The picture of Dorian Gray
1 акт
Занавес открывается:
Фон: окно с видом на сад. На стуле сидит Лорд Генри и курит сигару, Бейзил стоит у полотна и рисует.
Lord Henry: Can I have a look at it?
Basil: No!
Лорд пытается смотреть на картину, но художник не пускает его близко. Заходит слуга, приносит виски.
Servant: Excuse me, Sir. The cooks are waiting for you.
Когда Бейзил выходит из комнаты, Лорд подходит к картине и начинает тщательно рассматривать ее.
Lord Henry: It is your best work, Basil. You must certainly send it to the best art gallery in London.
Basil: I don’t think I shall send it anywhere. No, I won’t send it anywhere.
Lord Henry: Not send it anywhere? My dear fellow, why? Have you any reason? What strange people you painters are! You do anything in the world to have a reputation. As soon as you have one, you seem to want to throw it away.
Basil: I know you will laugh at me, but I really can’t exhibit it. I have put too much of myself into it.
Lord Henry: Too much of yourself in it! Upon my word, Basil, you don’t look like him at all. Your strong face and your coal-black hair, and this young beautiful boy, who looks as if he was made out of ivory and rose-leaves! Why, my dear Basil – well, of course you have an intellectual expression begins.
Basil: You don’t understand me, Harry. You or me, or Dorian gray – we all suffer for what the Gods have given us, suffer terribly.
Lord Henry: Dorian Gray? Is that his name?
Basil: Yes, that is his name. I didn’t want to tell it to you.
Lord Henry: But why not?
Basil: Oh, I can’t explain. The ordinary thing becomes wonderful if one only hides it. If I did, I would lose all my pleasure. I suppose you think me foolish about it?
Lord Henry: Not at all. Not at all. my dear Basil. You seem to forget that I’m married, and the one good thing for marriage is that it makes a lie necessary for both. I never know where my wife is, and my wife never knows what I am doing.
В мыслях Лорда: Заходят его любовницы и обнимают его.
Basil: Hey, hey. I hate the way you talk about your married life. I believe that you are really a very good husband. You are an extraordinary person. You never say a moral thing, and you never do a wrong thing. Your cynicism is simply a pose.
Lord Henry: Being natural is simply a pose.
После маленькой паузы Лорд Генри смотрит на часы.
Lord Henry: I am afraid I must be going, Basil, but before I go, I want you to answer a question.
Basil: What is that?
Lord Henry: You know quite well.
Basil: I do not, Harry.
Lord Henry: I want to know, when and where did meet Dorian Gray?
Basil: The story is simply this. Two months ago I was invited to Lady Brandon’s. You know we poor artists have to appear in society from time to time. Just to remind the public that we are not wild people.
Одновременно со словами Бейзила заходят гости Леди Брендона. Гости приветствуют друг друга, и начинается тематический парный танец. После танца, Бейзил вдруг видит молодого человека, стоящего в углу. От смущения он начинает быстрым шагом уходить, но к нему подходит Леди Брендон.
Lady Brandon: You are not going to run so soon, Mr. Hallward?
Basil: Of course not. Can you introduce me to this person?
Lady Brandon: Oh, something like Charming boy – poor dear mother and I were close friends. Quite forget what he does – afraid he – doesn’t do anything – oh, yes, plays the piano – or is it the violin, dear Mr. Gray?
Dorian: It is a piano. Nice to meet you, Mr. Hallward.
Все уходят со сцены. Остаются Бейзил и Лорд Генри.
Lord Henry: Well, let’s go to the garden my friend.
Занавес закрывается.
Начинается 2-ой акт.
Занавес открывается, Дориан Грей сидит в мастерской Бейзила и играет на пианино. Заходят Бейзил и Лорд Генри.
Dorian: You must lend me these, Basil. I want to learn them. They are wonderful.
Basil: That depends on how you sit today, Dorian.
Dorian: Oh, I am tired of sitting, and I don’t want a portrait of myself. I beg your pardon, Basil, but you didn’t know you had anyone with you.
Basil: This is Lord Henry Wotton, Dorian, an old friend of mine.
Lord Henry: You have not spoiled my pleasure in meeting you, Mr. Gray. My aunt has often spoken about you. You are one of her favourites.
Dorian: I am afraid, I am in Lady Agatha’s black book at present. I promised to go to a club last Tuesday, and I really forgot about it.
Basil: Harry, I want to finish this picture today. Would you think it rude of me if I asked you to go away?
Lord Henry: Must I go, Mr. Gray?
Dorian: Oh, please don’t, Lord Henry. Basil doesn’t often speak to me. It is so boring, you know. Please stay. I want you to talk to me.
Lord Henry: Well, I certainly shall not run away. You don’t really mind, Basil, go you? You have often told me that you liked your sitters to have someone to talk to.
Basil: If Dorian wants it, of course you must stay.
Lord Henry: You are very kind, Basil, but I am afraid I must go. Good bye, Mr. Gray. Come and see me some afternoon in Curzon Street. I am nearly always at home at five o’clock. Write to me when you are coming.
Dorian: Basil, if Lord Henry Wotton goes, I shall go too. Ask him to stay.
Basil: Stay Harry. And now, Dorian, get up on the platform, and don’t move about too much, or listen to what Lord Henry says. He has a bad influence over all his friends.
Lord Henry: There is no such thing as a good influence, Mr. Gray. All influence is immoral. Because to influence a person is to give him one’s own soul. He does not think his natural thoughts any more. His sins, if there are such things as sins, are borrowed.
Basil: Just turn you head to the right, Dorian, like a good boy.
Lord Henry: And yet. I believe that if one man lived out his life fully and gave form to every feeling and reality to every dream – I believe that the world would get such a fresh impulse of joy…
Dorian: Stop! I don’t know what to say. There is some answer to you, but I cannot find it. Don’t speak, let me think. Basil, I am tired of standing. I must go out and in the garden.
Basil: It is quite finished. (поворачивает картину к Дориану) Don’t you like it?
Lord Henry: Of course he likes it. Who wouldn’t you like it? It is one of the greatest things in modern art. I will give you anything you like to ask for it. I must have it.
Basil: It is not my property.
Lord Henry: Whose property is it?
Basil: Dorian’s of course.
Lord Henry: He is very lucky indeed.
Dorian: How sad it is! How sad it is! I shall grow old, and horrible, and dreadful. But this picture will remain always young. If it were only the other way! I would give my soul for that!
Занавес!
Сast
Basil Hallward – an artist
Lord Henry Wotton – Basil’s friend
Servant
Lord Henry’s love-mates
Lady Brandon
Guests
Dorian Gray
THE END
ГБПОУ «Миасский геологоразведочный колледж»
М Е Т О Д И Ч Е С К А Я Р А З Р А Б О Т К А
открытого мероприятия
театральной постановки на английском языке
« Портрет Дориана Грея»
Разработчик:
Яковлева Евгения Сергеевна
Преподаватель английского языка
Миасс, 2016
Тема открытого мероприятия:
Театральная постановка на английском языке « Портрет Дориана Грея»
Задачи открытого мероприятия:
1. Ознакомление с зарубежной литературой, знакомство студентов с творчеством Оскара Уайльда
2. Развитие аналитического мышления
3. Повышение интереса и мотивации к изучению английского языка путем
практического применения полученных знаний и их совершенствование.
2. Развитие языковых и речевых навыков (лексика, фонетика), памяти.
3. Формирование эстетически и духовно развитой личности. Получение новых знаний и навыков, в том числе – навыков работы в коллективе.
4. Раскрытие творческого потенциала учащихся.
5. Формирование социокультурной и социолингвистической компетенции.
6. Формирование коммуникативно-психологической адаптации к языковому миру и преодоление языковых и психологических барьеров в использовании иностранного языка как средства общения, т.к. это является инструментом
воспитания международно ориентированной личности;
7. Обучение начальным сценическим навыкам.
8. Работа над культурой речи.
9. Поощрение творческой инициативы, воображения.
