Сценарии глобализации кратко

Тема 8. Глобализация и «размывание этничности»

1.      Содержание процесса глобализации и перспективы национально­го государства

Термин «глобализация» впервые появился в 1983 г. в статье Т. Левита в «Гарвард бизнес ревью» и обозначал феномен слияния рынков отдельных продуктов, производимых отдельными корпораци­ями. Вплоть до 1987 г. база данных Библиотеки Конгресса США в Вашингтоне не содержала книг, в названии которых использовалось бы понятие «глобализация». С началом 90-х годов XX в. количество книг и статей на эту тему стало увеличиваться лавинообразно. С этого времени термин получил всеобщее распространение, однако одновре­менно стал наполняться все более широким набором значений.

Поэтому содержание, генезис и особенно дальнейшие пути разви­тия процессов глобализации являются сегодня предметом острой по­литической и научной дискуссии. Темой оживленных дебатов служит буквально все — что такое глобализация, когда она началась, как она соотносится с другими процессами в общественной жизни, каковы ее ближайшие и отдаленные последствия и т. д.

Одни исследователи понимают глобализацию достаточно узко — как объектив­ный процесс «формирования финансово-информационного простран­ства на базе новых, преимущественно компьютерных, технологий» — и связывают ее начало с 90-ми годами XX в.

Многие акцентируют экономическое содержание этого понятия (например, трактовка глобализации М.Г. Делягиным — как переход от преобладания товаро­обмена к активизации обмена информацией и знаниями и появление на этой базе «экономики знания»).

Другие исследователи считают, что «введение в оборот термина «глобализация» было пропагандистским ответом элит на протесты против неолиберализма» (Б.Ю. Кагарлицкий, Н. Хомский и др.), т.е. концепция «глобализации» рассматривается как новое идеологическое обоснование власти транснациональных корпораций, прежде всего американ­ских. Скажем, само название книги Бенджамина Барбера Djihad versus McWorld (см.: Barber В. R. Djihad versus McWorld: Mondialisation et integrisme contre la democratie. Paris, 1996) призвано раскрыть при­роду процесса глобализации и реакцию на нее, поскольку выраже­ние McWorld подчеркивает сочетание двух символов глобализации: McDonald‘s и Macintosh, а слово Djihad сжато определяет реакцию на глобализацию в странах мировой периферии.

Третьи видят в глобализации современную стадию процесса ин­теграции мира, формирования целостной человеческой цивилизации, предвестие глобального гражданского общества и начало новой эры мира и демократизации. Как отмечал Н.Н. Моисеев, «интеграционные и дезинтеграционные тенденции непрерывно взаимодействуют в исто­рии человечества, и их противоречивость непрерывно рождает новые формы организации государственной и национальной жизни. И нет однозначного решения, как и нет единственной «научной» и к тому же «правильной» идеологии».

Существует множество попыток дать краткое, но емкое определе­ние глобализации, и пока прийти к общему знаменателю не удается. Однако для многих приемлемо понимание современного этапа глоба­лизации, предложенное Энтони Гидденсом, который определяет его как «интенсификацию всемирных отношений, связывающих отдален­ные друг от друга места таким образом, что локальные события фор­мируются событиями, происходящими за многие мили отсюда, и на­оборот».

Сегодня мы живем в глобальном взаи­мосвязанном и взаимозависимом мире, где, с одной стороны, говорят о «кризисе» или даже «конце» национального государства, а с другой стороны, существует миро­вое сообщество и признанные всеми су­веренными государствами нормы меж­дународного права, в том числе — право этнических общностей на политическое самоопределение, поэтому неизбежно в этнополитологии появляется тема — глобализация и перспективы национально­го государства.

Существует широко рас­пространенное мнение, что глобализа­ция ведет к утрате политической власти и влияния национальными государства­ми, которые, согласно формуле Д. Белла, «…становится слишком маленьким для больших житейских проблем и слишком большим — для маленьких». Наиболее радикальные адепты глобализации даже называют нации-государства «ностальгическими фикциями» (Кен Омаэ) и утверждают, что «сама эпоха национальных государств близка к своему концу». «Вполне вероятно, что возникающий постнациональный порядок окажется не системой гомогенных единиц (как со­временная система национальных госу­дарств), а системой, основанной на отно­шениях между гетерогенными единица­ми (такими, как некоторые социальные движения, некоторые группы интересов, некоторые профессиональные объеди­нения, некоторые неправительственные организации, некоторые вооруженные образования, некоторые юридические структуры)». Надо сказать, что для та­ких умозаключений есть вполне объек­тивные основания.

Однако современная действитель­ность дает не меньше поводов для проти­воположного вывода: «…для того, чтобы отпевать государственные формы орга­низации общества, оснований пока нет. Одно из важнейших последствий глоба­лизации — не ослабление функций го­сударства, а их корректировка. Необхо­димо своевременное приспособление этих форм к меняющимся условиям» (А.А. Галкин). Тем более что государства Азии и Африки и, прежде всего, мусуль­манские, переживают процесс модерни­зации и этнизации одновременно. Более того, в большинстве мусульманских стран модернизация оказалась направленной и против секуляризации и против глобали­зации, что, в частности, породило фено­мен исламского фундаментализма.

Невозможно, тем не менее, отрицать неизбежность радикальных перемен ми­рового масштаба в не столь отдаленном будущем. Многие аналитики согласны с тем, что 11 сентября 2001 г. закончил­ся некий этап развития процессов гло­бализации, в терминах концепции Валлерстайна произошел надлом в процессе американской гегемонии. Начался ис­торический период, который, используя терминологию синергетиков, можно на­звать «точкой бифуркации» — когда сис­тема подходит к кризису и у нее появля­ется максимум вариантов выбора в некоем широком коридоре возможностей. Не случайно Р. Робертсон еще в начале 1990-х гг. отмечал, что мир с 1969 г. всту­пил в фазу глобальной неопределенности.

Непосредственно с исследованием перспектив национального государства в эпоху глобализации связаны проблемы реализации прав этнических общностей на самоопределение и мультикультурализма и этнической толерантности. Нынешний интерес к этим проблемам, как пред­ставляется, связан с тем, что культурные различия в обществах организованных в национальные государства, не только не исчезают или сглаживаются, но, напро­тив, имеют явную тенденцию к нарас­танию.

Одна из наиболее веских причин этого — массовая иммиграция, ставшая в конце XX в. для стран Запада централь­ной социальной проблемой. В результа­те массовой послевоенной иммиграции, прежде всего, из стран «третьего мира» в Соединенных Штатах и в Западной Ев­ропе все в большей степени формируют­ся полиэтнические и мультикультурные общества.

