогда она закричала пронзительно, изо всех сил:
   – Таиска! Таиска!..
   Таиска была уже на горе. Она остановилась и оглянулась. Мальчишки настигали Валентинку и, весело выкрикивая «вербу», с двух сторон забивали её снегом. Валентинка уже не пыталась бежать – она стояла согнувшись и закрыв руками лицо.
   Таиска сунула свою вербу Романку в руки и, словно коршун с высоты, устремилась обратно вниз. Она с разбегу налетела на Андрюшку – он стоял ближе – и сцепилась с ним. Она сбила с него шапку и старалась схватить за волосы. Андрюшка дал ей тумака, а сам нагнулся за шапкой. Таиска уловила момент и запустила руку в его вихры. Другой мальчишка, Колька Сошкин, сначала растерялся, но потом снова схватился за снежки. Бой начался не на жизнь, а на смерть. Таиска царапалась и налетала на мальчишек, словно разъярённый петух.
   – Беги! – кричала она Валентинке. – Беги! Я с ними… сейчас… расправ… расправлюсь!
   Но Валентинка не побежала. Она неожиданно подскочила к Андрюшке и начала хлестать его своей вербой.
   – Ой, ой! – закричал Андрюшка. – Ты ещё глаз выстегнешь! – и закрыл руками лицо.
   Таиска схватила Валентинку за рукав:
   – Пойдём! Хватит с них. Они теперь будут знать, какая верба хлёст!
   Домой явились прямо к уборке. Валентинка всё ещё дрожала после боевой схватки. Только возле ягняток, возле жёлтого тёплого Огонька она успокоилась.
   – Эх ты, лизун! – сказала она, поглаживая его нежную шею. – Стоишь тут и ничего не знаешь. А в овраге что делается!
   Большой букет вербы красовался на столе в горнице. Тонкий аромат леса бродил по избе. Валентинка подсела к деду:
   – Дедушка, ты знаешь… Ты не поверишь, наверно, но это правда, я сама видела!
   – Что видела?
   – В овраге! Кругом снег, а на кустах зелёные листики. Мелкие-мелкие, но всё-таки листики! А на другом кусте, на большом, красные серёжки… Хочешь, пойдём, покажу?
   Но дед и не думал не верить.
   – Вот так чудо! – усмехнулся он. – Да это ольха зацвела. Она всегда так торопится. Это чтоб листья ей цвести не мешали. Она любит цвести на просторе, чтоб ей цветы ветерок обдувал. А те зелёные – так это ивняк. Деревце не гордое – солнышко греет, и ладно.
   За ужином все увидели, что у Таиски заплывает глаз и веко почернело. Первая заметила Груша:
   – Глядите, глаз-то у Таиски!
   – Вот так фонарь! – сказал дед. – Теперь нам и лампы не нужно, и так светло.
   – Батюшки! – удивилась мать. – Это где же тебя угораздило? Стукнулась, что ли?
   – Небось с мальчишками подралась, – сказала Груша.
   Таиска молча уплетала щи, будто не о ней шла речь. Но последнее замечание её задело.
   – А вот и да, – ответила она, – вот и подралась! И ещё подерусь!
   – Таиска, – с упрёком сказала мать, – ну неужто это хорошо – с мальчишками драться?
   – А если они нашу Валентинку бьют? – крикнула Таиска. – Это хорошо, да?
   – Они нашу Валентинку снегом! – сердито сказал Романок.
   – Нашу Валентинку… – вполголоса повторила Груша, словно прислушиваясь к этим словам. – Нашу…
   А дед потрепал Таиску по плечу:
   – Так и надо. Если наших бьют, спускать не надо! Дерись!

Праздник весны. Жаворонки из теста

   Это был праздник. Но о таких праздниках Валентинке никто никогда даже и не рассказывал.