10. Развитие интереса к чтению и анализу художественных произведений на английском языке
Для достижения поставленных задач использованы следующие формы работы:
сочетание нетрадиционных форм проведения репетиций;
личностно-ориентированный подход к учащимся в выборе разнообразных форм работы;
применение индивидуальной, парной, групповой, коллективной форм деятельности
Оборудование:
Распечатки произведения Оскара Уайльда « Портрет Дориана Грея»
Костюмы, декорации, театральный реквизит, аудио и видеотехника: проектор, компьютер, музыкальное оборудование)
Художественный фильм на английском : « Портрет Дориана Грея»
Пояснительная записка
Театральная деятельность является не только постановкой спектаклей по уже готовому сценарию, но и большой работой, связанной с более глубоким проникновением в культуру стран изучаемого языка, их историю и традиции, знакомство с литературным наследием и современными тенденциями в области культуры.
Неотъемлемой частью такой работы является подбор музыкального и танцевального сопровождения, изготовление своими руками, подбор костюмов и декораций, что, несомненно, способствует углублению знаний и расширению кругозора, творческой инициативы, поисково-исполнительской деятельности, развитию художественно-прикладных навыков. При подготовке производилась как групповая работа, так и индивидуальная.
Данная театральная постановка предназначена для старшего подросткового возраста с целью освещения моральных и этических ценностей. Спектакль был сыгран по мотивам известного драматургического произведения Оскара Уайльда.
В романе Оскара Уайльда все образы носят символический характер: Дориан Грей олицетворяет вечную молодость, лорд Генри — проповедник идей гедонизма (философии, согласно которой удовольствие является единственной ценностью, высшим благом и смыслом жизни ), Бэзил Холлуорд представлен как служитель Искусства, Сибила Вэйн — воплощение театральности жизни и т.д.
В «Портрете Дориана Грея» наблюдается явная перекличка с романтизмом.
Бэзил Холлуорд – предстает талантливым художником, который, очаровавшись красотой молодого Дориана, решил написать его портрет
Художник вложил в портрет свои мечты, чувства, свое видение красоты, «самого себя».
Не желая распрощаться с молодостью и красотой, любуясь собственным изображением, Грей однажды восклицает: «Если бы портрет менялся, а я мог всегда оставаться таким, как сейчас!»
Фантастическая мысль автора разрешает этому пожеланию исполниться: Дориан навсегда остается внешним воплощением красоты, но чудовищные преступления, совершаемые героем — предательство, убийство художника Бэзила — меняют портрет до неузнаваемости. Он становится символом моральной деградации Грея.
Дориан усваивает внушённые ему мысли философа, что красота – это единственная ценность, она оправдывает всё, не связана с ответственностью, этикой
Дориан Грей в погоне за наслаждениями, новыми впечатлениями теряет всякое представление о добре и зле, он лишен представления об истинных моральных и жизненных ценностях. Красота и внешний блеск для него важнеее, чем реальность. Например, любовь к актрисе Сибиле Вэйн оказывается иллюзорной и исчезает при первом же проявлении реальности. Дориан оскорбил чувства девушки, тем самым погубив ее.
В произведении и на сцене царит атмосфера прекрасного — красивые люди, блестящие высказывания, совершенные произведения искусства, хотя временами красота становится пустой и бессмысленной.
Главный герой отрекается от своей души во имя вечной молодости.
Он всегда остается прекрасен, в то время как портрет наоборот впитывает в себя все плохие деяния своего владельца.
Много злодеяний было совершено главным героем. Однако, в последствии, он сильно об этом пожалел, увидев бессмысленность своего существования, обвинив во всем портрет, который так явно отражает его темную душу.
Дориан карается только тогда, когда поднимает руку на прекрасное — на произведение искусства. Искусство как воплощение прекрасного вечно, и потому погибает герой, а остается жить прекрасный, как и в момент окончания работы художника, портрет. Все как будто бы согласуется с теоретическими воззрениями писателя.
Данное произведение несет в себе очень глубокую смысловую нагрузку и
заставляет задуматься о жизненных ценностях.
Этапы мероприятия
Вводный этап
На протяжении многих занятий ведется ознакомление с произведением Оскара Уайльда на английском языке (адаптированный вариант), обсуждение его основной мысли. Студенты узнают новое о творчестве писателя, о его жизни, знакомятся с историей создания замысла произведения. Самостоятельная подготовка студентами докладов о жизни и творчестве писателя.
Происходит обсуждение значения известных афоризмов О. Уайльда и то, каким образом они раскрывают образ писателя и главные проблемы произведения.
Учитель просит студентов найти в англоязычном тексте произведения найти известные афоризмы, примененные автором, например такие, как:
«Художник — творец прекрасного»,
«Раскрыть себя и утаить художника — этому стремится искусство»,
«Избранниками есть те, для кого прекрасное означает лишь одно — Красоту» и т.д.
Автор также затронул вопрос нравственности искусства, разъединив эти понятия несовместимы: «Этические предпочтения художника приводят к манерности стиля», «Распущенность и добродетели для художника — материал искусства».
Однако жизнь главного героя романа демонстрирует опасность искусственного разъединения этических и эстетических принципов.
В процессе работы студенты отмечают, что многие афоризмы выражают парадоксальность мышления писателя.
Учителем также применяется постановка проблемных вопросов и ситуаций.
Студенты также должны выразить свое мнение по тому или иному вопросу, например:
Как эстетический идеал В. Уайльда воплотился в романе «Портет Дориана Грея»?
Какова главную проблему произведения?
Какую роль для писателя играет искусство?
Как вы относитесь к взглядам того или иного персонажа?
Какие проблемы ставит перед нами автор?
В ходе прочтения и обсуждения произведения студенты сами приходят
к тому или иному мнению, выражая его.
Дискуссии студентов
После прочтения произведения происходит просмотр художественного фильма на английском языке « The picture of Dorian Gray» 1945 года.
Основной этап
Написание сценария на английском языке адаптированного произведения
Распределение ролей.
Распределение ролей является наиболее волнующей частью подготовки спектакля. Исходя из этого преподаватель заранее продумывает какие роли больше подойдет тому или иному студенту с учетом его личностных и индивидуальных особенностей и ненавязчиво советует их студентам.
1.Работа над заучиванием ролей.
Индивидуальная и групповая отработка ролей.
2. Осмысление характеров персонажей и поиск соответствующих средств выражения. Расстановка смысловых и интонационных акцентов, работа над сценической речью, фонетикой, мимикой.
Репетиция постановки: Отработка монологической и диалогической речи. расстановка смысловых и интонационных акцентов, работа над сценической речью, фонетикой, мимикой.
3. Подбор декораций, музыкального сопровождения, костюмов.
4. Составление порядка выхода актеров на сцену, порядок воспроизведения фоновых слайдов на экране и музыкальных дорожек.
5. Консультирование студентов, работающих с музыкальным оборудованием.
6.Заучивание танцевальных движений.
7. Многократные Репетиции с музыкальным и танцевальным сопровождением
8. Анонсирование спектакля: Создание афиш, программок с сюжетом спектакля и действующими лицами.
Заключительный этап.
1.Вручение программок зрителям на входе актового зала.
2.Выступление студентов.
3.Учащиеся сравнивают план, составленный в начале урока, с результатами урока, индивидуально высказываются о причинах удачнеудач.
4.Положительная оценка преподавателя, поощрение каждого участника мероприятия.
Отрывок Сценария
Действующие лица:
-
Lord Henry- L 2.Basil- B 3.Sybil Vane- S.V. 4.Dorian Gray- D
Сцена 1
На сцене появляется художник, увлеченный написанием портрета молодого человека. Играет инструментальная музыка (Вивальди «Времена года»)
Позже на сцене появляется лорд Генри. Друзья обмениваются рукопожатием. Лорд интересуется делами Бэзила и с интересом разглядывает картину:
Lord Henry: « Hello, my Dear friend! How do you do? What a wonderful picture! it’s your best work”
Basil : “ Good morning, Harry! I Yes it’s the best”
Lord Henry: “You must send it to art gallery. Why don’t you exhibit it?»