Можно также уверенно утверждать, что еще долго не исчезнет и не потеряет актуальность проблема движений за са­моопределение, как и проблема поиска органичного сочетания прав суверенных государств, этнических групп и прав че­ловека. Однако одновременно встает во­прос о «стоимости» процесса самоопре­деления для мирового сообщества и, глав­ное, для человека. С трагическим опытом растет понимание того, что практическая реализация принципа политического са­моопределения этнических общностей в массе своей порождает чудовищный потенциал конфликтов. «В современ­ном мире движения, слепо преследую­щие цель самоопределения любой ценой, подрывают потенциал демократического развития в новых независимых странах и подвергают опасности основания наро­доправства в демократических государ­ствах. Наступило время лишить мораль­ного одобрения большинство из них и увидеть в них то, чем они, собственно и являются — деструктивную силу… Чтобы мировое сообщество не ринулось в пучи­ну национального остервенения, следует поставить права личности, гражданина выше прав склонной к фанатизму груп­пы, клана, тейпа, рода» (В.П.Лукин, А.И.Уткин).

В государствах, уважающих права человека, признание которых становится сегодня действитель­но глобальной идеологией, этническая принадлежность должна иметь культур­ную, а не политическую значимость, по­скольку субъектом политического суве­ренитета является не какой-либо один «этнос», а «демос» в целом — люди, при­надлежащие к различным этническим группам, которые живут в составляющем территориальную целостность государст­ве. Поэтому органическое сочетание кол­лективных прав этнических общностей и меньшинств в мультиэтническом, поли­культурном обществе с гарантированны­ми и охраняемыми государством правами индивидов является, вероятно, наименее конфликтогенным способом артикуля­ции демократической политики, не наце­ленной на создание новых этнических наций и государств.

Наконец, то обстоятельство, что мы живем в мультиэтническом государстве, где не сформировалась «российская» по­литическая нация, поскольку переход от имперского типа государственности у нас еще далеко не завершен, а ряд этнических общностей «горят желанием» стать на­циями, т. е. обрести свою национальную государственность, делает неизбежным и важным для этнополитологии рассмот­рение этнополитических проблем совре­менной России. Однако приходится кон­статировать, что сегодня, когда в нашей стране сохраняется негативный общест­венный консенсус вокруг ценности по­рядка, выстраивается «вертикаль власти», замкнутая на главу государства, а демо­кратия в массовом и элитарном сознании превращается в формальную ценность, с «повестки дня» снимаются и проблемы завершения демократических трансфор­маций, и задача формирования россий­ской нации-согражданства, постепенно уступающая место традиционной импер­ской форме существования российского социума.

2.      Базовые сценарии глобализации

Существует множество сценариев возможного развития мира на бли­жайшую и отдаленную перспективу, предлагаемых в исследователь­ской литературе.

В частности, И. Валлерстайн с позиций мир-системного подхода сделал свой прогноз развития капиталистической мир-системы, сфор­мулировав три основных сценария:

Ø  «неофеодализм» — формирование   автаркичных   регионов   с местными иерархиями, поддержание достаточно высокого уровня технологий для элиты;

Ø  «демократическая диктатура» — мир делится на две «касты»: 20% богатых с более или менее справедливым распределением благ, а остальных держат под жестким контролем (И. Валлерстайн считает этот вариант менее вероятным: его аргумент — где взять диктаторов среди демократов?);

Ø  «децентрализованный и справедливый мир» — появление децентрализованных механизмов перераспределения накопленных богатств, которые потребуют реально ограничить потребление и расходы (наиболее утопичный вариант, требующий перехода от капиталистической к социалистической мир-системе).

В то же время, согласно представлениям Р. Робертсона, потенци­альные последствия глобализации могут быть представлены в виде четырех возможных сценариев развития мира:

Ø  первый сценарий предполагает формирование «всемирной де­ревни»   (М. МакЛюэн), где каждый житель с помощью новейших СМК может стать очевидцем событий мировой важности или про­исшествий  в дальних  странах и где существует общепланетарный консенсус в вопросах, касающихся основополагающих ценностей и идей. «Крупнейшая информационная революция, — писал в свое время М. МакЛюэн, — произошла, когда спутник создал новое окружение для всей нашей планеты. Мир природы впервые оказался полностью уложенным в сделанный человеком контейнер.  Глобальная де­ревня — это мир повседневных „электрических» взаимосвязей. Он не имеет аналогов в прошлом. Мир этот является перманентно взрыво­опасным. Поэтому к нему требуется инженерное, управленческое, менеджериальное отношение»;

Ø  второй   сценарий — мондиалистский — предполагает   унификацию национальных государств под эгидой некоего «мирового правительства»  (или, как пишет 3. Бжезинский,  «создание системы глобальной безопасности, ориентированной на новый орган всемирно-политической власти»);

Ø  согласно третьему сценарию, мир может представлять собой в недалеком будущем мозаику взаимно открытых суверенных нацио­нальных государств, включенных в процесс интенсивного экономического, политического и культурного обмена;

Ø  согласно четвертому сценарию, мир может превратиться
в мозаику закрытых ограниченных сообществ, равноправных и уникальных в своей институциональной и культурной упорядоченности или иерархических с одним ведущим сообществом.

Этот последний сценарий все больше привлекает внимание иссле­дователей.

Наконец, ряд авторов на основе существующих разработок и про­гнозов выделяют так называемые базовые сценарии глобализа­ции, которые на стадии глобальной неопределенности реализуются одновременно и в различных зонах планеты.

1) Глобализация = «вестернизация», культурная ассимиля­ция Западом оставшихся немодернизированных территорий и станов­ление глобальной цивилизации с гомогенизированной культурой: цен­ности либерализма и универсализма доминируют, рамку задают гло­бальные рынки и глобальные финансово-экономические институты ти­па ВБ, МВФ и т. п., призванные регулировать конкурентные отноше­ния между корпоративными игроками, в число которых попадают и национальные государства, и межгосударственные образования — фе­дерации, конфедерации и иные региональные союзы.

Фундамент данного неолиберального сценария глобализации изло­жен Ф. Фукуямой в его «Конце истории» (этот концепт означает обще­мировую победу либеральных ценностей). Торжество либеральных и демократических ценностей центральной цивилизации ведет к форми­рованию глобальной цивилизации на основе базовых и универсальных норм Запада с терпимостью и открытостью к другим «невраждебным» культурам. Сложившийся «треугольник сил» (Северная Америка — Европейское сообщество — Восточная Азия) должен поддерживать ди­намическое равновесие в глобальном мире, где главный регулятор — глобальный рынок. «Большая восьмерка» наряду с ВТО, ВБ, МВФ, институтами ООН играет роль органов глобального управления и т. д. Правда, С. Хоффман проницательно замечает: «Светские религии, ко­торые вели между собой столь кровавые битвы в прошлом веке, сего­дня мертвы. Однако Фукуяма не учитывал того факта, что живее всех живых остается национализм. Более того, он проигнорировал наличие взрывоопасного потенциала религиозных войн, которым чревата значительная часть мусульманского мира».

