Сценка «Чудик»
Деревня. Поют петухи. Цветут подсолнухи. Под русскую народную песню группа девочек исполняет танец.
Автор: Жена называла его иногда ласково: «Чудик».
Автор: Чудик обладал одной особенностью: с ним постоянно что-нибудь случалось, но то и дело влипал в какие-нибудь истории — мелкие, впрочем, но досадные.
Автор: Вот эпизоды одной его поездки.
Получил отпуск, решил съездить к брату на Урал: лет двенадцать не виделись.
Соседки: Куда это он собрался? (Сидят на лавочке)
Чудик: На Урал! На Урал! Проветриться надо!
Автор: Но до Урала было еще далеко.
А: Времени до самолёта оставалось много. Чудик решил пока накупить подарков племяшам — конфет, пряников… Зашел в продовольственный магазин, пристроился в очередь.
А: Подошла его очередь.
Чудик: Мне, пожалуйста, конфет, пряников, три плитки шоколада.
А: И отошел в сторонку, чтобы уложить все в чемодан. Раскрыл чемодан на полу, стал укладывать…
А: Что-то глянул на полу-то, а у прилавка, где очередь, лежит в ногах у людей пятидесятирублевая бумажка. Этакая зеленая дурочка, лежит себе, никто ее не видит.
А: Чудик даже задрожал от радости, глаза загорелись. Второпях, чтоб его не опередил кто-нибудь, стал быстро соображать, как бы повеселее, поостроумнее сказать этим, в очереди, про бумажку.
Ч: Хорошо живете, граждане! У нас, например, такими бумажками не швыряются.
Это ведь не тройка, не пятерка — пятьдесят рублей, полмесяца работать надо. А хозяина бумажки — нет.
А: Решили положить бумажку на видное место на прилавке.
Продавщица: Сейчас прибежит кто-нибудь.
А: Чудик вышел из магазина в приятнейшем расположении духа. Все думал, как это у него легко, весело получилось: «У нас, например, такими бумажками, не швыряются!»
А: Вдруг его точно жаром всего обдало: он вспомнил, что точно такую бумажку и еще двадцатипятирублевую ему дали в сберкассе дома. Двадцатипятирублевую он сейчас разменял, пятидесятирублевая должна быть в кармане… Сунулся в карман — нету. Туда-сюда — нету.
Чудик: Моя была бумажка-то! Мать твою так-то!.. Моя бумажка-то.
А: Под сердцем даже как-то зазвенело от горя. Первый порыв был пойти и сказать: «Граждане, моя бумажка-то Я их две получил в сберкассе — одну двадцатипятирублевую, другую полусотельную. Одну, двадцатипятирублевую, сейчас разменял, а другой — нету».
А: Но только он представил, как он огорошит всех этим своим заявлением, как подумают многие «Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить». Нет, не пересилить себя — не протянуть руку за проклятой бумажкой. Могут еще и не отдать.
Чудик: Да почему же я такой есть-то? Что теперь делать?.. Надо возвращаться домой.
А: Набирался духу Чудик, предстояло объяснение с женой. Она даже пару раз стукнула его шумовкой по голове.
Жена: Зачем же ты такой, Чудик!
А: Но с книжки сняли с книжки еще пятьдесят рублей
А: И наконец Чудик полетел. В аэропорту Чудик написал телеграмму жене
Чудик: «Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша меня не забудь. Васятка».
А: Телеграфистка, строгая женщина, прочитав телеграмму, предложила:
Телеграфистка: Составьте иначе. Вы — взрослый человек, не в детсаде.
Чудик :Почему? Я ей всегда так пишу в письмах. Это же моя жена!.. Вы, наверно, подумали…
Телеграфистка: В письмах можете писать что угодно, а телеграмма — это вид связи. Это открытый текст.
А: Чудик переписал.
Чудик :»Приземлились. Все в порядке. Васятка».
А: Телеграфистка сама исправила два слова: «Приземлились» и «Васятка» Стало: «Долетели. Василий».
Телеграфистка: «Приземлились». Вы что, космонавт, что ли?
Чудик : Ну, ладно. Пусть так будет.
А: …Знал Чудик, есть у него брат Дмитрий, трое племяшей…
А: О том, что должна еще быть сноха, как-то не думалось. Он никогда не видел ее. А именно она-то, сноха, испортила весь отпуск. Она почему-то сразу невзлюбила Чудика.
А: Сидели вечером с братом за столом, и Чудик запел дрожащим голосом:
Тополя-а-а…
А: Софья Ивановна, сноха, выглянула из другой комнаты, спросила зло:
Сноха: А можно не орать? Вы же не на вокзале, верно?
А: Брату Дмитрию стало неловко.
Брат Дмитрий: Это… там ребятишки спят. Вообще-то она хорошая.
А: Стали вспоминать молодость, мать, отца.
