Сценарий театрализованного представления градоначальники салтыкова щедрина

ИВАНОВ-РАЗУМНИК

ИНСЦЕНИРОВКА «ИСТОРИИ ОДНОГО ГОРОДА» М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА. 1926

Титульный лист машинописи из архива ГосТИМа Инсценировка Иванова-Разумника печатается ниже по этому экземпляру (РГАЛИ, фонд 963, опись 1, ед. хр. 1023)

Глуповцы.

Рисунок А.А. Рыбникова, гравированный И.Н. Павловым. 1926

М.Е. Салтыков-Щедрин «История одного города» Пьеса в 5 действиях с Прологом.

Инсценировал Вл. Холмский

«…Все произведения мои направлены против тех проявлений произвола и дикости, которые каждому честному человеку претят. Так, например, градоначальник с фаршированною главою означает не человека с фаршированною головою, но именно градоначальника, распоряжающегося судьбами многих тысяч людей. Это даже не смех, а трагическое положение. Гулящие девки, которые друг у друга отнимают бразды правления, тоже едва ли смех возбуждают, то есть, могут возбуждать его лишь в гоголевском мичмане*. Изображая жизнь, находящуюся под игом безумия, я рассчитывал на возбуждение в читателе горького чувства, а отнюдь не весёлонравия.

Что же касается глумления над народом, то мне кажется, что в слове «народ» надо отличать два понятия: народ исторический, и народ, представляющий собою идею демократизма. Первому, выносящему на своих плечах Бородавкиных, Угрюм-Бурчеевых и т.п., я, действительно, сочувствовать не могу. Что же касается до народа, рассматриваемого во втором смысле, то ему не сочувствовать нельзя, потому что в нём воплощается безгранично великое. В этом народе замыкается начало и конец всякой индивидуальной деятельности».

Салтыков

«История одного города» — не политический памфлет, но гениальная общенациональная сатира на государственный абсолютизм и народную пассивность.

* Имеется в виду смешливый глупец мичман, упоминаемый во втором действии гоголевской«Женитьбы»

П Р О Л О Г «О КОРЕНИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ГЛУПОВЦЕВ»

Действующие лица:

Архивариус-летописец. Князь Глупой. Князь Глупой-преглупой. Князь Умной-преумной. Пошехонец-Слепород. Чухломец-Рукосуй. Вор-Новотор. Пётра-Комар. Гусляр. Головотяпы.

Сцена представляет ельничек да берёз-ничек, перелесочки, за ними чащу дремучую; между перелесочками поляночки. Перед сценой полукруглый просцениум («орхестра»), на котором (вместо алтаря) стоят три сосны, отделяющие сцену от просцениума.

А р х и в а р и у с — л е т о п и с е ц . Ежели древним эллинам и римлянам дозволено было слагать хвалу своим безбожным начальникам и передавать потомству мерзкие их деяния для назидания, ужели же мы, россияне, окажемся в сем случае менее достойными и

Глуповский летописец. Гравюра С.М. Мочалова. 1931

благодарными? Ужели во всякой стране найдутся и Нероны преславные, и Калигулы, доблестью сияющие, и только у себя мы таковых не обрящем? Смешно и нелепо даже помыслить таковую нескладицу, а не то чтобы оную вслух проповедывать, как делают некоторые вольно-любцы, которые потому свои мысли вольными полагают, что они у них в голове словно мухи без пристанища там и сям вольно летают.

Не только страна, но и град всякий, и даже всякая малая весь, и та своих доблестью сияющих и от начальства поставленных Ахиллов имеет и не иметь не может. Взгляни на первую лужу — и в ней найдёшь гада, который иройст-вом своим всех прочих гадов превосходит и затемняет. Взгляни на древо — и там усмотришь некоторый сук больший и против других крепчайший, а следственно и доблестнейший. Взгляни, наконец, на собственную свою персону — и там прежде всего встретишь главу, а потом уже не оставишь без приметы брюхо и прочие части. Что же, по-твоему, доблестнее: глава ли твоя, хотя лёгкою начинкою начинённая, но и за всем тем горе устремляющаяся, или стремящееся долу брюхо, на то только и пригодное, чтобы изготовлять… О, подлинно же легкодумное твоё вольнодумство!

Таковы-то были мысли, которые побудили нас неумытыми устами воспеть хвалу славных оных Неронов, кои не безбожием и лживою еллинскою мудростью, но твёрдостью и начальственным дерзновением преславный наш град Глупов преестественно приукрасили. Намерение наше есть изобразить преемственно градоначальников, в город Глупов от российского правительства в разное время поставленных. Много видели мы на своём веку поразительных сих подвижников, много видели таковых и наши предместники. Следовали оные градоначальники непрерывно в величественном порядке один за другим кроме времени пагубного безначалия, едва не повергшего весь град в запустение. Одни из них подобно бурному пламени пролетали из края в край, всё очищая и обновляя; другие, напротив того, подобно ручью журчащему орошали луга и пажити, а бурность и сокрушительность предоставляли в удел своим помощникам. Но

все, как бурные, так и кроткие, оставили по себе благодарную память в сердцах сограждан, ибо все были — градоначальники.

Сие трогательное соответствие само по себе уже дивно; не знаешь, что более славословить: власть ли, в меру дерзающую, или сей виноград, в меру благодарящий?

Изложив таким манером нечто в наше извинение, присовокупим, что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печёнкой и варёными яйцами, имеет три реки и в согласность древнему Риму на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас — начальники (широкий жест на сцену).

Сцена представляет ельничек да берёз-ничек, перелесочки, за ними чащу дремучую; между перелесочками три поляночки, а на них три князя со своими дворами сидят: Князь Глупой, Князь Глупой-Преглупой и Князь Умной-Преумной.

На просцениуме стоят Головотяпы, Глуповцы тож.

Г о л о в о т я п ы (хвастаются).

— Мы головотяпы! Нет в свете народа мудрее и храбрее! — Тяпаем головами обо всё, что бы ни встретилось. — Стена попадётся, об стену тяпаем. — Богу молиться начнём, об пол тяпаем. — Всех соседей перетяпали, победили, под себя покорили, а мало ли их! — Моржееды! -Лукоеды! -Гущееды!-Клюковники!-Куралесы!-Вертячие бобы! — Лягушечники! — Лапотники! -Чернонёбые! — Долбёжники! — Проломленные головы! — Слепороды! — Губошлёпы! -Вислоухие! — Кособрюхие! — Ряпушники! -Заугольники! — Крошевники! — Рукосуи! — Всех перетяпали, победили, под себя покорили!

— Хитро это мы сделали: знали, что головы у нас на плечах растут крепкие, вот и предложили. — Послали сказать соседям: будем друг с дружкой до тех пор головами тяпаться, пока кто кого перетяпает. — И всех их друг за дружкой перетяпали!

— Вот с кособрюхими труднее было, пришлось даже пустить на них солнышко. -Солнышко-то и само по себе так стояло, что светило кособрюхим в глаза; да мы стали махать в их сторону шапками: вот, дескать, мы каковы, и солнышко заодно с нами! — Однако кособрюхие не сразу испугались, а сначала тоже догадались: высыпали из мешков толокно, и стали ловить солнышко мешками. — Изловить не изловили и только тогда увидели, что правда на нашей стороне, и принесли повинную.

— Всех перетяпали, победили, под себя покорили! Велика наша земля. — Велика наша земля и обильна! — Мы головотяпы! нет в свете народа мудрее и храбрее!

Перестали хвастаться; пригорюнились.

— Велика наша земля и обильна, да порядка в ней нет! — А уж чего мы ни делали, как порядка не заводили. — Волгу толокном замесили. -А она и поныне свободная течёт! — Телёнка на баню тащили. — А он с бани упал и ногу сломал! — В кошеле кашу варили. — А и кошель и каша сгорели! — Свинью за бобра купили. — Так свинья свиньёй и осталась! — Собаку за волка убили. — А волки овец потаскали! — Лапти растеряли да по дворам искали. — Было лаптей шесть, а сыскали семь! — Щуку с яиц согнали. — А щука опять на яйца села! — Блинами острог конопатили. — А блины арестанты съели! — Комара за семь вёрст ловить ходили. — А он у пошехонца Пётры на носу сидел! — Рака с колокольным звоном повстречали! — Козла в соложёном тесте утопили! — Батьку на кобеля променяли! -Блоху на цепь приковали! — Небо кольями подпирали! — А порядка всё нет, как нет!

— И пошли у нас рознь да галденье пуще прежнего. — Стали мы опять друг у дружки земли разорять, жён в плен уводить, над девами надругаться. — Нет порядка, да и полно! -Попробовали снова головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. — И дошли мы теперь до того, что содрали на лепёшки кору с последней сосны. — Не стало ни жён, ни дев! — Нечем людской завод продолжать! — Велика наша земля и обильна, да порядка в ней нет!

Молчание.

— Вот и взялись мы за ум. — Надумали мы искать себе князя. — Он нам всё мигом

Pro memoria

предоставит! — Он и солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит! — Айда, ребята!

Идут с просцениума на первую поляну. Между просцениумом и сценой — три сосны, среди которых головотяпы заблудились.

— Ищешь, ищешь князя, а где к нему путь? -Вот мы и в трёх соснах заблудилися. — Как путь-дорогу найти? — Братцы, а где же у нас Пошехонец-Слепород? Он эти три сосны как свои пять пальцев знает. — Да вот, спасибо, он тут как тут!

— Слепородушко, выведи нас на торную дорогу, приведи прямо к князю на двор!

Слепород выводит их из трёх сосен на первую поляну, где со двором своим сидит Князь Глупой.

К н я з ь Г л у п о й

Кто вы такие и зачем ко мне пожаловали?

Г о л о в о т я п ы

Мы головотяпы! Нет в свете народа мудрее и храбрее! Мы даже кособрюхих и тех шапками закидали!

К н я з ь Г л у п о й

А что вы ещё сделали?

Г о л о в о т я п ы

Да вот комара за семь вёрст ловить ходили.

Начали было головотяпы, и вдруг им сделалось так смешно, так смешно… Посмотрели они друг на дружку и прыснули.

Г о л о в о т я п ы (перекоряются).

— А ведь это ты, Пётра, комара ловить ходил! — Ан ты! — Нет, не я! — У тебя он и на носу-то сидел!

К н я з ь Г л у п о й (сильно распалился и начал учить их жезлом).

Как! Вы и здесь перед лицом моим розни своей не покидаете! Глупые вы, глупые! Не головотяпами следует вам по делам вашим называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! А ищите такого князя, какого нет в свете глупее, и тот будет володеть вами.

Сказавши это, ещё маленько поучил жезлом и отослал головотяпов от себя с честию.

Г о л о в о т я п ы (опять на просцениуме).

— За что он нас раскастил? — Мы к нему всей душой, а он послал нас искать Князя глупого! -Что же, в словах этих обидного нам нет! — Нам

глупый-то князь, пожалуй, ещё лучше будет! -Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай! — И то, правда!

— А что, добры-молодцы, не попробовать ли нам ещё раз опять порядок навести? -Попробуем! — А что сделаем-то? — Будем петуха на канате кормить, чтоб не убежал. — Божку съедим. — Беса в солдаты отдадим. — Нет, не выйдет толку! — Думай не думай, а надо идти искать князя, какого нет в свете глупее. — А как его найдёшь? — А вон на краю болота у трёх сосен стоит Чухломец-Рукосуй, чего-то ищет.

— Эй, Рукосуюшко, чего ищешь?

Ч у х л о м е ц — Р у к о с у й

Рукавиц ищу.

Г о л о в о т я п ы

Да вон они у тебя торчат за поясом!

Ч у х л о м е ц — Р у к о с у й

И то!

Г о л о в о т я п ы

Не знаешь ли, любезный Рукосуюшко, где бы нам такого князя сыскать, чтоб не было его в свете глупее?

Ч у х л о м е ц — Р у к о с у й

Знаю, есть такой! Вот идите прямо мимо трёх сосен через болото, как раз тут. (Показывает на вторую поляну).

Головотяпы снова на сцене.

Г о л о в о т я п ы

— А и верно, вон на другом краю болотины прямо перед нами сидит сам князь да глупой-преглупой! — Сидит и ест пряники писанные! -Вот так князь! — Лучшего и желать нам не надо!

К н я зь Г л у п о й — п р е г л у п о й (жуёт пряники).

Кто вы такие, и зачем ко мне пожаловали?

Г о л о в о т я п ы

Мы головотяпы! Нет нас народа мудрее и храбрее! Мы гущеедов — и тех победили!

К н я зь Г л у п о й — п р е г л у п о й

Что же вы ещё сделали?

Г о л о в о т я п ы (наперебой).

— Мы щуку с яиц согнали. — Мы Волгу толокном замесили.

К н я з ь Г л у п о й — п р е г л у п о й (перебивает).

Не хочу и слушать вас! Я уж на что глуп, а вы ещё глупее меня! Разве щука сидит на яйцах? Или можно разве вольную реку толокном

месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее — и тот будет володеть вами (и, наказав жезлом, отпустил их с честию). Г о л о в о т я п ы (опять на просцениуме).

— Надул курицын сын Рукосуй! — Сказывал, нет этого князя глупее, ан он умный! — Нет, видно не найти нам князя! — Надо попробовать ещё раз самим собою устроиться.

— Попробуем. — А что сделать-то? — Под дождём онучи сушить… — На сосну лазить Москву смотреть… — На грош постных яиц купить.

— Нет, не выйдет толку! — Не наведём порядка, да и полно!

— Пётра-Комар, ты глупее всех, ты комара за семь вёрст ловить ходил, а он у тебя на носу сидел, сделай милость, надоумь!

П ё т р а-К о м а р

Есть у меня друг-приятель по прозванью Вор-Новотор, уж если экая выжига князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою голову бесталанную! Г о л о в о т я п ы

— Чего же лучше? — Зови Вора-Новотора. -Где он тут?

В о р-Н о в о т о р

Вот он я!

Г о л о в о т я п ы

Можешь нам князя найти?

В о р-Н о в о т о р

Для ча не.

Г о л о в о т я п ы

Так веди!

В о р-Н о в о т о р

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

А сколько за розыск дадите?

Г о л о в о т я п ы

А сколько ты просишь?

В о р-Н о в о т о р

Алтын да деньгу в придачу.

Г о л о в о т я п ы

Что больно дорого?

В о р-Н о в о т о р

А какая ваша цена?

Г о л о в о т я п ы

Дадим грош да животы свои в придачу.

В о р-Н о в о т о р

Нет, дело так не выйдет.

Г о л о в о т я п ы

Ну, ладно, дадим деньгу, да без алтына.

В о р-Н о в о т о р

На том сладимся; пойдём искать князя.

Г о л о в о т я п ы

Ты нам такого ищи, чтоб немудрый был! На что нам мудрого-то, ну его к ляду!

В о р-Н о в о т о р

Ладно, найдём и не мудрого! Вот пойдём мимо трёх сосен, сначала всё ельничком да берёзничком, потом чащею дремучею, потом перелесочком, да и выйдем прямо на поляночку, а посредь той поляночки князь сидит.

Вор-Новотор ведёт головотяпов на третью поляну; взглянули головотяпы на князя, так и обмерли, отшатнулись.

Г о л о в о т я п ы

— Вот так дело вышло! — Князь-то князь, да умной-преумной! — В ружьецо попаливает. -Да сабелькой помахивает. — Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит! -Что ни махнёт сабелькой, то голова с плеч долой! — Вор-Новотор, что же ты такое пакостное дело сделал, а сам стоишь брюхо поглаживаешь да в бороду усмехаешься! — С ума ты никак спятил! — Да пойдёт ли этот к нам? Во сто раз глупее были, и те не пошли!

В о р-Н о в о т о р

Ништо! Обладим! Дай срок, я глаз-на-глаз с ним слово перемолвлю.

Вор-Новотор дошёл до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить.

Г о л о в о т я п ы (гуторят меж собой).

— Кругом на кривой нас Вор-Новотор объехал! — А на попятный уж и нельзя. -Это, братцы, не то, что с кособрюхами лбами тяпаться! — Нет, тут, братцы, ответ подай: каков таков человек, какого чину и звания.

Долго шепчутся Вор-Новотор с Князем, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы последние слова Вор-Новотора.

В о р-Н о в о т о р

Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й (подзывает головотяпов).

Что вы за люди? И зачем ко мне пожаловали?

Pro memoria

Г о л о в о т я п ы

Мы головотяпы! Нет нас народа храбрее. (начали было головотяпы, но вдруг смутились).

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й (усмехнулся).

Слыхал, господа головотяпы! Весьма слыхал! И о том знаю, как вы рака с колокольным звоном встречали, довольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали.

Г о л о в о т я п ы

А пришли мы к твоей княжеской светлости вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств делали, а всё правды у нас нет. Иди и володей нами!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й

А у кого, спрошу вас, вы допреж сего из князей братьев моих с поклоном были?

Г о л о в о т я п ы

А были мы у одного князя глупого, да у другого князя глупого ж, и те володеть нами не похотели!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й

Ладно. Володеть вами я желаю, а чтоб идти к вам жить — не пойду! Потому вы живёте звериным обычаем: с беспробного золота пенки снимаете, снох портите! А вот пошлю к вам замес-то себя в город ваш градоначальников: пущай они вами дома правят, а я отсель и ими, и вами помыкать буду!

Г о л о в о т я п ы (понуривши головы).

Так!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й

И будете вы платить мне дани многие. У кого овца ярку принесёт, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разложи его на четверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвёртую себе оставь. Когда же пойду на войну, и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!

Г о л о в о т я п ы (понуривши головы).

Так!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й

И тех из вас, которым ни до чего дела нет, я буду миловать, прочих же всех казнить.

Г о л о в о т я п ы (понуривши головы).

Так!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й

А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами. Г о л о в о т я п ы (понуривши головы). Так!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й Прибывши домой, выберете болотину и, заложив на ней город, назовёте Глуповым, а себя по тому городу глуповцами. Так и процветёт ваша древняя отрасль.

Г о л о в о т я п ы (понуривши головы). Так!

К н я з ь У м н о й-п р е у м н о й Теперь прикажу я обнести вас водкою да одарить по пирогу, да по платку алому, и отпущу вас от себя с честию, обложив данями многими; но как ведаю я, что несть глупости гор-шия, яко глупость, то смотрите: в случае чего (взвивается во весь рост) — за-по-рю!

Головотяпы шарахаются и потом, понурив головы, медленно идут мимо трёх сосен на просцениум.

Г о л о в о т я п ы

— Вот она, княжеская правда какова! -Станем мы теперь воздыхать неослабляючи! -Будем мы теперь вопиять сильно! — Такали мы, такали, да и протакали!

Один из головотяпов, взяв гусли, запевает. «Не шуми мати, зелёная дубровушка! Не мешай добру молодцу думу думати, Как заутра мне, добру молодцу, на допрос идти..»

— Вот мы и старики седые, а плачем горько, что сладкую волю свою прогуляли! — Вот мы и молодые, кои той воли едва отведали, так нам ещё горше плакать! — Тут только познали мы, какова прекрасная воля есть! (Горький плач и рыдания).

Гусляр продолжает:

«… Что товарищей у меня было четверо, Ещё первый мой товарищ — тёмная ночь, А второй мой товарищ — булатный нож, А как третий-то товарищ, то мой добрый конь, А четвёртый мой товарищ, то тугой лук, А рассыльщики мои, то калёны стрелы.»

— Что же, братцы, видно надо город строить. — Вот хоть на этой болотине. — Быть здесь городу Глупову. — А и быть всем нам глуповцами.

— До той поры глуповцами будем, пока вновь волю свою не найдём!

Берутся за топоры и начинают сносить декорации, изображающие лес. Скоро сцена представляет голую равнину, которая впоследствии завершит собою действие пятое. На голой равнине начинают ставить декорации города Глупова, которые простоят все пять действий.

Всё это происходит под продолжающуюся песню гусляра.

«Я за то тебя, детинушка, пожалую

Среди поля хоромами высокими,

Что двумя ль столбами с перекладиной.»

Ставят декорации старой колокольни, съезжого дома, казначейства, казарм, кабака, градоначальникова дома и др.

Чей-то голос с надрывом затягивает: «Раз -первой, раз — другой». И ряд голосов подхватывает с отчаянием: «.Ухнем! Дубинушка, ухнем!»

Выстроен город Глупов, каким простоит он до своего разрушения в конце пятого действия.

Г л у п о в ц ы

— Быть здесь городу Глупову! — А и быть всем нам глуповцами!

— До той поры глуповцами будем, пока вновь волю свою не найдём.

Д Е Й С Т В И Е I.

«ОРГАНЧИК» И «СКАЗАНИЕ О ШЕСТИ ГРАДОНАЧАЛЬНИЦАХ»

Сцена представляет город Глупов, построенный в конце Пролога головотяпами. Город простоял уже много веков.

Площадь города Глупова и главные его присутственные места. С одной стороны колокольня, с другой — дом градоначальника с крыльцом. Полукруг присутственных мест: съезжий дом, казначейство, казармы, почта; кабак. Мост через реку, текущую в глубине сцены. Вдали домишки обывателей. Между просцениумом и сценой вместо былых трёх сосен стоит полицейская будка.

Декорация эта простоит до конца пятого действия.

Действующие лица: Градоначальник Брудастый. Помощник градоначальника. Стряпчий (Прокурор).

Казначей. Смотритель народного училища. Начальник инвалидной команды. Городовой врач. Квартальный. Поп. Приезжий чиновник. Письмоводитель (без речей). Байбаков, часовых дел мастер. Самозванки: Ираидка, Клемантинка, Амалька, Анелька, Матрёнка-Ноздря (без речей), Дунька Толстопятая (без речей). Градоначальник Фердыщенко. Глуповцы. Будочники. Солдаты инвалидной команды.

Вечер. На площади города Глупова необ-чайное движение по случаю прибытия нового градоначальника Дементия Варламовича Брудастого. Народное ликование.

Группа высших чиновников у крыльца градо-начальнического дома.

Глуповцы заполняют сцену и часть просцениума, перекликаются с дозорным, стоящим на колокольне.

Г л у п о в ц ы

— Едет! — Едет! — Почитай скоро будет! -Градоначальник-то новый! — Дементий Варла-мович Брудастый. — Батюшка-то наш! — Уж верно красавчик! — Уж верно умница! — И в мундире! (Хором). — Батюшка-то наш! Красавчик-то наш! Умница-то наш!

Вбегает один из глуповцев.

— Скачет во все лопатки! На городском выгоне остановился, стал сменных ямщиков пороть. Уйму перепорол!

— Батюшка-то наш! — Красавчик-то наш! -Умница-то наш! — Опять с начальником будем!

Поздравляют друг, друга, целуются, проливают слёзы, заходят в кабак, снова выходят из него.

Г р а д с к о й г о л о в а (подходя к группе чиновников).

Мы в надежде, что при новом градоначальнике процветёт торговля.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

С т р я п ч и й

И законы соблюдаться будут неукоснительно.

К а з н а ч е й

И недоимки сбираться будут рачительно.

Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы

И военное дело разовьётся.

П о п

И вера окрепнет.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

И возникнут науки и искусства.

К в а р т а л ь н ы й

Под наблюдением квартальных надзирателей.

Pro memoria

Г р а д с к о й г о л о в а Слышно, новый-то градоначальник, батюшка наш, красавчик да умница! Г о р о д о в о й в р а ч А старый-то Пфейфер Богдан Богданыч, гол-штинский выходец, только вчера выехал из города.

С т р я п ч и й (ехидно).

Ничего не свершив, смещён за невежество,

П о п

А ведь тоже был красавчик, тоже был умница! П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а (строго). Однако новому правителю уже по одному тому должно быть отдано преимущество, что он новый. В с е

Понятное дело! К в а р т а л ь н ы й Ямщиков сечёт! Молодец! Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы Авось новый градоначальник наш прославится иройством и возьмёт крепость Хотин. С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а Да ведь она уже взята! Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы Что-ж! Возьмёт во второй раз! Г л у п о в ц ы

— Едет! — Едет! — Батюшка-то наш! красавчик-то наш! Умница-то наш! (Всеобщее ликование).

Въезжает градоначальник Брудастый, соскакивает с брички, безмолвно обходит ряды чиновных архистратигов, подымается на крыльцо, оборачивается лицом к народу и чиновникам, открывает рот. Глаза начинают вращаться, а из раскрытого рта сперва ничего не выходит, кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, не похожего даже на бой часов. Наконец, после минутного шипения и вращения глазами, он произносит: Б р у д а с т ы й Не по-тер-плю!

Скрывается в доме. С ним входит Помощник градоначальника.

Чиновники остолбенели, за ними остолбенели и обыватели.

Г л у п о в ц ы (стоят разинув рты).

— Что ж это такое? — Фыркнул и затылок показал! — Нешто мы затылков не видали! — А

ты по душе с нами поговори! Ты лаской-то, лаской-то пронимай! Ты пригрозить пригрози, да потом и помилуй!

— А прежде-то, прежде какие бывали у нас начальники! — Все приветливые да добрые, да умницы, да красавчики! — И все-то в мундирах!

Понемногу отходят к сторонке, собираются около колокольни и тихо гуторят между собою.

Г р а д с к о й г о л о в а (подходя к группе чиновников).

Это что же такое?

П о п

Недоумеваю!

Г р а д с к о й г о л о в а

Фыркнул, да издал загадочный звук!