B: “I can’t exhibit it! I put much of myself into it!”
L: “ You don’t look like him at all!
B: “ You don’t understand me, Harry! I don’t look like Dorian Gray. I prefer not to be beautiful. His beauty can bring him danger and trouble!”
L: “ Is his name Dorian Gray?”
B:” yes, I didn’t want to tell you. When I like people, I never tell their names to my friends”
Приходит слуга Servant: « Mr Gray has come, sir “
L: “ You have to introduce me !”
Художник выглядит растерянным
“ Hi is my dearest friend! He is a good person and very young, he is only twenty.
Don’t change him!!”
Друзья идут к Дориану Грэю:
B:” Good morning, my friend! This is my good friend, Mr Henry Wotton’
Дориан смущенно смотрит на лорда и протягивает руку
D: “Pleased to meet you, Mr. Wotton!”
B: “ Harry, I want to finish this portrait today! I’m afraid, I must ask you to go away!”
L: “ Should I go away, Mr Gray?”
D: “ Please, don’t leave us, Lord Henry!”
Бэзил принимается за написание портрета. Лорд Генри подходит к Дориану, улыбаясь. Между Лордом и главным героем происходит диалог
L: « Mr Gray, you look so wonderful. Your face is so beautiful! I’ve never met such beautiful people!”
D: “It doesn’t matter for me” Дориан Грэй смущенно улыбнулся
L: “ One day you will be old and you beauty go away . Only beauty is the most important in our life. Time is our enemy. It steals everything.”
Лорд Генри и Дориан Грэй возвращаются к художнику, стоящего напротив картины
B: “ It is ready. What do you think, Dorian?”
Дориан Грэй подходит к портрету и внимательно его изучает, восклицает
« I like it so much! I wish I could always stay young and the picture could change!”
Сцена 2
Фрагмент из фильма (Знакомство Дориана и Сибил Ваэйн)
На сцену выходит Дориана и Сибил( муз постановка под песню “ Moon River”)
Дориан приходит к друзьям чтобы рассказать новость
D: “ My friends, I decided to get Marry! She is wonderful! Her name is Sybil Vane
She is an actress!”
Друзья удивленно смотрят на Дориана
“ Why? It’s a very risky”
D: “ I’d like you to see the performance. She will play Juliet in Shakespeare’s Play.
Сцена 3
Друзья находятся в театре. Начинается спектакль.
Дориан Грэй с нетерпением ждем появление возлюбленной на сцене
Актриса играет очень плохо. Дориана закрывает лицо руками, он в смятении и разочаровании. После спектакля радостная Сибил подбегает к главному герою.
S.V.: “Hello, my dear Dorian!!! Did you like my performance?”D
D: “Your play was terrible. I’m disappointed in you!” Go away”
Дориан отталкивает от себя возлюбленную, и она в расстроенных чувствах уходит прочь.
Звучит грустная музыка, занавес закрывается.
Не понимая, что происходит, и не в силах открыть глаза, Дориан вслушивался в окружающие звуки. Странный шёпот медленно перерастал в громовые раскаты человеческих голосов. Но нет, то были не людские голоса – более сильные, более мощные, раздирающие своим звучанием всё нутро. Он понимал их, он верил этим голосам. Он ещё не знал, что духи безвинно убиенных собрались судить Дориана Грея своим самым страшным и справедливым судом!
Сознание полностью вернулось к Дориану. Странная картина предстала перед юношей – все те, кого он знал, но коих уже давно не было в живых, стояли перед ним такими, словно с момента их последней встречи прошли считанные минуты. И только теперь Дориан понял, что вокруг него призраки, и сам он – один из них… По ту сторону жизни…
Силой мысли, силой воспоминания Дориан через столетия вернулся к истокам своей истории. И те, кто были призраками, снова стали земными своими воплощениями…
Вспыхнул яркий свет. Оркестр заиграл прекрасный вальс. Нарядные дамы и кавалеры, приглашённые по случаю презентации картины, закружились в волшебном танце. Прелестная молодая Художница явила миру портрет своего мужа – графа Грея — прекрасного Дориана. Портрет был так искусно написан, что даже у критиков не нашлось слов порицания. Молодой граф и его портрет были точно две капли воды – казалось, что Художница изобразила не только внешность, но и саму душу того, кого страстно любила. А граф действительно был красив, точно ангел, также добр, открыт и великодушен. Он был счастлив…
Среди гостей был тот, кого не приглашали. Эффектный господин, одетый, словно франт, по последней моде, с плутовским прищуром и сияющей улыбкой, он держался с достоинством английского лорда и был услужлив с дамами, словно парижский жигало, он был остроумен и вальяжен, изящен и умён. Его никто не знал по имени, но каждый верил, что знаком с ним лично. Он привлекал к себе всеобщее внимание. Он был шкатулкой с секретом, в которой лежали ключи от каждой души. Это был ни кто иной, как сам Сатана!
В разгаре праздника таинственный гость исчез… В залу вошла старая цыганка. В широкой пёстрой юбке с платком на плечах — она шла через толпу прямо к хозяину дома. Гости решили, что граф приготовил им какой-то сюрприз, и в ожидании представления или игры отвлеклись от танцев, и все как один уставились на цыганку… Она гадала, предрекая скорую смерть молодому графу…
Дориан Грей был несколько обескуражен таким поворотом событий. Но он был молод, красив, здоров, богат, влюблён – ему совсем не хотелось умирать! Паника поселилась в его взгляде. Художница тотчас же уловила его настроение и поспешила утешить любимого мужа…
Графа было трудно переубедить. Гости приложили все усилия, но Дориан всё равно был печален. Ему так не хотелось расставаться с жизнью…
Рассуждая о вечной юности, Дориан, равно как и его гости, не заметили, что таинственная прорицательница исчезла также внезапно, как и появилась. Сатана стоял рядом с графом. Он был счастлив — его фокус удался. Восторг! Странное желание молодого графа жить вечно – новая игра с судьбой! Но в таком щекотливом деле просто необходимо соблюсти протокол!
Глаза их встретились – и Время остановилось! Граф с удивлением огляделся вокруг – все его гости, казалось, недвижимы. Лишь он и господин напротив были прежними. Но почему-то Дориана это не смутило… А собеседник рассказывал ему о вещах, о которых догадывается каждый, но не говорит в слух, дабы не вызвать всеобщего осуждения…
Дориану показалось, что этот весьма странный разговор длился час, не меньше, но прошёл лишь миг – словно вспышка в сознании – и гости снова кружились в танце, Художница обсуждала портрет со светилами изящных наук, за окном в парке молодой офицер целовал юную красотку – всё, казалось, было на своих местах. Но что-то глубоко в груди, нет, ещё глубже стало другим… Договор с Сатаной был подписан кровью… Залогом его бессмертия стал портрет, который отныне Дориан обязан был хранить вечно.
Вдруг граф услышал крики, голоса звали на помощь. Горел особняк Дориана Грея. Но самого графа это мало интересовало – в этот момент в адском пламени сгорала его душа. Мучительная боль пронизывала всё его существо, превращались в золу его прошлое, настоящее и будущее. Словно птица феникс возрождалась из пепла новая Судьба Дориана Грея…
Спасая портрет мужа, Художница обрекла себя на смерть. Платье её вспыхнуло, как крыло мотылька над свечой. Испытывая мучительные страдания, она всё же сумела вынести картину из горящего дома…
Дориана совсем не тронула смерть любимой жены. Он был холоден и спокоен. Настолько спокоен, что даже не явился на похороны той, которая когда-то была для него дороже жизни. Друзья и знакомые графа шушукались за его спиной – одни говорили, что Грей сошёл с ума от горя, иные подозревали, что Дориан всегда был таким, но умело прикидывался добрым малым, а самые близкие вообще не находили такому поведению разумного объяснения… И лишь Сатана знал истину…
Граф не пролил ни слезинки по супруге. Он чувствовал утрату, но не испытывал душевной боли. «Такова судьба!» — решил Грей…
Художница любила Дориана и была неразлучна с ним при жизни. Она не хотела расставаться с ним и после смерти… Но законы Мироздания диктовали другое… Она уходила… Всё дальше и дальше… Надеясь на скорую встречу…
Дориану очень скоро наскучили заплаканные лица друзей и знакомых, скорбящих по Художнице. И хотя траур ещё не закончился, Сатана предложил графу немного развлечься, дабы избавить того он меланхолии.