Дальнейшее развитие и практическую реализацию этот сценарий получил в виде доктрины, неформально принятой ведущими капита­листическими странами и последовательно проводимой в жизнь ВБ и МВФ. Речь идет о так называемом вашингтонском консенсусе 1992 г.

Принципы вашингтонского консенсуса таковы:

Ø  либерализация торговли;

Ø  финансовая либерализация;

Ø  приватизация;

Ø  дерегулирование;

Ø  устранение барьеров для прямых иностранных инвестиций;

Ø  обеспечение прав собственности;

Ø  унифицированные и конкурентные курсы обмена валют;

Ø  сокращение государственных расходов (финансовая дисциплина);

Ø  переключение государственных расходов на первоочередные нужды здравоохранения, образования и развития инфраструктуры;

Ø  налоговая реформа, направленная на расширение налоговой базы, уменьшение предельных ставок налогообложения и установление менее прогрессивной шкалы налогообложения;

Ø  «социальные сети безопасности».

Позднее к этим одиннадцати элементам ВБ и МВФ добавили еще один, связанный с регулированием отношений между трудом и капи­талом — гибкость рынков труда, предполагающая децентрализацию трудовых отношений на основе сворачивания той нормативно-правовой базы, которая обеспечивает защиту интересов наемных работников и является одной из основ «социального государства».

Последовательное проведение соответствующих социально-эконо­мических реформ в странах Латинской Америки и других регионах мира, с одной стороны, вело к тому, что коррумпированные бюрокра­тии стран, получающих финансовую помощь на цели национального развития, оказались под жестким контролем международных эконо­мических институтов. В результате субъектами национального разви­тия фактически становятся наднациональные органы.

Однако, с другой стороны, вопрос в том, что это за органы и в чьих интересах они действуют. Практика применения нео­либеральных принципов дерегулирования национальных экономик в 1980-1990-е гг. наглядно продемонстрировала, что методы «структур­ного регулирования» и «шоковой терапии» не могут гарантировать от серьезных национальных и международных кризисов. И если с точ­ки зрения механизмов функционирования глобальной экономики эти кризисы можно рассматривать как болезненное, но полезное «крово­пускание», то для отдельных стран, регионов и социальных групп це­на «оздоровления» оказывается чрезмерной. Поэтому в целом данный сценарий выгоден почти исключительно элитарным группам стран «золотого миллиарда» и ведет к обществу «одной пятой».

Как пишет российский экономист В. Коллонтай, «неолиберальная глобализация подталкивает все новые и новые страны на путь экспорт-ориентированного развития, но при сужающейся хозяйственной роли государства, без существенного перераспределения выгод сре­ди населения. Одновременно неолиберальная глобализация расщепляет национально-хозяйственные комплексы, вытягивает отдельные его звенья, оставляя многочисленные осколки прежних производственных цепочек, которые уже не способны эффективно функционировать. В результате складывается новая модель развития — экспорт-ориентированная с минимальным социальным перераспределением, с ущербным внутренним рынком и растущим числом неэффективных секторов. Та­кая модель развития приводит к резкой имущественной дифференци­ации общества и увеличению доли населения с низкими доходами» (например, по данным Л. Клочковского, по мере вовлечения Мексики в НАФТА (Североамериканская зона свободной торговли) снижается внутренняя интегрированность хозяйства страны и растет социальная напряженность).

Такое экономическое развитие приносит и эффекты, неожидан­ные для стран Запада, поскольку неолибералы делали ставку на то, что при резкой дифференциации доходов в периферийных странах появится достаточно многочисленная прослойка богатых людей, ко­торые образуют рынок сбыта для продукции развитых стран. Но отстранение огромных масс населения от активной хозяйственной жизни неминуемо оборачивается ростом социальной напряженности, свертыванием покупательной способности, а следовательно, и рын­ков. Параллельно в сфере культуры идет процесс ассимиляции — «макдональдизации» (Дж. Ритцер) — гомогенизации, осуществля­емый транснациональными корпорациями под флагом модерниза­ции = вестернизации = американизации.

Возможные прогнозируемые результаты осуществления этого сце­нария — «культурный Чернобыль» и «однополярный мир» с США в роли гегемона, а в случае ослабления США — борьба за гегемонию, так как, по прогнозам, на 2020 г. экономически лидировать в мире должен уже Китай. Этому сценарию примерно соответствует и сцена­рий «демократической диктатуры» И. Валлерстайна.

2) Фрагмеграция (термин, означающий сочетание процессов ин­теграции и фрагментации, введен Дж. Розенау) предполагает фор­мирование и укрепление (интеграцию) блоков и союзов националь­ных государств в виде сложных иерархических систем, которые и поведут борьбу за скудеющие ресурсы, при этом фрагментация по­литической карты мира — процесс образования новых национальных государств — продолжится.

Бывшие глобальные рынки будут разде­лены между этими группировками в ходе локальных войн, которые ООН неспособна предотвратить и купировать (скорее всего ООН ждет судьба Лиги Наций). «Интеграция и раздробленность, глобализация и территориализация — это взаимодополняющие процессы. Точнее, это две стороны одного процесса: процесса перераспределения суверени­тета, власти и свободы действий в мировом масштабе, катализато­ром которого стал радикальный скачок в развитии технологий, связанных со скоростью. Совпадение и переплетение синтеза и раздробления, интеграции и распада от­нюдь не случайно, и изменить эту ситуацию уже невозможно»,— счи­тает, в частности, известный британский исследователь Зигмунт Бау­ман.

Культурная поляризация вряд ли позволит сложиться глобаль­ной человеческой цивилизации в многополярном или, возможно, би­полярном мире (Север — Юг; христианская — мусульманская цивили­зации; конфуцианско-социалистический — капиталистический миры).

Этот сценарий наиболее полно и последовательно изложен в извест­ной концепции С. Хантингтона «Столкновения цивилизаций» — согласно ей, тенденция к глобализации мира заменяется контртенден­цией разлома глобальной цивилизации в результате конфронтации цивилизационных «очагов» в борьбе за выживание этносов, в первую очередь западно-христианского с исламским и, возможно, буддистско-синтоистским.

По И. Валлерстайну, данной тенденции соответствует сценарий неофеодализма. В сфере культуры реализуется мегатенденция поляриза­ции, при этом равновесие негативно настроенных по отношению друг к другу культур достигается путем создания сложных иерархических систем соподчинения, контролирующих какой-нибудь сегмент фрагментированного мира.