Брат Дмитрий: А помнишь? ( радостно ) Хотя, кого ты там помнишь! Грудной был. Меня оставят с тобой, а я тебя зацеловывал. Один раз ты посинел даже. Попадало мне за это. Потом уже не стали оставлять. И все равно, только отвернутся, я около тебя — опять целую. Черт знает, что за привычка была. У самого-то еще сопли по колена, а уж… это… с поцелуями…
Чудик: А помнишь?! Как ты меня…
Софья Ивановна (сноха) Вы прекратите орать? (совсем зло, нервно) Кому нужно слушать эти ваши разные сопли да поцелуи? Туда же — разговорились.
Чудик: Пойдем на улицу.
А: Вышли на улицу, сели на крылечке. Но тут с братом Дмитрием что-то случилось: он заплакал.
Брат Дмитрий: Вот она, моя жизнь! Видел? Сколько злости в человеке!.. Сколько злости!
А: Чудик стал успокаивать брата.
Чудик: Брось, не расстраивайся. Не надо. Никакие они не злые, они — психи. У меня такая же.
Брат Дмитрий: Ну чего вот невзлюбила?!! За што? Ведь она невзлюбила тебя… А за што?
А: Тут только понял Чудик, что — да, невзлюбила его сноха. А за что действительно?
Брат Дмитрий: А вот за то, што ты — никакой не ответственный, не руководитель. Помешалась на своих ответственных. А сама-то кто! Буфетчица в управлении, шишка на ровном месте. Насмотрится там и начинает…Она и меня-то тоже ненавидит — что я не ответственный, из деревни.
Чудик: Деревня, видите ли!.. Да там один воздух чего стоит! Утром окно откроешь — как, скажи, обмоет тебя всего. Хоть пей его — до того свежий да запашистый, травами разными пахнет, цветами разными… — Брат Брат Дмитрий: Крышу-то перекрыл?
Чудик: — Перекрыл.(Чудик тоже тихо вздохнул ) Веранду построил — любо глядеть. Выйдешь вечером на веранду.. начинаешь фантазировать: вот бы мать с отцом были бы живые, ты бы с ребятишками приехал — сидели бы все на веранде, чай с малиной попивали. Ты, Дмитрий, не ругайся с ней, а то она хуже невзлюбит. А я как-нибудь поласковей буду, она, глядишь, и отойдет.
Брат Дмитрий: А ведь сама из деревни!.А вот… Детей замучила, одного на пианинах замучила, другую в фигурное катание записала. Сердце кровью обливается, а — не скажи, сразу ругань.
А: Когда утром Чудик проснулся, никого в квартире не было; брат Дмитрий ушел на работу, сноха тоже, дети, постарше, играли во дворе, маленького отнесли в ясли.
А: Чудик стал думать, что бы такое приятное сделать снохе. Тут на глаза ему попалась детская коляска.
«Эге! Разрисую-ка я ее».
А: Он дома так разрисовал печь, что все дивились .Нашел ребячьи краски, кисточку и принялся за дело.
Через час все было кончено; коляску не узнать. Осмотрел коляску со всех сторон — загляденье. Не колясочка, а игрушка. Представил, как будет приятно изумлена сноха, усмехнулся.
Чудик: А ты говоришь, деревня. Ребеночек-то как в корзиночке будет.
А: И пошёл Чудик за игрушками в гастроном для племяшей, гулял по городу, вернулся только к вечеру и услышал, что брат Дмитрий ругается с женой. Впрочем, ругалась жена, а брат Дмитрий только повторял:
Брат Дмитрий: Да ну, что тут!.. Да ладно… Сонь… Ладно уж…
Софья Ивановна (сноха) — Чтоб завтра же этого дурака не было здесь! Завтра же пусть уезжает!
Брат Дмитрий: Да ладно тебе!.. Сонь…
Софья Ивановна (сноха) Не ладно! Не ладно! Пусть не дожидается — выкину его чемодан к чертовой матери, и все!
Чудик поспешил сойти с крыльца… А дальше не знал, что делать. Ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем же жить? И хотелось куда-нибудь уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются.
Чудик: Да почему же я такой есть-то? Надо бы догадаться: не поймет ведь она, не поймет народного творчества.
Брат Дмитрий: Вот… Это… опять расшумелась. Коляску-то… не надо бы уж.
Чудик: — Я думал, ей поглянется. Поеду я, братка.
Брат Дмитрий вздохнул… И ничего не сказал.
Домой Чудик приехал, когда шел парной дождик. Чудик вышел из автобуса, снял новые ботинки, побежал по теплой мокрой земле — в одной руке чемодан, в другой ботинки. Подпрыгивал и пел громко: Тополя… Тополя…
Под русскую народную песню группа девочек исполняет танец. С ними в круг встает Чудик.
Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/369356-scenka-po-rasskazu-vm-shukshina-chudik
Идут (по залу) по сцене.
- Ценности… Ценности… Только и слышишь. Хоть бы кто объяснил, что это такое.
- Ценности – это то, что стоит дорого.
- Нет, это то, что покупается и продается.
- Да не о тех ценностях вы говорите. Ценности – это важные явления, без которых жизнь невозможна. Помните, у Булата Окуджавы:
Совесть, Благородство и Достоинство –
Вот оно – святое наше Воинство
Протяни ему свою ладонь
За него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен
Посвяти ему свой краткий век.