С т р я п ч и й

Да, нескладно. Я люблю, чтоб у начальника на лице играла приветливая улыбка, чтобы из уст его по временам исходили любезные прибаутки.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а (поучительно).

Начальник может совершать всякие мероприятия, он может даже никаких мероприятий не совершать, но ежели он не будет при этом калякать, то имя никогда не сделается популярным.

П о п

А бывали у нас градоначальники истинно мудрые.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

Иные не чужды были даже мысли о заведении в Глупове десиянс академии! Правда, вместо неё только съезжий дом построили.

К а з н а ч е й

Ну, имена этих мудрых остались в забвении, они не обзывали глуповцев ни «братцами», ни «робятами». Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые, а такие, которые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное.

Г р а д с к о й г о л о в а

Вот таких помним!

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

Их имена занесены на скрижали!

В р а ч

Клементий Амадей Мануилович! Вывезен был из Италии Бироном за искусную стряпню макарон; потом, будучи внезапно произведён в надлежащий чин, прислан сюда градоначальником. Прибыв в Глупов, не только не оставил занятия макаронами, но даже многих усиленно к тому принуждал, чем себя и воспрославил.

К а з н а ч е й

Ферапонтов Фотий Петрович! Бригадир, бы-вый брадобрей оного же Бирона! Многократно делал походы против недоимщиков и столь был охоч до зрелищ, что никому без себя сечь не доверял.

П о п

Великанов Иван Матвеич! Обложил в свою пользу жителей данью по три копейки с души.

Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы

Урус-Кугуш-Кильдибаев Маныл Самылович! Капитан-поручик из лейб-кампанцев; отличался безумной отвагой и даже брал однажды приступом город Глупов.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

Ламврокакис, беглый грек без имени и отчества и даже без чина. Торговал греческим мылом, губкою и орехами; сверх того был сторонником классического образования.

С т р я п ч и й

Это что! Это всё скрижали истории. А давно ли у нас был градоначальником Баклан Иван Матвеич, бригадир! Росту большого: трёх аршин и трёх вершков; говорил, что происходит по прямой линии от колокольни Ивана Великого. Помните, каким молодцом он на первом же приёме выказал себя перед обывателями. Натиск, — сказал он, — и притом быстрота, снисходительность и притом строгость. И притом благоразумная твёрдость. Вот, милостивые государи, та цель, или, точнее сказать, те пять целей, которых я с божьей помощью надеюсь достигнуть при посредстве некоторых административных мероприятий составляющих сущность, или, лучше сказать, ядро обдуманного мною плана кампании!

Г р а д с к о й г о л о в а

А потом, помните, повернулся ловко на одном каблуке, обратился ко мне и присовокупил: «А по праздникам будем есть у вас пироги!» Да, так вот, судари мои, как настоящие-то

начальники принимали! А этот что, фыркнул какую-то нелепицу да и был таков.

Градоначальник Брудастый показывается в окне, открывает рот, и, после обычного вращения глазами и шипения, произносит:

Б р у д а с т ы й

Не по-тер-плю!

Чиновники жмутся в сторону, потом входят в дом градоначальника представляться ему и в течение последующего действия поодиночке выходят из дома.

Тем временем глуповцы понемногу собираются под окнами градоначальника и с любопытством заглядывают.

Видно, как градоначальник сидит за столом и неустанно скребёт пером; время от времени подходит к окну, с обычным шипением и вращая глазами произносит: «Не по-тер-плю!» -от чего глуповцы шарахаются в сторону — и потом снова возвращается к своему столу. Иногда выбегает на крыльцо, суёт квартальному и будочникам кипу исписанных листков и после обычного «Не по-тер-плю» снова показывается за окном у стола.

Г л у п о в ц ы

— Заперся да пишет! — Не ест, не пьёт, а всё что-то скребёт пером. — Эко дело закипело! -Частные пристава поскакали! — Квартальные поскакали! — Заседатели поскакали! -Будошники хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают. — А ну, как он этаким манером целый город выпорет! — Ишь ты, всё сидит да выскрёбывает всё новые и новые понуждения.

Из окна: «Не по-тер-плю!», глуповцы шарахаются.

— Вот тут и сообрази, чего это он «не потерпит». — Братцы, да были ли у нас раньше такие начальники? — Разные были, а такого не видывали. — И хоть бы он делом сказывал, по скольку с души ему надобно. А то цыркает, да и на поди!

На крыльцо выходит Помощник градоначальника, в руке повестка; чиновники и глуповцы собираются около крыльца.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Предписание: «Чиновным архистратигам и всем глуповским обывателям собраться

Pro memoria

немедленно к градоначальнику для внушения. Чиновникам быть в полной парадной форме. Обыватели же да принесут дары».

Хлопоты и суета. Постепенно у крыльца выстраиваются в каре глуповцы, руководимые Излюбленным гражданином градским головою Пузановым; теснятся под окнами градона-чальнической квартиры, держа подмышками кульки и с трепетом ожидая страшного судь-бища. Отдельно группа чиновников при шпагах и в шляпах.

Выходит градоначальник Брудастый, по очереди обходит всех обывателей и — хотя молча, но благосклонно — принимает от них дары. Окончив с этим делом, несколько отступает к крыльцу, раскрывает рот… Вдруг что-то внутри у него ещё громче, чем всегда, зашипело и зажужжало, и чем более длилось это таинственное шипение, тем сильнее и сильнее вертелись и сверкали его глаза. Наконец, из уст его вырывается:

Б р у д а с т ы й

П. п. плю!

С этим звуком градоначальник в последний раз сверкнул глазами и опрометью бросился в открытую дверь своей квартиры. Окно в его кабинете захлопывается, занавеска задёргивается, через некоторое время полицейский будочник сбегает с крыльца и куда-то опрометью бежит. Ночь уже наступила. По небу быстро катится луна. Чиновники разошлись. На площади остались глуповцы, стоящие в полном оцепенении.

Г л у п о в ц ы

— Это что же такое? — Что это он цыркнул? -Не понять! — И откуда к нам экой прохвост выискался? — Смотри, братцы! как бы нам тово. отвечать бы за него, за прохвоста, не пришлось! — Да было ли когда такое? — Разве во времена тушинского царька. — Да вот ещё при Бироне, когда гулящая девка Танька-корявая чуть-чуть не подвела весь наш город под экзекуцию. — Нет, братцы, даже и тогда было лучше! — По крайней мере тогда мы хоть что-нибудь понимали, а теперь только трясёмся.

Полицейский будочник ведёт перепуганного и дрожащего часовых дел мастера Байбакова, оба скрываются в градоначальническом доме.

— Это к чему? — Зачем градоначальнику часовых дел мастера повели? — На что он понадобился? — Ведь пьяница беспробудный! -Ну, братцы, ничего не понять! — А вот что, ребята: градоначальник ли он? — А кто же ещё? — А, может, упырь. — Еще чего скажешь!

— А что, братцы, не пасть ли всем нам поголовно на колени и просить прощения? — Ишь, тоже: пасть на колени, просить прощения! Чего смутьяните? А может начальство признало необходимым, чтобы в Глупове, грех наших ради, был именно такой, а не иной градоначальник?

— Ишь, подстрекатели завелись! — Да кто это сказал? — А вот кто, Стёпка да Ивашка! — Ан и не так, Порфишка да другой Ивашка! — Врёшь ты! Смутьян! — Сам врёшь. Подстрекатель!

Из дома градоначальника выходит Байбаков, весь бледный и испуганный, и бережно несёт что-то обёрнутое в салфетке.

— А вот и часовщик. — Эй, Байбаков! — Что несёшь? — Покажи, что в салфетке-то. — Зачем к градоначальнику звали? — Расскажи, шкалик поднесём!

Байбаков остаётся нем как рыба и на все вопросы ограничивается тем, что трясётся всем телом; наконец, махнув рукой, уходит. Глуповцы чешут затылки и понемногу расходятся.

— Ну, добру не быть, неладное что-то! — Быть худу! — Ох, быть худу!

Площадь пустеет. Светает. Помощник градоначальника идёт с докладом в градоначаль-нический дом, исчезает в крыльце. Вдруг отдёргивает изнутри занавеску, распахивает окно и, стуча зубами, кричит.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Квартальный! Квартальный!

Квартальный, проводивший ночь в полицейской будке, опрометью бежит на зов.

В распахнутое окно видно: градоначальни-ково тело, облечённое в вицмундир, сидит за письменным столом, а перед ним на кипе бумаг лежит совершенно пустая градоначальникова голова.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Немедленно разослать будочников за всеми чиновниками, случилась беда. Это что же за безобразие, сударь мой! Вы где были? Чего

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

смотрели? Градоначальниково тело, облечённое в вицмундир, изволит в кресле сидеть, а совершенно пустая голова его на реестрах точно пресс-папье лежит! А вы себе и ухом не ведёте, и в ус не дуете! Ничего не знаете! Мне не докладываете! Это, сударь мой, нерадивость! Потворство наглому насилию!

Между тем один за другим сходятся чиновники. Всеобщее смятение. Все тянутся к окну, заглядывают и отшатываются в изумлении и ужасе.

П о п

Господи, помилуй!

К в а р т а л ь н ы й

Невинен! видит бог — невинен! Ваше высокоблагородие, рассудите сами: голова могла быть опорожнена не иначе, как с согласия самого же его высокородия господина градоначальника! И в деле этом принимал участие человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху: изволите видеть, вон на столе лежат долото, буравчик и английская пилка. Вещественные доказательства!

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Стой! Сейчас всё разберём, приступим к дознанию! А пока тело его высокородия господина градоначальника и совершенно порожнюю голову его запрём в чулан на ключ. И чтобы ни гу-гу! Чтобы никто ничего не знал!

Закрывает окно, задёргивает занавеску. Вскоре выходит, будочники несут за ним стол и стулья на середину просцениума к полицейском будке.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Прошу занятъ места, открываю заседание. Нам предстоит, во-первых, немедленно рапортовать о случившемся по начальству, а между тем начать под рукой следствие. Приступим. Господин Городовой врач, ваше заключение по сему казусному обстоятельству. Вопрос первый: могла ли градоначальникова голова отделиться от градоначальникова туловища без кровоизлияния? Вопрос второй: возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил сам свою собственную голову? Вопрос третий: возможно ли предположить, что градоначальничес-кая голова, однажды упразднённая, могла

впоследствии нарасти вновь с помощью какого-либо неизвестного процесса?

Письмоводитель строчит.

Г о р о д о в о й в р а ч (мнётся).

Да. С одной стороны законы естества. С другой стороны, градоначальническое вещество, источающееся из градоначальни-ческого тела. А впрочем тайна построения градоначальнического организма наукой достаточно ещё не обследована.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Темна вода во облацех!

П о п

А я скажу: поразмыслив, вижу, что во всём сем хоть и много удивительного, но тайны бо-жии неисповедимы. А к сему присовокуплю: как вошёл я вчера в кабинет его высокородия господина градоначальника дабы представиться ему, то застал его играющим своею собственною головою, которую он, впрочем, тотчас же поспешил пристроить к надлежащему месту. Тогда я не обратил на этот факт надлежащего внимания и даже счёл его игрою воображения, но теперь ясно, что градоначальник наш в видах собственного облегчения по временам снимал с себя голову и вместо неё надевал ермолку точно так, как и я, соборной про-тоирей, находясь в домашнем кругу, снимаю с себя камилавку и надеваю колпак.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Ну, уж это вы, батюшка, того. Одно дело камилавка, другое дело голова. Да к тому же голова не простого смертного, а градоначальника. Да вот спросим сведующее лицо: господин Смотритель народного училища, бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжались, вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд?

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а (подумав с минуту).

В истории многое покрыто мраком; но был однако же некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но всё равно как бы порожний сосуд, а войны вёл и трактаты заключал.

Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы

Значит, бывали примеры!

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Pro memoria

Так-то так, а всё-таки думается: нет ли измены какой? Не замешались ли в дело зловредные агитаторы? И притом: откуда на столе рядом с пустой головой взялись вдруг долото, буравчик да пилка?

С т р я п ч и й

Стой, стой! Припоминаю: намедни проходя мимо мастерской часовщика Байбакова, видал я в одном из её окон такой самый слесарный и столярный, инструмент!

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

Так, так, так! А этой ночью встретил я оного беспробудного пьяницу и явного прелюбодея Байбакова, шёл он таясь и трясясь, а в руке бережно нёс нечто, завёрнутое в салфетку.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Вот теперь доберёмся! Будошники! Немедленно доставить сюда оного беспросыпного пьяницу и явного прелюбодея часовых и органных дел мастера Байбакова. Да забрать вместе с ним и нечто, в салфетку завёрнутое, что он с собою нёс.

Будочники уходят.

Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы

А я на предмет привода сего злонамеренного преступника направлю в подкрепление бу-дошникам инвалидную команду.

Инвалиды, ковыляя, уходят.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Лишь бы только народ обо всём этом не проведал! Господин квартальный, прикажите будочникам строго хранить вверенную им тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нём несбыточных мечтаний. А вы, господин начальник инвалидкой команды, внушите то же самое своим инвалидам. А. то боюсь я, что лишь только проведают людишки о сём казусном обстоятельстве и о том, что временно нет у нас градоначальника (или хоть и есть, но без головы), как начнётся немедленно пагубная анархия, сиречь безначалие.

Будочники и инвалиды приводят Байбакова, в руках у него салфетка, в коей завёрнуто нечто. Трясётся и стучит зубами.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Ведомо ли тебе, по какому делу сюда приведён?

Б а й б а к о в (трясётся).

Никак нет.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Призван ты к допросу по делу о снятии сею ночью головы с его высокородия, господина градоначальника.

Б а й б а к о в (трясётся).

Знать не знаю, ведать не ведаю.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Не отпирайся! Да к тому же за искреннее показание получишь из казначейства полтинник на водку.

Байбаков облизывается, но молчит и трясётся.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

А коли так, друг любезный, то вот, гляди: чьё долото, чей буравчик, чья пилка?

Б а й б а к о в (падая на колени).

Не погубите! Ни душою, ни телом не виноват! Допрашивайте, всё истинно покажу на допросе.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Давно бы так! Значит, приступим к допросу. Господин Стряпчий! Будьте добры приступить, это ваше дело.

С т р я п ч и й

Твоё имя, фамилия, занятие.

Б а й б а к о в

Василием зовут меня, Ивановым сыном, по прозванию Байбаковым, глуповский цеховой.

Письмоводитель строчит.

П о п (ехидно).

У исповеди и причастия святого бываешь?

Б а й б а к о в

У исповеди и святого причастия не бываю, ибо принадлежу к секте фармазонов, и есмь оной секты лже-иерей.

С т р я п ч и й

Под судом и следствием состоял?

Б а й б а к о в

Судился за сожитие вне брака с слободской жёнкой Матрёнкой и признан по суду явным прелюбодеем, в каковом звании и поныне состою.

С т р я п ч и й

Что можешь показать о происшествии сегодняшней ночи?

Б а й б а к о в

Быв разбужен в ночи, отправился я в сопровождении полицейского десятского к

градоначальнику нашему Дементию Варла-мычу и, пришед, застал его сидящим и головою то в ту, то в другую сторону мерно помавающим. Обеспамятев от страха и притом будучи отягощён спиртными напитками, стоял я безмолвен у порога, как вдруг господин градоначальник поманили меня рукою к себе и подали мне бумажку. На бумажке я прочитал: «Не удивляйся, но попорченное исправь». После того господин градоначальник сняли с себя собственную голову и подали её мне. Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я нашёл, что он заключает в одном углу небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные пьесы. Пьес этих было две: «Разорю!» и «Не потерплю!» Но так как в дороге голова несколько отсырела, то на валике некоторые колки расшатались, а другие и совсем повыпали. От этого самого господин градоначальник не могли говорить внятно или же говорили с пропуском букв и слогов. Заметив в себе желание исправить эту погрешность и получив на то согласие господина градоначальника, я с должным рачением завернул содержимое головы в салфетку и отправился домой.

Кладёт на стол и развёртывает салфетку; в ней оказывается небольшой органчик, составляющий содержимое головы градоначальника Брудастого. Чиновники поочередно рассматривают органчик. Молчание.

С т р я п ч и й

А можешь ли ты оный органчик починить и голову градоначальника на место утвердить? И, во-вторых, будет ли та утверждённая голова исправно действовать?

Б а й б а к о в

На спрашивание вашего высокоблагородия ответствовать сим честь имею: утвердить могу и действовать оная будет, но настоящих мыслей иметь не может.

Молчание. Письмоводитель кончил строчить.

С т р я п ч и й (диктует).

Ну, подписывай: «К сему показанию явный прелюбодей Василий Иванов Байбаков руку приложил».

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Что же, господа чиновники? Каково ваше заключение?

С т р я п ч и й Да! Дело казусное.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а Обстоятельства неслыханные! Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы Артикул несказанный! Г о р о д о в о й в р а ч Вот оно градоначальническое-то вещество: органчик вместо мозга! П о п

Не уявися, что будет! П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а А чему же быть-то? Теперь я наполовину спокоен. Дело по-видимому выяснилось. Ежели высшим начальством допущено, чтобы в Глупове был градоначальник, имеющий вместо головы пустую укладку, то, стало быть, это так и следует. А посему выжидать; тебе же, Байбакову, немедленно идти к телу его высокородия господина градоначальника, приладить органчик, поставить голову на место и всемерно стараться покончить эту работу, пока в народе ещё не поднялись толки. Когда кончишь работу?

Б а й б а к о в

Суток через двое, да и то не знаю, сумею ли починить.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а Я тебе покажу двое суток! Чтоб к вечеру работа была готова, а не то. Ты у меня смотри! Отвести его и запереть в чулан с телом его высокородия господина градоначальника. Дать ему нужный слесарный и столярный инструмент, но не давать ни пить, ни есть, пока работы не кончит. Б а й б а к о в

Помилуйте, ваше высокоблагородие! П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а Без разговоров! Марш! Б а й б а к о в

А полтинник на водку сулили! П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а Я тебе покажу полтинник! Увести его! Будочники и инвалиды уводят Байбакова. С т р я п ч и й

Ну, а я тем временем пошлю рапорт о происшедшем случае высшему начальству телеграфическою депешею.

Pro memoria

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а (удивлённо).

Что вы, опомнитесь! Ведь телеграф-то ещё через сто лет выдуман будет!

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а (напускается на него).

Сами опомнитесь, батюшка мой! Что же по-вашему, так и ждать, пока его выдумают, и сидеть сложа руки? (Стряпчему.) Кончено, посылайте депешу, будем ждать распоряжений. (Стряпчий пишет телеграмму и посылает её с будочником на почту.) Вот только бы народ не узнал, одного боюсь! Беда будет, анархия, безначалие!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

К в а р т а л ь н ы й (вбегая).

Ваше высокоблагородие! Беда! Будошники да инвалиды всё разболтали! Народ волнуется! Присутственные места запустели! Будошники отбились от рук и нагло бездействуют! Недоимок накопилось такое множество, что господин Казначей, заглянув в казённый ящик, разинул рот да так с разинутым ртом и остался! Пьяные бесчинствуют! Народ бунтует! Градской голова Пузанов с ними заодно! Беда, ваше высокоблагородие!

Смятение среди чиновников.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а (хватаясь га голову).

Недоимки накопляются! Пьянство развивается! Правда в судах упраздняется! Резолюции не утверждаются! Народ бунтует! Батюшки мои, что делать. (Стряпчему.) Посодействуйте, посоветуйте, как быть?

С т р я п ч и й

А вот прочтём сейчас ответную телеграфическую депешу!

Будочник бежит с почты и подаёт стряпчему телеграмму; тот читает и заливается слезами.

С т р я п ч и й

За нелепое. донесение. уволен. от службы.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Вот тебе и раз!

Беспомощно опускается на стул и тоже рыдает. За столом чиновников рыдания и смятение. Между тем издали нарастает ропот народа, глуповцы поодиночке и небольшими группами собираются на площади.

Г л у п о в ц ы

— Сироты мы, сироты горькие! — Сироты! Это верно, да сверх того не попасть бы под ответ! — А за что? — А за то, что повиновались такому градоначальнику, у коего на плечах вместо головы была пустая посудина. — Под ответ за повиновение? Да полно вам! За повиновение ожидает нас не кара, а похвала! — Под ответ не нас, а чиновников! — А за что? — А за то, растрата казённого имущества! — Какого такого? — А голова градоначальника! Нешто она частная собственность? Это, братцы, казённое добро. А они за ним не доглядели! — Верно! — За это не похвалят! — К ответу их! — На народный суд! А то известное дело, свои своих оправдают. — Правильно! Подать их нам на суд! — Подать сюда Помощника градоначальника, Стряпчего, Квартального и всю их братию! — Подать его сюда, Помощника градоначальника, а не то разнесём и его самого, и его дом!

Глуповцы выстраиваются в каре перед присутственными местами, предводительствуемые Излюбленным гражданином градским головою Пузановым.

Чиновники мечутся в страхе. Всем удаётся улизнуть кроме Помощника градоначальника и Стряпчего. Помощник градоначальника трясётся всеми членами, но выступает вперёд. Его встречает рёв толпы.

Г л у п о в ц ы

Куда ты девал нашего батюшку?

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Атаманы-молодцы! Где же я вам его возьму, коли он на ключ заперт!

Г л у п о в ц ы

Врёшь, перемётная сума! Вы нарочно со Стряпчим стакнулись, чтобы батюшку нашего от себя избыть! Вязать их!

Хватают Помощника градоначальника и Стряпчего, вяжут и сажают под стражей в полицейскую будку. Бунт разрастается.

Г л у п о в ц ы

— Кто ещё вчера смуты разводил да подстрекал? — Стёпка да Ивашка! — Порфишка да другой Ивашка! — На раскат их! Топить их! — Ребята! Айда бить стёкла в заведении Трубочистихи! — Французинки девицы де-Сан-кюлот!

Часть толпы бросает Стёпку да Ивашку на раскат, часть топит Порфишку да другого Ивашку в реке, часть ринулась за сцену громить модное заведение девицы де-Сан-кюлот. Часть глуповцев осталась на просцениуме во главе с градским головою Пузановым.

Г л у п о в ц ы

— Как же, братцы, теперь дальше быть? -Сироты мы, сироты горькие! — Как без градоначальника нам прожить? — Извели нашего батюшку Дементия Варламыча Брудастого! -А уж то-то был красавчик! То-то был умница!

В это время из кабака выходит Ираидка Палеологова, женщина мужественного сложения, вдова непреклонного характера с лицом тёмно коричневого цвета, напоминающим старопечатные изображения. Её сопровождают три солдата инвалидной команды, которых она поила в кабаке для храбрости.

П ь я н ы е и н в л и д н ы е с о л д а т ы

Вот она, вот наша матушка Ираида Луки-нишна, градоначальница! Теперь нам, братцы, вина будет вволю!

Г л у п о в ц ы

— А Ираидка тут к чему? — Какая такая градоначальница? — Чего они тут горло дерут?

Ираидка со своей командой на минуту скрывается в казначействе и, пока глуповцы стоят разинув рты, выходит оттуда на площадь, в руках у неё мешок медных денег. Инвалидные солдаты ведут связанного Казначея, который так и остался с разинутым ртом. Глуповцы понемногу сходятся.

И р а и д к а (гаркает).

Атаманы-молодцы! Ведома ли я вам?

Г л у п о в ц ы

— Вестимо дело, ведома! — Ираидка ты! — В Глупове спокон веков живёшь! — Баба сложения мужественного! — Ещё бы не ведома!

И р а и д к а

А ведомо ли вам, что прозываюсь я Палеологова? И что некие цари такое же прозвище носили?

Г л у п о в ц ы

— Вишь ты, какое дело! — И куда это ты гнёшь?

И р а и д к а

А вот куда гну: нет ли в том тайного указания, кому ныне в безвластие градоправительницей у вас быть надлежит? Разве без начальства городу хоть на минуту оставаться возможно?

Г л у п о в ц ы

— Явное дело, нет! — Какое там! — Никак не возможно! — А ведь это она, братцы, верно говорит!

И р а и д к а

И да ведомо будет вам, что покойный муж мой бывший винный пристав однажды за оскудением исправлял в дальнем городе должность градоначальника?

Г л у п о в ц ы

— Ишь ты как! — Скажи на милость! — А нам и невдомёк!

И р а и д к а

А посему объявляю: за отсутствием градоначальника беру на себя власть и отныне я ваша глуповская градоначальница! Казначейство я заняла, Казначея взяла заложником, а вот и вам на радостях, подбирайте!

Бросает в толпу медяки.

П ь я н ы е и н в а л и д н ы е с о л д а т ы

Вот она! вот наша матушка градоначальннца Ираида Лукинишна!

Глуповцы кидаются подбирать деньги; суматоха и восторженные крики.

Г л у п о в ц ы

— Матушка наша! — Градоначальница! -Ираида Лукинишна! — Вот мы и опять с начальством! — Градоначальница-то наша! Матушка-то наша! Красавица-то наша! Умница-то наша!

Обнимаются, лобызаются, проливают слёзы, поздравляют друг друга. Торжественно провожают Ираидку к крыльцу градоначаль-никова дома. Пьяные инвалидные солдаты остаются стражей на крыльце, с ними же и связанный Казначей. Глуповцы разбиваются на группы и оживлённо беседуют. Между тем в полицейской будке продолжают сидеть связанные Помощник градоначальника и Стряпчий.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Слыхал?