3) Локализация предполагает консолидацию этнических и цивилизационных образований на основе фундаменталистских идеологий, вдохновляющих политику культурной изоляции как суррогатной фор­мы социальной и культурной нетерпимости, что делает невозможным формирование глобальной цивилизации, так как в экономике будут доминировать тенденции восстановления традиционных (автаркиче­ских) способов ведения хозяйства, в том числе и под флагом защи­ты окружающей среды и необходимости экономии природных ресур­сов. Сосуществование широкого спектра коллективистских идентичностей (трайбализм, фундаментализм, национализм, фашизм, социа­лизм, коммунизм, коммунитаризм, феминизм, экологизм), отличаю­щихся друг от друга степенью радикализма, заведомо порождает си­туацию культурного плюрализма, постоянно нарушаемую притязания­ми на исключительность отдельных форм социальной идентификации, т. е. войнами.

В сфере культуры реализуется мегатенденция изоляции, обусловленная стремлением к самосохранению различных культурных ареалов с их партикуляристскими системами ценностей. Однако, как отмечает З.Бауман, «локальность» в глобализирующемся мире — это знак социальной обездоленности и деградации. Неудобство «локали­зованного существования усиливается тем, что в условиях, когда об­щественные пространства отодвинулись далеко за рамки „локальной» жизни, понятие „локальность» теряет свой смыслообразующий потен­циал, все больше попадая в зависимость от направляющих и объясня­ющих действий, которые на локальном уровне не поддаются контро­лю».

В связи со сценариями фрагмеграции и локализации на первый план, в частности, выходит вопрос о возможности формирования и природе потенциальных мировых суперрегионов — «идет ли речь о за­мкнутых торгово-экономических блоках с явной склонностью к ав­таркии или опорных конструкциях новой структуры мирового хозяй­ства. Пока преобладает идея открытого регионализма, когда внутрен­няя интеграция идет рука об руку с развитием связей между регио­нами. Некоторые оптимистически настроенные аналитики полагают, что таким обра­зом закладываются основы нового политического устройства мира. По их мнению, суперрегионы движутся в направлении интегрий — надна­циональных политических объединений со своей валютой, моделями экономического регулирования, правовыми институтами, структура­ми управления, системами безопасности. Поэтому в перспективе мож­но говорить если не о государственных, то о квазигосударственных образованиях… Однако принимающие определенные очертания су­перрегионы еще не имеют политического лица (за исключением, воз­можно, Европейского союза). Так что все впереди».

4) Глокализация — термин предложен руководителем японской корпорации «Сони» Акио Морита, который, в частности, уверен, что век доминирования национального государства подходит к концу. Гло­кализация предполагает сочетание процессов модернизации локаль­ных культур с достижениями формирующейся глобальной мультикультурной цивилизации, что происходит в результате культурной гибридизации (Ян Питерсе), т.е. конструктивного сотрудничества и взаимообогащения культур в рамках культурных регионов, каковые возможны при условии институционализации сетевых форм самооргани­зации и межкультурной коммуникации, что в свою очередь ведет к изменению социальной стратификации мира и формированию новых культурных регионов.

Регулировать развитие глобальной цивилизации должны институты глобального гражданского общества (их прообра­зы — различные международные неправительственные организации). Глокализации, по И. Валлерстайну, соответствует сценарий «децентрализованного и справедливого мира». Однако критически настроенные исследователи отмечают верхушечный характер гибридизации куль­туры — «культуры на глобализированной вершине социальной пира­миды» — и выражают серьезную обеспокоенность в связи с усилив­шимся нарушением связи «между все более глобализированными, экс­территориальными элитами и остальным населением, „локализация» которого постоянно усиливается» (З.Бауман).

В ситуации «глобаль­ной неопределенности», характерной для современности, нашли свое выражение все четыре мегатенденции, и пока не исключена возмож­ность осуществления ни одного из названных сценариев.

3.      Национализм в условиях глобализации

Миграционные процессы.

Миграция населения (лат. migratio — переселение)  — перемещение людей из одного региона (страны, мира) в другой, в ряде случаев большими группами и на большие расстояния. Как считает О.Д. Воробьева, миграция населения – это «любое территориальное перемещение населения, связанное с пересечением как внешних, так и внутренних границ административно-территориальных образований с целью смены постоянного места жительства или временного пребывания на территории для осуществления учебы или трудовой деятельности независимо от того, под превалирующим воздействием каких факторов оно происходит – притягивающих или выталкивающих.

Люди, совершающие миграцию, называются мигрантами. Различаются внешние миграции (межконтинентальные, межгосударственные) и внутренние (внутри страны — между регионами, городами, сельской местностью и т.д.). Лица, переселившиеся за пределы страны — эмигранты, переселившиеся в данную страну — иммигранты. Разница между численностью первых и вторых — миграционное сальдо, непосредственно влияющее на численность населения страны.

Миграция обеспечивает соединение территориально распределенных (по континентам, странам, регионам внутри стран) природных ресурсов и средств производства с рабочей силой, содействует удовлетворению потребностей населения в получении работы, жилья, средств к существованию, социально-профессиональной мобильности, изменении социального статуса, других характеристик жизненного положения населения и т. д.  Согласно отчету Международной организации по миграции, число международных мигрантов в 2010 году составило 214 млн. человек или 3,1 % населения мира. Если рост этого показателя продолжится с прежней скоростью, то к 2050 году он достигнет значения 405 млн.

Основной причиной международной миграции является экономическая: разница в уровне заработной платы, которая может быть получена за одинаковую работу в разных странах мира. Нехватка специалистов той или иной профессии в определенном регионе повышает заработную плату для этой профессии и, соответственно, стимулируют приток мигрантов. Для внешних миграций рабочей силы характерным является увеличивающийся удельный вес в ее составе высококвалифицированных специалистов. Начало данной форме миграции было положено в 30-х годов XX века, когда США получили возможность отбора ученых-беженцев из нацистской Германии. На современном этапе главные направления миграции высококвалифицированных специалистов — из стран Восточной Европы в США, Канаду, ряд стран Западной Европы. Отчасти миграция обусловлена такими причинами как, политические конфликты  и природные катастрофы.

 Вынужденная миграция может служить средством социального контроля авторитарных режимов, тогда как добровольная миграция является средством социальной адаптации и причиной роста городского населения.