Красный фонарь над входом недвусмысленно давал понять, что им сюда.
Девушки были и впрямь хороши! Сатана знал отличный рецепт от хандры…
Прошло совсем немного времени, и Дориан совершенно позабыл жену, и с головой окунулся в сладкую и весёлую ночную жизнь распутника и гуляки. Днём граф Дориан Грей по-прежнему был светским львом, а ночью кутил, словно матрос, вернувшийся из дальнего плаванья. Он щедро платил красоткам за их ласки, и совсем скоро стал постоянным клиентом злачного заведения. Теперь жизнь была похожа на канкан – весёлый, пёстрый и головокружительный…
Больше десяти лет Дориан нигде не задерживался – люди вокруг начинали замечать, что он не стареет. А расскажи он правду, его сочли бы сумасшедшим. Впрочем, путешествия доставляли графу большое удовольствие. Он открывал для себя новые города и страны, стал знатоком разных культур, выучил языки. Деньги позволяли ему жить в самых роскошных особняках, его стол ломился от диковинных яств, вино лилось рекой. Однако частые переезды разоряли Дориана, и казна его постепенно опустела. Тогда Сатана, который всегда был рядом, предложил графу самый простой способ обзавестись новыми деньгами. Всего-то и нужно найти достойную партию и снова жениться… Дориан чувствовал, что не сможет вновь кого-то полюбить. Но разве Сатана говорил о любви? Расчёт! Только расчёт!
Сатана был более чем убедителен! И вскоре выгодная партия появилась на горизонте…
Она была княгиня. Она была вдова. Она была богата. И в этом свете меркло всё остальное – а именно то, что княгиня была крайне сумасбродна, не отличалась умом и была, мягко говоря, некрасива. Семь раз княгиня надевала траур по своим скоропостижно почившим мужьям. Первые три раза она шила новое платье для похорон, но потом стала надевать только одно…
От скуки княгиня издевалась над слугами. За любую провинность их секли и лишали еды. Настоящие пытки ждали того, кто ослушался хозяйку дважды. Слуги так боялись госпожи, что говорили шёпотом, даже тогда, когда княгини не было дома… Мышам жилось здесь лучше, чем прислуге… Хозяйка уважала только мажордома. Она сама не знала, почему, но этот мужчина внушал ей трепет…
Прекрасным солнечным утром граф Дориан Грей прибыл с визитом к своей новой знакомой…
Впервые он встретился с княгиней на приёме. Впечатление, которое она производила, было ужасным! В голове Дориана не укладывалось, почему Сатана выбрал ему в жёны такую женщину? Да, она сказочно богата, однако, ведь ему придётся делить с ней не только банковский счёт, но и постель! Граф и слышать ничего не хотел о женитьбе!
Но деньги быстро кончались, и Дориан сменил гнев на милость. Поддавшись уговорам Сатаны, он решился посетить княгиню, наговорил там лишнего и незаметно для себя сделал ей предложение…
И вот княгиня в восьмой раз вышла замуж. А граф Дориан Грей, стал князем Дорианом Греем. Княгиня завидовала сама себе – такого красивого и молодого мужа у неё ещё не было! Новая жена не вызывала у Дориана нежных чувств. Постепенно он привык к своей странной и скандальной супруге. Сатана, как, впрочем, и всегда, не оставлял своего приятеля и часто выходил с Дорианом и его женой в высший свет. Молодая чета блистала на светских раутах – князь своей красотой, а княгиня своими бриллиантами…
Некоторое время спустя, произошло то, что навсегда изменило жизнь Дориана Грея…
К князю, гуляющему с женой, подошёл пожилой человек. Незнакомец пристально посмотрел на Дориана и, извинившись, сказал, что обознался. Много лет назад он был дружен с молодым графом, но тот исчез, и все решили, что граф умер. И теперь, через полвека, увидев человека, так похожего на старого приятеля, старик не смог сдержать себя. Одно смущало его – графу должно было быть за восемьдесят, а этому молодому красавцу было не больше тридцати. Конечно же, он обознался…
Дориан сразу узнал в старике лихого безусова юнца. Годы стёрли с его лица улыбку беспечности и нарисовали взамен дюжину глубоких морщин, но глаза ещё светились огоньками озорства и открытий…
На секунду Дориану показалось, что его секрет может быть раскрыт! Этого никак нельзя было допустить! Оставив княгиню в одиночестве, князь быстрыми шагами уводил старика прочь от посторонних глаз…
Замахнувшись тростью, князь нанёс всего один удар. Этого вполне хватило, чтобы старый человек больше никогда не поднялся с земли…
Став невольной свидетельницей преступления, княгиня ни на минуту не усомнилась, что Дориан убил несчастного. Впрочем, князь этого и не скрывал…
Спор затянулся. Княгиня не слушала мужа, ей казалось, что она видит кошмарный сон! Доводы князя не возымели действия. Распаляясь всё больше и больше, Дориан не заметил, как руки сами потянулись к шее жены. Минутная схватка – и княгиня рухнула к ногам своего убийцы… Два убийства в один день! Дориан забыл о них быстрее, чем совершил. Теперь он был богат и свободен!
И снова менялись города и лица. Дориан наслаждался жизнью. Он требовал новых забав, ему хотелось чего-то особенного, и верный друг его не разочаровал…
Старинные шахматы слоновой кости – они развивали ум и позволяли накапливать богатство. Ставку назначал сам Дориан и никогда не скупился. Многих прельщала идея — завладеть замком князя. Но его оппоненты никогда не смогли бы выиграть. Сам Сатана следил за игрой…
Понимая, что отыграть у князя своё состояние нет никакой возможности, жертва черно-белых фигур чаще всего накладывала на себя руки. Честь казалась дороже жизни! Кладбище за спиной Дориана росло, а скверная репутация ловкача только подогревала интерес к его персоне. Все мечтали познакомиться с князем Дорианом Греем…
Развлекаясь и путешествуя, князь забыл о портрете, забыл о той, что его написала. А она ждала Дориана по ту сторону жизни, и не могла понять, почему он не приходит к ней? Чистый Дух Художницы, рождённый любовью, неприкаянно бродил по земле в поисках бессмертной души Грея…
И вот однажды Художница увидела тот портрет, свой портрет! Ужас объял её существо! Вместо молодого блистательного красавца на неё смотрел мерзкий старик с окровавленными руками. Глаза его были полны жестокости и коварства, на губах застыла самодовольная ухмылка. Что это? Кто это? Отвращение и отчаяние, боль и страх затронули живые струны души. Зря она искала Дориана! Его больше нет! Его нет! Нет! Это не правда! Он жив, раз жив портрет! И она его дождётся! Даже если на это уйдёт вечность… Ангел света исчез. Исчез для того, чтобы однажды появиться вновь…
Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава VIII
Когда он проснулся, было далеко за полдень. Его камердинер уже несколько раз на цыпочках входил в спальню посмотреть, не проснулся ли молодой хозяин, и немало дивился тому, что тот спит так долго. Наконец из спальни раздался звонок, и Виктор, бесшумно ступая, вошел туда с чашкой чаю и стопкой писем на подносе из старинного севрского фарфора. Поставив поднос на столик у кровати, он раздвинул зеленые атласные портьеры на блестящей синей подкладке, закрывавшие три высоких окна.
– Мсье хорошо спали? – произнес он с почтительной улыбкой.
– Который час, Виктор? – сонно пробормотал Дориан.
– Четверть второго, мсье.