С т р я п ч и й

Слыхал.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Видал?

Pro memoria

С т р я п ч и й

Видал.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Что же теперь делать? Как оную самозванку злоехидную Ираидку к концу привести?

С т р я п ч и й

Клин клином вышибай.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

То есть, это как же?

С т р я п ч и й

А вот погоди, градской голова к нам сюда подходит, сейчас услышишь.

Градской голова медленно приближается к полицейской будке, почёсывая затылок; видимо смущён.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Хороших делов натворили!

С т р я п ч и й

Погладит начальство вас за это по голове!

Г р а д с к о й г о л о в а

Ваши высокоблагородия! Как же быть-то? Сам вижу, что неладно дело повернулось.

С т р я п ч и й

А вот как быть! Перво-наперво надо злоехидную оную Ираидку спихнуть. А клин клином вышибают. Знаешь в Глупове авантюристку Клемантинку-де-Бурбон? Подговори её предъявить права свои. Отец её, Клемантинки, кавалер де-Бурбон некогда был где-то градоначальником и за фальшивую игру в карты от должности той уволен. Сама же она, Клемантинка, росту высокого, любит пить водку и ездит верхом по-мужски. Народу она понравится. Поди подучи Клемантинку да поговори с народом. Клемантинкой Ираидку спихнём, а там видно будет.

Градской голова идёт и разговаривает с отдельными группами глуповцев, послав нарочного за Клемантинкой, она скоро появляется и ведёт в кабак четверых солдат инвалидной команды. Тем временем Ираидка показывается на крыльце, вокруг которого толпятся её приверженцы.

И р а и д к а

Привести сюда Помощника градоначальника да Стряпчего!

Группа глуповцев хватает их и ведёт от полицейской будки к градоначальникову крыльцу.

И р а и д к а

Признаёте ли вы меня за градоначальницею?

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а (мужественно).

Ежели ты имеешь мужа и можешь показать, что он здешний градоначальник, то признаю!

И р а и д к а (ярится).

Не о том вас спрашивают, мужняя ли я жена или вдова, а о том, признаёте ли вы меня градоначальницею.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Если более ясных доказательств не имеешь, то не признаю!

Стряпчий трясётся всем телом и трясением этим как бы подтверждает мужество своего сослуживца.

Г л у п о в ц ы

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Что с ними толковать! На раскат их!

Помощника градоначальника и Стряпчего часть толпы ведёт к колокольне, чтобы бросить на раскат. В это время из кабака появляется навеселе Клемантинка в сопровождении четырёх пьяных инвалидных солдат, вокруг них собирается большая часть толпы.

Г л у п о в ц ы (две группы):

— Вот она! Вот матушка наша градоначаль-ница Клемантинка!

— Какая градоначальница? У нас есть матушка наша Ираида Лукинишна!

—А! Вы смутьянить! Это кто сказал? Тимошка да третий Ивашка! Прошка да четвёртый Ивашка! На раскат их! Топить их!

Тимошку да третьего Ивашку бросают на раскат. Прошку да четвёртого Ивашку топят в реке; Помощника градоначальника и Стряпчего освобождают и ведут к Клемантиике.

К л е м а н т и н к а

Что, старички? Признаёте ли вы меня за градоначальницу?

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Ежели ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаём!

К л е м а н т и н к а

Ну, Христос с вами! Посадите их опять в полицейскую будку! А потом отведите им по клочку земли под огороды, пускай сажают капусту и пасут гусей.

Тем временем Ираидка с тремя солдатами инвалидной команды укрепилась за крыльцом градоначальникова дома, выставив для прикрытия связанного Казначея. Клемантинка с четырьмя солдатами инвалидной команды мужественно идёт на приступ. Сражение.

К л е м а н т и н к а

Сдайся!

И р а и д к а

Покорись, бесстыжая! да уйми своих кобелей!

Однако Ираидка начала ослабевать, но и то благодаря лишь тому обстоятельству, что Казначей, проникнувшись гражданскою храбростью, решительно отказался защищать укрепление, быть прикрытием и лёг на землю. Положение осаждённых сделалось весьма сомнительным. Теснимая войсками Клемантинки Ираидка отступает за сцену, где продолжаются звуки сражения и скоро раздаётся сильный взрыв.

Стоявшие любопытными зрителями глу-повцы всполошились.

Г л у п о в ц ы

— Что случилось? — Что такое? — А это злоехидная оная Ираидка, предвидя конечную гибель, решилась умереть иройскою смертью, собрала награбленные в казне деньги и в виду всех взлетела на воздух. — Туда ей и дорога! -Есть у нас теперь подлинная градоначальни-ца матушка наша Клемантинка! — Матушка-то наша! Красавица-то наша! Умница-то наша!

Глуповцы обнимаются, лобызаются, проливают слёзы, поздравляют друг друга. Тем временем Клемантинка победоносно возвращается со своим войском из четырёх солдат инвалидной команды и, приветствуемая народом, проходит в градоначальников дом.

Открывается занавеска, распахивается окно, и видно, как она, беспутная Клемантинка, предаётся с солдатами инвалидной команды изнеженности нравов: попойка, хохот, визг, поцелуи.

Часть глуповцев расходится, часть окружает появившуюся около кабака Амалию Штокфиш — полную белокурую немку с высокой грудью, с румяными щеками, с пухлыми, словно вишни, губами.

Часть глуповцев дразнит сидящих в полицейской будке Помощника градоначальника и Стряпчего.

Г л у п о в ц ы

— Что, господа начальники? — Не сладко? -Огороды копать будете да гусей пасти! — То-то! Были вы начальниками, а стали свинопасами! -Эх ты, свинопас!

Треплют по плечу Помощника градоначальника и отходят с хохотом. Тот вынимает бумажку и записывает на неё имена смельчаков.

Вбегает растерянный Градской голова, в руках депеша.

Г р а д с к о й г о л о в а

Телеграфическая депеша от высшнего начальства! Ваше высокоблагородие, не прочтёте ли? Ну, и делов мы натворили!

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а (читает).

«Известясь о глуповском нелепом и смеха достойном смятении, повелеваем беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у неё сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко накрепко наказать, дабы неповинных граждан в реке за-напрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». (Стряпчему.) А известия о назначении нового градоначальника всё ещё не получено.

Окружившая полицейскую будку толпа глу-повцев чешет затылки.

Амалия Штокфиш, собрав толпу приверженцев и шесть солдат инвалидной команды, которых угостила в кабаке, приближается к ним.

Г л у п о в ц ы (чешут затылки).

— Вот так дела! — Как же теперь быть-то?

А м а л ь к а (говорит ломанным русским языком).

Так и быть, что беспутную оную Клемантинку представить по начальству, а градоначаль-ницей буду я, Амалия Карловна Штокфиш, я у одного градоначальника два месяца в помпадуршах жила!

Во главе шести солдат инвалидной команды направляется в градоначальников дом, где и происходит баталия с Клемантинкой и её войском.

Pro memoria

Часть глуповцев стоит растерянно.

Г л у п о в ц ы

— Как же теперь быть-то? — А так и быть: да здравствует матушка наша Амалия Карловна градоначальница! — Что ты! Окстись! У нас есть ведь градоначальница матушка наша Клемантинка! — А! вы смутьянить! Это кто сказал? Сёмка! Да пятый Ивашка! На раскат их! Топить их!

Топят в реке Сёмку и принимаются за Ивашку; останавливает их градской голова Пузанов.

Г р а д с к о й г о л о в а

Атаманы-молодцы! Однако ведь мы таким манером всех людишек перебьём, а толку не измыслим!

Г л у п о в ц ы (опомнившись).

— Правда! — Стой! А зачем Ивашко галдит? Галдеть разве велено?

Пятый Ивашко стоит ни жив, ни мёртв перед раскатом, машинально кланяясь на все стороны. В это время победительница Амалька выходит на крыльцо, за нею шесть солдат инвалидной команды ведут взятую в плен пьяную Клемантинку.

Глуповцы волнуются, косятся на Амальку. Неприязненные крики.

Г л у п о в ц ы

Ишь, толстомясая! Пупки-то нагуляла!

А м а л ь к а (гаркает).

Атаманы-молодцы! Вот беспутная оная Клемантинка, которую велено, сыскав, представить! Видели?

Г л у п о в ц ы

Видели!

А м а л ь к а

Точно видели? И признаёте её за ту самую беспутную оную Клемантинку, которую велено, сыскав, немедленно представить?

Г л у п о в ц ы

Видели! Признаём!

А м а л ь к а

Так выкатить им три бочки пенного!

Г л у п о в ц ы

Вот она! Вот она, матушка-то наша Амалия Карловна! Теперь, братцы, вина у нас будет вдоволь!

А м а л ь к а

А беспутную оную Клемантинку впредь до представления по начальству посадить в клетку и вывезти на площадь!

Г л у п о в ц ы (в восторге).

Матушка-то наша! Красавица-то наша! Умница-то наша!

Клемантинку уводят; Амалька уходит в градоначальнический дом, оставив на крыльце стражу из шести солдат инвалидной команды. Глуповцы разбиваются на группы и калякают в ожидании пенного. Из кабака выкатывают три бочки. В то же время на середину площади вывозят большую клетку, в которой сидит трезвеющая Клемантинка. Веселие и разгул. Пока глуповцы орудуют вокруг бочки и, горланя, распивают пенное, Градской голова понуро подходит к продолжающему сидеть в полицейской будке Помощнику градоначальника и Стряпчему.

Г р а д с к о й г о л о в а (чешет в затылке).

Вот тебе и клин клином! Час от часу не легче.

С т р я п ч и й

А ты продолжай! Ещё и ещё! Чем более оных беспутных самозванок будет, тем быстрее друг дружку изведут.

Г р а д с к о й г о л о в а

Ваше высокоблагородие! Помилуйте! Да ведь скоро и на развод людишек не останется из-за оных паскуд! Ошалели людишки, топят друг дружку, с раската кидают. Измыслите, как быть!

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Внушай им удаляться от немкиной злоехидной прелести и обратиться к своим занятиям. Ежели же буйство своё продолжать будут, то постигнут их великие от того бедствия.

Г р а д с к о й г о л о в а (тоскливо мотая головою).

Ох, уж и не знаю, как быть! Пойду, попробую сказать слово против немки.

С т р я п ч и й

Продолжай! Клин клином вышибай!

Г р а д с к о й г о л о в а

Легко сказать. Да уж и некого заместо толстомясой им подсунуть!

С т р я п ч и й

А любую расхожую девку, а то и двух-трёх разом!

Градской голова, махнув безнадёжно рукой, идёт к народу, заканчивающему распивать бочки пенного и окружившему клетку Клемантинки. Глуповцы дразнят её, просовывают в клетку палки и прутья, хохочут, издеваются.

Г л у п о в ц ы

— Что, Клемантинка, сладко? — А сколько, братцы, эта паскуда винища у нас слопала, страсть!

К л е м а н т и н к а (огрызается).

Ваше я что ли пила? Кабы не моя несчастная слабость, узнали бы вы у меня ужо, какова я есть!

Г л у п о в ц ы

Толстомясая-то тебе, небось, прежде, какова она есть, показала!

К л е м а н т и н к а

То-то толстомясая! Я какова ни есть, а всё-таки градоначальническая дочь, а то взяли себе расхожую немку!

Г л у п о в ц ы (призадумались).

— А что, братцы, ведь над этими клемантин-киными словами призадумаешься! — Загадала она нам загадку! — Атаманы-молодцы! Ведь она, Клемантинка, хоть и беспутная, а правду молвила! — Пойдём, разнесём толстомясую! -Атаманы-молодцы, стой! А кто же заместо толстомясой немки у нас в градоначальницах будет?

А н е л ь к а (выступая).

А хоть бы и я, Анелька! Чем я хуже этой расхожей немки? Хоть и не была я градоначаль-никовой помпадуршей, а всё же как-то однажды призываема была к градоначальнику для лакомства.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Г л у п о в ц ы (галдят).

— Анелька, так Анелька! — Что вы, атаманы-молодцы! Уж оченно она ноне на все стороны махаться стала! — А нам всё едино! — Было бы только у нас начальство! — Атаманы-молодцы, стой! Ещё намеднись ночью этой самой Анельке мы дёгтем ворота мазали! — А нам наплевать! -Пущай Анелька в градоначальницах! — Ребята! Волоки немку на улицу! Сажай в одну клетку с Клемантинкой!

Глуповцы, предводимые Анелькой, бросаются к градоначальникову крыльцу и после

краткой баталии с шестью инвалидными солдатами врываются в дом. Скоро они выволакивают оттуда Амалию Штокфиш в растерзанном виде и ставят её перед крыльцом. Анелька, разъярившись неслыханно, требует её к ответу.

А н е л ь к а (подбоченившись).

Правда ли, девка Амалька, что ты обманным образом власть похитила и градоначальницей облыжно называть себя изволила и тем многих людишек в соблазн ввела?

А м а л ь к а

Правда, только не обманным образом и не облыжно, а была и есмь градоначальница по самой сущей истине.

А н е л ь к а

И с чего тебе, паскуде, такое смехотворное дело в голову взбрело! И кто тебя, паскуду, тому делу научил?

А м а л ь к а (обиделась).

Может быть, и есть здесь паскуда, только не я.

А н е л ь к а

Так значит, не винишься?

А м а л ь к а

А в чём мне виниться? Разве в том, что такой паскуде, как ты, девка Анелька, в руки далась.

Г л у п о в ц ы (галдят).

— А что с ней толковать-то! Топить её! На раскат её!

— Стой! Сажай её в клемантинкину клетку, пущай друг дружку поедом съедят!

Впихивают Амальку в клетку, Клемантинка и Амалька немедленно вцепляются друг другу в волосы.

Г л у п о в ц ы

— Атаманы-молодцы! Да не пихнуть ли к ним в клетку заодно и шельму Анельку. — И то! Давай её сюда! — Где шельма Анелька? — Сбежала, шельма! Как сквозь землю провалилась!

Справа и слева вбегает по группе глуповцев.

— Атаманы-молодцы! в солдатской слободе объявилась ещё градоначальница Дунька Толстопятая! — Атаманы-молодцы, в стрелецкой слободе объявилась новая градоначаль-ница Матрёнка-Ноздря! — Тоже говорят, что не раз призывались к градоначальникам для лакомства. — Бесчинствуют несказанно! — Выходят на улицу и кулаками сшибают проходящим

Pro memoria

головы! — Ходят в одиночку на кабаки и разбивают их! — Ловят молодых парней и прячут их в подполья! — Едят младенцев! — Распустивши волоса по ветру, нагишом бегают по улицам словно исступлённые, плюются, кусаются и произносят неподобные слова!

Среди глуповцев смятение, временное молчание, потом нарастающий гомон, среди которого вдруг слышатся бубенчики: въезжает приехавший из губернии Чиновник.

Г л у п о в ц ы

А ты ещё кто? И с чем к нам приехал?

Ч и н о в н и к

Чиновник я из губернии и приехал сюда по казённой подорожной для розыску бездельных ваших дел.

Г л у п о в ц ы

— Врёт он! Он от Клемантинки, от подлой подослан! — Либо от Амальки! — Волоките его на съезжую!

Ч и н о в н и к

Да что вы, братцы! Как подослан! Вот мои бумаги.

Г л у п о в ц ы

— Нам, брат, этой бумаги целые вороха показывали, да пустое дело вышло! — А с тобой нам ссылаться не пригоже, потому ты, и по обличью видно, беспутной оной Клемантинки лазутчик! — Что с ним по пустякам лясы точить! В воду его и шабаш! — Топить его!

Топят Чиновника в реке.

— Давай сюда других! — Давай сюда Анельку! Матрёнку-Ноздрю! Дуньку Толстопятую! -Шельма Анелька сбежала! Нигде не найти! -Атаманы-молодцы, Матрёнку-Ноздрю поймали! Ведут! — А давайте, братцы, вежливенько её в реке топить! — Сказывай, кто тебя, сущую бездельницу и воровку на воровство научил и кто в том деле тебе пособлял? — Ишь ты, мразь! Только в воде пузыри пускает, а сообщников и пособников не выдаёт! — А где Дунька Толотопятая? — Укрепилась на большом клоповном заводе, да и всё тут! — А надо, братцы, изымать её беспременно! — Да! Поди, сунься! Ловкой! (Кричат за сцену.) -Сдавайся, Дунька, не тронем! — Ишь, Толстопятая! Отвечает невежеством! — Ах, съешь тя клопы! — И то, братцы, съедят, глядите: клопы-то тучей ползут! Выпустила их на нас!

Паника, отступление.

— Стой, не трусь! Вару тащи! Заливай! Чтобы ни прохода, ни пролаза клопу не было! — Ага! повернули назад! — Всю Дуньку облепили!

Отчаянный визг Дуньки за сценой.

— То-то же! Заели клопы!

Минутное молчание.

— Ну, атаманы-молодцы, теперь мы со всеми расправились!

— А Клемантинка беспутная с Амалькой толстомясой?

Глуповцы расступаются, видна пустая клетка.

— Вот так дело вышло, братцы! — Друг дружку поедом дочиста съели! — Одни кости остались! — Ну, и ладно! Туда им и дорога! — Избыли мы всех оных беспутных и расхожих девок!

— Атаманы-молодцы! В ком ещё крамола осталась, выходи! — Все очистились? — Все! все! -Крестись, братцы! — Теперь у нас крамольного греха не осталось ни на эстолько! — Известное дело! Не зря же столько народу перебили да перетопили. — Никого из нас теперь не попрекнёшь ни Клемантинкой, ни Ираидкой, ни Матрёнкой.

— А вот с этими как быть?

Показывают на Помощника градоначальника и Стряпчего, которые ни живы, ни мёртвы трясутся в полицейской будке.

— А их напоследок тоже вежливенько в реке утопить. — Чтобы никакого начальства на развод не осталось. — А как же, братцы, без начальства-то будем? — А как отцы наши были. -До той поры глуповцами будем, пока вновь волю свою не найдём. — Быть так! — Веди! — Топи!

В это время на крыльце градоначальни-кова дома показывается градоначальник Брудастый, за которым виднеется Байбаков. Голова градоначальника починена и даже, по-видимому, заново отлакирована. Брудастый выступает вперёд, вращает глазами, шипит, раскрывает рот и зверски гаркает второй свой мотивчик.

Б р у д а с т ы й

Раз-зо-рю!

Всеобщий ужас. Гдуповцы шарахаются, часть падает на колени. Брудастый продолжает шипеть и вращать глазами, выкрикивая.

Б р у д а с т ы й

Раз-зо-рю! Раз-зо-рю! Раз-зо-рю!

Всеобщее оцепенение, все застыли. Слышен сперва далеко, а потом всё ближе и ближе звон бубенчиков. Градской голова выбегает из почты с телеграммой в руках, в волнении не замечает происшедшего и бросается к Помощнику градоначальника и Стряпчему, которых глуповцы оставили посередине площади.

Г р а д с к о й г о л о в а

Ваше высокоблагородие! Телеграфическая депеша от высшего начальства!

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а (читает).

«В город Глупов ныне же прибудет назначенный градоначальником Фердыщенко Пётр Петрович, бригадир. Глуповское нелепое и смеха достойное смятение немедленно же прекратить. Бывшего же градоначальника Брудастого, посадив в особый сосуд, наполненный спиртом, отправить к высшему начальству для освидетельствования».

Брудастый на крыльце обмякает и никнет как пустой мешок. Всеобщее оцепенение продолжается.

Бубенчики совсем близко — и на сцену влетает бричка, в которой восседает в полной парадной форме новый градоначальник бригадир Фердыщенко.

Г л у п о в ц ы (приходя в себя и умиляясь).

— Градоначальник-то новый! — Пётр Петрович Фердыщенко! — Батюшка-то наш! — И в мундире!

Ф е р д ы щ е н к о (зычно).

Зачинщики вперёд!

Г л у п о в ц ы (суетливо).

— Теперь по головке не погладят! — Кто же зачинщики-то? — Братцы, винись! — Кому быть в зачинщиках-то? — Да вот Стёпка Горластый! — Да вот Филька Бесчастный!

Ф е р д ы щ е н к о

Вязать их! А вы — по домам! И ждать дальнейших распоряжений. (Гаркает.) По сторонам не зевать! Смотреть в оба!

Идёт на крыльцо градоначальникова дома, сопровождаемый Помощником градоначальника и Стряпчим и окружённый невесть откуда появившимися чиновниками, среди

которых Смотритель народного училища, Казначей, так и оставшийся с разинутым ртом, Начальник инвалидной команды, Поп и другие.

Г л у п о в ц ы (ликующе, хором).

Батюшка-то наш! Красавчик-то наш! Умница-то наш!

ДЕЙСТВИЕ II.

«ГОЛОДНЫЙ ГОРОД», «СОЛОМЕННЫЙ ГОРОД» И «ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК»

Действующие лица: Градоначальник Фердыщенко. Алёнка. Митька. Домаха. Денщик. Экономка. Градской голова Пузанов. Поп. Приказный Боголепов. Ходоки: Евсеич, Пахомыч. Юродивые: Архипушка, Анисьюшка. Глуповцы. Излюбленные старички. Будочники. Инвалидные солдаты. Военная команда.

Та же площадь. Градоначальник Фердыщенко сидит у окна и пишет донесение; глуповцы беседуют между собой и потом подходят к гра-доначальникову крыльцу.

Ф е р д ы щ е н к о (продолжает).

«.У всех вообще глуповских граждан вижу недовольство и опасаюсь, дабы оное не перешло в явный бунт. А посему пишу повторительно: шлите хлеб, а коли хлеба не имеется, так по крайности пускай хоть команда прибудет».

Г л у п о в ц ы (подходя).

Так как же, господин бригадр, насчёт хлебца-то? Похлопочешь?

Ф е р д ы щ е н к о

Хлопочу, братики, хлопочу! Вот и сейчас пишу по начальству.

Г л у п о в ц ы

То-то, уж ты постарайся!

Отходят на просцениум и стоят, понурив головы.

— Выхлопочет он, как же! — Что же, братцы, видно помирать пришла пора. — И помрёшь, не откажешься. — С самого вешнего Миколы и вплоть до Ильина дня хоть бы капля дождика! -Земля потрескалась. — Гарью запахло. — Яровые совсем не взошли. — Лебеды, и той не родилось. — Одни горшечники вёдру радовались, да и те раскаялись, скоро увидали, что горшков много, а варева нет. — Убрались мы с сеном, и что же? Животы кормить нечем. — Кончили

Pro memoria

жнитво, и что же? Людишкам кормиться тоже нечем. — Нет этой беды горше! — Видно, братцы, помирать пришла пора! — И помрёшь, не откажешься!

Молчание.

— А уж и помирать стали людишки. — Всё, что было, приели. — Выдумать надо, братцы, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость. — Пробовали мы мешать муку с ржаной резкой, а сытости нет. — Думали, лучше будет с толчёной сосновой корой, но и тут настоящей сытости не видать. — Хоть и точно, что от этой пищи словно кабы живот наедается; однако, братцы, надо так сказать: самая эта еда пустая! — Что ж дивиться, что помирают людишки! — Весь город обезлюдел. — Кои померли, кои, обеспамятев, разбежались кто куда! — И за какие это наши грехи господь наказует?

Молчание.

— Наказует-то наказует, да за наши ли грехи? — Не за грехи ли оного гунявого пса бригадира Фердыщенка градоначальника нашего? — И то! — И что это с ним сталось, скажи на милость. Шесть лет кряду мирно градоначаль-ствовал. — Уж так был прост, так прост! — Дани брал умеренные. — Не утеснял безмерно. -Сидит себе бывало вечерком на крылечке в затрапезном халате да калякает. — А ежели и пороть начнёт, то ласково таково приговаривает: «А ну, братик-сударик, ложись!» Либо: «А ведь корову-то у тебя, братик-сударик, продать надо! Потому, братик-сударик, что недоимка это святое дело!» — Нужды нет, что он парадов не делал да с полками на нас не ходил, за то мы при нём, батюшке, свободу узрили. — Вышел ты, бывало, за ворота: хошь на месте сиди; хошь куда хошь иди! Свобода! — А прежде сколько одних порядков было, не приведи Бог! — А зато за все шесть лет город и не горел, и глада не было, ни повальных болезней, ни скотских падежей! — А всё от чего? От простоты градоначальника нашего Петра Петровича Фердыщенко. — А вот на седьмой год что с ним сталось, скажи на милость.

Оживлённо галдят.

— Очумел, греховодник! — Бабником стал! -Халат скинул, мундир надел! — Девкам да жёнкам проходу не даёт! — Стрельчиху Домаху

от стрельцов уж увёл. — Больно лаком стал! Подикось, опчественную бабу у опчества отнял! — Теперь к Алёнке, Митьки-ямщика бабе, лезет. — Того гляди сведёт от мужа. — А нечто это закон? — А как же и не быть-то засухе лютой, гладу великому? — По чужим грехам терпим!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Градоначальник Фердыщенко, подслушивавший всё это из окна, теперь показывается на крыльце; он в вицмундире. За градоначальником на вытяжку денщик и два инвалидных солдата. Фердыщенко зычно гаркает на глуповцев.

Ф е р д ы щ е н к о

По сторонам не зевать! Смотреть в оба!

Г л у п о в ц ы (отходя).

— Показать бы тебе кузькину мать!