Может и не станешь победителем,
Но зато умрешь как человек.
- Конечно, главное – быть Человеком. Порядочным, честным, правдивым.
- А ведь к этому призывают многие русские писатели.
- И, конечно же, Василий Макарович Шукшин.
1 сцена
В углу ребята играют в бабки. Две женщины в полушубках разговаривают, проходит почтальонша.
Первая – Петровна! Нам есть письмо?
Почтальонша (качает головой, вздыхает) – Вот снова пришло Буркиным. (уходит)
Вторая – Ой, бабоньки, да почто же эта война проклятая. Да когда же её одолеют саранчу чёрную?
Первая – Сколько сынов и мужей полегло, и сколько ещё война заберёт.
Третья – А ребятня без отцов остаётся.
(появляется Василий и считает бабки)
– Васька-то совсем от рук отбился, вечно с синяками да ссадинами. Марью-то совсем не слушает.
Вторая – Уроки прогуливает, собак гоняет да в бабки играет.
(пока они говорили, Василий прислушивается)
Василий (задиристо им)
– За себя стоять умею,
а мамку я свою жалею,
знаю, я один у ней опора,
вот пойду работать скоро,
будет всё у нас в порядке.
Мальчишка – Васька, айда играть в бабки.
(Василий убегает, женщины расходятся)
Мальчишки – Эх, Васька, совсем проиграл.
Василий – Сейчас моя очередь бить!
Гриша – Ничего не твоя, ишь ты!
Василий – А по сопатке хошь?
Гриша – Да ты же за Петькой бьешь.
Василий – Нет, ты по сопатке хошь?
Ребята – Да бросьте вы.
– Ладно, давай выставляй последнюю.
(Василий проигрывает и, стиснув зубы, обращается к Мишке.)
Василий – Мишка хочешь «Барыню» оторву?
Мишка – За сколько?
Василий – За пять.
Мишка – Даю три.
Все – Четыре.
Мишка – Три.
Василий – Ладно, пупырь, давай три. Скупердяй ты, Мишка. (Вася танцует «Барыню»)
(Скамейка, на ней сидит сестренка Таля с куклой, вбегает Василий, бросает сумку, заглядывает в кастрюлю.)
Наташа – Ты в школе был?
Василий: был, был (заглядывает в шкаф)
Наташа – Вам про кого сегодня рассказывали?
Василий – Про жаркие страны… Пошамать нечего?
Наташа – Нету. (запела)
Ох, сронила колечко
Со правой руки,
Забилось сердечко
Об милом дружке.
Василий – Хватит тебе , распелась…
(взял сумку, сел на пол, достал 2 бабки)
Наташа – Ты опять в школе не был. Скажу маме, ох и попадет тебе.
(входит мать, по ходу снимает пальто и платок)
Мать – Ну как вы тут? Таля?
(Наташа быстро подбегает к матери)
Наташа – А у Васьки в сумке бабки.
Мать – Я вот покажу ему бабки. Такие бабки покажу, что долго помнить будет.
Василий – Ну что ты врешь-то? (сестре)
(Мать устало садится на скамейку, тяжело вздыхает)
Мать – Почему ты не учишься, как все люди?
– У нас в родне все в люди вышли, а ты?
– Пожалеешь потом. Локоть-то близко будет, да не укусишь.
Эх! И что из тебя выйдет…
Василий – Выйдет! Есть у меня мечта, хочу стать комбайнером. Смотрю, как комбайн по полю идет, сердце петухом поет. Я уже думаю, как сяду за штурвал.
Мать – Да, сынок, хлеб – это самое главное. Без него бы умерли все. Верь в свою мечту и трудись! (уходит)
2 сцена
(молодежь сидит на скамейке)
Он – Эх! Время–то как идет, кажись, недавно в бабки–то играли…
Она 1 – Вот и Пашка с Федором уехали в город.
Она 2 – Ищут новой жизни, хотят самоопределиться.
Она 3 – Скучно без Василия-то, завидный парень. А что слышно-то? Есть весточки?
Таля – И на бухгалтера учился и в автомобильном техникуме – да всё – говорит – не то, чужое. А сейчас наш Василий служит на большом военном корабле, плавает по Черному морю и очень скучает по дому. Деревенька, говорит, снится, матушка…
(звучит песня «На улице дождик»)
Он – Аж сердце защемило…Тоску навели. Давайте лучше нашу…
(«Частушки» и перепляс)
Выходит Василий взрослый и говорит:
– Ах, как хорошо! И как прекрасна моя Родина – Алтай!
Горы, горы… А простор такой, что душу ломит!
Какая красотища! И надышаться ею нельзя.
Всё мало, всё смотрел бы и дышал этим простором!
Скорей бы домой, где всё близко и дорого!
(Звучит музыка. Василий садится на краю сцены с книжкой и записывает… вбегает Таля)
Таля – Ты всё читаешь и читаешь, пишешь и пишешь. А вообще-то, я тобой горжусь…
– секретарь комитета комсомола
– директор вечерней школы молодежи.