Современные тенденции международной миграции:

Ø  рост нелегальной миграции (ярко выраженный трудовой характер; государству тоже выгодно: налоги платят, а соц. пособия и льгот не получают);

Ø  рост вынужденной миграции (больше всего из Африки; из-за увеличения вооруженных конфликтов в мире, обострения межнациональных отношений; 80 % беженцев бегут в развивающиеся страны; женщины и дети создают дополнительную экономическую нагрузку на принимающие страны, которая требует денежных затрат);

Ø  увеличение демографической значимости международной миграции (в России международная миграция играет ведущую роль в демографическом развитии страны; в развитых странах та же самая тенденция);

Ø  глобализация мировых миграционных потоков (почти все страны вовлечены; определились страны с преобладанием иммиграции и страны с преобладанием эмиграции);

Ø  качественные изменения в потоке миграции (увеличение доли лиц с высоким уровнем образования, многие страны имеют специальные программы, чтобы человек оставался там как можно дольше — США, Франция, Канада, Швеция);

Ø  двойственный характер миграционной политики (ужесточение и регламентация миграционной политики против интеграции; в то же время определяющая составляющая миграционной политики — иммиграция).

 Большое количество мигрантов принимают страны-экспортеры нефти на Ближнем Востоке, в которых 70 % рабочей силы составляют иностранцы. Также высокий показатель миграционного сальдо у стран Латинской Америки (Аргентина, Бразилия, Венесуэла), Юго-Восточной Азии (Сингапур, Гонконг, Япония), Африки (ЮАР), а также Израиль имеет хороший миграционный поток из России. Поставщиками рабочей силы на мировом рынке в настоящее время являются Индия, Пакистан, Вьетнам, Алжир, Мексика, Ирландия, Турция, СНГ.

Девальвация суверенитета.

Экономическая глобализация ведет к серьезным изменениям в политической и культурной сфере. Эти изменения непосред­ственно затрагивают, хотя и в разной степени, все национальные государства.

Вовлечение национальных государств в глобальную эконо­мику повсеместно порождает явление, которое эксперты опи­сывают в терминах сужения, ослабления, девальвации сувере­нитета. Нации-государства не располагают ресурсами, доста­точными для того, чтобы строить свою политику безотносительно к ситуации на мировом финансовом рынке. Стоимость сделок, совершаемых на этом рынке за один день, превышает, за ред­кими исключениями, годовой бюджет любого государства. Те­оретически биржевые спекулянты могут обрушить курс той или иной национальной валюты за несколько часов.

В той мере, в какой государства заинтересованы в разви­тии своей экономики, они заинтересованы в иностранных капи­таловложениях. Это значит, что государствам приходится брать курс на создание «благоприятного инвестиционного климата», что редко согласуется с курсом на повышение уровня жизни их собственных граждан.

С увеличением глобальной взаимозависимости претер­певает девальвацию как экономический, так и политический суверенитет, хотя разные субъекты затронуты этим процес­сом в разной мере. Не нужно долго думать над тем, у кого больше суверенитета в политической сфере — у Гватемалы или у Китая.

Размежевание между приверженцами национализма и их оппонентами начинается с интерпретации понятия «национальные интересы». Для либерально-консервативных политиков нацио­нальные интересы суть государственные интересы, а не интере­сы (этно)нации. Преследовать интересы государства они стре­мятся посредством встраивания последнего в международные экономические и политические структуры, тогда как для нацио­налистов национальные интересы a priori несовместимы с гло­бализацией. Преследовать национальные интересы в этом слу­чае означает противостоять глобализации. В экономической сфере это значит — не допускать ущерба «экономической» (а также «продовольственной», «энергетической») безопасно­сти, в политической сфере — максимально наращивать военную мощь.

В рамках националистического дискурса родилось в пос­ледние годы такое понятие как «духовная безопасность», а так­же его корреляты: «конфессиональная» и «этнокультурная» безопасность. Несмотря на то, что определить содержание этих понятий затруднительно, их общий вектор более или менее оче­виден. Это установка на изоляционизм.

Однако было бы непростительной наивностью думать, буд­то включение в глобализационные процессы несет с собой про­гресс и процветание, а цепляние за государственные перего­родки в экономическом пространстве — националистический анахронизм. Существует объективное противоречие между ин­тересами различных агентов социального действия. В частности, между интересами руководства транснациональных компаний и большой части населения той страны, где они работают, или между предпринимателями в определенной отрасли производ­ства и рядовыми работниками. Иными словами, противоречие между трудом и капиталом никуда не исчезло. Оно лишь переместилось с национального на глобальный уровень. Государство же оказывается разорванным между полюсами этого противо­речия.

Таким образом, глобализация ведет к тому, что соблюде­ние императива национализма — безусловного приоритета прин­ципа нации во всех областях государственно-общественной жиз­ни — становится роскошью, которую могут позволить себе лишь очень могущественные государства.

Культурная унификация.

Глобализация ведет как к стиранию различий (культурной уни­фикации), так и к появлению новых. Появление новых различий происходит в двух формах:

Ø  форсирование субкультурных особенностей, подведение жизненно-стилевых характеристик групп под фундамен­тальные различия «культур»;

Ø  углубление уже существующих национальных различий, связанных с религиозной принадлежностью. Линии политического размежевания предстают в качестве ли­ний «межцивилизационного» размежевания. Например, как размежевание «христианской» и «исламской» циви­лизаций.

Государства, становясь вместилищами для более чем од­ной культуры, не в силах остановить процесс культурной дивер­сификации на собственной территории. Политика нациостроительства, нацеленная на формирование однородного культур­ного сообщества, оказывается слишком дорогостоящим и не приносящим желаемых результатов предприятием.

Национальное государство как институт утрачивает конт­роль над самоидентификацией индивидов. Нация постепенно перестает быть тем «воображаемым сообществом», член­ство в котором переживается как личностное средоточие, как нечто конститутивное для индивидуальной идентичности. Место национального сообщества могут занимать воображаемые сообщества, основанные на идеологии, религии или знании. Для (пост)современных индивидов принадлежность к такому сооб­ществу — субнациональному или наднациональному — может быть важнее их принадлежности нации-государству. Настолько важнее, что они более не считают своим долгом ни службу в армии, ни другие проявления традиционных патриотических доб­родетелей.

В конце 1990-х гг. среди французов был проведен опрос, в котором предлагалось ответить, «что для вас важнее»:

•   государственно-национальная принадлежность;

•   социальная принадлежность;

•   собственная идентичность.

В пользу первого ответа высказалось лишь 6 % тех, кто яв­ляется практикующими католиками, 4 % тех, кто отнес себя к католикам, не исполняющим обряды, и 1 % тех, кто считает себя агностиками. Очень немного оказалось и тех, кто выбрал вто­рой ответ — от 7 до 10 %. Подавляющее большинство — от 78 до 84 % выбрали третий ответ. Согласно другим опросам, на во­прос о готовности защищать государство с оружием в руках в случае угрозы национальной безопасности отрицательный от­вет дали 41 % немцев, 46% французов, 46% японцев, 49% бель­гийцев и 54 % итальянцев.