— Показать — отчего не показать; а только -ну как, братцы, нас за это не похвалят.

Фердыщенко усаживаетея на крыльце и грозно пялит глаза. Из кабака выходят обнявшись ямщик Митька и жена его Алёнка. Распевая песни, проходят мимо градоначальникова крыльца.

Ф е р д ы щ е н к о (манит пальцем Алёнку).

Эй, молодка!

А л ё н к а

Чего тебе?

Ф е р д ы щ е н к о

Подойди сюда,не съем.

А л ё н к а (подходит).

Чего надо-то?

Ф е р д ы щ е н к о

А всё того же, о чём и допрежь говорил: хочешь, молодка, со мною в любви жить?

Ал ё н к а (с наглостью смотрит ему в глаза).

А на что мне тебя. гунявого? У меня свой муж хорош!

Ф е р д ы щ е н к о (разозлился).

Нехорошие это твои слова! Долго я терпел, а теперь уж я за тебя возьмусь! Эй, послать им на постой двух инвалидов! А вы, братики-сударики, идите да действуйте на постое с утеснением, в ответе не будете!

Оба инвалида спешно ковыляют за Митькой и Алёнкой, последняя хватает около полицейской будки метлу и гонит перепуганных инвалидов.

А л ё н к а (орёт на всю улицу).

Ай да бригадир! К мужней жене, словно клоп, на перину всползти хочет!

Хохот окруживших место баталии глупов-цев. Алёнка с Митькой уходят; Фердыщенко свирепеет, бегает по крыльцу, стучит кулаками и кричит.

Ф е р д ы щ е н к о

Кто ваш начальник? Сказывайте! Или, может быть, не я ваш начальник?

Глуповцы хмуро отходят. Фердыщенко бегает по крыльцу и понемногу успокаивается.

Ф е р д ы щ е н к о

А ну-ка, братики-сударики, пожалуйте сюда! Да не все! Одни лишь старички да Излюбленные люди!

Из среды глуповцев выделяется группа Излюбленных людей и стариков, предводимых Градским головою Пузановым; подходят к градоначальнику.

Ф е р д ы щ е н к о

Вот, братики-сударики, какое дело, сами видели, сами слышали. Я к ней добром, она на меня помелом. А где такой закон есть, чтобы градоначальнику без помпадурши жить?

И з л ю б л е н н ы е г л у п о в ц ы

— Вестимо дело! — Нет такого закона!

Ф е р д ы щ е н к о

Ну, так вот, братики-сударики, надо оных власти противляющихся Алёнку да Митьку в разум ввести. Вам, старички-братики, книги в руки! Какое количество по душе назначите, я наперёд согласен! Потому теперь у нас время такое: всякому своё, лишь бы поронцы были.

Излюбленные глуповцы вполголоса совещаются и, слегка погалдев, выносят следующий ответ.

И з л ю б л ё н н ы е г л у п о в ц ы

Сколько есть на небе звёзд, столько твоему благородию их, шельмецов, и учить следовает.

Ф е р д ы щ е н к о

Сколько есть на небе звёзд? А сколько же их? Вот придёт ночь, надо будет пересчитать. (К денщику). Василий Черноступ, тебе не ведомо ли, сколько на небе звёзд?

Д е н щ и к

Звёзд на небе, ваше благородие, видимо-невидимо.

Ф е р д ы щ е н к о

Ладно, коли так! (К будочникам.) Взять Митьку и Алёнку Прокофьевых, отвести на съезжую и всыпать им видимо-невидимо!

Будочники уходят, вскоре проводят Алёнку и Митьку в съезжую избу.

Ф е р д ы щ е н к о (размечтался).

Вот заведу себе вторую помпадуршу; испытали мы бабу строптивую Домаху, теперь станем испытывать бабу сладкую Алёнку. А потом отправлюсь-ко я по градоначальству своему путешествовать. Сразу и глад прекратится, и зной умерится, велико дело начальнический глаз! Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветёт скотоводство, объявятся пути сообщения. Травы сделаются зеленее и цветы расцветут ярче.

Митьку и Алёнку выталкивают после экзекуции из съезжего дома; Алёнка в растерзанном виде, ревёт; Митька мрачен.

Ф е р д ы щ е н к о (подзывая Алёнку).

Что, молодка, от бригадировых моих шелепов пользу для себя вкусила?

Алёнка ревёт.

Ф е р д ы щ е н к о

Что, дурья порода, надумалась?

А л ё н к а (огрызается).

Ишь тебя, старого пса, ущемило! Или мало на стыдобушку мою насмотрелся?

Ф е р д ы щ е н к о

Ладно!

Митька и Алёнка проходят на просцениум и садятся у полицейской будки.

А л ё н к а (подваливается к Митьке и ревёт).

Видно как-никак, а быть мне у бригадира в полюбовницах!

М и т ь к а (задыхается).

Только ты это сделай! Да я тебя. И черепки-то твои поганные по ветру пущу!

Полез было на Алёнку с кулаками, но вдруг одумался, затрясся всем телом, повалился на лавку и заревел. Кричит он шибко, что мочи, а про что кричит, того разобрать невозможно. Видно только, что человек бунтует.

Ф е р д ы щ е н к о (грозно кричит).

Это что? Ты у меня бунтовать? Неповиновение! Бунт! Заковать его, отъявленного вора и злодея в кандалы! Увести на съезжую! А завтра же бить на площади кнутом и по

Pro memoria

наложении клейм отправить в Сибирь в числе прочих сущих воров и разбойников.

М и т ь к а (мрачно).

Ладно! Ты, старый пёс, у меня жену уводом уводишь, и я тебе это, старому псу, прощаю, жри!

Митьку уводят, Алёнка кричит истошным голосом, бежит за Митькой, потом бросается к градоначальникову крыльцу, рвёт на себе сарафан и кричит.

А л ё н к а

На, пёс! жри! жри! жри!

Ф е р д ы щ е н к о

Одумываешься, ну и ладно! А я старик добрый, ещё ничего от тебя не видя, готов тебя и одарить. (Кричит в дом.) Эй, вынести Алёнке вяземский пряник да банку помады! А мне подать мой новый парадный мундир!

Из градоначальникова дома выбегает старуха-экономка, помогает Фердыщенке надеть новый мундир, а Алёнке выносит вяземский пряник да банку помады. Увидев эти богатые дары, Алёнка как будто опешила, кричать — не кричит, а только потихоньку всхлипывает.

Э к о н о м к а (уговаривает Алёнку).

Ну, чего ты, паскуда, жалеешь, подумай-ко! Ведь тебя бригадир-то в медовой сыте купать станет. Да взгляни на него — молодец молодцом!

А л ё н к а (нерешительным голосом).

Митьку жалко!

Экономка уводит Алёнку в дом.

А л ё н к а (глуповцам).

Ну, попомните же вы, что за Митьку да меня не заступились!

Фердыщенко ходит гоголем по площади.

Ф е р д ы щ е н к о

Ну, братики-сударики, должны вы теперь по случаю градоначальниковой радости дары мне поднести, фейерверк пустить, иллюминацию зажечь, да и всякий иной почёт мне оказать. (Гаркает). По сторонам не зевать! Смотреть в оба! (Уходит в дом).

Г л у п о в ц ы

— Сами голодаем, а ему дары подноси! -Люминацию зажигай! — Почёт оказывай!

Г р а д с к о й г о л о в а

А ведь не миновать, атаманы-молодцы! Не отвертишься! Придётся, Излюбленные старички, раскошелиться! Есть у меня в лавке залежалая тешка осетровая да плесневелой ветчины кусок, да ещё кой-чего понаскребём. А и почёт ему окажем, собирайся, кто горазд в бубны бить, становись впереди.

Вяло суетятся, приносят дары, расстанавливаются для парада. Из градоначальникова дома выходит Фердыщенко, за ним свита -денщик и два инвалидных солдата. Сходит с крыльца и обходит глуповцев; его встречают оглушительными фанфарами: четверо глу-повцев бьют в тазы, один ударяет в бубен. Излюбленные глуповцы подносят ему водку, которой он сразу выпивает несколько чарок, и вручают дары. Старуха в толпе навзрыд плачет от умиления.

Ф е р д ы щ е н к о (хмелея).

О чём ты, старушка, плачешь?

С т а р у х а (всхлипывает).

Ох, ты наш батюшка, как нам не плакать-то, кормилец ты наш! Век мы свой всё-то плачем. всё плачем!

Ф е р д ы щ е н к о (принимая дары).

Тешка осетровая солёная. Севрюжка провесная средняя. Кусок ветчины. Мало, братики-сударики, мало, да и дары-то ваши не настоящие, а лежалые и служат к умалению моей чести!

Г л у п о в ц ы

Прими ещё с души по полтиннику!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Суют ему деньги; Фердыщенко успокаивается.

Ф е р д ы щ е н к о

Ну, вот так будет ладно! Вот только ещё Алёнке на драдедамовый платок соберитесь, поднесите. А пока побеседуемте: расскажите мне, старички, каковы у нас тут есть достопримечательности.

Г л у п о в ц ы

— Каким же быть-то? — Нет никаких! — Разве вон в углу навозная куча лежит.

Ф е р д ы щ е н ко

Ну, на нет и суда нет. А в недрах земли как?

Г л у п о в ц ы

Об этом мы неизвестны. Думаем, что много должно быть, однако допытываться боимся, как бы кто не увидал да начальству не пересказал.

Ф е р д ы щ е н к о (усмехается).

Боитесь. Эх вы, народ! Уж подлинно глупов-цы! Как вас не корить, как тут не тужить! Нет у вас ни мореходства, ни судоходства, ни горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы на-чальниково сердце развеселить. А главное, нет предприимчивости. Вам бы следовало корабли заводить, кофей-сахар разводить, а вы что!

Г л у п о в ц ы (переглядываются).

— К чему это он? — Как будто и к слову, а как будто и не к слову свою речь говорит. — Нешто ещё по полтиннику с души? — Придётся дать, ничего не поделаешь. — А то мореходством замучает. — Вот прими, сделай милость, ещё от нас дар!

Ф е р д ы щ е н к о (прячет деньги).

На этом спасибо, а что про мореходство сказалось, на том простите.

Г р а д с к о й г о л о в а

Ваше благородие! Припасена у меня за пазухой в дар вашему благородию деревянного дела пушечка малая на колёсцах и гороху сушёного запасец небольшой.

Ф е р д ы щ е н к о (принимая дар, обрадовался несказанно).

Ах, прах-те побери! Вот это так! Вот за это спасибо! Вот сейчас мы и позабавимся!

Садится по середине площади и начинает из пушечки стрелять; совсем уже охмелел, стрелять не умеет; помогает ему в этом деле денщик Василий Черноступ, который хотя тоже пьян, но не гораздо.

Ф е р д ы щ е н к о

Вот так! Вот так! Первая, пали! Вторая, пали! Никому спуска не дам! Все вы бунтовщики! Всех вас до одного перестреляю!

Д е н щ и к (обрывает).

Пустое ты дело затеял! Кабы не я, твой приставник, слова бы тебе, гунявому, не пикнуть, а не то чтоб за экое орудие взяться!

Ф е р д ы щ е н к о (трезвея).

Ну ладно, ступай прочь! А вот, Излюбленные старички, о чём я с вами побеседовать хотел: бунт у нас, неповиновение! Народ избаловался, смутьянить стал, недовольство оказывает. Голод! Эка штука — голод! Коли голод — ну и терпи. Вы бы, старички-братики, поговорили

с народом, ободрили его. Вы поговорите, а я в сторонку отойду, да послушаю.

Излюбленные старички во главе с Градским головою Пузановым мнутся, переглядываются, совещаются, потом созывают на просцениум глуповцев и начинают их увещать.

И з л ю б л е н н ы е с т а р и ч к и

— Вот что, атаманы-молодцы, начальника мы теперь почтили. Теперь будем хлеба ждать. Надо потерпеть! — Мы люди привышные! Мы претерпеть могим. Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с четырёх концов запалить, мы и тогда противного слова не молвим! — Это что говорить! Нам терпеть можно! Потому, мы знаем, что у нас есть начальники! — Ты думаешь как? Ты думаешь, начальство-то спит? Нет, брат, оно одним глазком дремлет, а другим поди уж где видит!

Г л у п о в ц ы

— Что ж! Это дело известное! — Так-то оно так! — А всё ж, долго ли ещё нам с голоду помирать? — Да ещё за чужие грехи! — Ты, бригадир, полюбовниц содержишь, от мужей жён отбиваешь, а мы за тебя отвечай! — Почтить мы тебя почтили, а теперь и ты нам ответ дай! — Ведь это, поди, неладно ты, бригадир, делаешь, что мужнюю жену уводом увёл! — Да и не за тем ты сюда от начальства прислан, чтобы мы, сироты, за твою дурость напасти терпели!

Ф е р д ы щ е н к о (вертится).

Потерпите, братики, всего вдоволь будет.

Г л у п о в ц ы

— То-то! Мы терпеть согласны! Мы люди при-вышные! А только ты, бригадир, об этих наших словах подумай! — Потому неравён час: терпим-терпим, а тоже и промеж нас глупого человека немало найдётся! — Как бы чего не сталось!

— А что, получил ли ты, бригадир, ответ на свои докуки?

Ф е р д ы щ е н к о

Не получал, братики!

Г л у п о в ц ы

Гунявый ты! Вот что! Оттого тебе, гадёнку, и не отписывают! Не стоишь! Видно надо нам своим умом изворачиваться, на тебя надежды мало.

Отходят к колокольне и совещаются между собою. Фердыщенко в волнении бегает по просцениуму.

Pro memoria

Ф е р д ы щ е н к о

Да, убеждениями с этим народом ничего не поделаешь! Тут не убеждения требуются, а одно из двух: либо хлеб, либо команда! Словно и Бог-то наш край позабыл! Обнаглели людишки! Смотрят нелепым обычаем прямо в глаза! (Увидя проходящего Попа). Эй, батя, батя! Хоть бы ты молебен об избавлении от глада и мора отслужил!

П о п

Служил оных не мало. Но недоходчива ныне молитва до Господа, за грехи карает.

Ф е р д ы щ е н к о

Да за чьи грехи-то?

П о п (уклончиво).

Новая некая Иезавель наводит глад и мор на землю.

Ф е р д ы щ е н к о

Какая там Иезавель?

П о п

Бысть во время оно во Израиле царь Ахав, иже сотвори лукавое пред Господом и прелу-кавнова паче всех бывших прежде его. Взя себе Иезавель и нача с ней служити Ваалу и покло-нятися ему. И бысть глад по всей земле. Господь же рече: доколе не растерзают оную Иезавель псы, изгибнет народ весь до единого.

Ф е р д ы щ е н к о

Очнись, батя! Ужли-ж Алёнку либо Домаху собакам отдать!

П о п

Не к тому о сём говорю! Однако и о нижеследующем не излишне размыслить: паства у нас равнодушная, доходы малые, провизия дорогая. Где пастырю-то взять, господин бригадир?

Ф е р д ы щ е н к о

Ох! За грех, меня, старого, бог попутал!

Фердыщенко пригорюнился.

Во время разговора его с попом глуповцы вели своё совещание.

Г л у п о в ц ы

— Да надо, братцы, взяться за ум! — Своим умом жить! — Нарядить ходока! — Сперва к бригадиру, а потом и к высшим властям! — Ходока! Ходока! — А кому в ходоках быть-то? — Да кому, как не Евсеичу. Самый древний он у нас во всём Глупове человек! (Кланяются в пояс). — Евсеич, уважь! — Послужи миру!

Е в с е и ч (кланяется в пояс).

Освободите, православные! Трудно мне! Много годов на свете живу!

Г л у п о в ц ы

Сколько ты, Евсеич, на свете годов живёшь, сколько начальников видел, а всё жив состоишь!

Е в с е и ч (внезапно воспламенившись).

Много годов я выжил! Много начальников видел! Жив есмь! (И, сказавши это, заплакал).

Г л у п о в ц ы

— Взыграло древнее сердце его, чтобы послужить! — Бодрись, Евсеич, бодрись! — Послужи миру!

Е в с е и ч

Положил я в сердце своём искушать бригадира до трёх раз. Либо моя правда победит, либо бригадировы шелепа!

Решительным шагом направляется к градо-начальникову крыльцу и, окружённый толпою глуповцев, становится перед бригадиром.

Е в с е и ч

Ведомо ли тебе, бригадиру, что мы здесь целым городом сироты помираем?

Ф е р д ы щ е н к о

Ведомо.

Е в с е и ч

И то ведомо ли тебе, от чьего бездельного воровства такой обычай промеж нас учинился?

Ф е р д ы щ е н к о

Нет, не ведомо.

Оба молча смотрят в глаза друг другу и оба боятся. Евсеич понемногу начинает терять твёрдый вид. Долгое молчание.

Е в с е и ч

С правдой мне жить везде хорошо! Ежели моё дело справедливое, так ссылай ты меня хоть на край света, мне и там с правдой будет хорошо!

Ф е р д ы щ е н к о

Это точно, что с правдой жить хорошо; только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе, древнему старику, с правдой дома сидеть, чем беду на себя накликать!

Е в с е и ч

Нет! Мне с правдой дома сидеть не приходится! Потому она, правда-матушка, непоседлива! Ты глядишь как бы в избу да на полати

влезти, ан она, правда-матушка, из избы вон гонит. вот что!

Ф е р д ы щ е н к о

Что-ж! По мне, пожалуй! Только как бы ей, правде-то твоей, не набежать на рожон!

Опять молча смотрят друг другу в глаза. Евсеич всё более и более теряет твёрдый вид. Фердыщенко всё более чувствует твёрдую почву под ногами, и говорит как бы про себя.

Ф е р д ы щ е н к о

Ежели человек о правде безнуждно беседует, то значит, не вполне он уверен, точно ли его за эту правду не посекут.

Долгое молчание.

Е в с е и ч (собрав всё своё мужество).

А ведомо ли тебе, старому псу.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Ф е р д ы щ е н к о (гаркает).

Одеть дурака в кандалы!

Два инвалидных солдата берут Евсеича и ведут его на съезжую. Глуповцы расступаются и дают дорогу.

Г л у п о в ц ы

Небось, Евсеич, небось! С правдой тебе везде будет жить хорошо!

Е в с е и ч (кланяется на все стороны).

Простите, атаманы-молодцы! Ежели кого обидел, ежели перед кем согрешил, ежели кому неправду сказал. всё простите!

Г л у п о в ц ы

Бог простит!

Е в с е и ч

И ежели перед начальством согрубил. и ежели в зачинщиках был. и в том, Христа ради, простите!

Г л у п о в ц ы

Бог простит!

Евсеич исчезает за дверьми съезжей; Фердыщенко уходит в дом, выглядывая из окна; глуповцы стоят озадаченные.

В это время на площади появляются юродивый Архипушка и юродивая Анисьюшка, первый останавливается середь площади и начинает раздувать по ветру рубашкой.

А р х и п у ш к а

Горю! Горю!

Г л у п о в ц ы (окружая юродивого).

Где, батюшко?

А р х и п у ш к а (бормочет).

Стрела бежит, огнём палит, смрадом-дымом душит. Увидите меч огненный, услышите голос архангельский. Горю!

Выговоривши свою нескладицу, юродивый тотчас же скрылся, точно сквозь землю пропал. Глуповцы задумались.

Г л у п о в ц ы (покачивая головами).

Про стрелу помянул! Явное дело, метит на Стрелецкую слободу!

В это время юродивая Анисьюшка, державшая в руках крошечный узелок, села посередь площади и начала ковырять пальцем ямку. И её обступают глуповцы.

Г л у п о в ц ы

Что ты, Анисьюшка, делаешь? На что ямку копаешь?

А н и с ь ю ш к а (с бессмысленною улыбкой).

Добро хороню!

Г л у п о в ц ы

Пошто же ты хоронишь его? Чай, и так от тебя, божьей старушки, никто не покорыствуется.

А н и с ь ю ш к а

Добро хороню. восемь ленточек. восемь тряпочек. восемь платочков шёлковых. восемь золотых запоночков. восемь серёжек яхонтовеньких. восемь перстеньков изумрудных. восьмеро бус янтарных. восьмеро ниток бурмицких. девятая — лента алая. хи-хи!

Г л у п о в ц ы (испуганно шепчут).

Господи, что такое будет?

Ф е р д ы щ е н к о (гаркает из окна).

Опять за бунт принялись! Не прочухались!

Г л у п о в ц ы (отходя к колокольне).

— Вот-то пса несытого нелёгкая принесла! -Как же, братцы, теперь быть? — Видно беды ждут нас неминучие! — Как бы нам о себе промыслить? — Иного не измыслить, опять ходока надо выбирать! — А его гунявый опять в кандалы да на съезжую. — Что ж! И пойдёшь, не откажешься! — Всех не пересажает! — Велика наша нужда, а всё будто полегше, раз есть такой человек, что за всех готов стараться. — Без старания не обойдёшься, это верно! — Кого же в старатели-то? — Кого в ходоки? — Пахомыча! Пахомыча! -Пахомыч, послужи миру! — Постарайся! — Уважь, не отказывайся! — Будь старателем!

Кланяются в пояс Пахомычу, а он — им.

Pro memoria

П а х о м ы ч

Послужу, атаманы-молодцы, порадею миру. Только к бригадиру не пойду, надо выше брать. Теперь самое верное средство — начать во все места просьбы писать. Знаю я одного человечка, не к нему ли нам наперёд поклониться сходить?

Г л у п о в ц ы (обрадовались).

— Вот это так! — Чего же лучше! — Стойте, атаманы-молодцы! Как бы нас за этого человека бригадир не взбондировал! Лучше спросим наперёд, каков таков человек.

П а х о м ы ч

А таков этот человек, что все ходы и выходы знает! Одно слово, прожжённый!

Г л у п о в ц ы

Да кто он таков?

П а х о м ы ч

Отставной приказный Боголепов. Выгнали его из службы за трясение правой руки, а причина оному трясению в напитках. Сами, чай, знаете, живёт он на болоте в избёнке некоей мещанской девки нравом легкомысленной, а за то и именуемой прозвищем «козы» и «опчественной кружки». Занятий настоящих не имеет, а строчит с утра до вечера ябеды, правой рукой пишет, левой рукой правую придерживает. Он нам любую бумагу составить может, стоит только шкалик поднести.

Г л у п о в ц ы

— Чего лучше! — Этот нам напишет! — Дело верное! — Зови его сюда! — Тащи стол да водку, перо да бумагу!

Суетятся, приносят небольшой стол, ставят его на просцениуме перед полицейской будкой; другие в это время приводят Боголепова, с которым разговаривает Пахомыч.

Боголепов выслушивает, выпивает несколько шкаликов, садится за стол, на минуту задумывается, как будто ему ещё нужно старый хмель из головы вышибить. Вслед за тем он торопливо вынимает из чернильницы перо, обсасывает его, сплёвывает, вцепляется левой рукой в правую и начинает строчить, одновременно читая.

Б о г о л е п о в

«Во все места Российской Империи.

Просят пренесчастнейшего города Глупова всенижайшие и всебедствующие всех сословий чины и людишки, а о чём, тому следуют пункты:

Пункт первый. Сим доводим до всех Российской Империи мест и лиц: мрём мы все сироты до единого. Начальство же кругом себя видим неискусное, ко взысканию податей строгое, к поданию же помощи мало поспешное. И ещё доводим: которая у того бригадира Фердыщенка ямская жена Алёнка, то от неё беспременно всем нашим бедам источник будет, а более того причины не видим. А когда жил бригадир тихо и смирно, то и в нашем городе было смирно, и жили мы всем изобильно. Хотя же и дальше терпеть согласны, однако опасаемся: ежели все помрём, то как бы бригадир со своей Алёнкой нас не оклеветал и перед начальством в сумнение не ввёл.

Пункт второй. Более сего пунктов не имеется.

К сему прошению вместо людишек города Глупова за неграмотностью их поставлено столько крестов, сколько людишек».

Г л у п о в ц ы (ставят кресты).

— Вот это так! — Словно отлегло от сердца! -Вот это дело! — Вот уж написал, так написал!

Б о г о л е п о в

Теперь запаковать бумагу в конверт, запечатать и сдать на почту. Шлите бумагу, теперь ваше дело верное!

Боголепов, получив мзду и выпив на дорожку шкалик, уходит; Пахомыч плетётся с конвертом на почту, глуповцы следят за ним глазами.

Г л у п о в ц ы

— Теперь бумага пошла! — Ишь, поплелась! -Теперь наше дело верное! — Теперь, атаманы-молодцы, терпеть нам не долго! — Теперича мы, братец ты мой, бумагу подали! — А что гунявый-то наш на это скажет? — Каку-таку новую игру старый пёс затеет? — Смотри, братцы, он всех нас завинтит! — Кто кого завинтит, ещё не ведомо!

Ф е р д ы щ е н к о (выходя на крыльцо, гаркает).

По сторонам не зевать! Смотреть в оба!

Глуповцы молча расходятся. Давно уже темнело, собиралась гроза; теперь блеск молнии и одновременно раскат грома. Почти немедленно вслед за этим зарево за сценой. Резкий набат на колокольне. Всё дальнейшее — в зареве пожара, в постоянной суматохе; отдельные группы глуповцев пробегают в разные стороны

по просцениуму и сцене, обмениваясь отрывочными фразами.