Василий. – Книги – это моя страсть.
Знаешь, как хорошо, благодарно смотрят на меня наработавшиеся за день парни и девушки, когда я им рассказываю что-то важное и интересное. Именно в эти минуты я верю, что делаю настоящее, хорошее дело. Жалко, мало у нас в жизни таких минут.
– Поеду в Москву, буду поступать в институт кинематографии на сценарный факультет.
Таля – Знаю. Матушка не будет против, даже хочет продать корову и деньги отдать тебе.
(Звучит песня тех лет, или стук колес поезда)
На сцене 2 городские девушки
Она 1 – Михаил Иванович Ромм на собеседовании спрашивает Шукшина, читал ли он «Войну и мир» Л. Толстого?
А Шукшин отвечает: – Нет. Больно толстая…
Она 2 – Ромм ему – А Вы что, толстых книг не читаете?
А Шукшин: – Да нет, мне «Мартин Иден» из толстых нравится. Настоящая книжка!
Она 2 – А Ромм: Какой же вы директор школы? Нет, вы не можете быть режиссером.
Она 1. – Что тут началось?! Шукшин стал на него кричать: «А Вы знаете, что такое директор?» И про дрова к зиме, и про детишек, чтоб не мерзли, и про учебники, и про керосин, и про всё… Мол, не до книжек.
Он – Потому и поступил, что независим и талантлив.
На сцене Мать читает письмо (говорит Шукшин)
– Учиться трудновато. Пробел у меня порядочный в учебе. А мне, действительно, некогда – столько дел, что приходишь домой, как после корчевания пней. Но от других не отстану. Скоро экзамены, думаю, что будут только отличные оценки. Меня даже пригласили на главную роль в фильме «Два Федора», опубликовали рассказ в журнале «Смена». Пишу рассказ за рассказом, а не писать – не могу.
Хочу рассказать о вас, о моей деревне, о тетках, которые тоже остались вдовами, и о том, сколько может вынести русская женщина. Хочу рассказать правду о своих земляках.
Сценка из рассказа «Чудик»
Чудик – Эге! Разрисую-ка я её! По верху колясочки пустим журавликов, понизу – цветочки разные, травку-муравку, пару петушков. Загляденье. Ребёнок-то как в корзиночке будет.
(коляску ставит в угол и садится в угол сцены, потом приходит к нему брат.
Два брата сидят на крыльце).
Дмитрий – Даже не верится, что приехал.
Чудик – Как только получил отпуск, сразу решил – поеду к брату на Урал, лет 12 не виделись.
(оба запели)
Жена Дмитрия (зло из другой комнаты) – А можно не орать? Вы же не на вокзале, верно?
Дмитрий (смущаясь) – Это … там ребятишки спят. Вообще-то она хорошая. А помнишь? Хотя кого ты там помнишь, грудной был. Меня оставят с тобой, а я тебя зацеловывал. У самого-то еще сопли по колено, а уж …это… с поцелуями.
Чудик – А помнишь, как ты меня…
Жена – Вы прекратите орать? Кому это нужно слушать эти ваши разные сопли да поцелуи? Туда же, разорались…
Дмитрий (тише) – Вот она, моя жизнь! Видел? Сколько злости в человеке! Сколько злости.
Чудик – Брось ты, не расстраивайся, не надо. У меня такая же.
Дмитрий – Ну чего вот невзлюбила? За что?
Чудик – Да, невзлюбила меня сноха. А за что?
Дмитрий – А вот за то, что ты – никакой не руководитель, не ответственный. А сама-то кто! Шишка на ровном месте. Она меня-то тоже ненавидит – что я неответственный, из деревни.
Чудик – Да почти все знаменитые люди вышли из деревни. Ты Степана Воробьева помнишь? Герой Советского Союза. 9 танков уничтожил, на таран шел.
Дмитрий – А Максимов Илья! Пожалуйста – кавалер Славы трёх степеней.
Чудик – Да там один воздух чего стоит! Утром окно откроешь – обмоет тебя всего. Хоть пей его – до того свежий да запашистый, травами разными да цветами пахнет.
Дмитрий – Крышу-то перекрыл?
Чудик – Перекрыл. Веранду построил – любо глядеть. Были бы живы отец с матерью, сидели бы все на веранде, да чай с малиной пили.
Чудик – Малины нынче – пропасть. Ты, Дмитрий, не ругайся с ней, а то она хуже невзлюбит. А я как-нибудь поласковей буду, она, глядишь и отойдет.
Дмитрий – Ладно, пошли спать, а то раскричится опять.
Жена (За сценой) – Чтоб завтра же этого дурака не было здесь! Всю коляску испортил журавликами, цветочками, цыплятками разными. Завтра же пусть уезжает!
Дмитрий – Да ладно тебе.
Жена – Не ладно! Не ладно!
Чудик – Да почему же я такой есть-то? Надо бы догадаться – не поймет ведь она, не поймет народного творчества.