Среди сообществ идентичности, основанных на религии, наиболее мощными на сегодняшний день являются группы исламистов. Не следует, впрочем, представлять себе исла­мизм в качестве однородного целого. Исламизм, или поли­тический ислам, состоит из огромного количества различных группировок с различными политическими и религиозными взглядами. Менее заметны на политическом поле, но не менее значимы для людей, в них входящих, организации религиозных фундаменталистов — мусульманских (не только шиитских), хри­стианских (не только протестантских), а также группы привер­женцев НРД (новых религиозных движений).

Из сообществ идентичности, основанных на идеологии, сле­дует выделить экологизм и феминизм.

Наконец, на современную политическую и культурную си­туацию оказывают все большее влияние сообщества идентич­ности, основанные на знании. Это, прежде всего, международ­ные экспертные объединения, а также международные ассо­циации ученых.

Влияние современных информационных технологий на этничность.

Как показал Б. Андерсон, прародитель национализма — печат­ный капитализм. Победное шествие националистических идей в XIX—XX вв. было обеспечено массовой печатью — многотираж­ными газетами и книгоизданием, создававшим и скреплявшим «воображаемые сообщества». Современный человек, однако, живет в эпоху электронных СМИ. Какие изменения влечет за собой их появление?

Телевидение делает возможным одновременное распрост­ранение одних и тех же образов на огромных территориях поверх национально-государственных границ. Можно без преувеличения сказать, что телевидение произвело своего рода бескровную революцию, обеспечив трансляцию знаков и символов, подда­ющихся декодированию независимо от наличия лингвистических барьеров. Кроме телевидения немалую роль в этой революции сыграло такое изобретение как видеокассеты, циркуляция ко­торых в последние четверть века приобрела массовый характер.

За телевизионной революцией, начавшейся в 1960-е гг., в 1990-е гг. последовала еще более радикальная социокультур­ная трансформация: Интернет. Интернет сделал возможной одновременную личную коммуникацию миллионов людей.

Некоторые наблюдатели делают отсюда вывод, что даль­нейшее распространение информационных технологий приведет к ослаблению уз национальной солидарности и тем самым, к ос­лаблению, а в перспективе и к исчезновению, национализмов.

Однако этот вывод слишком поспешен. Сеть, в самом деле, ведет к появлению новых воображаемых сообществ. Однако национальный (националистический) способ их воображенности обнаружил высокую конкурентоспособность. Этому способ­ствуют, во-первых, мощные институциональные, финансовые и символические ресурсы, находящиеся в распоряжении наций-государств. Во-вторых, активисты националистических движений получают благодаря новейшим технологиям (от электронной почты до электронного банковского обслуживания) новые воз­можности. Украинские националисты могут жить в Торонто, алжирские — в Париже, а сикхские — в Лондоне, что не меша­ет им воздействовать на ситуацию на исторической родине. Поэтому хоронить национализм было бы не просто прежде­временным, но и неверным шагом.

4.      Будущее нации-государства

По мере того как XX век шел к своему завершению, все чаще стали говорить о том, что закончилась и эпоха националистических идеологий. И отнюдь не потому, что на смену им пришли «более высокие» наднациональные уровни политических отношений, а потому что они до конца исчерпали свою задачу — создать мир наций-государств. В свое время нация была признана единственно законно суще­ствующим политическим организмом. После 1789 г. в мире произошли радикаль­ные преобразования как раз на основе этого принципа.

В 1910 г. существовало лишь 15 независимых государств. Даже в XX в. большинство народов мира продолжало находиться в колониальной зависимости от одной из европейских империй. Лишь три из нынешних 65 стран Ближнего Востока и Африки существовали до 1910 г., — а с 1959 г. в мире возникло не менее 74 государств. В 1989 г. насчитывалось 159 государств, в 2011 г. – 193 страны – членов ООН. И все эти перемены в значительной степени были результатом борь­бы за национальную независимость, по завершении которой новые государства неизменно обзаводились всеми атрибутами нации-государства.

Сама история, казалось бы, работала и работает на нацию-государство. Каждый из трех главных геополитических сдвигов XX в. (Первая мировая война, Вторая мировая война и крах коммунизма в Восточной Европе) лишь еще больше укреп­лял концепцию нации как основной формы политической организации общества.

Достоинство нации-государства состоит в том, что оно одновременно связыва­ет общество и культурными, и политическими факторами: границы этнического сообщества, где люди объединены общим прошлым и общей культурой, в данном случае идеально совпадают с областью гражданства. Вот почему многие говорят о том, что возникновение наций-государств было в свое время процессом совершен­но естественным и закономерным: никакая иная общественная группа, помимо нации, исторически не могла бы стать устойчивой политической общностью.

Отсю­да следует вывод, что это вообще единственная жизнеспособная политическая орга­низация, а всякого рода наднациональные органы, такие, как Европейский Союз, никогда не сравняются с национальными правительствами в способности управлять обществом на сколько-нибудь легитимных основаниях. По этой логике процесс ев­ропейской интеграции должен бы быть поставлен в жесткие рамки, ибо люди разной культуры, разной истории и разных языков никогда не почувствуют себя гражданами единой Европы — объединения сугубо политического свойства.

Нужно, однако, сказать, что к тому историческому моменту, когда принцип на­ции-государства, казалось бы, совершенно укоренился в сознании всего мира, по­явились мощные силы, угрожающие превратить национальное государство в пере­житок прошлого. Заговорили о «кризисе нации-государства» под воздействием внут­ренних тенденций и внешних угроз. Во внутреннем плане нации-государства испы­тывают воздействие целого ряда центробежных сил, вызванных активизацией этни­ческих и региональных структур. Повсеместная озабоченность этническими пробле­мами, может быть, и отражает то обстоятельство, что в ситуации экономической и культурной глобализации нации более не способны обеспечить ни коллективной идентичности, ни вообще чувства причастности к какому-то единому социальному целому. Поскольку все нации-государства так или иначе несут в себе многообразие этносов и культур, воссоздание политики на этнической основе представляет собой открытый вызов модели национального государства. Но в отличие от нации этничес­кие или региональные группы не являются общепризнанными и жизнеспособными политическими единицами — сами они поэтому тяготеют к федерализму и конфеде­рации. Мы поэтому и видим, например, что в структуре, предусмотренной Европей­ским Союзом, бельгийские области Фландрия и Валлония получили такую степень самоуправления, что Бельгию лишь формально можно считать нацией-государством.

Внешняя угроза целостности нации-государства может принимать различные формы.

1. Это прогресс в области вооружений, особенно ядерных: возникла объек­тивная потребность в наднациональных и международных органах, которые отвеча­ли бы за сохранение мира. В свое время это привело к созданию Лиги Наций, позже — Организации Объединенных Наций.