Г л у п о в ц ы

— Пожар! — Пожар! — Вот тебе люминация! -Где горит-то? — В Пушкарской слободе! — Беги ребята! — Ишь, полыхает! — Батюшки-святы!

Набат и зарево сильнее.

Ф е р д ы щ е н к о (бестолково суетится).

По сторонам не зевать! Смотреть в оба! Тащи сюда кишку! Устанавливай! Направляй кишку, направляй!

С помощью двух инвалидных солдат тащит пожарную кишку и в течение всей сцены усердно поливает водою градоначальнический дом, покрикивая: «Смотреть в оба! Направляй кишку, направляй!».

Г л у п о в ц ы (пробегая).

— Ишь одурел, гунявый! — Пожар-то ещё за версту, а он свой дом поливает! — Ишь, гадёныш! За его грехи терпим!

П о п (пробегая).

Православные, ратуйте! К дому моему огнь перебросило! Наказал нас Господь! Беззаконновахом!

Г л у п о в ц ы

— Ты бы, батька, побольше Богу молился да поменьше с попадьёй прохлажался! — Гляди, гляди! Головни полетели! — А вон взвихрилась солома с крыш! — Куда-то полетит? — На ком обрушится? — Беда! В Стрелецкую слободу огонь перекинуло!

Набат; зарево с другой стороны сцены. Паника. Бегут погорельцы со скарбом.

Ж е н с к и й г о л о с

Все ли вы тут, один, другой?.. Николка-то где?

Д е т с к и й г о л о с

Я, маменька, здеся!

Д р у г о й г о л о с

Где Матрёнка? Ведь Матрёнка-то в избе осталась! (Вопль). Матрёнка! Матрёнка, где ты?

У т е ш а ю щ и й г о л о с

Да Матрёнка, верно, с испуга на огород убежала!

Г л у п о в ц ы (пробегая).

— Батюшки! да ведь в сарае Архипушко горит! — Отворь ворота, Архипушко! Отворь, батюшко! — Не слышит. Кружится, да кричит! -Крыша свалилась! Придавила!

Ф е р д ы щ е н к о (с кишкой).

По сторонам не зевать! Смотреть в оба! Направляй кишку, направляй!

Г л у п о в ц ы (пробегая).

— А пожар-то обошёл хлевушек, Бурёнушка в нём была заперта! — Ай да Бурёнушка! Умница! — Матрёнку-то нашли! На огороде между гряд спала. — Приказный Боголепов в пьяном виде в сенном сарае сгорел! — Все слободы в огне! — Слобода Болотная горит! — Слобода Негодница занялась! — На город перекинуло! -Бросай тушить, ребята! Дождь пошёл, сейчас зальёт!

Ф е р д ы щ е н к о

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Направляй кишку, направляй!

Гроза проходит, проливной дождь.

Г л у п о в ц ы

— А вон гунявый-то, гляди, всё с кишкой бегает, дом свой заливает! — Ишь, гадёнок! — Всему он виною, и гладу, и пожару! — Он, да Алёнка-ведьма! Он на город сухость навёл, а она, ведьма, за шелепа свои огонь навела!

Глуповцы в зареве потухающего пожара начинают угрожающе толпиться около Фердыщенка; тот, учуяв неладное, бросает кишку и скрывается в доме. Толпа гудит.

Г л у п о в ц ы

— Алёнку! — Алёнку сюда! — На раскат ведьму! — Да и самого гунявого сюда! — К ответу!

Бросаются к дому, выламывают дверь и скоро выволакивают Алёнку, трепещущую всем телом.

А л ё н к а (ослабевшим от ужаса голосом).

Пожалейте, атаманы-молодцы, моё тело белое! Ведомо вам самим, что он меня силком от мужа увёл!

Г л у п о в ц ы

Сказывай, ведьма, через какое твоё колдовство на наш город огонь нашёл.

А л е н к а (мечется).

Тошно мне! Ох, батюшки, тошно мне!

Глуповцы тащут Алёнку на колокольню и бросают на раскат, другие в это время выводят из градоначальникова дома стрельчиху Домаху. Домаха — баба-халда, не мытая, не чёсанная, хмельная улыбка бродит по лицу.

Г л у п о в ц ы (гаркают).

Здорово живёшь, Домаха! Опчественная баба!

Pro memoria

Д о м а х а

Здравствуйте! Ослобонять пришли?

Г л у п о в ц ы

Охотой идёшь в опчество?

Д о м а х а

Со всем моим великим удовольствием!

Г л у п о в ц ы (уводя Домаху).

— Что, гадёныш, взял! — Посрамихом, посра-михом! — А где гунявый-то? — Тащи его сюда! -Топить его!

Выволакивают из градоначальникова дома трясущегося Фердыщенка, тот кланяется во все стороны.

Ф е р д ы щ е н к о

Братики-сударики, что же я поделать могу? Ведь мне с Богом спорить не приходится!

Г л у п о в ц ы

— Мы не про то говорим, чтоб тебе с Богом спорить! — Куда тебе, гунявому, на Бога лезти! -А ты вот что скажи: за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?

Фердыщенко кланяется и трясётся.

Г л у п о в ц ы

— Мало ты нас гладом истязал! — Мало нас от твоей глупости смерть приняло! — Одумайся, старче! — Оставь свою дурость!

Фердыщенко становится на колени, кланяется земно и точит слёзы.

Ф е р д ы щ е н к о

Простите меня, ради Христа, атаманы-молодцы! Оставлю я мою дурость на веки вечные!

Г л у п о в ц ы

— Ну, ладно! — В остатний раз простим! -Только гляди: хлеба скоро не получим, конец тебе придёт! — Иди, опять пиши по начальству о хлебе и о пожаре.

Ф е р д ы щ е н к о

Иду, иду, братики-сударики! И написать напишу, хоть и жду хлеба с часу на час, с минуты на минуту. Ох, миленькие вы мои, миленькие!

Идёт в дом, садится у окна писать; глуповцы у колокольни. Дождь прошёл, зарево пожара потухло; солнце.

Ф е р д ы щ е н к о (пишет).

Сего 10-го августа от всех вообще глупов-ских граждан последовал против меня великий бунт. По случаю бывшего в слободе Негоднице великого пожара собрались ко

мне, бригадиру, на двор всякого звания люди и стали меня нудить и на коленки становить, дабы я перед теми бездельными людьми прощение принёс. Я же без страха от сего уклонился. И теперь рассуждаю так: ежели таковому их бездельничеству потворство сделать да и вперёд потрафлять, то как бы оное не явилось повторительным и не гораздо к утише-нию способным. А посему убедительно вновь прошу: ежели ещё не выслана, то елико возможно быстрее направить воинскую команду для экзекуции. Всячески уповаю, что таковая команда давно уже послана. (Присыпает письмо песком и запечатывает.) Так-то, братики-сударики! Авось скоро дождётесь! Авось скоро по дороге заслышим: ту-ру! ту-ру!

Выходит на крыльцо и ласково подзывает глуповцев.

Ф е р д ы щ е н к о (на лице играет сомнительная улыбка).

Ну вот, братики-сударики, по воле вашей и ещё раз написал, хоть и не к чему. Сами увидите — не сегодня-завтра хлеб прибудет. Миленькие вы, миленькие! Ну, чего вы, глупенькие, на меня рассердились! Ну, взял Бог, ну, и опять даст Бог! У него, у царя небесного, милостей много! Так-то, братики-сударики!

Вдали еле слышный звук военного рожка. Глуповцы встрепенулись.

Г л у п о в ц ы

— Ребята, что там по дороге-то? — Никак обоз! — Дозорного на колокольню! — Братцы, хлеб идёт!

Общее ликование.

Ф е р д ы щ е н к о (ехидно улыбаясь).

Хлеб, братики-сударики, хлеб! Сейчас всех досыта накормим! Сейчас все сыты будете!

Военный рожок ближе и ближе.

Вскоре показываются первые ряды военной команды, прибывшей в город Глупов для экзекуции.

Ф е р д ы щ е н к о

Вот вам и хлеб, братики-сударики! (Резко меняя тон). По сторонам не зевать! Смотреть в оба! Теперь вы у меня шелепов изрядно вкусите.

Общее оцепенение.

Д Е Й С Т В И Е III.

КАРТИНА I «ВОЙНА ЗА ПРОСВЕЩЕНИЕ»

Действующие лица:

Градоначальник Бородавкин. Помощник градоначальника. Стряпчий. Казначей. Смотритель народного училища. Городовой врач. Поп. Письмоводитель. Глуповцы. Федька. Старик. Оловянные солдатики. Инвалидные солдаты

На площади города Глупова воинское учение: градоначальник Бородавкин командует Оловянными солдатиками чуть поменьше человеческого роста. Тут же второй отряд, инвалидные солдаты под командою Начальника инвалидной команды. Инвалиды ковыляют. Лица Оловянных солдатиков разрисованы грубо, усы торчком, на щеках пятна-румянцы; маршируют как заводные. Военные сигналы, трубы и барабаны. Деревянные пушки. Градоначальник Бородавкин командует, выпучив глаза, махая шашкой и криком кричит. Глуповцы жмутся у колокольни, синклит чиновников у крыльца градоначальникова дома. Глуповцы обтрёпанные, изголодавшиеся, хмурые.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Трубы, труби! Барабаны, бей!

Г л у п о в ц ы

— Градоначальник-то всё маневрирует! -Ишь, надрывается! — А солдатики-то как маршируют! — В трубы трубят, в барабаны бьют, носками играют, пыль столбом поднимают. -Гляди-ко, оловянные-то! — А что ж, что оловянные! Это для лёгкости. — Провианту не просит, а маршировку и он исполнять может. — Братцы, а для чего все эти парады градоначальник задумал? — Пёс его разберёт, воевать видно собрался. — Да с кем? — А кто его знает! Хорошо, коли не с нами. — А хоть бы с нами, что с нас взять? И без того уж измором взял нас всякими своими законами да истошным криком. — Ишь, маневрирует!

Разговор в группе чиновников.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Деятельный у нас градоначальник их высокородие Василиск Семёныч Бородавкин!

П о п

Голос-то, голос — труба иерихонская!

Г о р о д о в о й в р а ч

Да, кричит во всякое время и кричит необыкновенно.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

Столько вмещает он в себе этого крику, что от оного многие глуповцы и за себя и за детей навсегда испугались.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Пустяки говорите! Какая же деятельность без крика. А деятелен на славу. Днём мелькает по городу, наблюдая, чтобы обыватели имели бодрый и весёлый вид, ночью тушит пожары, делает фальшивые тревоги и вообще застаёт врасплох.

Г о р о д о в о й в р а ч

Даже спит только одним глазом. Супруга его жаловалась мне: «Двадцать пять лет с ним живу, — говорит, — а всё не могу без содрогания видеть ночью как один глаз у него закрыт, а другое недремлющее совершенно круглое око любопытно устремлено на меня». Феномен любопытный.

С т р я п ч и й

Что и говорить, неутомим! Вот и учения эти -прямо без отдыха и срока.

К а з н а ч е й

Интересно бы знать, к чему это дело клонится?

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

К чему, к чему! Дело понятное, либо внешняя война, либо поход внутренний.

С т р я п ч и й

А для чего сегодня нас созвал, неизвестно.

П и с ь м о в о д и т е л ь

Неизвестно. Велел созвать, а на какой предмет, не объяснил.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (оловянным солдатикам).

Вольно! Оправиться! Спасибо за службу, скоро пригодится.

Оловянные солдатики застывают в мёртвой неподвижности в глубине сцены; инвалиды, кряхтя, закуривают трубки. Бородавкин подходит к группе чиновников. Тихо говорить он не умеет; всё время выпуча глаза криком кричит, особенно выкрикивая некоторые ничем не примечательные слова. В таких случаях чиновники вытягиваются во фронт и держат руки по

Pro memoria

швам, а глуповцы испуганно сдёргивают шапки и крестятся.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н Ну что, господа чиновники, каковы войска! Какова артиллерия! С такими молодцами всякого врага одолеть можно. И одолеем! Стоит только крикнуть клич. Давно с Византией покончить бы надо! Сперва с Византией покон-чим-с, а потом-с.

«На Драву, Мораву, на дальнюю Саву, На тихий и синий Дунай.» Чьи, бишь, это стишки, господин Смотритель народного училища?

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а Осмелюсь доложись вашему высокородию: стихи эти, чаятельно, господина Хомякова. Да только они ещё лет через семьдесят написаны будут.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н Эка важность! Были бы к слову, не в сроке дело. Да-с, на тихий и синий Дунай. Вот, сударь мой, сколь далеко я виды свои простираю! Проект мною уже написан «О вящем армии и флотов по всему земли лицу распространении, дабы через то возвращение древней Византии под сень российские державы уповательным учинить». Каждый день прибавляю к нему по одной строчке, чего ради через десять лет составилась объёмистая тетрадь в три тысячи шестьсот пятьдесят две строки.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а Осмелюсь спросить ваше высокородие: в году триста шестьдесят пять дней, следственно в десяти годах — три тысячи шестьсот пятьдесят. Откуда же взялись ещё две строки? П о п

А о двух високосных годах забыл. Вот и видно, что фармазон.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н Проект пространный. Вот и сегодня составил я резолюцию на имя отечественных географов на случай предстоящего взятия Византии. (Письмоводителю). Прочти-ка, братец, что я тебе продиктовал.

П и с ь м о в о д и т е л ь (читает). «Предоставляется вашему благородию на будущее время известную вам Византию во всех учебниках географии числить тако:

Константинополь, бывшая Византия, а ныне губернский город Екатеринодар, стоит при излиянии Чёрного моря в древнюю Пропонтиду и под сень российской державы приобретён в тысяча семьсот (для двух остальных цифр пробел оставлен) таком-то году с распространением на оный единства касс. Единство сие в том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санкт-Петербурге употребление себе находить должны. По обширности своей город сей в административном отношении находится в ведении четырёх градоначальников, кои состоят между собой в непрерывном пререкании. Производит торговлю грецкими орехами и имеет один мыловаренный и два кожевенных завода».

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н Ну, как находите? Общий гул похвал.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (вздыхает).

Да-с, всё готово (и проект и резолюция), только кликни клич и —

«На Драву, Мораву, на дальнюю Саву, На тихий и синий Дунай». А клича-то всё нет. Руки у меня связаны, а то бы я показал, где раки зимуют. Что ж, подождём. А посему созвал я вас для обсуждения дел внутренних. Раз для политических предприятий время ещё не наступило, значит, следует ограничить задачи насущными потребностями края. Теперь вопрос: каковы же эти насущные потребности? С т р я п ч и й Издание новых законов. К а з н а ч е й

Усиленное собирание недоимок. П о п

Укрепление веры. Г о р о д о в о й в р а ч Нечрезмерное вкушение пищи. П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а Трепет перед полицией. С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а Одним словом: цивилизация. Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н Согласен: цивилизация! Но что есть цивилизация? Не есть ли она наука о том, колико

каждому российской империи доблестному сыну отечества быть твёрдым в бедствиях надлежит? Вот и хочу я прежде всего подвергнуть строгому рассмотрению намерения и деяния моих предшественников. Что по сему пункту в архивах значится? Что сделали цивилизации ради градоначальники, до меня в Глупове бывшие?

П и с ь м о в о д и т е л ь (роется в бумагах).

Значится в архивных записях градоначальник Брудастый; о нём сказано, что имел в голове машинку, две мелодии игравшую: «Не потерплю!» и «Разорю!»

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Слыхал об этом. «Не потерплю» и «Разорю» -это так, слова нет; это, конечно, средства цивилизующие. Одна беда: ради чего «Разорю»? Ради чего «Не потерплю», того разобрать невозможно.

П и с ь м о в о д и т е л ь (продолжая рыться).

Значится далее в записях градоначальник Фердыщенко; город спалил, военную команду вызывал, голодный бунт усмирил.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

И об этом наслышан, но тоже в образец поставить себе не могу. Я и сам спалю, я и сам усмирю, но желаю при этом видеть осязательные плоды цивилизации.

П и с ь м о в о д и т е л ь (продолжая рыться).

Ещё значится в архивных записях градоначальник статский советник Двоекуров: ввёл в употребление среди глуповцев горчицу и лавровый лист.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (вскакивая в волнении).

Вот это истинный администратор! Вот это истинная цивилизация! Ввёл в употребление горчицу! И что же? Много ли времени прошло, а мы что видим? Где горчица? Где лавровый лист? В употреблении? Нет, в забвении! В упущении! Никто в Глупове не употребляет, никто не сеет и не возделывает!.. А посему полагаю вновь ввести в употребление горчицу, в наказание же забвения прибавить прованское масло и возделывание ромашки. Как полагаете об этом, господа чиновники? И особливо вы, господин Стряпчий. Нет ли о сём чего либо несогласного в законе?

С т р я п ч и й (пожимая плечами).

В законе? А что есть закон? Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то сняв оный со стола, положи под себя. И тогда всё сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит.

Одобрительный гул среди чиновников.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

И я так же полагаю. Значит, возражений нет. В таком разе решение о горчице и ромашке записать в протокол, а ко мне позвать Излюбленных людей глуповцев для вразумления. Ежели добром не согласятся, буду до последнего конца вести войну за просвещение!

К а з н а ч е й

Вот для чего и войска понадобились.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Вот для чего и маневры производились!

Подходят глуповцы с Излюбленными людьми впереди; чиновники расходятся. Градоначальник Бородавкин кричит криком на глуповцев, по-прежнему подчёркивая особливым криком совсем непримечательные слова, в таких случаях глуповцы вздрагивают и крестятся.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Сказывайте: приказано ли было вам употреблять в пищу горчицу и лавровый лист? (Глуповцы мнутся и молчат). Чего молчите? Сказывайте: приказано было это вам?

Г л у п о в ц ы

Было такое дело.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

То-то «было»! Сказывайте: как ввели горчицу в употребление?

Г л у п о в ц ы (мнутся).

А так и ввели. Много у нас всякого шуму было! И через солдат секли, и запросто секли. Ни одного места на теле нашем не было, которое не было бы высечено. Многие даже в Сибирь через это самое дело ушли.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (грозно).

Стало быть, и бунты были?

Г л у п о в ц ы

Мало ли было бунтов!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (грозно).

Pro memoria

И пороли вас за это?

Г л у п о в ц ы (мрачно).

Мало ли нас пороли!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Ну так слушать мою резолюцию. Употребление горчицы и лаврового листа немедленно возобновить! Капусту с огородов долой, перепахать под горчицу! А за то, что самовольно осмелились прекратить предписанное начальством употребление в пищу оных цивилизующих злаков, за это предписываю употреблять сверх сего в пищу ещё и прованское масло. Кроме того засеять огороды ромашкой, потребной для выведения клопов. Картошку долой, и перепахать под ромашку!

Г л у п о в ц ы (ропот).

— Ловок больно! — Ах, клопы тя заешь! -Станем мы экую дрянь опять есть! — Станем есть горчицу — на будущее время ещё какую ни на есть мерзость есть заставят. — А не станешь есть, как бы, братцы, опять шелепов не пришлось отведать! — Да уж лучше шелепа, нежели экая дрянь! — Что есть горчица? Горчица есть былие, выросшие из тела девки-блудницы, прозванной за своё распутство «горькою», оттого и пошла в мир горчица. — И такую дрянь есть! — Ловок больно! — Ещё и ромашку есть заставит! — Нет на это нашего согласия! — Сам ешь, коли охота! — Мать твою есть заставь!

Глуповец Федька в задних рядах запевает, кое-кто подхватывает.

Бородавкина мать

Собралась горчицу жрать,

Да сожрать не сожрала,

Только время провела!

Хохот.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (вскакивает).

Молчать! Ммерррзавцы! Подлецы, канальи! Это кто посмел родительницы моей коснуться? Я ещё доберусь до него! Вы бунтовать! Я эту энергию сломлю! Я эту строптивость истреблю! Иду на вы! Вот я вас! Трубы, труби! Барабаны, бей!

Трубы и барабаны. Войска выстраиваются. Оловянные солдатики маршируют, инвалиды ковыляют. Глуповцы падают на колени. Бородавкин во главе войск с пушечным и ружейным снарядом проделывает эволюции и

окружает Глуповцев войсками с трёх сторон. Деревянные пушки наставлены на толпу.

Г л у п о в ц ы (на коленях).

— А мы-то мерекали, с кем он воевать собрался! — Выходит, что с нами! — Думали, будет турку покорять, а выходит, что замыслил покорить нас самих. — Братцы, беда! — Атаманы-молодцы, не сдавайся! — Нет нашего согласия на горчицу! — Нет нашего согласия на ромашку! — Век на коленях простоим, а горчицы и ромашки не примем! — Притаимся по домам, пусть делает, что хочет!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Вот вам моя резолюция: дотоле не положу оружия, доколе в городе останется хоть один недоумевающий. Отвечайте: принимаете ли горчицу и ромашку?

Г л у п о в ц ы (на коленях).

— Что хошь с нами делай, хошь — на куски режь, хошь — с кашей ешь, а мы не согласны. -С нас, брат, не что возьмёшь! Мы не то, что прочие, которые телом обросли! Нас, брат, и уколупнуть негде! — Развяжи ты нас, сделай милость! — Укажи нам конец!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Цыц, буяны!

Г л у п о в ц ы

— Какие мы буяны! — Знать, не видывал ты, какие буяны бывают! — Сделай милость, развяжи!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Вольный дух завели! Разжирели! На французов поглядываете! Вот я вас! Ну, в последний раз испробую словесное убеждение. Слушать! (По обычаю криком кричит, особенно выкрикивая отдельные слова). Понимаете ли вы, щучьи дети, что есть подспорье? (Глуповцы вздрагивают и крестятся). Подспорье есть вещь, подсобная в хозяйстве. Есть подспорья вообще (глуповцы крестятся), есть подспорья в частности (глуповцы крестятся). Одними из таковых являются и горчица и ромашка (поперхнулся от крика).

Г л у п о в ц ы (между собой).

— Как тут не испугаться? — Человек роста невеликого, из себя не дородный, слов не говорит, а только криком кричит, а о чём кричит, того понять невозможно.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (продолжает).

Взять, например, ромашку. Известно (глуповцы крестятся) какое опустошение производят клопы, блохи и прочие бродячие твари. Наконец нашли (глуповцы крестятся), как с ними бороться. Предприимчивые люди изобрели. (Надорвался от крика и дальше кричит уже нечто нечленораздельное).

Глуповцы в смятении.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (неожиданно тихо). Поняли, старички?

Глуповцы, обеспамятев от страха, низко кланяются и безмолвствуют.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Что я. на смерть, что ли, вас веду. ммерр-рзавцы! (Орёт диким голосом). Разорю!

Глуповцы вскакивают с колен и в ужасе пырскают направо и налево, кто куда, не остаётся ни одной живой души, на сцене только Бородавкин и его войска.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Стой! Стой! Куда? Канальи! Подлецы! Ну ладно же! Добром вас не возьмёшь, значит надо пустить в ход настоящую цивилизацию. Объявляю поход на злокозненных оных обывателей. Артиллерия, вперёд! Пехота, левым плечом вперёд заходи! Трубы, труби! Барабаны, бей! Подать мне коня!

Садится на белую деревянную лошадку и становится во главе войск; военный марш. Впереди маршируют Оловянные солдатики, за ними ковыляют инвалиды. Сцена некоторое время остаётся после ухода войск пустою. Темнеет. Затем из разных углов и щелей выползают Глуповцы и испуганно между собою перешёптываются. Трубы и барабаны звучат в отдалении. Слышен грохот, где-то мост под артиллерией провалился.

Г л у п о в ц ы

— Что же это такое? — Слава те, Господи! кажется, забыл про горчицу, опять маневрировать начал! — Как бы ни так! — Держи карман шире! — Для того и маневрирует, чтобы нас погубить! — Что же это, братцы, он делать задумал? — Не иначе, как всех нас в раззор раззорить! — Погибли наши головушки! — А может, он это только игру играет? — Ужли,

братцы, всамделе такая игра есть? — Хороша игра, огороды вытаптывать! — Как же теперь быть-то? — Притаиться по домам — и ни гу-гу! — Спрятаться по всем щелям, и не дышать! — Атаманы-молодцы, хоронись: сейчас здесь будет!

Рассыпаются по всем углам; сцена мгновенно пустеет. Не успевает улепетнуть лишь один древний старец, которого и схватывают первые ряды возвращающихся войск. Наступила ночь.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (распалён гневом до невероятности).

Где же они, канальи, подлецы, подевались? Хоть бы одна душа во всём городе! Из-за них, подлецов, артиллерию погубил, с мостом в реку провалилась. Сколько лет копил, берёг, холил! Что я теперь делать буду? Как без пушек буду править? А это что за человек?

И н в а л и д ы

Ваше высокородие, языка поймали!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

А, языка! Подать его сюда! (Древнего старца подводят). Говори, курицын сын, где жители.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

С т а р и к (шамкает).

Сейчас тут были.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Как сейчас? Куда же они бежали?

С т а р и к

Куда бежать. Зачем от своих домов бежать. Чай, здесь где-нибудь от тебя схоронились.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (роет ногами землю от нетерпения).

Надо было без предупреждения поход объявить! Тогда бы они от меня не спрятались. (Неистовым голосом.) Эй! Кто тут? Выходи! (Город безмолвствует, словно вымер, но откуда-то начинают доноситься вздохи). Где они, бестии, вздыхают? (Неистовствует). Сыскать первую бестию, которая тут вздыхает, и привести ко мне!