Неужели так поздно? Дориан сел в постели и, попивая чай, стал разбирать почту. Одно письмо было от лорда Генри, его принес утром посыльный. После минутного колебания Дориан отложил его в сторону и бегло просмотрел остальные. Это были визитные карточки, приглашения на обеды, билеты на закрытые вернисажи, программы благотворительных концертов и тому подобное – обычный хлам, которым засыпают светского молодого человека в разгаре сезона. Нашел он среди писем и повторный счет на довольно крупную сумму – за туалетный прибор из чеканного серебра в стиле Людовика Пятнадцатого (Дориан никак не решался переслать этот счет своим опекунам, людям старой закалки, отставшим от века и не желавшим понять, что необходимо приобретать только те вещи, в которых нет ни малейшей необходимости), а также несколько писем от ростовщиков с Джермин-стрит, в весьма учтивых выражениях предлагавших ссудить какую угодно сумму, причем по первому требованию и за самые умеренные проценты.
Минут через десять Дориан встал и, набросив на себя элегантный, расшитый шелковой нитью кашемировый халат, прошел в облицованную ониксом ванную комнату. После долгого сна холодная вода освежила его. Он почти забыл о том, что произошло накануне. Только раз или два в голове у него промелькнуло смутное воспоминание, что он был участником какой-то необычайной драмы, но все это казалось нереальным, как сон.
Одевшись, он перешел в библиотеку и сел за легкий завтрак на французский манер, ждавший его на круглом столике у раскрытого окна. День выдался чудесный. Теплый воздух был насыщен пряными ароматами. В комнату влетела пчела и, жужжа, принялась кружить над стоявшей перед ним вазой с нарисованными на ней синими драконами, в которой стояли ярко-желтые розы. Он чувствовал себя совершенно счастливым.
Но вдруг его взгляд остановился на экране, которым он накануне закрыл портрет, и он невольно вздрогнул.
– Мсье холодно? – спросил камердинер, подававший ему в эту минуту омлет. – Может, закрыть окно?
– Нет, мне не холодно, – покачал головой Дориан.
Неужели все это случилось на самом деле? Неужто портрет действительно изменился? Или это просто игра воображения, и ему лишь показалось, что радостная улыбка сменилась улыбкой злобной? Ведь не могут же краски на холсте измениться сами собой! Это было бы полным абсурдом! Надо будет как-нибудь рассказать эту историю Бэзилу – то-то он посмеется!
Однако как живо стоит лицо на портрете у него перед глазами! Сначала в полумраке, затем в ярком свете раннего утра он воочию видел это выражение жестокости, искривившее губы его двойника. И вот теперь он чуть ли не со страхом ждал той минуты, когда камердинер выйдет из комнаты. Он знал, что, оставшись один, не выдержит и подойдет к портрету. И страшился того, что увидит.
Когда камердинер, принеся кофе и сигареты, направился к двери, Дориан почувствовал огромное желание остановить его. И прежде чем Виктор успел открыть дверь, он окликнул его. Камердинер остановился в почтительной позе, ожидая приказаний хозяина. Дориан с минуту молча смотрел на него, а затем со вздохом сказал:
– Меня ни для кого нет дома, Виктор.
Камердинер поклонился и вышел из комнаты.
Дориан встал из-за стола, закурил сигарету и сел на кушетку, стоявшую против экрана. Это был старинный экран из позолоченной испанской кожи с тиснеными узорами в стиле Людовика Четырнадцатого. Дориан смотрел на узоры и спрашивал себя: скрывал ли когда-нибудь прежде этот экран тайну чьей-либо жизни?
Стоит ли отодвигать его? Или лучше оставить на месте? Смотреть на портрет не было никакого смысла. Если все окажется правдой, он только лишний раз испытает чувство леденящего ужаса, ну а если нет, зачем беспокоиться?
А что, если по роковой случайности чей-нибудь посторонний глаз заглянет за экран и увидит эту страшную перемену? Или если придет Бэзил Холлуорд и захочет взглянуть на свою работу? А он непременно захочет… Нет, все-таки нужно посмотреть на портрет – и немедленно. Нет ничего мучительнее неизвестности.
Дориан встал и запер обе двери на ключ. По крайней мере, он будет один, когда увидит маску своего позора. Затем, отодвинув экран, он оказался лицом к лицу с самим собой. Да, сомнений быть не могло: портрет изменился.
Позднее он часто – и каждый раз с удивлением – вспоминал, что первые несколько минут смотрел на портрет почти с отстраненным, чисто научным интересом. Ему казалось невероятным, что с таким неодушевленным предметом, как картина, могла произойти столь странная перемена, – а между тем она была налицо (и, увы, на лице). Неужели существует какое-то непостижимое сродство между его душой и атомами, из которых составлены на холсте формы и краски? Возможно ли, чтобы эти атомы отражали все движения души, делали реальными ее скрытые побуждения? Или тут кроется иная, еще более страшная причина?
Его передернуло при этой мысли, он снова подошел к кушетке, лег на нее и долго, не отрываясь, смотрел на портрет, чувствуя, как холодеет от ужаса.
Утешало его лишь одно: кое-чему портрет все-таки его научил и, прежде всего, помог ему осознать, как несправедлив, как жесток он был с Сибиллой Вейн. Исправить это еще не поздно. Сибилла все еще может стать его женой. Его надуманная и эгоистичная любовь преобразится в чувство более возвышенное и благородное, а портрет, написанный с него Бэзилом Холлуордом, будет указывать ему верный путь в жизни, руководить им, как одними руководит благочестие, другими – совесть, а всеми нами – страх перед Богом. Угрызения совести можно усыпить с помощью наркотиков, нравственные мучения – тем более, но в случае с этим портретом перед его глазами всегда будет присутствовать зримый символ деградации личности, вечное свидетельство того, насколько человек способен разрушить собственную душу.
Пробило три, затем четыре часа, потом двойной перезвон курантов возвестил, что прошло еще полчаса, а Дориан все не мог оторвать от портрета глаз. Он пытался собрать воедино алые нити жизни, соткать из них какой-то узор, отыскать свой путь в пламенеющем лабиринте страстей, в котором заблудился. Он не знал, что ему делать и думать. Наконец, он подошел к столу и принялся писать страстное письмо девушке, которую так пылко любил; он молил ее о прощении и называл себя безумцем. Страницу за страницей исписывал он пламенными словами, исполненными раскаяния и муки. Самобичевание доставляет нам своего рода наслаждение. К тому же, когда мы себя виним, мы знаем, что никто другой винить нас уже не вправе. Отпущение грехов дает нам не столько священник, сколько сама исповедь. Дориану достаточно было написать Сибилле, чтобы почувствовать себя прощенным.
Неожиданно раздался стук в дверь, и послышался голос лорда Генри:
– Друг мой, мне необходимо с вами поговорить. Впустите меня поскорей! Что это вы вздумали запираться?
Дориан не отвечал и не двигался с места. Но стук не прекращался – напротив, становился все громче. Пожалуй, лучше будет, если он впустит лорда Генри и скажет ему, что отныне начинает новую жизнь. При необходимости он пойдет и на ссору с ним, да что там – даже на окончательный разрыв, если этого не удастся избежать.
Он вскочил с кушетки, поспешно закрыл экраном портрет и отпер дверь.
– Я вам искренне сочувствую, Дориан, – были первые слова лорда Генри. – Но вы старайтесь не думать о том, что случилось.
– Вы имеете в виду Сибиллу Вейн? – спросил Дориан.
– Да, разумеется. – Лорд Генри сел и стал медленно стаскивать с рук желтые перчатки. – Все это, конечно, ужасно, но я здесь не вижу вашей вины. Скажите… после спектакля вы были у нее за кулисами?
– Да, был.
– Я так и думал. И что, вы устроили ей сцену?
– Я был к ней жесток, Гарри, ужасно жесток! Но я уже успокоился и не сожалею о том, что произошло. Это помогло мне лучше познать самого себя.