2. Это глобализация экономики: сложился общемировой рынок, экономическая деятельность осуществляется через громадные транснациональные корпорации, а громадные капиталы перемещаются по миру, что называется, в мгновение ока. Так есть ли будущее у нации-государства в мире, где ни одно национальное правительство не отвечает за свои экономические судьбы?

3. Сам институт нации-государства, как выясняется, несет в себе угрозу окружающей среде и глобальному экологическому равновесию. Нации превыше всего озабочены своими собственными стратегическими и экономическими интересами: мало кто из них берет на себя труд подумать о том, какие экологические последствия возымеют их действия. Серьезность ситуации проявилась со всей очевидностью в 1986 г., когда стало известно о Чернобыльской ядерной катастрофе. Последствия ее таковы, что по Северной Европе прокатилась волна радиации, которая, как ожидается, станет при­чиной 2000 случаев смерти от рака в течение 50 лет.

4. От других форм политической организации нацию-госу­дарство всегда отличало то, что она связывала людей единой национальной культу­рой и общими традициями. Сегодня с возникновением транснациональной и даже глобальной культуры ослабляется и эта ее способность. В том же направлении работает международный туризм и небывало быстрое развитие техники связи — от спутникового телевидения до «информационного суперхайвея», объединяющего целый ряд коммуникационных технологий. Сегодня американские фильмы и теле­визионные программы транслируются по всему миру, индийская и китайская кух­ни так же популярны в Европе, как и свои национальные блюда, а люди общаются между собой, находясь в разных частях света, столь же легко, как если бы они связывались с соседним городком. Учитывая все это, английский политолог Эндрю Хейвуд еще раз задается вопросом: есть ли будущее у нации-государства?

Литература

Ачкасов В.А. Этнополитология: Учебник. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. С. 222-273.

Малахов В.С. Национализм как политическая идеология: Учебное пособие. М.: КДУ, 2005. С.304-312.

Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. С.153-154.

Политология: Лексикон / Под ред. А.И.Соловьева. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. С.771-773.

Глобализация как
процесс, проявляющийся возникновением
обширных экономических и информационных
сетей, связывающих воедино отдельные
части мира многими авторами, относится
к явлению ХХ в. . Однако путь человечества
к такому проявлению этого процесса
начат задолго до того, как появились
экономика и информатика в современном
их понимании. Еще 40 тысяч лет назад наши
предки стали выходить за пределы
первоначальных очагов обитания,
постепенно расселившись практически
по всей земле . Последующее жизнеустройство
людей — это непрерывный процесс
возникновения, роста, территориальной
экспансии общностей и государств, их
трансформации и исчезновения с передачей
культурного наследия новым социальным
образованиям, расширения деловых связей,
с переносом языка и культуры, захватнических
войн с расширением сфер влияния — все
это относится к явлению, которое мы
сегодня называем глобализацией.

Следовательно,
глобализацию недостаточно исследовать
как только современное формирование
трансэкономики и развитие всемирной
информационной связи. В обществоведческом
представлении глобализация может быть
определена как расширяющийся в мировом
масштабе процесс раскрытия локальных
социальных систем, их взаимопроникновение
с формированием какой-то суперсистемы.
Какой? На этот вопрос еще предстоит
искать ответ не одному поколению
мыслителей и ученых. Но сам факт такого
становления мирового сообщества
очевиден. Его исследование может
приоткрыть, хотя бы гипотетически,
завесу над этой тайной и предположить
некоторые сценарии развития глобализации
в обозримом будущем.

Глобализация в
историческом масштабе времени относится
к самоорганизующимся процессам. Ее
движущим началом является неоднородность
человеческой популяции по способу
жизнедеятельности социальных индивидов,
проявляющемуся их потребностями,
способностями, знаниями и умениями,
которые формируются и реализуются в
определенной ресурсной социокультурной
и природной среде.

Эта неоднородность
определяет граничность социальных
образований, их более или менее выраженную
закрытость по отношению друг к другу.
Закрытость обуславливает конечность
конкретного образования, поскольку
нивелирует его внутреннюю неоднородность,
являющуюся важным условием развития
способа деятельности. Раскрытие таких
образований происходит в ситуации
исчерпанности их возможности изолированно
функционировать и развиваться. В этой
ситуации, являющейся, как правило,
кризисной, и происходит их интеграция
в более сложную систему или, питаясь
энергией кризиса, они сами трансформируются
в систему повышенной сложности, включая
в себя активности менее сложных систем.
Развиваясь в восходящем векторе, этот
процесс охватывает все большее
пространство, доступное человеку. В
таком понимании глобализация представляет
собой объективное явление, требующее
считаться с ним при попытках отрицания
его смысла, противодействия ему или
организации человеческого мира по
надуманным, противоречащим самоорганизации
проектам.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

2022 год, вероятно, войдет в историю как поворотный момент. На фоне продолжающейся пандемии происходят существенные геополитические преобразования, которые несут с собой волатильность и неопределенность в отношении будущего. Представлениями о перспективах глобализации поделились эксперты Давосского Форума.

Эти новые кризисы – своего рода стресс-тесты для государств и международных институтов, от которых сейчас требуется оперативность и эффективность реагирования, а также способность к восстановлению по мере окончания кризисов.

На фоне кризисных процессов большинство государств делает выбор в пользу политического курса, направленного внутрь их стран, ищут новые стратегии развития и укрепления национальной безопасности и устойчивости экономики. Все это ведет к откату прогресса глобализации, который был достигнут за предшествующие кризисным годы.

В то же время последние несколько лет сопровождались значительным скачком в области технологий, которые отчасти стерли границы между странами и сделали их ближе друг к другу как никогда ранее. Виртуальное пространство само по себе превратилось в полноценную сферу экономического взаимодействия и принятия политических решений. Развитие этих двух факторов в значительной степени может оказать влияние на судьбу глобализации.

Эксперты оценивают текущее положение дел как кризисный период для традиционных движущих сил глобализации. Начинается новая фаза повышенной экономической нестабильности и структурной перезагрузки глобальной системы. В то же время, повсеместная цифровизация экономики и общества способствует переходу от классических инструментов к новым. Основываясь на этом тезисе, эксперты форума представили 4 сценария дальнейшего развития глобализации:

1. Глобализация 5.0: воссоединение
2. Аналоговые сети: виртуальный национализм
3. Цифровое доминирование: гибкие платформы
4. Автаркический мир: системная фрагментация

Глобализация 5.0: Воссоединение

Физическая и виртуальная интеграция станут основными трендами подобного сценария. Углубление социально-экономической и технологической интеграции будет способствовать укреплению региональных и глобальных объединений, восстановлению и диверсификации цепочек поставок, высокой мобильности рабочей силы и данных, а также распространению инноваций в области товаров и услуг. Предполагается, что последствия пандемии и вооруженного конфликта в Европе преподадут мировому сообществу урок, который будет способствовать укреплению мирового порядка и ужесточения правил по сохранению статус-кво.