Бросаются всюду искать, но как ни шарят, а никого не находят, Бородавкин мечется, заглядывая во все щели.

И н в а л и д ы (шамкают).

Ваше высокородие, не никого!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (озадачен).

Pro memoria

Несообразно!.. Как же теперь быть-то? Ежели я теперича их огнём разорю. Нет, лучше голодом поморю!

Вдруг останавливается как поражённый перед Оловянными солдатиками. С ними происходит что-то совсем необыкновенное.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (изумлённый).

Это что же такое с моими Оловянными солдатиками? Глаза стали хлопать. усы торчком стали шевелиться. губы шевелятся. ноздри раздуваются. Всё свидетельствует о нетерпении. Что скажете, служивые?

О л о в я н н ы е с о л д а т и к и (невнятно и мрачно).

Избы. избы. ломать!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (в восторге).

Верно! Вот средство и отыскано! Теперь-то они у меня сразу объявятся! Начинай с крайней избы! Ломай!

Оловянные солдатики и инвалиды бросаются на приступ первой избы. Вниз с крыши летят вязки соломы, жерди, деревянные спицы. Взвиваются вверх целые облака пыли.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (заслышав около себя какой-то стон).

Тише! Тише!

Солдаты останавливаются. Стонет весь город. Неясный, но сплошной гул, в котором нельзя различить ни одного отдельного звука, но который всей своей массой представляет едва сдерживаемую боль сердца.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (во всю мочь).

Кто тут? Выходи! (Стон смолк, но никто не выходит). А! Вы чаете, что новое сие изобретение одно мечтание составляет! Недолго вам в сей сладкой надежде себя утешать! (Солдатам, твёрдо). Катай!

Снова треск и грохот; брёвна одно за другим отделяются от сруба, и по мере того, как они падают на землю, стон возобновляется и возрастает.

Вдруг откуда-то изо всех углов и щелей выползают глуповцы, старые и малые, и, воздев руки, падают среди площади на колени.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Ага! Покорились! Ну что же, принимаете ли горчицу и ромашку?

Глуповцы безмолвно кланяются до земли.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (закипая).

Принимаете ли, спрашиваю я вас?

Г л у п о в ц ы (тихо гудят).

Принимаем, принимаем!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Хорошо. Теперь сказывайте мне, кто промеж вас память любезнейшей моей родительницы в стихах оскорбил?

Глуповцы мнутся, но после минутного колебания решаются исполнить и это требование.

Г л у п о в ц ы (голоса в толпе).

Выходи Федька! Небось! Выходи!

Из задних рядов Глуповцев выходит вперёд белокурый малый и становится перед градоначальником. Губы его подёргиваются, словно хотят сложится в улыбку, но лицо бледно и губы трясутся.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н (немного отступя, словно желая осмотреть виноватого во всех подробностях).

Так это ты? (Хохочет). Так это ты? (Слегка поправляет ему челюсть). Слушай! Так как ты память любезнейшей моей родительницы обесславил, то ты же впредь каждый день должен сию драгоценную мне память в стихах прославлять и стихи те ко мне приносить! Пошёл вон! (Войскам). Поход кончился! Дать отбой! Спасибо, ребята, за службу!

Военный марш. Около градоначальникова дома понемногу собираются чиновники.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Б о р о д а в к и н

Господа чиновники, поздравляю. Невежество подавлено и на его место водворено просвещение. Горчица и ромашка утверждены. (Письмоводителю). Пиши немедленно реляцию высшему начальству. (Письмоводитель строчит.) «Сего 17-го сентября после трудного, но славного похода совершилось всерадост-нейшее и вожделеннейшее событие. Горчица и ромашка утверждены повсеместно и навсегда, причём не было произведено в расход ни единой капли крови». (Чиновникам и войскам). Цивилизация водворена, война за просвещение закончена. Трубы, труби! Барабаны, бей! Ура!

Трубы и барабаны. «Ура» жидко подхватывают чиновники и инвалиды дребезжащими голосами. Оловянные солдатики открывают и закрывают рты. Глуповцы стоят на коленях, понурив головы.

К А Р Т И Н А II.

«ЭПОХАУВОЛЬНЕНИЯ ОТ ВОЙН»

Действующие лица:

Градоначальник полковник Прыщ. Помощник градоначальника. Стряпчий. Казначей. Начальник инвалидной команды. Смотритель народного училища. Городовой врач. Предводитель дворянства. Письмоводитель. Глуповцы.

Глуповцы сытые, разжиревшие, весёлые, сидят и ходят в глубине сцены группами, щёлкают семечки, играют на гармошке и с любопытством поглядывают на пиршественный стол, поставленный около полицейской будки. На столе ведёрный самовар, огромные бутыли и обильные яства; за столом градоначальник полковник Прыщ, Помощник градоначальника, Стряпчий, Казначей, Смотритель народного училища, Городовой врач, Начальник инвалидной команды, Предводитель дворянства, Письмоводитель.

Предводитель дворянства сидит рядом с Градоначальником, ёрзает на месте, сладостно нюхает воздух, облизывается и плотоядно смотрит на градоначальника Прыща. Пир в разгаре.

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ (совершенно лысый с седыми усам румяный и бодрый старик, чокается с соседями; Стряпчему.) Я человек простой-с и не для того сюда приехал, чтоб издавать законы-с. Моя обязанность наблюсти, чтобы законы были в целости и не валялись по столам-с. Конечно, и у меня был план кампании, но этот план был таков: отдохнуть-с!

С т р я п ч и й

План пречудесный!

Чокаются и пьют.

Г л у п о в ц ы (гуторят меж собой).

— Пчела в этом году, братцы, уж так роится, так роится! — Мёду, воску сколько понабрали! -Да, благодать господня! — И, поди ж ты, скотских

падежей нет, а кож накопилось множество. — В лаптях-то нам ловчее, а кожи на продажу пошли. — Денег-то теперь у нас невпроворот! — И скажи на милость, отчего при этом градоначальнике полковнике Прыще пошла у нас такая вольготная жизнь? — Чудно! — Не понять!

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а (облизываясь и нюхая воздух, Письмоводителю).

Пахнет от него! Трюфлями пахнет! Голову на отсечение готов отдать!..

П и с ь м о в о д и т е л ь (качая головой).

Уж вы скажете!

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а

И скажу! И повторю! И голову на отсечение дам! Таится в этом градоначальнике нечто не совсем обыкновенное! Пахнет от него трюф-лями, и всё тут! (Ещё раз с вожделением внюхивается и ожесточённо пьёт водку, ничем не закусывая).

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ (Помощнику градоначальника, чокаясь).

План моей кампании был простой-с. Как приехал я в Глупов, созвал именитых старичков. Ну, старички, — сказал я, — давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! — всё это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте, я и в этом препятствовать не стану! Только с огнём, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут не долго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите! Что хорошего! (Обращаясь к глуповцам). Верно я говорю, старички?

Г л у п о в ц ы

— Верно, твоё высокородие! — Дай тебе Бог! — При тебе свет узрили! — Ничем ты нас не допекал! — И законов новых не издавал! -Новых законов и впредь издавать не будешь?

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ

И законов не буду издавать, живите с Богом!

Г л у п о в ц ы

— То-то! уж ты сделай милость не издавай! -Смотри, как за это до тебя одному прохвосту досталось! — Коли ты за то же примешься, как бы и тебе и нам в ответ не попасть!

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ

Pro memoria

Бывые градоначальники больше на бумаге сулили, что обыватели при них якобы благополучно в домах своих почивать будут, а я на практике это самое предоставляю. да-с!

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с тв а (Письмоводителю).

Долгое время думал я, что это у меня мечта воспалённого воображения, но нет, шалишь! Однажды застал я его спящим на диване, причём тело его было кругом обставлено мышеловками. Это к чему? Это разве спроста?

П и с ь м о в о д и т е л ь

А может, они мышей бояться?

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а

Это, брат, верно! Но ведь тогда и всякий паштет скажет тебе, что мышей боится! (Ожесточённо хлопает рюмку водки).

Г л у п о в ц ы (калякают между собой).

— Впервые, братцы, хлеба вволю поели! -Нынче навоз производить стало всякому вольно, оттого и хлеба родилось вволю. — Хватило и на продажу, и на своё пропитание! — Что и говорить, благодать! — И отчего это, братцы, при нынешнем градоначальнике полковнике Прыще пошла у нас такая вольготная жизнь? -Чудно! — Не понять!

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ (Казначею, чокаясь).

Состояние у меня, благодарение Богу, изрядное. Командовал-с, стало быть не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчёт этого законы, те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моём месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с! При других градоначальниках были у вас войны и кровопролития-с, а я создал-с эпоху увольнения от войн.

К а з н а ч е й

И слава Богу!

(Чокаются и пьют).

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а (всё больше и больше возбуждаясь, Письмоводителю).

А это как понять, для чего градоначальник каждую ночь уходит спать на ледник?

П и с ь м о в о д и т е л ь

А может, они жары боятся?

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а

И это, брат, верно! Но ведь тогда и всякий паштет скажет тебе, что жары боится! (Ожесточённо хлопает рюмку за рюмкой).

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ (Смотрителю народного училища, чокаясь).

Я не либерал и либералом никогда не бы-вал-с. Действую всегда прямо и потому даже от законов держусь в отдалении. В затруднительных случаях приказываю поискать, но требую одного, чтоб закон был старый. Новых законов не люблю-с. Многое в них пропускается, а о прочем и совсем не упоминается. Так я всегда говорил, так отозвался и тогда, когда отправлялся сюда. От новых, говорю, законов увольте, прочее же надеюсь исполнить в точности!

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Чего же лучше!

Чокаются и пьют.

Г л у п о в ц ы

— Не успели мы и оглянуться, как всего у нас очутилось против прежнего вдвое и втрое, и вчетверо! — А прежде бывало, весь хлеб у тебя отнимут, за налоги отберут, а ты сиди голодный! — Нынче не то, что хозяин, а и всякий батрак ест хлеб настоящий. — Не в редкость и шти с приварком! — Отчего же при этом градоначальнике полковнике Прыще пошла у нас такая вольготная жизнь? — Чудно! — Не понять!

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а (приходя в раж, Письмоводителю).

Пахнет от него трюфлями! Пахнет! у меня, брат, обоняние изощрено, могу безошибочно угадать составные части самого сложного фарша! Пахнет трюфлями! Точно вот в колбасной лавке!

П и с ь м о в о д и т е л ь

А может, они трюфельной помадой голову себе мажут-с?

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а (возмущённо).

Ну, это брат, дудки! После этого каждый поросёнок будет тебе в глаза лгать, что он не поросёнок, а только поросячьими духами прыскается!

Вскакивает в исступлении с места, подбегает сзади к градоначальнику Прыщу и, припав к

его голове, начинает нюхать и лизать её, в забвении чувств кричит.

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а

Уксусу и горчицы!

Всеобщее движение.

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ (сквозь зубы).

Угадал, каналья! (Спохватившись, с притворной непринуждённостью.) Кажется, наш достойнейший Предводитель дворянства принял мою голову за фаршированную, ха-ха!

Предводитель дворянства приходит в себя, садится на место и пьёт водку; чиновники так нагрузились, что только оцепенело хлопают глазами, стараясь понять, что здесь произошло. Глуповцы разинули рты.

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а (Градоначальнику).

Прошу ваше высокородие извинить меня. Выпил лишнее. Померещилось Бог знает что.

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ (слегка дрожащим голосом).

Ничего, всякое бывает. Так вот, о чём, бишь, я говорил. (Старается поддержать разговор; Начальнику инвалидной команды, чокаясь). Про себя могу оказать одно: в сражениях не бывал-с, но в парадах закалён даже сверх пропорции. Новых идей не понимаю. Не понимаю даже того, зачем их следует понимать-с.

Н а ч а л ь н и к и н в а л и д н о й к о м а н д ы

И н-не н-надо!

Чокаются и пьют; рука градоначальника Прыща дрожит. Предводитель дворянства в величайшем возбуждении снова вскакивает с места и хватает со стола нож.

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а

Нет-с, тут не померщилось! Тут не поросячьи духи! Тут не трюфельная помада! Теперь уж я знаю наверное: трюфельный паштет-с! Настоящий паштет! Голова фарширована! (Бросается на градоначальника.) Душка! Милка! Кусочек! Только кусочек! (Вьётся, юлит и кружится около градоначальника Прыща.)

Г р а д о н а ч а л ь н и к п о л к о в н и к П р ы щ (дрогнув и слабо отбиваясь.)

Да вы, милостивый государь мой, с ума сошли! Да я велю вас.

П р е д в о д и т е л ь д в о р я н с т в а (стонет от гастрономического вожделения).

Душка! Милка! Ну чего тебе стоит! Кусочек! Ну только кусочек! Всё равно не отстану!

Короткая борьба при всеобщем оцепенении. Градоначальник Прыщ верещит в предсмертной тоске. Предводитель дворянства с неслыханным остервенением бросается на свою жертву, поливает голову уксусом, отрезает ножом ломоть головы и проглатывает, ещё отрезает и ещё проглатывает, продолжая поливать голову уксусом.

Тогда Градоначальник вдруг вскакивает и начинает обтирать лапками те места, которые полил уксусом Предводитель дворянства. Потом кружится на одном месте и вдруг всем корпусом грохается на землю. Отрезвевшие от испуга чиновники бросаются на Предводителя дворянства и оттаскивают его в сторону.

Глуповцы стоят живой картиной, разинув рты. Молчание.

П о м о щ н и к г р а д о н а ч а л ь н и к а

Что же это такое?

С т р я п ч и й (с трудом ворочая языком).

Неожиданное усекновение головы!

Г о р о д о в о й в р а ч (нагнувшись над телом градоначальника).

И подлинно, голова его высокородия была нафарширована.

Молчание.

С м о т р и т е л ь н а р о д н о г о у ч и л и щ а

Вот и разъяснение всего. Благодаря именно этому обстоятельству город Глупов был доведён до такого благосостояния, которому подобного не представляли летописи с самого его основания.

Д Е Й С Т В И Е IV.

«ПОКЛОНЕНИЕ МАМОНЕ И ПОКАЯНИЕ»

Действующие лица:

Градоначальник Эраст Грустилов. Пфейферша. Юродивые: Анисьюшка, Парамоша. Гости на балу у градоначальника. Предводительша. Учитель каллиграфии Линкин. Отставной солдат Карапузов. Слепая нищенка Маремьянушка. Глуповцы. Квартальные. Полицейские чины. Пожарная команда. Угрюм-Бурчеев, градоначальник.

Поздняя ночь. На просцениуме, окружённом скамьями, заканчивается машкерадный бал,

Pro memoria

продолжавшийся всю ночь у градоначальника Эраста Грустилова. Оркестр из трёх-че-тырёх человек пиликает полонезы и экосезы; уставшие пары заканчивают танцы. Маски, костюмы и поведение весьма вольные. На скамьях вокруг просцениума сидят остальные гости, старики и старухи, смотрят на танцы и судачат. У полицейской будки квартальный навытяжку.

Звуки полонеза. В первой паре градоначальник Грустилов с женой Предводителя дворянства. Градоначальник Грустилов — чувствительный старик, говорит сладко, вздыхает, краснеет; сластолюбив, сентиментален и жесток.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (продолжая разговор, весело шутит).

А ещё имею доложить вам, в скором времени ожидается такая выкройка дамских платьев, что можно будет через них по прямой линии видеть паркет, на коем стоит женщина.

П р е д в о д и т е л ь ш а (кокетничает).

Не вы ли будете закройщиком?

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

О, если бы такое платье мне позволено было скроить для вас, то охотно стал бы я закройщиком. (Проходят).

Г о с т и (на скамьях).

— Чаятельно, скоро и совсем без платьев ходить будут. — Бога забыли. Перуну да Яриле поклоняются. — Экое развращение! Экое развращение! — Истинное поклонение мамоне! -Кокотки появились и кокодесы! — Женщины устраивают сзади возвышения, имеющие преобразовательный смысл и возбуждающие в прохожих вольные мысли. — А где уважение к старшим? — А где былые доблести? — Какие же доблести были у нас в былом? — Ну, всё-таки!

Д р у г а я г р у п п а

— А с кого началось? — При градоначальнике Бородавкине царила ещё любезная патриархальность. — Да и Негодяев, бывый гатчинский истопник, в суровости народ держал. — Чего уж суровее: сущим злонравием обладал! — Не скажите, уже и тогда пошли пагубные эти конституции. — Да в чём же? — Квартальные надзиратели настолько усовершенствовали свои манеры, что не всякого прохожего хватали за

воротник. — Вот разве что! — Что ж, это единственная конституция, возможная при младенческом состоянии общества.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (снова проходя в паре, Предводительнице).

Да и сам я надеюсь когда-нибудь найти отдохновение в стенах монастыря.

П р е д в о д и т е л ь ш а (лукаво улыбаясь).

Конечно, женского.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (галантерейно).

Если вы изволите быть в нём настоятельницей, то я хоть сейчас готов дать обет послушания. (Проходят).

Г о с т и (т р е т ь я г р у п п а).

— Началось оное развращение нравов при градоначальнике черкешени Микаладзе. — Да, любил амуры для амуров. — И был ценителем женских атуров. — Много было от него порчи жёнам и девкам глуповским. — Зато и умер от истощения сил.

Ч ет в ё р т а я г р у п п а

— Градоначальник Беневоленский, вот это был законодатель. — Помните закон: «Всякий человек да опасно ходит, откупщик же да принесёт дары». — Ещё бы! — А «Устав о печении пирогов»! Глубокого ума был человек! «Всякий да печёт по праздникам пироги, не возбраняя себе такое печение и в будни». — Или: «Делать пироги из грязи, глины и строительных материалов навсегда возбраняется». — Да, были, были у нас законодатели! — Жаль, вступил в секретные сношения с Наполеоном, и яко изменник проследовал в тот край, куда Макар телят не гонял. — А зато уж градоначальник статский советник Иванов не мог вмещать пространных законов, будучи весьма малого роста. — Да и умер от испуга, получив слишком обширный сенатский указ, понять который не надеялся.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (снова проходя в паре. Предводительше).

Но ежели вы Венера, то хотел бы я быть Сатурном, останавливающим свой бег в объятиях Венеры.

П р е д в о д и т е л ь ш а (лукаво).

Но разве Сатурн ещё в силах?

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Сатурн хотя и обременён годами и имеет согбенный вид, но ещё может некоторое совершить. И ежели Венера, приметив сию в нём особенность, остановит на нём благосклонный свой взгляд. (Проходят). Светает. Пары мало-помалу расходятся; музыка прекращается. Гости встают со скамей и постепенно уходят, перед уходом общий разговор.

Г о с т и

— Новость слышали? — Какую? — Градоначальника нашего Эраста Андреича Грустилова смещают. — Да что вы? — За что же? -Слышно, за лёгкость нравов. — Да верно ли? -Положительные сведения имею. Жандармский полковник конфиденциально сообщал, со дня на день ждёт нового градоначальника Угрюм-Бурчеева. — Кто же он такой? — Бывый прохвост.

Оживлённо судача, постепенно расходятся. Сцена пустеет. В глубине остаётся, притаившись, одна женская Маска. Усталый градоначальник Грустилов усаживается отдохнуть в полицейскую будку; квартальный продолжает стоять около нее навытяжку. Совсем рассвело.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Ну что, брат, всё стоишь?

К в а р т а л ь н ы й

Так точно, ваше высокородие.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (томно).

А видал. девочек-то. девочек-то сколько было!

К в а р т а л ь н ы й (сочувственно).

Весь синклит-с!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

А часто у вас в полиции секут?

К в а р т а л ь н ы й

У нас, ваше высокородие, эта мода остав-лена-с. Со времени Онуфрия Иваныча господина Негодяева даже примеров не было. Всё лаской-с.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (краснея).

Ну-с, а я люблю сечь. девочек!..

Молчание.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Тетерева у вас водятся?

К в а р т а л ь н ы й

Точно так-с, ваше высокородие!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (краснеет).

Я, знаешь, братец, люблю иногда. Хорошо иногда посмотреть, как они. как в природе ликованье этакое бывает.

К в а р т а л ь н ы й

На что лучше-с! Только осмелюсь доложить вашему высокородию, у нас на этот счёт даже лучше зрелище видеть можно-с!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Гм. да?..

К в а р т а л ь н ы й

У нас, ваше высокородие, при предместнике вашем кокотки завелись, так у них в народном театре как есть настоящий ток устроен-с. Каждый вечер собираются-с, свищут-с, ногами перебирают-с.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (сладко задумавшись).

Любопытно взглянуть!

Молчание.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (пробуждаясь от сладких мечтаний, начальственным голосом).

Дошли до меня слухи от официальных соглядатаев, что учитель каллиграфии Линкин сеет в народе вольномыслие. Оного учителя представить мне сегодня же, сделав в его доме обыск и выемку. (Неожиданно орёт). Живо!

К в а р т а л ь н ы й

Слушаю-с, ваше высокородие!

Молодцевато делает оборот налево кругом и, отбивая шаги, уходит. Градоначальник Грустилов снова погружается в сладкую задумчивость. Маска медленно подходит к нему из глубины сцены и кладёт руку на его плечо.

М а с к а

Проснись, падший брат!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Я не сплю! Я лишь замечтался. Но кто ты? (Хочет обнять её). Могу показать тебе, что сон далёк от меня.

М а с к а

Прими руки! Не о теле, а о душе говорю я. Не тело, а душа спит. глубоко спит! Знаешь ли, в каком виде узрела я тебя в сию ночь в видении? Стоишь ты в тёмном и смрадном месте и привязан к столбу, а привязки сделаны из

Pro memoria

змий, и на груди у тебя доска, на которой написано: сей есть ведомый покровитель нечестивых и агарян. И бесы, собравшись, радуются, а праведные стоят в отдалении и, взирая на тебя, льют слёзы. Ибо спит, глубоко спит твоя душа.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (изумившись).

Душа спит? Бесы радуются? Странные слова! Да кто ты? Уж не та ли?..

М а с к а

Нет, я не та, которую ты во мне подозреваешь, я не блаженная юродивая Анисьюшка, ибо недостойна облобызать даже прах её ног. Я просто такая же грешница, как и ты!

Снимает маску; градоначальник Грустилов отступает поражённый.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Видал я нечто подобное в вольном городе Гамбурге, но это было так давно!.. Прошлое как бы задёрнуто пеленою. Да, это именно те самые пепельные кудри. та самая матовая белизна лица. те самые голубые глаза. тот самый полный и трепещущий стан. Но как всё это преобразилось в новой обстановке! (Дрыгает ногой). Как выступает вперёд интереснейшими своими сторонами! Но ещё более поразило меня, что ты с такою прозорливостью угадала моё предположение об Анисьюшке. Кто же, кто же ты?

М а с к а

Я твоё внутреннее слово! Я послана объявить тебе свет Фавора, которого ты ищешь, сам того не зная! Но не спрашивай, кто меня послал, потому что я и сама объявить о сём не умею!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (встревоженный).

Но кто же ты, наконец?

М а с к а

Я та самая юродивая дева, которую ты видел с потухшим светильником в вольном городе Гамбурге! Долгое время находилась я в состоянии томления, долгое время безуспешно стремилась к свету, но князь тьмы слишком искусен, чтобы разом упустить из рук свою жертву! Однако там мой путь уже был начертан! Явился здешний аптекарь Пфейфер и, вступив со мною

в брак, увлёк меня в Глупов; здесь я познакомилась с Анисьюшкой, и задача просветления обозначилась передо мной так ясно, что восторг овладел всем существом моим. Но если бы ты знал, как жестока была борьба!

Останавливается как бы подавленная скорбными воспоминаниями, градоначальник Грустилов алчно простирает к ней руки.

П ф е й ф е р ш а

Прими руки! Не осязанием, но мыслью ты должен прикасаться ко мне, чтобы выслушать то, что я должна тебе открыть.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (робко).

Но не лучше ли будет, ежели мы удалимся в место более уединённое?

П ф е й ф е р ш а

Что ж, уединимся!

Она идет вперёд, он следует за нею, подрагивая ляжкой, и оба входят в градоначальни-ческий дом.

В это самое время из глубины сцены появляются медленно бредущие Анисьюшка и Парамоша, юродивые. Оба грязные, в смрадных лохмотьях, полуобнажённые, усаживаются около полицейской будки. Если думают, что их кто-нибудь видит, то начинают что-то бормотать, выкрикивать бессвязные слова и в то же время вздрагивают, кривляются и корчатся словно в лихорадке.

П а р а м о ш а (бормочет).

Не надейтеся на князи, сыны человеческие! Горе вам, суетные, тщестлавные, высокоумные, о пище телесной заботу имеющие, а пищей духовной небрегущие. (Подталкивая локтем Аиисьюшку, другим тоном). А Пфейферша-то, аптекарша-то, самого обхаживает. Видала?

А н и с ь ю ш к а

Видала. Никшни. (Причитает). Нищим, нищим, сирым, убогим подавайте; нищие не о мамоне пекутся, а о том, как бы душу свою спасти. (Толкает локтем Парамошу.) Уже обошла, — видишь, выходят.