– Я рад, Дориан, что вы так относитесь к этому. Признаться, я боялся, что вы терзаетесь угрызениями совести и в отчаянии рвете на себе свои прекрасные золотистые кудри.
– Через все это я уже прошел, – отозвался Дориан, с улыбкой покачав головой, – и теперь совершенно счастлив. Я наконец понял, что такое совесть. Это вовсе не то, что вы о ней говорили, Гарри. Она – божественное начало в человеке. И больше не надо смеяться над этим – по крайней мере, в моем присутствии. Я хочу быть человеком, у которого чистая совесть, и не могу допустить, чтобы душа моя превратилась в нечто уродливое и отвратительное.
– Восхитительная эстетическая основа для этики и морали, Дориан! Поздравляю вас. И с чего же вы намерены начать?
– С того, что женюсь на Сибилле Вейн.
– На Сибилле Вейн! – воскликнул лорд Генри, вставая и с величайшим удивлением глядя на своего юного друга. – Но, дорогой мой Дориан…
– Да, да, Гарри, я прекрасно знаю, что вы собираетесь мне сказать: что-нибудь ужасное о браке и семейной жизни. Прошу вас, не надо! Никогда больше не говорите мне таких вещей. Два дня тому назад я попросил Сибиллу стать моей женой. И я не нарушу своего слова. Она будет моей женой.
– Вашей женой?! Дориан!.. Разве вы не получили моего письма? Я написал Вам сегодня утром, и мой слуга тут же отнес письмо.
– Да, я припоминаю… Но я его еще не читал, Гарри. Боялся найти в нем нечто такое, что мне будет не по душе. Вы своими парадоксальными сентенциями вскрываете жизнь, как хирург нарыв.
– Так вы ничего не знаете?
– Что вы имеете в виду?
Лорд Генри прошелся по комнате, затем, сев рядом с Дорианом Греем, взял его за руки и крепко их сжал.
– Дориан, – сказал он, – в письме… только прошу вас, не теряйте самообладания… в письме я вам сообщал, что Сибилла Вейн… умерла.
Горестный крик исторгся из груди Дориана. Он рывком высвободил руки и вскочил с кушетки:
– Умерла?! Сибилла умерла?! Этого не может быть! Это ложь! Как вы смеете глумиться надо мной?
– Я говорю вам правду, Дориан, – произнес лорд Генри серьезным тоном. – Об этом сообщают все утренние газеты. В своем письме я вам советовал никого до моего прихода не принимать. Наверное, будет проводиться расследование обстоятельств ее смерти, и надо постараться, чтобы вы не были в этом замешаны. В Париже подобные истории делают человека популярным, но в Лондоне люди пока еще полны предрассудков. У нас никогда не стоит начинать свой debut со скандала. Скандалы лучше приберечь на старость, чтобы подогреть к себе угасающий интерес. Надеюсь, в театре никто не знал вашего имени? Если нет, то никаких проблем для вас не возникнет. Кто-нибудь видел, как вы после спектакля входили к Сибилле? Это очень важный момент.
Дориан некоторое время не отвечал, не в силах опомниться от ужаса. Наконец он сдавленно пробормотал, запинаясь:
– Вы сказали – расследование обстоятельств ее смерти, Гарри? Что вы имели в виду? Неужели Сибилла… Ах, Гарри, я этого не вынесу!.. Отвечайте же! Расскажите мне все!
– У меня нет ни малейших сомнений, Дориан, что умерла она не от несчастного случая, но никто об этом не должен догадываться. Судя по всему, произошло вот что: когда девушка после спектакля уходила с матерью из театра – где-то около половины первого, – она вдруг сказала, что забыла какую-то вещь наверху. Ее некоторое время ждали, но она не возвращалась. Закончилось тем, что ее нашли мертвой на полу в гримерной. Она по ошибке проглотила какую-то гадость – из тех, что используют в театре для гримировки. Не знаю, что именно это было, но туда входит не то синильная кислота, не то свинцовые белила. Скорее всего, синильная кислота, так как смерть наступила мгновенно.
– Боже, Гарри, какой ужас! – простонал Дориан.
– Да, конечно, это трагедия, но нельзя, чтобы в ней оказались замешанным вы… Из «Ивнинг стандард» я узнал, что Сибилле Вейн было семнадцать, хотя, когда я видел ее на сцене, мне казалось, что ей еще меньше. Она выглядела совсем девочкой, к тому же играла, как неопытное дитя. Дориан, не принимайте этого слишком близко к сердцу! Непременно приезжайте ко мне обедать, а потом мы с вами отправимся в оперу. Сегодня поет Патти[59]59
Аделина Патти (1843-1919) – знаменитая итальянская певица, блестящая исполнительница партий колоратурного сопрано.
[Закрыть]
, и в театре будет весь свет. Для вас найдется место в ложе моей сестры. Сегодня она будет в обществе эффектных женщин.
– Значит, я убил Сибиллу Вейн… – пробормотал Дориан Грей вполголоса, словно обращаясь к самому себе. – Убил столь же несомненно, как если бы собственноручно перерезал ей ножом горло. И после этого, словно ничего не случилось, розы выглядят все такими же прекрасными, птицы все так же весело щебечут в саду. А вечером, как ни в чем ни бывало, я буду обедать в вашем обществе, потом поеду в оперу, а после этого отправлюсь куда-нибудь ужинать… Как трагична и в то же время как обыденна жизнь! Прочти я все это в книге, Гарри, я наверняка не сдержал бы слез. Но когда такое происходит в действительности, да еще лично со мной, мне это кажется настолько неправдоподобным, что глаза мои остаются сухими. Вот лежит написанное мною любовное письмо – первое в моей жизни. Не странно ли, что мое первое любовное письмо адресовано мертвой? Хотел бы я знать, чувствуют ли они что-нибудь, эти бессловесные, пепельно-бледные существа, которых мы называем мертвыми? Ах, Сибилла!.. Может ли она ощущать, слышать, понимать? Если б вы только знали, Гарри, как я ее любил! Мне сейчас начинает казаться, что это было многие годы назад. Она была для меня всем. А потом пришел этот страшный вечер – неужели это было только вчера? – вечер, когда она играла так чудовищно, что у меня чуть не разорвалось сердце. Потом она мне все объяснила. Это было так трогательно, однако ничуть меня не тронуло – я назвал ее ограниченной и пустой. После этого произошло нечто ужасное… не буду говорить, что именно, но меня это страшно испугало. И я решил вернуться к Сибилле. Я понял, насколько дурно я поступил… Но она, оказывается, умерла… Гарри, скажите, что мне теперь делать? Вы даже не представляете, в какой я опасности! Теперь некому удержать меня от падения. А она могла бы это сделать. Какое она имела право убивать себя? Это эгоистично с ее стороны!
– Дорогой мой Дориан, – произнес лорд Генри, доставая сигарету из портсигара и спичку из позолоченного коробка. – Женщина может сделать из мужчины праведника лишь одним способом: надоесть ему до такой степени, что он потеряет всякий вкус к жизни. Если бы вы женились на этой девушке, вы скоро почувствовали бы себя несчастным. Разумеется, вы были бы к ней добры, – это несложно, если человек тебе безразличен. Но скоро она поняла бы, что вы ее совершенно не любите. А когда женщине становится понятно, что муж ее совершенно не любит, она или перестает обращать внимание на свою внешность, или начинает носить шикарные шляпки, за которые платит чужой муж. Не говоря уже об унизительности такого неравного союза, которого я, естественно, постарался бы не допустить. Ваш брак, особенно с учетом других обстоятельств, был бы, без всяких сомнений, обречен – уж можете мне поверить.
– Наверное, вы правы, – тихо произнес Дориан; он был мертвенно-бледен и беспокойно ходил взад и вперед по комнате. – Но я считал своим долгом жениться на ней. И не моя вина, что эта страшная драма помешала мне исполнить свой долг. Помнится, вы однажды сказали, что над благими намерениями тяготеет злой рок: человек решается на них слишком поздно. Именно так случилось со мной.