Ведущий: Есть на Руси тип человека, в котором время, правда времени, вопиет так же неистово, как в гении; так же нетерпимо, как в талантливом; так же потаенно и неистребимо, как в мыслящем и умном. Человек этот – Чудик. Это давно заметили.
3 сцена
Ведущий – Для чего человек пришел в этот мир? Чтобы хорошо потрудиться, вырастить хлеб, сделать чудесную машину, построить дом, но еще для того, чтобы не пропустить прекрасного в этом мире.
Ведущий – И это хорошо понимал В.М. Шукшин. Он говорил: «Всю жизнь мою несу родину в душе, люблю её, жив ею.., красота её, ясность её поднебесная и земная, распахнутая, ясность пашни и ясность людей, которых помню и люблю.
Сценка «Одни»
Антип – Ты, Марфа, хоть и крупненькая, а бестолковенькая.
Марфа – Это почему же?
Антип – А потому… Тебе что требуется? Чтобы я день и ночь только шил и шил? А у меня душа тоже есть. Ей тоже попрыгать, побаловаться охота, душе-то.
Марфа – Плевать мне на твою душу.
Антип – Эх…
Марфа – Чего эх? Чего эх?
Антип – Так… Вспомнил твоего папашу, кулака.
Марфа – А ты папашу моего не трожь, понял?
Антип – Ага, понял.
Марфа – То-то. Вопчем, шей.
Антип – Шью, матушка, шью.
(Марфа села вязать, задумалась…)
Антип – Ну чего пригорюнилась? Всё думаешь, как деньжат побольше скопить. Думай – не думай, а сто рублей не деньги. Я вот всю свою жизнь работал. Насчет денег никогда не жадничал, мне наплевать на них.
Марфа – Тоска сердце давит, сдаю что-то.
Антип – А хочешь, развею твою тоску?
Марфа – Сыграй.
Антип (снял фартук) – Дай новую рубашенцию.
(Марфа достает из сундука новую рубаху. Антип надел её, подпоясался, снял со стены балалайку)
Антип – Помнишь, когда-то на лужках хороводы водили?
Марфа – Помню, чего же мне не помнить. Я как-нибудь помоложе тебя.
Антип – А я мировой всё-таки парень был. Помнишь, как ты за мной приударяла?
Марфа – Кто? Я что ли? Господи! А на кого это тятя собак спускал? Штанину-то кто у нас в ограде оставил?
Антип – Да уж, всю штанину порвал
(Антип подкрутил, настроил балалайку, склонил голову на плечо, ударил по струнам. Заиграл. Сначала медленно, потом быстрее. И пошел по избе мелким шагом с балалайкой.)
–Ох там ри–та–там
Ритатушеньки мои
Походите, погуляйте
Па–ба–луй–те–ся!
(Антип смешно подпрыгивает)
Ух–ты! Ах–ты!
Ритатушеньки!
Марфа – Хоть бы уж не выдрючивался, господи! Ведь смотреть не на что, а туда же.
Антип (танцуя к ней) – Ох, Марфа моя, ох, Марфонька, укоряешь ты меня за напраслинку!
Марфа – А помнишь, как ты меня в город на ярмарку возил?
Антип
– Ох, помню, моя,
помню, Марфонька,
Ох, хаханечки-ха-ха
Чечевика с викою!
Марфа – Дурак же ты, Антип! Плетешь чего-то.
Антип – Ох, Марфушечка моя – радость всенародная…
Марфа (так и покатилась, ласково) – Ну не дурак ли ты, Антип!
Антип – Ох там, ритатам! Ритатушеньки мои!
А? А ты говоришь, Антип у тебя плохой!
Марфа – Не плохой, а придурковатый.
Антип – Не понимаешь. Мы могли бы с тобой прожить душа в душу, но тебя замучили окаянные деньги.
(Звучит песня. Герои, обнявшись, уходят со сцены.)
4 сцена
Ведущий: В.М. Шукшин верил в силу своего народа, очень любил Родину. Он писал:
Я верю в силу своего народа,
Очень люблю Родину.
Как художник я не могу обманывать народ –
Показывать жизнь только счастливой.
Правда бывает и горькой, но я не отчаиваюсь.
Нравственность есть Правда.
Ибо это мужественность, честность.
Это значит мужественность, честность,
Это значит жить народной радостью и болью
Думать, как думает народ.
Сценка «Крепкий мужик»
(На площадке Шурыгин, бригадир, и председатель колхоза.)
Шурыгин – Церковь-то освободилась теперь.
Председатель – Да. Вывезли из церкви пустую бочкотару, мешки с цементом, сельповские кули с сахаром.
Шурыгин – Так что осталась одна пустая церковь-то. Теперь вовсе никому не нужная.
Председатель – Она хоть небольшая, а оживляла деревню, собирала вокруг себя, выставлялась напоказ.
Шурыгин – Чего теперь с ней делать-то?
Председатель – Закрой, да пусть стоит. А что?
Шурыгин – Там кирпич добрый, я бы его на свинарник пустил.