Начинают пуще бормотать, причитать и кривляться. На крыльце градоначальнического дома появляются градоначальник Грустилов и Пфейферша. Он расстроен и с заплаканными глазами.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Поистине, возлюбленная сестра моя, услыхал я от тебя внутреннее слово! И вся мерзость поклонения мамоне восстала перед моими глазами. Дорогая сестра по духу, в первый раз сегодня я понял, что значат слова: «всладце уязви мя!» Воистину уязвлён и воистину сладко мне сие уязвление! Бодр дух мой, хоть и немощна плоть! Веди же меня к блаженным Анисьюшке и Парамоше, о которых поведала мне, дабы разрешили они узы мои и обновили дух мой.

П ф е й ф е р ш а (подводит его к полицейской будке).

Вот они! Приблизься и испроси благодати.

Градоначальник Грустилов подходит к юродивым, но от них идёт такой отвратительный запах, что он невольно отступает и зажимает нос рукой.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (конфузливо).

Ох, ну и смрад же!

А н и с ь ю ш к а (заметив его движение, пронзительным голосом, нараспев).

Духи царские, духи райские, не надо ли кому духов?

Делает при этом непристойное движение, градоначальник Грустилов отступает ещё на шаг, Пфейферша подталкивает его к Анисьюшке.

П ф е й ф е р ш а (строго).

Спит твоя душа, спит глубоко! А ещё так недавно ты хвалился своей бодростью!

А н и с ь ю ш к а (визжит).

Спит душенька на подушечке. спит душенька на перинушке. а боженька тук-тук! Да по головке тук-тук! Да по темечку тук-тук!

Бросает в градоначальника Грустилова землёю и сором; Парамоша лает по-собачьи и кричит по-петушиному, а в промежутках бормочет.

П а р а м о ш а

Ку-ка-ре-ку! Брысь, сатана! Петух запел! Ку-ка-ре-ку! Гав-гав-гав!

П ф е й ф е р ш а

Маловерный! Вспомни внутреннее слово!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (ободрившись).

Матушка Анисья Егоровна! Извольте меня разрешить!

А н и с ь ю ш к а (визжит).

Я и Егоровна, я и тараторовна! Ярило — мерзило! Волос — без волос! Перун — старый пердун! Парамон — он умён!

Провизжав это, юродивая скорчилась и умолкла; градоначальник Грустилов озирается в недоумении.

П ф е й ф е р ш а (объясняет).

Это значит, что следует поклониться Парамону Мелентьичу.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (твёрдо).

Батюшка Парамон Мелентьич! Извольте меня разрешить!

Парамоша, не обращая на него внимания, только корчится и икает.

А н и с ь ю ш к а (командует).

Ниже! Ниже поклонись! Не жалей спины-то! Не твоя спина — божья!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (кланяясь ниже).

Извольте меня, батюшка, разрешить!

П а р а м о ш а (диким голосом).

Без працы не бенды кололацы!

Парамоша внезапно вскакивает, вслед за ним вскочила и Анисьюшка, они начинают кружиться. Сперва кружатся медленно и потихоньку всхлипывают, потом круги начинают делаться быстрее и быстрее, покуда, наконец, не переходят в совершенный вихрь. Слышится хохот, визг, трели, всхлёбывания.

Градоначальник Грустилов и Пфейферша стоят некоторое время в ужасе, но, наконец, не выдерживают. Сначала они вздрагивают и приседают, потом постепенно начинают кружиться, вдруг они завихрились и захохотали.

Вихрь пляски внезапно прерывается. Градоначальник Грустилов в изнеможении падает на землю. Обеспокоенные шумом, с разных концов сцены выглядывают квартальные.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (сидя на земле, расслабленным голосом, но ликующе).

Ныне я разрешён! Сподобился благодати и прозрел! Восхищён дух мой горе, и узрел я внутренним оком греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодесы, и даже тетерева, и все огненные.

Pro memoria

Один из чертей вылез из бездны и поднёс мне любимое моё кушанье, но едва я прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Ужас! ужас! Но что всего более ужасает меня, так это горькая уверенность, что не один я погряз, но в лице моём погряз и весь Глупов, и ныне мне надо за всех ответить или всех спасти! Всех спасти! (Вскакивает на ноги и кричит). Квартальные! (Квартальные сбегаются). Сейчас же скликать ко мне обывателей города Глупова, кои нынешней ночью были на моём богомерзком машкерад-ном увеселении! Конец поклонению мамоне, пришло время покаяния! Пусть придут в разодранных одеждах, во власяницах, каясь и воздыхая, и будет всем им дано разрешение, верчение, исцеление! (Неожиданно орёт). Живо!

Квартальные слушали выпуча глаза и с топотом разбегаются в разные стороны исполнять поручение.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Пойдём же готовиться к торжеству. Блаженных Анисьюшку и Парамошу с почётом проводим на отдых в мой дом и сами отдохнём перед новым даром благодати.

Благоговейно ведёт юродивых под руки на крыльцо и сдаёт их подоспевшей челяди. Юродивые скрываются в доме, градоначальник Грустилов и Пфейферша следуют за ними.

Сцена короткое время остаётся пустой, слышен нарастающий гул голосов. Вскоре на сцену вваливается толпа глуповцев, окружая двух квартальных, ведущих учителя каллиграфии Линкина. Линкин бледен и помят. Один из квартальных с торжеством несёт книгу, отобранную при обыске у Линкина. Глуповцы улюлюкает и злорадствуют.

Г л у п о в ц ы (галдят).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

— Что, попался? — Привели! — Будешь знать, как такие книги читать! — К допросу его! — Зови градоначальника. — Он тебе покажет, как смуту разводить! — А книга-то, верно, чернокнижная! — Дай срок, всё разберут! — У-лю-лю! Ишь, трясётся!

На крыльце показывается градоначальник Грустилов, один из квартальных рапортует.

К в а р т а л ь н ы й

Честь имею донести вашему высокородию, что по обыске у оного учителя каллиграфии Линкина найдена всего одна книга (подаёт книгу); иных книг и бумаг не оказалось.

Г л у п о в ц ы (галдят).

— А одной разве мало! — И одной предостаточно! — Допрашивай! — Покажи ему кузькину мать!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (Линкину).

Сам ли ты зловредную оную книгу сочинил? А ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? И как ты с тем вором знакомство свёл? И от него ли ту книжицу получил? И ежели от него, то зачем кому следует о том не объявил, но забыв совесть, распутству его потакал и подражал?

Л и н к и н (твёрдо).

Ни сам я тоя книжицы не сочинял, ни сочинителя оной в глаза не видывал, а напечатана она в столичном городе Москве в университетской типографии иждевением книгопродавцев Манухиных!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (развёртывает книгу и читает заглавие).

«Средства для истребления блох, клопов и других насекомых». Гм. да. (конфузливо мычит). М-м. книжица сия действительно. не заключает в себе ничего. м-м. ни против религии, ни против нравственности, ни даже. м-м. против общественного спокойствия.

Г л у п о в ц ы (шумно к дерзостно).

— Плохо ты, видно, читал! — Ещё разговариваешь с ним! — Что ты с ним балы-то точишь! -Он в Бога не верует.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (в ужасе бросает книгу, разрывает на себе вицмундир, подскакивает кЛинкину и ударяет его по щеке.)

Точно ли ты в Бога не веришь?

Л и н к и н (уклончиво).

Никому я о сём не объявлял!

Г л у п о в ц ы (галдят).

— Свидетели есть! — Свидетели! — Отставной солдат Карапузов! — Слепенькая нищенка Маремьянушка!

Свидетели выступают из толпы.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (Карапузову).

Что ты по сему делу знаешь?

К а р а п у з о в

Намеднись, а когда именно, не упомню, сидел я в кабаке и пил вино, а неподалёку от меня сидел этот самый учитель и тоже пил вино. И выпивши он того вина довольно, сказал: «Все мы, что человеки, что скоты, всё едино, все помрём и все к чёртовой матери пойдём!»

Л и н к и н

Но когда же.

Г л у п о в ц ы (шумят).

— Стой. — Ты погоди пасть-то разевать! -Пущай сперва свидетель доскажет.

К а р а п у з о в

И будучи я приведён от тех его слов в соблазн, кротким манером сказал ему: как же, мол, это так, ваше благородие? Ужели, мол, что человек, что скотина — всё едино? И за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чёртовой матери, для нас не нашли? Батюшки, мол, наши духовные не тому нас учили, вот что! Ну, он это взглянул на меня этак искоса: «Ты, говорит, колченогий (а у меня, ваше высокородие, точно что под Очаковым ногу унесло), в полиции, видно, служишь!». Взял шапку и вышел из кабака вон.

Л и н к и н (изумлённо).

Но когда же.

Г л у п о в ц ы (Градоначальнику).

— Да зажми ты ему пасть-то! — Ишь, речистый какой выискался!

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (Линкину).

Ты помолчи! (Маремьянушке.) А ты что можешь показать, Маремьянушка?

М а р е м ь я н у ш к а

Сижу я намеднись в питейном, и тошно мне, слепенькой, стало; сижу этак-то и всё думаю: куда, мол, нонче народ против прежнего гордее стал! Бога забыли, в посты скоромное едят, нищих не оделяют; смотри, мол, скоро и на солнышко прямо смотреть станут! Право! Только и подходит ко мне самый этот молодец: «Слепа, бабушка?» — говорит. «Слепенькая, мол, ваше высокое благородие». «А отчего, мол, ты слепа?» — «От Бога, говорю, ваше высокое

благородие». — «Какой тут Бога, от оспы, чай!» -это он-то всё говорит. «А воспа-то, говорю, от кого же?» — «Ну да, от Бога, держи карман! Вы, говорит, в сырости да в нечистоте всю жизнь копаетесь, а Бог виноват!» (Останавливается, плачет и продолжает всхлипывая.) И так это меня обидело, уж и не знаю как! «За что же, мол, ты Бога-то обидел?» — говорю я ему. А он не то, чтобы что, плюнул мне прямо в глаза: «Утрись, — говорит, — может, будешь видеть!», -и был таков.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Дело ясное. Богомерзкое дело. (Линкину). Что имеешь сказать в своё оправдание?

Л и н к и н (пал духом).

Ничего не имею. Сознаюсь во всём, и даже во многом таком, чего никогда и не бывало. К примеру сказать: смотрел я однажды у пруда на лягушек и был смущён диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных? И взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашёл: точно, душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (в ужасе, к глуповцам).

Сами видите! (Квартальным). Отвести сего злодея на съезжую и там поступить с ним по всей строгости законов.

Квартальные уводят Линкина. Глуповцы с гомоном следуют за ними. Градоначальник входит в дом. С разных концов понемногу начинают сходиться бывшие на балу у градоначальника Грустилова гости — в рваных платьях, в чёрных одеждах; постепенно рассаживаются по скамьям, переговариваясь друг с другом.

Г о с т и

— И вы здесь? — И я. — Не знаете, зачем созвал нас градоначальник? — Не ведаю. Странно, форма одежды: рваное платье! — Может, особый вид машкерада? — Я думаю, просто прослышал о своём увольнении. — Ну? — Ну и покаяться хочет. — Нет, непонятно. — А я знаю, в чём дело! — В чём? — Пфейферша тут сегодня с ним хороводилась, да юродивые Анисьюшка и Парамоша. — Ну? — Ну и нас хороводы водить заставят! — Разве что так.

Pro memoria

Рассаживаются вокруг просцениума на скамьях. В середине у полицейской будки квартальный навытяжку.

Раздаётся заунывный звон колоколов, и под звуки его из градоначальникова дома выходит процессия. Впереди процессии градоначальник Грустилов без шапки в разодранном вицмундире, с опущенной долу головой и бия себя в перси; за ним чины полицейской команды; далее следует Пфейферша, которую с одной стороны конвоирует Анисьюшка, с другой Парамоша; шествие замыкает отряд пожарной команды. Шествие доходит до полицейской будки и окружает её; градоначальник Грустилов выступает вперёд.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в

Дорогие братья и сёстры! До нынешнего дня я погрязал в беспутстве; до нынешнего дня я, подобно всем вам, поклонился мамоне. Правда, не все следовали по сему пагубному пути; были люди (указывает на полицейских и пожарных), кои и во время глуповского беспутства втайне истинному Богу верны пребывали. Видя сих людей усердие, я в точности познал, сколь великое имеет действие сия вещь, которую вы (Пфейферше), возлюбленная сестра моя, внутренним словом справедливо именуете. (Помолчав). Дать сим людям за их усердие по гривеннику и пусть сегодня направят стопы свои, куда им пожелается. (Протягивает кошелёк с деньгами).

П о л и ц е й с к и е п о ж а р н ы е (гаркают).

Рады стараться, ваше высокородие! (Делают оборот налево кругом и скорым шагом направляются в кабак).

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (продолжает).

Но сегодня свет истины озарил меня. Просветила меня внутренним словом возлюбленная сестра (указывает) жена здешнего аптекаря Пфейфера; разрешили духовные узы мои сии блаженные прозорливцы Анисьюшка и Парамоша. И вот, дорогие братья и сёстры, вновь созвал я вас, чтобы вы, вместе со мною поклонявшиеся мамоне, купно со мною же принесли покаяние. Будьте сопричастниками разрешения уз и обновления духа! Блаженные

Анисьюшка и Парамоша (кланяется до земли) разрешите нас!

В середину круга выступают Анисьюшка и Парамоша, они бормочут и выкрикивают бессвязные слова, среди которых слышаться: «Накати! накати!», — вздрагивают, кривляются и корчатся. Затем начинают кружиться. Сперва кружатся медленно, потом круги делаются быстрее и быстрее, наконец, переходят в совершенный вихрь. Слышатся хохот, визг, всхлёбывания.

Гости, стоящие кругом и некоторое время находящиеся в ужасе, наконец, не выдерживают. Схватившись за руки и образовав хоровод, они сначала вздрагивают и приседают, потом постепенно начинают кружиться всё быстрее и быстрее. Вокруг вертящихся двух юродивых вихрем вертится хоровод обезумевших гостей.

Градоначальник Грустилов и Пфейферша внутри хоровода тоже начинают вздрагивать и приседать, а потом и кружиться.

Заунывный звон колоколов постепенно ускоряется и переходит в бешеный, разнузданный трезвон. Верчение в полном разгаре. Один квартальный у полицейской будки в центре беснующихся стоит неподвижно, навытяжку.

Вдруг звон колоколов резко обрывается. Мёртвая тишина. Вихрь пляски мгновенно останавливается, кое-кто падает на землю, и все, поражённые, устремляют взгляд в глубину сцены.

Вдали окружённый кольцом глуповцев там стоит человек в военном сюртуке и вперяет в толпу цепенящий ужасный взор. Рядом с ним горнист играет на трубе военный сигнал. Градоначальник Грустилов делает несколько неуверенных шагов по направлению к незнакомцу.

Г р а д о н а ч а л ь н и к Г р у с т и л о в (дрожащим голосом).

Кто это? Кто такой?

Г л у п о в ц ы (мрачно).

Прибыл новый градоначальник Угрюм-Бурчеев!

Мёртвое молчание.

Д Е Й С Т В И Е V.

«ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПОКАЯНИЯ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ»

Действующие лица: Градоначальник Угрюм-Бурчеев. Глуповцы. Чиновники. Обыватели. Шпионы. Молодёжь. Рабочие.

На площади города Глупова проходят и повзводно выстроены глуповцы; роты подобраны по росту. Все глуповцы обмундированы однообразно в форменные казакины. Среди одинаково обмундированных глуповцев можно узнать в крайней 1-й роте и Предводителя дворянства, и Попа, и всех чиновников. Между ротами шныряют шпионы, подслушивают неосторожные слова и немедленно доносят их старшему шпиону, сидящему в полицейской будке; тот записывает получаемые сведения.

2-ая рота повзводно метёт площадь под команду взводных командиров, по команде «Раз!» мётлы подымаются в воздух, «Два!» отпускаются на землю, «Три!» делают полукруг по земле.

3-ья рота на другом конце площади занята военной гимнастикой, под команду «Раз! Два!» глуповцы приседают, подскакивают, выбрасывают руки вперёд и вверх.

На полицейской будке вывешено огромное «Расписание работ».

Градоначальник Угрюм-Бурчеев на просцениуме заканчивает заданный самому себе урок маршировки, выкрикивая команду и выполняя её; на нём барабан, в который он бьёт. Угрюм-Бурчеев — мужчина среднего роста с деревянным лицом, никогда не освещающимся улыбкой. Густые чёрные волосы острижены под гребёнку, подстриженная щетина усов; челюсти, готовые всё раздробить или перекусить пополам. Грудь выпячена вперёд, руки длинные. Когда не марширует «руки по швам», то ходит, заложив руки за спину. Одет в военного покроя сюртук, застёгнутый на все пуговицы. Взгляд светлый, совершенно свободный от мысли и потому недоступный ни для оттенков, ни для колебаний. Совершенно беззвучным голосом выражает свои требования и неизбежность их выполнения. Говорит отрывисто.

Уг р ю м-Б у р ч е е в (командует самому себе, тотчас выполняя команду).

На-лево кру-гом! Шагом марш! Левой, правой, левой, правой. Стой! На первый-второй рассчитайся! (Разными голосами). Первый-второй, первый-второй, первый-второй!.. (много раз). Смирно! Ряды вздвой! (Делает один шаг назад и один вправо). Шагом марш! (Марширует и бьёт в барабан. Потом останавливается и обращается к роте, метущей площадь). Слушать команду! Раз-два-три. Раз-два-три! Чище мети! Раз-два-три! Не отставать! Все сразу! Рядами! Раз-два-три! Раз-два-три! (Взглянув на расписание, командует). Первая рота в манеж для принятия пищи. Вторая и третья рота вольно, оправиться! Четвёртая рота в манеж для телесных упражнений. Пятая рота на молитву в манеж для коленопреклонений, ранее именовавшийся церковью. Шестая рота на общественные работы. Повзводно шагом марш! (Продолжает одиноко маршировать).

Роты, кроме второй и третьей, отбивая шаги, расходится. 1-ая рота тотчас же возвращается с обедом в руках, у каждого по куску чёрного хлеба.

Г л у п о в ц ы

1-ая р о т а (мрачно).

— Долго ли терпеть будем? — И вот так каждый день. — Вот и весь обед, по куску чёрного хлеба с солью. — Такой же и ужин! — Это бы что, а вот казармой замучил. — Да ведь и сам он, вот, погляди! — Встаёт с зарёю, надевает вицмундир и тотчас же бьёт в барабан. — А потом три часа марширует один без товарищей, произнося самому себе командные возгласы. — Сейчас кончит. — Сатана! — С изумительной ограниченностью соединяет непреклонность, граничащую с идиотством. — Идиот, принявший мрачное решение. — Если бы вследствие усиленной идиотской деятельности даже весь мир обратился в пустыню, то и это не устрашило бы идиота.

— Долго ли терпеть будем?

У г р ю м-Б у р ч е е в (подходит к первой роте).

Рота, смирно! Стройся! Равнение на-пра-во! Бе-гом марш! (1-ая рота бежит). Раз-два, раз-два!

2-ая р о т а (злобно).

Pro memoria

— Долго ли терпеть будем? — Нарочитое упразднение естества! — Спит на голой земле и только в сильные морозы позволяет себе укрыться на пожарном сеновале. — Вместо подушки кладёт под голову камень. — Курит махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты, и те краснеют, когда до обоняния их доходит запах её. — Ест лошадиное мясо и свободно пережёвывает воловьи жилы. — Подлинный изверг! — Сатана!

— Долго ли терпеть будем?

У г р ю м-Б у р ч е е в (возвращает 1-ую роту на прежнее место).

Рота, вольно! Оправиться! Вторая рота, смирно! Бег на месте! Раз-два, раз-два!

3-ья р о т а (с отчаянием).

— Долго ли терпеть будем? — Так и думаешь, что вот небо обрушится, земля разверзнется под ногами, налетит откуда-то смерч и всё поглотит, всё разом! — Всеобщий панический страх! — Пришёл конец! — В смятении глядишь назад, и с ужасом видишь, что назади действительно ничего нет. — Была ли у нас история? — Что позади? — Органчики, самозванки, фаршированные головы, пожары, голод, экзекуции, цивилизаторы, юродивые!.. — И в довершение позора этот ужасный, этот бесславный прохвост! — А что впереди? — А что теперь? -Казармы и мрачный идиот.

— Долго ли терпеть будем?

У г р ю м-Б у р ч е е в (сновамарширует один, заканчивая положенный себе урок).

Полоборота на-пра-во! Шагом марш! Раз-два, раз-два. (Марширует вокруг полицейской будки и бьёт в барабан).

4-ая р о т а (м о л о д ё ж ь) (вернулась из манежа для телесных упражнений).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

— Долго ли терпеть будем? Довольно! — К чему жить? Зачем жить, если жизнь отравлена идиотом? — Вы только взгляните в его глаза! -Пристальный взор, в котором отражается какая-то неограниченная бесстыжесть! — Глядя на него, опасаешься за человеческую природу вообще. — Идиот, принявший мрачное решение. — Идиоту простому можно путь преградить, но как быть с идиотом власть имеющим? -Сбросить его с пути! — Давно пора!

— Долго ли будем терпеть? Довольно.

У г р ю м-Б у р ч е е в (командует сам себе).

Раз-два, раз-два. Стой! Вольно! Оправиться!

Останавливается у полицейской будки, снимает барабан, свёртывает и закуривает «собачью ножку» вонючей махорки, отдыхает. К нему подходит Старший шпион.

С т а р ш и й ш п и о н

Осмелюсь доложить вашему высокородию.

У г р ю м-Б у р ч е е в (отрывисто).

Много?

С т а р ш и й ш п и о н (мнётся).

Хотя среди громадного большинства благонамеренных обывателей царит беззаветное восхищение начальством.

У г р ю м-Б у р ч е е в

Восхищение. Зачем?

С т а р ш и й ш п и о н (теряется).

В рассуждении преданности.

У г р ю м-Б у р ч е е в

Спрашиваю: зачем? Восхищение начальством! Кто позволил? (Старший шпион трясётся; Угрюм-Бурчеев ко всем глуповцам). Что значит восхищение начальством? Это значит такое оным восхищение, которое допускает и возможность оным невосхищения! А отсюда до революции один шаг! Не сметь ни восхищаться, ни невосхищаться! Только маршировать.

Г о л о с а (м о л о д ё ж и)

— Но разум! Разум!

У г р ю м-Б у р ч е е в

Разум? Зачем? Он есть злейшиё враг, опутывающий человека сетью обольщений и опасных привередничеств. Разум рассуждает. Не рассуждать!

Г о л о с а (м о л о д ё ж и)

— А труд? — Веселье? — Досуг? — Отдых?

У г р ю м-Б у р ч е е в (говорит все тем же ровным, бесстрастным голосом).

Молчать! Веселье? Не понимаю. Досуг. Зачем? Только маршировать! Отдых? Усиленная маршировка по праздникам! Всё это значит исполнять долг. А что есть долг? Всеобщее равенство перед шпицрутеном! (Старшему шпиону). Шпицрутены готовы?

С т а р ш и й ш п и о н

Готовы, ваше высокородие!

У г р ю м-Б у р ч е е в

Виновные будут наказаны. Ломы, топоры готовы?

С т а р ш и й ш п и о н

Приготовлены к раздаче, ваше высокородие.

У г р ю м-Б у р ч е е в

Тогда собрать всех на площадь для выслушивания приказа. Гони!

Призывные сигналы. Глуповцы поротно и повзводно выстраиваются полукругом около полицейской будки. Угрюм-Бурчеев становится на барабан.

У г р ю м-Б у р ч е е в (ровным голосом).

Слушать приказ! Сегодня великий день в истории города Глупова. И последний его день. К вечеру Глупова не будет.

Движение ужаса в толпе.

На месте его воздвигнется нечто новое и великое. Отныне Глупов переименовывается в вечно-достойный памяти непреклонной воли город Непреклонск. Барабаны, бей! (Барабаны.) Скажу кратко о том, чего мы уже достигли. Когда прибыл я сюда, вы все жили развратным обычаем. Как кто хотел. А ныне? Город разделён на роты, роты на взводы. Выводы на дома. Дом есть поселённая единица, имеющая своего командира и своего шпиона. Десять домов — взвод, У него свой командир, свой шпион. Пять взводов — рота. Пять рот — полк. Всех полков четыре. Каждый раздел имеет своего командира, своего шпиона. Надо всем этим я, Угрюм-Бурчеев, градоначальник, сухопутных и морских сил обер-комендант. И рядом со мной старший шпион! Таков порядок на месте былого беспорядка. Так я вас устроил.

Порядок в домах. В каждом доме двое престарелых, двое взрослых, двое подростков, двое малолетков. Одинаковость лет сопрягается с одинаковостью роста и с одинаковостью формы. Все вы одеты в единообразные одежды по особым апробованным мною рисункам. С восходом солнца все вы подымаетесь, подчищаетесь, подтягиваете ремешки. Малолетные сосут на скорую руку материнскую грудь, престарелые произносят краткое трёхсложное поучение. Потом на работу.

Порядок в работе. Работа — по команде. Пахать, косить, сеять, мести улицы, молиться — всё по команде: раз-два, раз-два!

Отдых — маршировка. По праздникам — маршировка усиленная.

Таков порядок на месте прежнего беспорядка. Но это только ещё начало. (В толпе волнение и ропот). Молчать! Барабаны, бей! (Барабаны).