– Благие намерения – это не что иное, как тщетные попытки идти против законов природы. Причиной их является излишнее самомнение, и они всегда оканчиваются ничем. Конечно, порой они служат нам утешением, но это относится далеко не ко всем – главным образом, к людям слабым. Благие намерения – это чеки, которые люди выписывают на имя банка, где у них нет текущего счета.
– Гарри! – воскликнул Дориан Грей, подходя к лорду Генри и садясь рядом с ним. – Почему я не страдаю так сильно, как должен был бы страдать? Дело ведь не в том, что у меня нет сердца, как вы считаете?
– Вы наделали столько глупостей за последние две недели, дорогой Дориан, что назвать вас человеком без сердца было бы просто безосновательно, – ответил лорд Генри, улыбаясь своей приятной меланхолической улыбкой.
Дориан сдвинул брови.
– Мне не совсем нравится такое объяснение, Гарри, – сказал он, – но я рад, что вы не считаете меня бессердечным. Я знаю, у меня есть чувства и есть душа – я абсолютно уверен в этом! И все же я вынужден признаться: то, что случилось, не подействовало на меня так, как должно было бы подействовать. Я воспринял все это, как неожиданную развязку какой-то увлекательной пьесы. В этой развязке – пугающая красота греческой трагедии, в которой я играл главную роль, но которая не затронула моей души.
– Зато вы затронули интересный вопрос, – сказал лорд Генри, которому доставляло огромное наслаждение играть на бессознательном эгоизме юноши, – чрезвычайно интересный вопрос. Думаю, вашу реакцию можно объяснить следующим образом: подлинные трагедии в реальной жизни, как правило, облечены в столь неэстетичную форму, что оскорбляют наши чувства своим грубым неистовством, абсолютной нелогичностью, крайней бессмысленностью, полным отсутствием изысканности. Они нам претят, как претит все вульгарное. Мы видим в них одну лишь грубую силу и восстаем против этого. Но порой в нашей жизни случаются драмы, в которых есть элементы художественной красоты. Если красота эта подлинная, то нас захватывает драматизм происходящих событий. И мы неожиданно замечаем, что мы уже не столько действующие лица, сколько зрители этой трагедии. А скорее всего и те и другие одновременно. Мы наблюдаем самих себя как бы со стороны, и сама необычность такого зрелища нас увлекает. Что, в сущности, произошло в данном случае? Девушка покончила с собой из-за любви к вам. Могу только сожалеть, что в моей жизни не было ничего подобного. Вот тогда бы я поверил в любовь, я бы поклонялся ей до конца своих дней. Но все, кто любил меня, – таких было не очень много, но все же они были, – продолжали жить и здравствовать еще много лет после того, как уходило мое чувство к ним, а их чувство ко мне. Эти женщины становились тучными и скучными. Когда мы сейчас встречаемся, они сразу же ударяются в воспоминания. Эта невероятная женская память – что за наказание! О какой же интеллектуальной косности она говорит! Человек должен вбирать в себя краски жизни, но ни в коем случае не помнить ее подробностей. Подробности всегда банальны и вульгарны.
– В таком случае я должен посеять в своем саду маки[60]60
Маки традиционно считаются символом забвения.
[Закрыть]
, – вздохнул Дориан.
– В этом нет необходимости, – ответствовал его собеседник. – У жизни всегда в руках охапки маков для нас. Хотя некоторые вещи надолго задерживаются в нашей памяти. Однажды я в течение целого сезона носил в петлице одни лишь фиалки – это было нечто вроде эстетического траура по любовному увлечению, которое не хотело умирать. Но в конце концов оно умерло. Уже не помню, что было причиной его кончины – скорее всего, данное предметом моей любви обещание пожертвовать для меня всем на свете. Это ужасное обещание: оно порождает у человека страх перед вечностью. Кстати, можете себе представить: на прошлой неделе на обеде у леди Хэмпшир моей соседкой за столом оказалась именно эта дама – тот самый предмет моей любви. Увидев меня, она сразу же предалась воспоминаниям, принялась раскапывать прошлое и ворошить будущее. Я похоронил этот роман в могиле под асфоделями[61]61
Асфодели – согласно древнегреческой мифологии, эти цветы приносят успокоение мертвым, отсюда переносное значение этой фразы: «Я окончательно предал свой роман забвению».
[Закрыть]
, а она снова вытащила его на свет Божий и уверяла меня, что я разбил ей всю жизнь. Должен отметить при этом, что за обедом она уплетала блюда просто-таки с завидным аппетитом, так что я мог за нее не волноваться. Но какова бестактность! Какое отсутствие вкуса! Ведь вся прелесть прошлого в том, что оно – в прошлом. А женщины никогда не хотят замечать, что занавес опустился. Им непременно подавай шестой акт! Им нужно, чтобы спектакль продолжался даже тогда, когда теряешь к нему всяческий интерес. Дай им волю, так каждая комедия имела бы трагическую развязку, а каждая трагедия переходила бы в фарс. Женщины ужасно искусственны, и в этом их главное очарование, но в искусстве они ничего не смыслят. Вам больше повезло, чем мне, Дориан. Уверяю вас, ни одна из женщин, с которыми я был знаком, не пошла бы из-за меня на то, на что пошла из-за вас Сибилла Вейн. Обычные женщины утешаются в этих случаях достаточно легко. Некоторые из них находят утешение в том, что носят сентиментальные цвета. (Кстати, не доверяйте женщинам, которые, независимо от возраста, носят платья лилового цвета, или тем, кто после тридцати пяти лет питает пристрастие к розовым лентам: это, за редкими исключениями, женщины с бурным прошлым.) Другие утешаются тем, что неожиданно открывают какие-нибудь достоинства в своих мужьях. Они щеголяют своим супружеским счастьем, словно это изысканнейшее из прегрешений. Есть и такие, кто ищет утешения в религии. Таинства религии, как однажды призналась мне одна женщина, приобретают для них всю прелесть флирта, и я охотно этому верю. Кроме того, ничто так не льстит женскому тщеславию, как репутация грешницы. Совесть всех нас делает эгоистами… Да, не перечислить всех утешений, которые в наше время находят себе женщины. Причем я не упомянул еще о самом главном из них…
– О каком, Гарри? – спросил Дориан рассеянно.
– Лучшее утешение для женщины – это отбить чужого поклонника, когда не можешь удержать своего, и те, кому это удается, пользуются в обществе особенно безупречной репутацией. Но до чего же Сибилла Вейн, должно быть, отличалась от большинства современных женщин! В ее смерти, на мой взгляд, есть нечто возвышенное и прекрасное. Я рад, что живу в такое время, когда могут происходить подобного рода необыкновенные вещи. Это вселяет в меня веру в существование романтических чувств, пылкой страсти и настоящей любви.
– Вы забываете, с какой жестокостью я с ней обошелся.
– Женщины – существа, наделенные примитивными инстинктами, поэтому обожают жестокость. Мы им подарили свободу, но они все равно по сути своей остаются рабынями и не могут обходиться без господина. Они любят, чтобы ими руководили… Я уверен – в ту минуту вы были великолепны. Никогда не видел вас по-настоящему разгневанным, но могу представить себе, как восхитительно вы смотрелись. Позавчера вы мне сказали одну вещь, которую я тогда воспринял как своего рода игру ума, но сейчас я вижу, что вы были абсолютно правы и что этим многое объясняется.
– И что же я такое сказал?
– Что Сибилла Вейн воплощает в себе образы всех романтических героинь. Сегодня она – Дездемона, завтра – Офелия; сегодня она умирает как Джульетта, завтра воскресает как Имоджена.
– Теперь она уже никогда не воскреснет, – едва слышно проговорил Дориан, закрывая лицо руками.
– Увы, не воскреснет. Она сыграла свою последнюю роль. Но вы ее одинокую смерть в убогой театральной уборной должны воспринимать как эффектный трагический эпизод из какой-нибудь пьесы шестнадцатого века, как сцену из Вебстера, Форда или Сирила Тернера[62]62
Джон Вебстер (ок. 1580 – ок. 1625), Джон Форд (1586 – ок. 1640), Сирил Тернер (ок. l575—1626) – английские драматурги, младшие современники Шекспира, писавшие в жанре «кровавой трагедии».