Председатель – Там не кладка, а литье.
Шурыгин – Я её свалю.
Председатель – Как?
Шурыгин – Тремя тракторами зацеплю, слетит как миленькая.
Председатель – Попробуй.
(Шум тракторов, лязг и т.д. вокруг сбиваются люди)
Люди 1 – Николай, тебе что, велели али как?
2 – Не сам ли уж надумал?!
3 – Мешала тебе?
4 – Прекрати своевольничать! Люди постарше все крещены в этой церкви, в ней отпевали дедов и прадедов!
5 – Как небо привыкли её видеть каждый день!
1 – Кто велел-то, кто?!
2 – Да сам он, видишь морду воротит.
5 – Коль, одумайся!
Шурыгин – Вон отсудова! И не лезь!
(кто-то кричит трактористам: Ребята, вы что?
За сценой: Шурыгин посулил наряд, а мы что…)
(Подбегает учитель в очках, с портфелем)
Учитель – Немедленно прекратите! Чье распоряжение? Это 17 век!
Шурыгин – Не суйся не в свое дело!
Учитель – Это моё дело! Это народное дело! Вы не имеете права! Варвар! Я буду писать!
Шурыгин (трактористу) – Давай! Давай!
Учитель – Ответишь за убийство! Идиот…
Шурыгин (отталкивает учителя) – Уйди!
Народ – Не смей!
Шурыгин – Давай!
Толпа – Ух!
(Толпа медленно расходится… Шурыгин довольный потирает руки.)
Толпа – Мешала она тебе, мешала?
– Руки чесались у дьявола
– Грех-то какой!
Шурыгин – А чего ей зря стоять? Хоть кирпич добудем.
Толпа – А тебе негде бедному кирпич достать!
– Идиот.
Шурыгин – Всё равно же не молились, а теперь хай подняли! И чего ей стоять, глаза мозолить.
Подбегает старенькая мать
– Колька! Идол ты окаянный!
– Грех-то какой взял на душу!
Ох горе ты мое горькое!
Хоть бы заикнулся раз – тебя бы образумили!
Проклянут тебя, проклянут!
Идол ты окаянный (вздыхает тяжело). Откуда ни идешь, а её уже видишь – вроде уже дома. Она сил прибавляла…
5 сцена
Ведущий – Шукшин был выдающимся деятелем кино. Он придавал огромное значение этому виду искусства.
(На сцене Шукшин)
Шукшин – Кино – это поистине 8-е чудо света.
Хорошее кино – это как талантливая чистая душа, способная врачевать, вдохнуть силы для жизни.
– А где же сама-то, душа эта берет целебные силы? … Там, на Родине. И не зря верится, что родной воздух, родная речь, песня, знакомая с детства, ласковое слово матери врачуют душу.
– Вот они, красивые люди, добрые, трудолюбивые и я всей силой своей души хочу им счастья. Это моя Родина.
(Под музыку выходят несколько героев его фильмов)
– «Живет такой парень» – Пашка Колокольников
– «Ваш сын и брат» – Степан Воеводин
– «Позови меня в даль светлую» – Груша Веселова
– «Печки-лавочки» – Иван Расторгуев
– «Калина красная» – Егор Прокудин
(потом весь класс)
Ведущий –
В жизни по–разному можно жить
В горе можно и в радости
Вовремя спать, вовремя есть,
Вовремя делать гадости.
А можно и так, на рассвете встав,
И, помышляя о чуде,
Рукой обожженною солнце достать
И подарить его людям.
Ведущий – Так жил В.М. Шукшин. Он писал: (выходит актер, играющий роль Шукшина, и произносит цитату).
Шукшин – «Русский народ за свою историю отбирал, сохранял, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту… Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».
Сценарий спектакля по рассказу В.М. Шукшина «Одни»
Антип: Ты, Марфа, хоть и крупная баба, а бестолковенькая.
Марфа: Эт почему же?
Антип: А потому… Тебе что требуется? Чтобы я день и ночь только шил и шил? А у меня тоже душа есть. Ей тоже попрыгать, побаловаться охота, душе-то.
Марфа: Плевать мне на твою душу!
Антип: Эх-х…
Марфа: Чего «эх»? Чего «эх»?
Антип: Так… Вспомнил твоего папашу-кулака, царство ему небесное.
(Марфа, подбоченившись, строго смотрит сверху на Антипа. Антип стойко выдерживает ее взгляд)
Марфа: Ты папашу моего не трожь!.. Понял?
Антип: Ага, понял.
Марфа: То-то.
Антип: Шибко уж ты строгая, Марфынька. Нельзя так, милая: надсадишь сердечушко свое и помрешь.
Марфа: Вопчем, шей.
Антип: Шью, матушка, шью.
Антип: Чего пригорюнилась, Марфынька? Все думаешь, как деньжат побольше скопить?