Тем не менее, процесс глобализации также преобразуется за счет изменения структуры приоритетов для государств: экономическая и социальная устойчивость государств станут определяющим фактором. Правительства будут инвестировать средства в развитие и поддержку национальных кадров с целью сделать их конкурентоспособными на мировом рынке. Цепочки поставок также укрепятся за счет локализации определенных звеньев производственного процесса и опасений государств и транснациональных корпораций о чрезмерной зависимости от глобальных процессов. Все это приведет к политизации процесса, но, в то же время, к более осторожному выстраиванию курса на глобализацию, в рамках которого приоритетом станет поиск баланса между диверсифицированными локальными, региональными и глобальными цепочками поставок.

Ожидатся, что в этом сценарии технологический аспект сыграет важную роль. Предполагается, что технологические платформы расширят свой охват, а в области их регулирования удастся достичь единообразия. Этот фактор вкупе с глобальным налоговым соглашением должен стимулировать более тесное сотрудничество между странами и способствовать установлению общих правил конкуренции.

В результате развитие событий по этому сценарию может привести к:

• Диверсификации цепочек поставок сырья, в том числе и энергоносителей;
• Технологическому росту;
• Ускоренному переходу к зеленой экономике;
• Диверсификации добычи и производства критически важных металлов: лития, кобальта и никеля;
• Вертикальной интеграции для производств, менее расположенных к диверсификации;
• Глобализации рынка труда.

Аналоговые сети: виртуальный национализм

Для этого сценария характерны физическая интеграция и виртуальная фрагментация. Физическая составляющая войдет в фазу роста во многом благодаря восстановлению товарооборота в условиях окончившейся пандемии, в приоритете окажутся продовольствие, энергоносители и металлы. Обеспечение населения доступом к продовольствию, топливу и другим товарам станут приоритетными для государств после пандемии, однако в технологическом аспекте все пойдет не так гладко.

Предполагается, что технологии продолжат развиваться неравномерно и контроль над ними будет осуществляться на национальном уровне, глобальное регулирование так и не будет достигнуто, что усугубит опасность киберугроз. Выходом из этой ситуации для некоторых государств станет формирование автономных, суверенных сетей – аналогов интернета, что приведет к усилению государственного контроля за свободой слова в цифровом пространстве, нарушениям конфиденциальности, новым ограничениям и повышенным рискам дезинформации. Технологический прогресс на национальном уровне рискует попасть в руки монополистов, и распространение инноваций, трансграничная совместимость технологий и международная конкуренция окажутся существенно ограничены.

Такой исход событий, вероятно, приведет к следующим последствиям:

• Развитие международной торговли и глубокая интеграция торговых потоков;
• Диверсификация поставок ключевых товаров;
• Торможение технологического прогресса;
• Растущий риск киберугроз;
• Цифровая дискриминация;
• Замедление перехода к зелёным технологиям;
• Ограничение мобильности рабочей силы.

Цифровое доминирование: гибкие платформы

Обратной стороной процесса, описанного выше, может стать сценарий, в котором виртуальная интеграция будет существенно превалировать над физической. Это может произойти в случае, если последствия пандемии окажут обратный эффект и спровоцирует тренд на максимальную локализацию производств. Последствиями такого решения станут экономический протекционизм, ограничения на импорт, субсидии и конкуренция за продовольствие, энергоносители и другие товары. В то же время, возможен качественный и количественный рост технологических платформ и онлайн-сервисов. Их значимость для мировой экономики вырастет, что приведет к необходимости их правового регулирования на международном уровне. Вероятно, крупные экономические игроки добьются согласования налоговых рамок для цифровых услуг, разработают правила кибербезопасности и конфиденциальности, а также сформируют соответствующие акты, регулирующие трудовую деятельность в сети.

Эти условия приведут к новому всплеску в области информационных технологий и росту международного сотрудничества в этой сфере. Соответственно возрастет и конкуренция, в определенных сегментах мелкие и крупные игроки будут соперничать между собой. Однако в других областях существует риск формирования крупных монополий, доминирование которых может вызвать опасения о неконтролируемости происходящих процессов.

Для такого сценария характерны следующие тренды:

• Фрагментация глобальных цепочек поставок между стратегическими союзниками;
• Дефицит поставок, дисбаланс экспорта и импорта;
• Торможение инноваций в производстве;
• Тяжелый переход к зеленым технологиям;
• Рост роли человеческого капитала;
• Существенное расширение рынка услуг;
• Рост влияния технологических гигантов;
• Критическая необходимость в обеспечении доступа к сети;
• Возрастающая роль нематериальных активов, рынков данных и цифровых услуг;
• Высокий спрос на квалифицированных специалистов, сопряженный с ограниченным перемещением рабочей силы.

Автаркический мир: системная фрагментация

Это самый пессимистичный сценарий, в котором глобализации грозит упадок ввиду полной фрагментации: как цифровой, так и физической.  В этом сценарии уроки пандемии спровоцируют принятие решения о полном фокусировании на внутренних проблемах, что приведет к существенным ограничениям в торговле, сокращению потоков капитала и инвестиций. Производство и сбыт окажутся локализованы или привязаны к региону.

В технологическом поле трендом станет необходимость осуществления контроля над сетью, информацией, технологиями и знаниями. Злоупотребление контролем чревато установлением интернет-цензуры в развитых государствах. Сотрудничество сохранится только в рамках политических союзов и в сферах, обеспечивающих доступ к стратегически важным ресурсам. Фрагментация мира также может привести к формированию нескольких экономических и технологических «железных занавесов» и постановке экономики и технологий на военные рельсы.

Возможные последствия развития по пессимистичному сценарию следующие:

• Отсутствие связей приводит к расхождению в знаниях и представлениях;
• Стагнация мировой экономики;
• Неравенство на уровне государств;
• Повышенные риски дефолта;
• Эксплуатация малых экономик крупными;
• Национализация производств;
• Деградация производства;
• Деградация окружающей среды;
• Застой на рынке труда;
• Расцвет авторитаризма.

В заключении доклада авторы подчеркивают, что оптимального сценария не существует, у всех решений есть как свои преимущества, так и недостатки. Развитие глобализации в ближайшие годы авторы видят как сложное сочетание элементов всех четырех сценариев. Эксперты выражают надежду, что развитие процесса приведет к выходу за рамки упрощенного и идеологизированного нарратива «глобализация», которому обычно противопоставляют «деглобализацию».