[Закрыть]
. Эта девушка, в сущности, не жила – а значит, и не умирала. Для вас она была только видением, промелькнувшим в пьесах Шекспира и сделавшим их еще прекраснее, свирелью, на которой исполнялась музыка Шекспира, становясь еще более сладостной и волшебной. Но первое же столкновение с реальностью ужаснуло ее, и она ушла из этого мира. Оплакивайте же Офелию, если вам угодно. Посыпайте голову пеплом, горюя о повешенной Корделии. Кляните небеса за смерть дочери Брабанцио[63]63
Брабанцио – отец Дездемоны в трагедии Шекспира «Отелло».
[Закрыть]
. Но не лейте напрасных слез о Сибилле Вейн. Она была даже менее реальна, чем все эти героини.
Наступило молчание. В комнате сгущались вечерние сумерки. Из сада бесшумно прокрадывались серебряные тени. Медленно блекли дневные краски.
Через некоторое время Дориан Грей поднял глаза и, глубоко и облегченно вздохнув, негромко проговорил:
– Вы помогли мне понять себя, Гарри. Я и сам смутно чувствовал то, что вы мне сейчас сказали, но боялся думать об этом и не умел выразить это словами. Как же хорошо вы меня знаете!.. Но не будем больше говорить о случившемся. В моей памяти это останется как удивительный сон, не более. Хотел бы я знать, суждено ли мне в будущем испытать нечто столь же необыкновенное или такое бывает только раз в жизни?
– Вас ждет еще много необыкновенных переживаний, Дориан. При такой красоте для вас не может быть ничего невозможного.
– Но придет время, и я стану безобразным, старым и сморщенным. Что тогда?
– Ну, тогда, – сказал лорд Генри, вставая, – тогда, мой дорогой, вам придется сражаться за каждую свою победу, в то время как сейчас они достаются вам без малейших усилий. Но вы должны беречь свою красоту. Она необходима и вам, и всем, кто вас окружает. В наш век люди слишком много читают, чтобы быть мудрыми, и слишком много думают, чтобы быть красивыми. Ну а теперь вам, пожалуй, пора одеваться – самое время ехать в клуб. Мы и так уже запаздываем.
– Лучше я присоединюсь к вам в опере, Гарри. Я чувствую себя слишком усталым, чтобы обедать. Какой номер ложи вашей сестры?
– Двадцать семь, если не ошибаюсь. Это в бельэтаже, на дверях вы увидите ее имя. Очень жаль, Дориан, что вы не будете со мной обедать.
– Право же, мне не хочется ехать в клуб, – сказал Дориан вялым голосом. – Но я бесконечно вам благодарен, Гарри, за все, что вы мне сказали. Вы, безусловно, мой лучший друг. Никто не понимает меня так, как вы.
– Причем учтите – мы лишь у истоков нашей дружбы, – улыбнулся лорд Генри, пожимая ему руку. – Что ж, до встречи. Надеюсь вас увидеть не позднее половины десятого. Не забудьте – поет Патти.
Когда за лордом Генри закрылась дверь, Дориан позвонил, и через несколько минут появился Виктор. Он принес лампы и опустил шторы. Дориан нетерпеливо ждал, когда же тот наконец уйдет. Ему казалось, что камердинер сегодня медлителен как никогда.
Едва только Виктор ушел, Дориан бросился к экрану и отодвинул его. Никаких новых перемен в портрете он не заметил. Как видно, весть о смерти Сибиллы Вейн достигла его изображения раньше, чем его самого. Портрету события, касающиеся Дориана, становились известны в тот же момент, как они происходили. Несомненно, это жестокое выражение в линии губ появилось в тот самый миг, как девушка выпила яд. А может быть, дело не в самих событиях в его жизни, а в том, что происходит в его душе? Размышляя об этом, Дориан спросил у себя: а что, если в один прекрасный день портрет станет изменяться у него на глазах? Он содрогнулся при одной только мысли об этом, но в то же время ему хотелось это увидеть.
Бедная Сибилла! Она так часто изображала на сцене смерть, что смерть в конце концов явилась за ней. Интересно, как она сыграла эту свою последнюю роль? Проклинала ли его, умирая? Нет, она не могла его проклинать, ибо умерла от любви к нему, и отныне любовь для него будет всегда святыней. Своим уходом из жизни Сибилла искупила свою вину перед ним, и он больше не будет думать о том, сколько выстрадал из-за нее в тот ужасный вечер в театре. Она останется в его памяти как дивный трагический образ, посланный на великую сцену жизни, чтобы явить миру высшую сущность Любви. Дивный трагический образ?! При воспоминании о детском личике Сибиллы, о ее пленительной живости и застенчивой грации слезы выступили на его глазах. Он торопливо смахнул их и снова посмотрел на портрет.
Да, подумал Дориан, наступила пора делать выбор и решать, как жить дальше. А может быть, сама жизнь сделала за него этот выбор? Вечная молодость, неутолимая страсть, наслаждения утонченные и запретные, безумие счастья и безумие греха – все это он должен изведать! А бремя его позора пусть лежит на портрете.
На миг ему стало больно при мысли, что прекрасное лицо на портрете будет становиться с каждым днем все безобразнее. Однажды, много дней назад, он, словно подражая Нарциссу, поцеловал – или сделал вид, что целует – изображенные на полотне губы, так злобно улыбающиеся ему в эту минуту. Утро за утром он приходил сюда и подолгу простаивал перед портретом, дивясь его красоте и чувствуя, как тот все больше околдовывает его. Неужели каждое движение его души будет теперь отражаться на портрете? Неужели его двойник действительно станет настолько безобразным, что придется упрятать его под замок, подальше от солнечных лучей, золотивших эти прекрасные кудри? Как бесконечно жаль!
Вдруг им овладело страстное желание молить высшие силы о том, чтобы исчезла эта сверхъестественная связь между ним и портретом. Ведь портрет стал изменяться после того, как он однажды взмолился об этом, – так, может быть, после новой мольбы портрет утратит свое страшное свойство?
Но кто из смертных, хоть немного узнавший, что такое Жизнь, найдет в себе силы отказаться от возможности остаться вечно юным, как бы ни была эфемерна такая возможность и какими бы роковыми последствиями она ни грозила? И разве в его, Дориана, это власти? В самом ли деле его мольба послужила причиной таких изменений в портрете? Не скрываются ли причины в каких-то неизвестных законах природы? Если мысль способна влиять на живой организм, так, может быть, она влияет и на неодушевленные предметы? Более того, не может ли то, что вне нас, звучать в унисон с нашими настроениями и чувствами даже без участия нашей мысли или сознательной воли? Не способен ли атом стремиться к другому атому под влиянием таинственного тяготения или удивительного сродства? Впрочем, не все ли равно, какова причина? Нет, он больше не станет взывать к темным силам, чтобы те помогли ему. Если портрету суждено меняться, значит, он должен меняться. Зачем в это вдумываться? Ведь наблюдение за процессом этих изменений может доставлять ему огромное наслаждение! Портрет даст ему возможность изучать самые сокровенные движения своей души, станет для него волшебным зеркалом. В этом зеркале он когда-то впервые по-настоящему увидел свое лицо, а теперь увидит и свою душу. И когда для его двойника наступит зима, для него все еще будет продолжаться прекрасная и мимолетно краткая пора между весной и летом. Когда с лица на портрете сойдут краски и оно превратится в мертвенно-бледную маску с оловянными глазами, его собственное лицо будет по-прежнему сохранять чарующие краски юности. Цветение его красоты будет продолжаться до конца его дней, пульс жизни никогда не ослабнет. Подобно греческим богам, он будет вечно сильным, неутомимым и радостным. Не все ли равно, что станется с его портретом? Ему самому теперь нечего будет бояться, а это самое главное.