(Марфа молчит, смотрит задумчиво в окно)
Антип: Помирать скоро будем, так что думай не думай. Думай не думай – сто рублей не деньги. Я вот всю жизнь думал и выдумал себе геморрой. Работал! А спроси: чего хорошего видел? Да ничего. Люди хоть сражались, восстания разные поднимали, в гражданской участвовали, в Отечественной… Хоть уж погибали, так героически. А тут – как сел с тринадцати годков, так и сижу. Вот какой терпеливый! Теперь: за что я, спрашивается, работал? Насчет денег никогда не жадничал, мне плевать на них. В большие люди тоже не вышел. И специальность моя скоро отойдет даже: не нужны будут шорники. Для чего же, спрашивается, мне жизнь была дадена?
Марфа: Для детей.
Антип: Для детей? С одной стороны, правильно, конечно, а с другой – нет, неправильно.
Марфа: С какой стороны неправильно?
Антип: С той, что не только для детей надо жить. Надо и самим для себя немножко.
Марфа: А чего бы ты для себя-то делал?
Антип: Как это «чего»? Нашел бы чего… Я, может, в музыканты бы двинул. Приезжал ведь тогда человек из города, говорил, что я самородок. А самородок – это кусок золота, это редкость, я так понимаю. Сейчас я кто? Обыкновенный шорник, а был бы, может…
Марфа: Перестань уж!.. (Машет рукой). – Завел – противно слушать.
Антип: Значит, не понимаешь (вздыхает).
(Некоторое время молчат).
(Марфа вдруг плачет. Вытирает платочком слезы).
Марфа: Разлетелись наши детушки по всему белу свету.
Антип: Что же им, около тебя сидеть всю жизнь?
Марфа: Хватит стучать-то! Давай посидим, поговорим про детей.
(Антип усмехается, откладывает молоток).
Антип (весело): Сдаешь, Марфа. А хочешь, я тебе сыграю, развею тоску твою?
Марфа: Сыграй.
(Антип моет руки, лицо, причесывается).
Антип: Дай новую рубашенцию.
(Марфа достает из ящика новую рубаху. Антип надевает ее. Снимает со стены балалайку).
Антип: Начинаем наш концерт!
Марфа: Ты не дурачься только.
Антип: Сейчас вспомним всю нашу молодость (хвастливо, настраивая балалайку) Помнишь, как тогда на лужках хороводы водили?
Марфа: Помню, чего же мне не помнить? Я как-нибудь помоложе тебя.
Антип: На сколько? На три недели с гаком?
Марфа: Не на три недели, а на два года. Я тогда еще совсем молоденькая была, а ты уж выкобенивался.
Антип: Я мировой все-таки парень был! Помнишь, как ты за мной приударяла?
Марфа: Кто? Я, что ли? Господи!.. А на кого это тятя-покойничек кобелей спускал? Штанину-то кто у нас в ограде оставил?
Антип: Штанина, допустим, была моя…
Антип: Не шей ты мне,
Ма-амынька,
Красный сарафа-ан,
(Марфа подпевает):
Не входи, родимая,
Попусту в изъян…
Антип (играет, танцует):
Ох, там, ри-та-там,
Ритатушеньки мои!
Походите, погуляйте,
Па-ба-луй-тися!
(Марфа смеется, плачет, опять смеется).
Марфа: Хоть бы уж не выдрючивался, господи!.. Ведь смотреть не на что, а туда же.
Антип: Ох, Марфа моя,
Ох, Марфынька,
Укоряешь ты меня за напраслинку!
Марфа: А помнишь, Антип, как ты меня в город на ярманку возил?
Антип (кивает головой):
Ох, помню, моя,
Помню, Марфынька!
Ох, хаханечки, ха-ха,
Чечевика с викою!
Марфа: Дурак же ты, Антип! – ласково сказала Марфа,– Плетешь черт те чего.
Антип: Ох, Марфушечка моя,
Радость всенародная…
Марфа так и покатилась:
Марфа: Ну, не дурак ли ты, Антип!
Антип: Ох, там, ри-та-там,
Ритатушеньки мои!
Марфа: Сядь, споем какую-нибудь (вытирает слезы).
Антип (запыхавшись, улыбается): А? А ты говоришь: Антип у тебя плохой!
Марфа: Не плохой, а придурковатый.
Антип: Значит, не понимаешь. (Садится). Мы могли бы с тобой знаешь как прожить! Душа в душу. Но тебя замучили окаянные деньги. Не сердись, конечно.
Марфа: Не деньги меня замучили, а нету их, вот что мучает-то.
Антип: Хватило бы… брось, пожалуйста. Но не будем. Какую желаете, мадемуазельфрау?
Марфа: Про Володю-молодца.
Антип: Она тяжелая, ну ее!
Марфа: Ничего. Я поплачу хоть маленько,
Антип: Ох, не вейти-ися, чайки, над морем,
Вам некуда, бедненьким, сесть.
Слетайте в Сибирь, край далекий,
Снесите печальну-я весть.
Ох, в двенадцать часов темной но-очий
Убили Володю-молодца-а.
Наутро отец с младшим сыном…
(Марфа плачет).
Марфа: Антип, а Антип! Прости ты меня, если я чем-нибудь тебя обижаю, проговорила она сквозь слезы.
Антип: Ерунда. Ты меня тоже прости, если я виноватый.
Марфа: Играть тебе не даю…
Антип: Ерунда. Мне дай волю – я день и ночь согласен играть.Так тоже нельзя. Я понимаю.
Марфа: Хочешь, чекушечку тебе возьмем?
Антип: Можно.
(Марфа вытирает слезы, встает).
Марфа: Иди пока в магазин, а я ужин соберу.
Антип: Вот еще какое дело, она уж старенькая стала… надо бы новую. А в магазин вчера только привезли. Хорошие! Давай заодно куплю.
Марфа: Кого?
Антип: Балалайку-то.
Марфа: Она у тебя играет еще.
Антип: Там треснула досточка одна… дребезжит.
Марфа: А ты заклей. Возьми да варом аккуратненько.
Антип: Разве можно инструмент варом? Ты что, бог с тобой!
Марфа: На.
Антип: На четвертинку только? Да-а…
Марфа: Ничего, она еще у тебя поиграет. Вон как хорошо сегодня играла!
Антип (вздыхает): Эх, Марфа!..
Марфа: Что «эх»? Что «эх»?
Антип: Так… проехало. (Идет к двери).
Марфа: А сколько она стоит-то?
Антип: Да она стоит-то копейки! Рублей шесть по новым ценам.
Марфа: На.
Антип берет деньги и молча выходит).
Только что со спектакля «Чудики». Я в восхищении от игры моих любимых артистов! Николай Ротов, Ирина Дементова, Ольга Слободчикова и все-все, спасибо вам! Порадовали и молодые актёры.
Спектакль,который должны увидеть все! Огромная
благодарность Якову Сергеевичу Ломкину и всем остальным участникам этого грандиозного события за смех и слезы, за яркие эмоции и рефлексию после! Цвет Русского драматического театра Удмуртии, дорогие и любимые артисты! Каждый из вас был на высоте! И понятно после просмотра этого спектакля одно: Чудики — это наша Россия! Чудики — это совсем не обидно, а даже наоборот, почётно! Без Чудиков мы были бы не мы. Чудик живёт в каждом из нас, и мы должны увидеть себя в зеркале, чтобы улыбнуться или исправиться и жить дальше… и, конечно, чудить!
В театре «Чудиков» давали.
Какой спектакль! Каков масштаб!
За вечер столько повидали!
Всё ожидала! Но чтобы так!
Эмоций море! Шквал страстей
Переполняет, будоражит души…
Какие все вы молодцы!
И каждый, несомненно, лучший!
В честь вас звучат аплодисменты,
И вновь улыбки и цветы…
Спасибо вам за дивный вечер,
За смех, за слёзы и мечты.
Мечты о счастье и любви,
Мечты о доброте бескрайней…
А, может, это не мечты?
Конечно, не мечты! Реальность!
Я поздравлю вас премьерой,
Пусть радует нас долгие года!
Желаю творческих успехов!
Аншлагов и оваций вам, друзья!
Сказать, что нам понравилось, значит ничего
не сказать. Рекомендую окунуться в атмосферу деревенской жизни, в мир удивительных людей — «чудиков», так отличающихся от нас с вами. Я вспомнила своё детство. Спасибо, дорогой Русский драмтеатр, за душевную атмосферу, за смех и слёзы, а где-то слёзы сквозь смех! Спасибо!
Кемалась вал ини театре ветлэм. Весь кытчы
ке дыртӥськомы, трос уж сэрен уж дурын кӧланы дась. Нош улон дыртэ, кошке. Тани зарни сӥзьыл но ышоз-быроз. Кыӵе умой, таӵе кысык вакытэ театре ветлӥськиз! Василий Шукшинлэн веросъёсызъя постановкае! Премьерае! Тау ӟеч адямиослы!
Я окунулась в мир великолепного режиссерского
замысла, мастерства актеров и захватывающей атмосферы спектакля! Мурашки бежали по коже… Нет слов, чтоб описать этот спектакль…
Я всё ещё под впечатлениями! Одно ясно:
нет неинтересных людей. Каждый человек уникален! У героев есть имя и фамилия, которые абсолютно точно подчёркивают их жизненный уклад, странные, а порой и нелепые поступки. Это деревенские люди, простые труженики со своеобразными характерами, наблюдательные и острые на язык. Комедийные положения драматизируются и, наоборот, в драматических обнаруживается что-то комическое.
Чистые открытые отношения граничат наряду
с хамством, злобой, ненавистью и завистью. Высмеивается трусость некоторых персонажей, но с любовью показаны материнские чувства.
Я сопереживала и радовалась вместе с героями.
Очень сильный спектакль!!! Находясь в зале, чувствовала себя действующим лицом. Уверена, каждый найдет в этой постановке что-то интересное для себя, а, может, даже узнает своих родных и близких в героях. Потому что истории — жизненные, и такие «чудики» здесь, среди нас, а, может, мы и сами такие.
Поздравляю Русский театр с премьерой! Спасибо!