Всё введено в порядок, всё, но только не самый город. Что есть Глупов? Скорее беспорядочная куча домов, нежели город. Улицы разбегаются вкривь и вкось; дома лепятся кое-как без порядка, то теснясь, то оставляя пустыри. Улучшить тут нельзя, тут надо создать вновь. И притом же река. Зачем? (Молчание). Спрашиваю: зачем?

С т а р ш и й ш п и о н (мечется).

Река-с.Навоз-с.

У г р ю м-Б у р ч е е в

Зачем? Течёт беспорядочно. Уйму я её. Или сам уйду и вас уведу. Построю новый город на равнине без единого бугорка, без единой впадины. А сей город разорю до основания. (Волнение и ропот). Молчать!

Новый город строить буду так. Ровное место. Ни реки, ни ручья, ни оврага, ни пригорка, кои могли бы служить препятствием для маршировки. Посредине круглая площадь, от коей расходятся улицы-роты. Роты пересекаются бульварами, кои в два кольца опоясывают город. Затем форштадт, земляной вал для защиты от внешних врагов, и конец. Каждая рота шесть сажень ширины. Каждый дом — три окна в палисадник. В оном растут барская спесь, царские кудри, бураки и татарское мыло. Все дома окрашены будут светло-серою краскою и одинаково освещены солнцем и луною. Иных линий кроме прямых в городе не будет. Вот видите (проводит прямую линию рукою по воздуху) прямая линия. Начертавши оную, втиснуть в неё весь видимый и невидимый мир и притом с таким непременным расчетом, чтоб нельзя было повернуться ни взад, ни вперёд, ни направо, ни налево. Вот задача! Прямая линия драгоценна не ради того, что кратчайшая -куда торопиться! — но ради того, что по ней можно весь век маршировать и ни до чего не домаршироваться.

Сегодня великий день: последний день города Глупова. Сейчас начнёте по команде, повзводно, поротно, ломать его. К вечеру не

Pro memoria

должно остаться на месте ни единого камня, ни единого бревна. Раздать инструменты! (Сходит с барабана и берёт в руки топор).

Глуповцам раздают топоры и ломы. Суматоха. Всеобщий ужас.

Г л у п о в ц ы (с отчаянием).

— Пришёл конец! — Что же это такое? -Наяву ли это происходит? — При градоначальнике Бородавкине когда-то Оловянные солдатики разрушили избу. — То избу, а тут целый город! — Сатана! — Идиот, принявший мрачное решение! — Долго ли ему над нами измываться?

— Долго ли будем терпеть? — Пришёл конец!

Угрюм-Бурчеев расставляет взводы, намечая каждому участок и отмеряя расстояние. Ропот нарастает.

У г р ю м-Б у р ч е е в

От сих мест — до сих. От сих мест — до сих. От сих мест — до сих.

Старш ий шпион (докладывает шёпотом).

Ваше высокородие! Господин Предводитель дворянства отказываются, говорят, что по закону о вольности дворянства освобождены от физического труда.

У г р ю м-Б у р ч е е в (громко и бесстрастно).

Гони! (Продолжает расставлять роты). От сих мест, до сих.

С т а р ш и й ш п и о н (снова подбегая, взволнованным шёпотом).

Ваше высокородие, неблагонамеренные обыватели ропщут. Вроде как бунт.

У г р ю м-Б у р ч е е в (громко и бесстрастно).

Бунт? Зачем? Гони! Неповинующихся сквозь строй шпицрутенами. (Ропот умолкает). Горнист, изготовься! Роты! По первому

сигналу — в атаку! Ломай! (Все расставлены и ждут сигнала. Минута мёртвого молчания). Труби! (Военный сигнал). Вперёд! Ломай! Раз-два!

Угрюм-Бурчеев с топором в руке бросается во главе первой роты ломать здания. Стук топоров и ломов, визг пилы, крики рабочих и грохот падающих на землю брёвен; густые облака пыли. Чей-то голос с надрывом затягивает:

«Раз — первой! раз — другой!»

И ряд голосов подхватывает с отчаянием:

«Ухнем! Дубинушка, ухнем!»

Оргия разрушения. Декорации, поставленные Глуповцами в конце Пролога, теперь одна за другой снимаются и сваливаются в реку, текущую в глубине сцены. Мало-помалу место обнажается, в далёкой дали виднеется окаймляющий горизонт мелкий ельничек да березничёк. Голая пустыня. И лишь посередине просцениума возвышается во всей неприкосновенности полицейская будка.

Работа разрушения перекидывается за сцену, слышны доносящиеся оттуда звуки топоров, сигналы горниста, «Дубинушка» и команда Угрюм-Бурчеева: «Вперёд! ломай! раз-два! раз-два!» Наконец, Угрюм-Бурчеев усталый, отирая пыль и пот с лица, показывается около полицейской будки. Впервые лицо его освещено идиотской улыбкой: кругом голая пустыня.

У г р ю м-Б у р ч е е в

Шабаш!

На сцене работа прекращается, за сценой стук топоров ещё слышится некоторое время, постепенно отдаляясь и затихая; народ в беспорядке сходится с разных сторон. Усталые и мрачные лица на фоне голой пустыни.

У г р ю м-Б у р ч е е в (указывая на развалины и пустыню).

Тако да видят людие!

Усталый, тут же около полицейской будки валится на землю, подкладывает под голову камень и уже через минуту храпит, не сделав шпионам никакого распоряжения. Его понемногу обступает угрюмая и мрачно-решительная толпа, у всех в руках топоры и ломы.

Шпионы в ужасе мечутся по сцене и исчезают. Угрюм-Бурчеев спит. Долгое время мрачное молчание, потом голоса в отдельных группах.

Г о л о с а

П е р в а я г р у п п а (р а б о ч и е).

— А не стыдно ли нам, товарищи? — До чего мы дошли! — Кого слушались! — Что тут случилось? — Что произошло? — Точно мы вдруг проснулись! — Вздохнули свободно! -Разве можно так дальше жить? — Сил нет! -Нету сил! — Пора покончить! — Начать жить сызнова. — Довольно! — Довольно! — Долой!

В т о р а я г р у п п а (м о л о д ё ж ь)

— Не стыдно ли нам? — Грудь захлёстывает кровью. — Дыхание занимается. -Гнев искривляет лицо. — Мы подчинялись бесславному идиоту! — Он с топором в руке пришёл неведомо отколь. — С неисповедимой наглостью изрёк смертный приговор всему. — Прошедшему, настоящему и будущему! — И мы терпели! — И мы подчинялись! — Довольно! — Довольно! — Долой!

Шум нарастает, группы сплачиваются, смотрят на спящего Угрюм-Бурчеева.

Г о л о с а (р а з н ы е).

— Вот смотрите на него! — Лежит неподвижно на солнечном припёке и храпит. — Рассмотри его всякий и убедись. — Подлинный идиот и ничего более. — Идиотство, ненашедшее себе границ! — И мы подчинялись! — И мы терпели! -Довольно! — Долой! — За топоры! — Не надо нам градоначальника! — Своим умом хотим жить! -Сами свою жизнь строить! — Свобода!

Виды Рязани, где М.Е. Салтыков-Щедрин был вице-губернатором в 1858-1860 гг. и управлял Казенной палатой в 1867-1868 гг. Акварели Г.К. Лукомского из серии зарисовок русской провинции. 1900-е гг.

Грозный гул нарастает, народ потрясает топорами, группы сходятся, переплетаются, расходятся. В ответ на последний возглас -общий крик: «Свобода!»

Угрюм-Бурчеев просыпается и медленно садится. Жуткое молчание, прерываемое раскатами криков за сценой: «Свобода! Свобода! Свобода!»

Г о в о р в т о л п е

— Идиот проснулся! — Подлинный изверг! -До того всякое естество в себе победил, что и на эти неслыханные разрушения и страдания холодным и непонятливым оком взирать может! — Идиот проснулся! — Поздно! — Народ проснулся!

У г р ю м-Б у р ч е е в (встаёт, бесстрастным и ровным голосом).

Молчать! Роты, стройся! Барабаны, бей!

В ответ грозный гул толпы, занесённые вверх топоры, единодушный вопль.

Н а р о д

— Нет больше рот! — Кончена твоя власть! -Конец вашему царству! — Не надо нам градоначальников! — Своим умом будем жить! — Сами свою жизнь будем строить! — Свобода!

У г р ю м-Б у р ч е е в (недоумённо).

Свобода? Зачем? (Гневный гул народа.) Что делаете? Пусть не я, но придёт некто за мною, который будет ещё ужаснее меня!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Н а р о д

— Не придёт! — Пусть приходит! — Теперь мы знаем, что делать! — Встретим его, как провожаем тебя! — Конец тебе! — Конец градоначальникам! (Схватывают его.)

У г р ю м-Б у р ч е е в (впервые кричит).

Я строил ваше счастие! я радел о вашем благе! я построил бы новый город! Я создал бы новую жизнь! Я дал бы вам.

Его снова прерывает взрыв гнева и хохота народа.

Н а р о д

— Он даст нам счастье! — Он будет радеть о нашем благе! — Он построит новую жизнь! -Он скажет нам: я вас разорил и оглушил, а теперь позволю вам быть счастливыми! — И мы выслушаем это хладнокровно. — И мы воспользуемся его дозволением и будем счастливы. — Позор!!! — Позор! Позор! — Не бывать

Pro memoria

Иванов-Разумник. Фото из

следственного дела. 1933 г.

этому! — Своим умом будем жить! — Сами будем строить новую жизнь! — Предки наши такали, такали, да протакали! — Довольно мы были глу-повцами! — До той поры глуповцами были, пока вновь воли своей не нашли! — Свобода!

Несколько ударов топора вдребезги разбивают полицейскую будку, обломки её падают к ногам народа. Угрюм-Бурчеев исчезает в волнах толпы, из задних рядов доносится сдавленный его крик.

У г р ю м-Б у р ч е е в

История прекратила течение своё!

Н а р о д

— История Глупова кончилась! — История народа начинается! — Свобода! Свобода! Свобода!

К О Н Е Ц

П р и м е ч а н и я

1. Текст Салтыкова сохранён в неприкосновенности.

2. Ремарки изложены словами салтыковско-го текста.

3. Некоторые фразы дополнительно взяты из других родственных произведений Салтыкова («Помпадуры и помпадурши» и др.)

4. Подзаголовки под каждым действием -заглавия соответственных очерков «Истории одного города».

5. «Архивариус-Летописец» в Прологе может совсем быть выпущен, его можно исполнять также и хоровой читкой Глуповцев.

6. В Прологе — три поляночки и три Князя могут быть даны не одновременно, а в последовательности развивающегося действия.

7. Чиновники(Помощник градоначальника, Стряпчий, Казначей, Смотритель народного училища, Городовой врач, Письмоводитель,

а также Поп, Предводитель дворянства и Градской голова), встречающиеся в I и III действиях, — не индивидуальные характеры, а общие типы, одни и те же на протяжении пяти действий истории города Глупова; поэтому они не меняются в своём обличии. Ярче всего это можно подчеркнуть принципом Масок, положенным в основу постановки. То же самое относится и к Глуповцам от I до IV действия.

8. При постановке могут быть выпущены места, необходимые для полноты салты-ковского текста, но замедляющие действие: воспоминания чиновников о бывших градоначальниках (д. I), приезд чиновника из губернии (д. I), эпизод с Матрёнкой-ноздрёй и Дунькой-толстопятой (д. II), беседа Фердыщенки с Глуповцами о недрах земли (д. II), разгроворы гостей на балу у Грустилова (д. IV), эпизод с учителем Линкиным (д. IV) и немногие другие.

Публикация и подготовка текста Нины Панфиловой и Олега Фельдмана

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВЕЧЕР, ПОСВЯЩЁННЫЙ ТВОРЧЕСТВУ М.Е.
САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Цель: познакомить читателей с этапами биографии и
творчества писателя; раскрыть особенности художественного мира как
писателя-сатирика.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ  ЛИЦА

Двое ведущих;
Публицист (чтец).

Выходят двое
ведущих.

   1-й ведущий. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин  родился в Тверской губернии (в
настоящее время Калининская область), в селе Спас-угол 27 января 1826 года.
Детство его было на редкость безотрадное. Он родился и рос в богатой помещичьей
семье. Жизнь в семье Салтыковых была  грубая, чуждая серьёзным умственным и
общественным интересам. Жестокая действительность крепостнического быта
пробудила в нём сознание несправедливости существующего строя и первые
настроения протеста против него.

   2-й ведущий.
В память ребёнка с самых ранних лет врезались картины крепостного насилия. «Я
вырос на лоне крепостного права, вскормлен молоком крепостной кормилицы,
воспитан крепостными мамками и, наконец, обучен грамоте крепостным грамотеем.
Все ужасы этой вековой кабалы я видел в их наготе». «Не только всякого
дворового я знал в лицо, но и всякого мужика. Я любил говорить, расспрашивать.
Крепостное право, тяжёлое и глубокое в своих формах, сближало меня с
подневольною массою», — с горечью вспоминал позднее писатель.

   1-й ведущий. Учиться
Михаил начал рано. В возрасте восьми лет он обучился русской грамоте и вскоре
пристрастился к чтению. Успешно выдержал экзамены и поступил в третий класс
Московского дворянского института, из стен которого вышли  многие деятели
науки, искусства, литературы… Салтыков-Щедрин, как один из лучших воспитанников
дворянского института, был отправлен в Царскосельский лицей, который когда-то
закончил Александр Сергеевич Пушкин, и где началась его литературная деятельность.
В своём первом стихотворении «Лира» он выразил чувство огромной любви к
Пушкину.

   2-й ведущий. Восемнадцати
лет Михаил окончил лицей, однако рейтинг семнадцатым из двадцати двух учеников,
то есть пятый с конца, потому что поведение его аттестовалось не более как
«довольно хорошим».  К обычным школьным проступкам, таким как «грубость»,
куренье, небрежность в одежде, у него присоединялось писание стихов
«неодобрительного» содержания. В лицее, под влиянием свежих ещё пушкинских
преданий, каждый курс имел своего поэта; на своём курсе эту роль играл
Салтыков-Щедрин. Дело в том, что уже в те годы юноша проявил влечение к
литературе и испытал на себе сильное влияние статей Белинского. Несколько
стихотворений будущего сатирика было даже помещено в «Библиотеке для чтения» и
в «Современнике», однако ни одно из этих стихотворений не носит на себе следов
таланта. Михаил, к счастью, скоро понял, что у него нет призванья к поэзии,
перестал писать стихи и не любил, когда ему о них напоминали. В этих
ученических упражнениях, однако, чувствуется искреннее настроение, большей
частью грустное, меланхолическое – недаром у тогдашних знакомых он слыл
«мрачным лицеистом».

   1-ведущий. Восьмилетнее
пребывание Салтыкова в привилегированных учебных заведениях, помимо того что в
них он получил основательное гуманитарное образование, имело  значение для
будущей деятельности сатирика. Он в совершенстве изучил весь процесс
официального воспитания царских сановников, и это ему пригодилось, когда он
впоследствии высмеивал их в сатирических образах «помпадуров»,
«градоначальников» и «ташкентцев».

   2-й ведущий.
После лицея Салтыков был определён в канцелярию Военного министерства, но
литература уже тогда занимала гораздо больше, чем служба. Он не только много
читал, увлекаясь в особенности французскими социалистами, но и писал – сначала
библиографические заметки, несмотря на маловажность книг, по поводу которых они
написаны, проглядывает образ мыслей автора — его отвращение  к рутине, к
прописной морали, к крепостному праву. Местами попадаются и блёстки
насмешливого юмора.

   1-й ведущий. Важным
событием в идейной жизни писателя явилось его участие в кружке революционно
настроенной молодёжи под руководством Петрашевского. Члены кружка увлекались
идеями утопического социализма, вели шумные и живые беседы по политическим и
нравственным вопросам. «От этих бесед, вспоминал Салтыков, — новая жизнь
проносилась над душою, новые чувства охватывали сердце, новая кровь закипала в
жилах».

   2-й ведущий. Приобщившись
к учению о будущем идеальном строе, Салтыков навсегда остался его приверженцем.
Вместе с тем он не разделял мнения тех мыслителей, которые считали, что для
построения социалистического общества достаточно одного лишь нравственного
перевоспитания людей. Салтыков был убеждён, что для этого необходима ещё и
активная общественная борьба угнетённых масс за свои права.

   1-й ведущий. Любя
«Россию до боли сердечной», Щедрин гневно бичевал в своих произведениях её
врагов – крепостное право, прогнивший режим и порождённые им пороки. Писатель
показал нам полную картину жизни всех слоёв и классов России за полвека
(крепостную деревню, изнурённую непосильной работой на барина, и деревню после
освобождения крестьян, когда место барина занял новый эксплуататор –
деревенский кулак). Сатирические произведения Михаила Евграфовича
Салтыкова-Щедрина остро и метко изобличали пороки тогдашнего строя, поэтому
были ненавистны царскому правительству. В апреле 1848 года он был выслан в
Вятку.

   2-й ведущий. Молодой
литератор, страстно отдавшийся передовым идейным исканиям, оказался внезапно
выброшенным из столицы в глухой провинциальный город. Резкая смена впечатлений
тяжело отразилась на настроениях Салтыкова. Он чувствовал себя несчастным,
горько жаловался на свою жизнь в грязном обывательском болоте, на отсутствие
духовно родственной среды.

   1-й ведущий. В
изгнании идейное развитие Салтыкова затормозилось, а его литературное
творчество приостановилось. Умственную тоску он разгонял тем, что переводил
французских мыслителей. Но, как впоследствии признавал сам писатель, почти
восьмилетняя принудительная служба в Вятке явилась «великой школой жизни». Как
человек умный, образованный, деятельный, он быстро выдвинулся на видное место
чиновника особых поручений в губернской администрации. Служба его была связана
с постоянными разъездами по отдалённым, глухим местам Вятской губернии  и
соседних губерний. Он всесторонне познал жизнь, быт, психологию разнообразных
слоёв населения – чиновничества, купечества, мещанства, крестьян. Салтыков-
Щедрин горячо принимал к сердцу свои обязанности, поскольку они давали ему
возможность быть полезным народу. Это всё  имело большое значение для его
литературной деятельности, которая возобновилась тотчас же после ссылки.
Окончилось изгнание в начале 1856 года, когда после смерти Николая I  и
поражения в Крымской войне самодержавие вынуждено было пойти на смягчение
политического режима и на отмену крепостного права. Писатель вернулся в
Петербург.

   2-й ведущий. Богатый
запас сделанных им наблюдений нашёл отражение в «Губернских очерках», где
Салтыков живописно представил всё провинциальное чиновничество – от мелкого
канцеляриста до губернатора – в образах взяточников, безжалостно грабивших
народ. Очерки эти, где впервые ярко обнаружилось сатирическое дарование
Салтыкова, принесли автору шумный успех и сразу сделали его имя известным всей
читающей России.  О нём заговорили как о писателе, который воспринял лучшие
реалистические традиции Гоголя и стал на путь ещё более смелого и беспомощного
осуждения социального зла.

   1-й ведущий. Собранные
в одно целое, «Губернские очерки» выдержали два издания, а впоследствии – ещё
два.  Они положили начало литературе, получившей название «обличительной», но
сами принадлежали к ней только от части. Внешняя сторона мира кляуз, взяток,
всяческих злоупотреблений наполняет всецело лишь некоторые из очерков. На
первый план выдвигается психология чиновничьего быта. 

   2-ведущий. Чернышевский
назвал первую сатирическую книгу Салтыкова «благородной и превосходной», а её
автора — писателем «скорбным и негодующим». «Никто, — писал он,- … не карал
наших общественных пороков словом, более горьким, не выставлял перед нами наших
общественных язв с большею беспощадностью» Передовая русская интеллигенция
использовала это  произведение в своей борьбе против крепостного права и для
пропаганды революционных идей.  «Губернские очерки» навсегда определили
общественно-литературную позицию Салтыкова – Щедрина как сатирика-демократа.

   1-й ведущий. Став
уже знаменитым писателем, в течение нескольких лет он продолжил служебную
деятельность. Не решаясь содержать семью на литературные заработки,
Салтыков-Щедрин служил чиновником особых поручений в Министерстве внутренних
дел, участвовал в подготовке крестьянской реформы. В 1858-1862 годах был
вице-губернатором в Рязани, затем в Твери. Честный администратор, боровшийся со
взяточничеством извергами-помещиками, связанный с либеральной оппозицией,
Салтыков-Щедрин был вынужден подать в отставку «по болезни» и полностью
посвятил себя литературе. Попытка вернуться на службу в 1865-1868 годах, когда
Салтыков-Щедрин возглавлял книжные палаты в Пензе, Туле, Рязани, закончилась
окончательной отставкой после резко отрицательного отзыва о нём шефа жандармов.

   2-й ведущий. Но
это официальная информация. На самом деле всё было несколько иначе. На
административном посту в Туле Салтыков боролся с бюрократизмом,
взяточничеством, казнокрадством, стоял за интересы низших тульских общественных
слоёв: крестьян, кустарей-ремесленников, мелких чиновников. Затем написал
памфлет на губернатора Шидловского под названием «Губернатор с фаршированной
головой». Поэтому вполне естественно, что деятельность Салтыкова в Туле
завершилась его удалением из города по причине остроконфликтных отношений с
губернским начальством. Своеобразные особенности характера Салтыкова,
проявленные им во время руководства Тульской казённой палатой, наиболее
выразительные черты его личности были запечатлены служившим под его началом
тульским чиновником позже, лишь в 1902 году.

   1-й ведущий. Находясь
на руководящих должностях, он старался, насколько позволяли условия, «не дать в
обиду мужика». Такое гуманное отношение к народу было необычным в высшей
бюрократической среде, и сослуживцы, припоминая французского революционера
Робеспьера, называли вице-губернатора Салтыкова вице — Робеспьером. Заниматься
служебной деятельностью побуждали Салтыкова не только материальные соображения,
но и намерение принести пользу обществу. Польза эта, как всё больше убеждался
он, оказывалась лишь бесследной каплей добра в море бюрократического произвола.
Честный, наделённый независимым характером администратор всё чаще вступал в
конфликт с властью. Морально угнетало Салтыкова и его двойственное положение:
формально он был причастен к той правительственной системе, с которой идейно
расходился и боролся как сатирик. Ему становилось всё труднее находиться на
государственном поприще.

   2-й ведущий. В
возрасте сорока двух лет он окончательно покинул государственную службу и стал
заниматься исключительно литературой. Работал в журнале «Отечественные записки»
вначале под редакцией Некрасова, сделавшись одним из самых усердных его
сотрудников, а затем самостоятельно. Время работы в «Отечественных записках» —
с января 1868 года и до их закрытия в апреле 1884 года – самая блестящая пора
литературной деятельности Салтыкова-Щедрина, период высшего расцвета его
сатиры. На страницах журнала ежемесячно появились его произведения,
привлекавшие к себе внимание всей читающей России. Писатель переживает
небывалый творческий подъём.

   1-й ведущий. В
первое же время работы в журнале он пишет «Историю одного города» — самое
резкое в его творчестве и во всей русской литературе нападение на монархию.
Если ранее он бичевал только провинциальных губернских чиновников и бюрократов,
то теперь добрался до правительственных верхов, с которыми открыто выступать
было не только опасно, но и невозможно. Поэтому сатирик прибегнул к сложной
художественной маскировке. Своё произведение он выдал за найденные в архиве
тетради летописцев, будто бы живших в восемнадцатом веке, а себе отвёл лишь огромную
роль «издателя» их записок. Царей и царских министров Салтыков-Щедрин
представил в образах градоначальников, а установленный ими государственный
режим – в образе города  Глупова. Все эти фантастические образы и остроумные
выдумки потребовались сатирику, конечно, только для того, чтобы издевательски
высмеять царское правительство своего времени.

Выходит
публицист.

   Публицист. «… В особенности тяжело было смотреть на город поздним вечером. В это
время Глупов, и без того мало оживлённый, окончательно замирал. На  улице
царили голодные псы, но и те не лаяли, а в величайшем порядке предавались
изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и дома, и
только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал, далеко за
полночь, зловещий свет. Проснувшийся обыватель мог видеть, как градоначальник
сидит, согнувшись, за письменным столом, и всё что-то скребёт пером… И вдруг
подойдёт к окну, крикнет «не потерплю!» — и опять садится за стол, и опять
скребёт…

   Начали ходить
безобразные слухи. Говорили, что новый градоначальник совсем даже не
градоначальник, а оборотень, присланный в Глупов по легкомыслию; что он по
ночам, в виде ненасытного упыря, парит над городом и сосёт у сонных обывателей
кровь. Разумеется, всё это повествовалось и передавалось друг другу шёпотом;
хотя же и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена и
просить прощения, но и тех взяло раздумье. А что, если это так именно и надо?
Что, ежели признано необходимым, чтобы в Глупове, грех его ради, был именно
такой, а не иной градоначальник? Соображения эти показались до того резонными,
что храбрецы не только отреклись от своих предложений, но тут же начали
попрекать друг друга в смутьянстве и подстрекательстве.

   И вдруг всем
сделалось известным, что градоначальника секретно посещает часовых и органных
дел мастер Байбаков. Достоверные свидетели сказывали, что однажды, в третьем
часу ночи, видели, как Байбаков, весь бледный и испуганный, вышел из квартиры
градоначальника и бережно нёс что-то обёрнутое в салфетке. И что всего
замечательнее, в эту достопамятную ночь никто из обывателей не только не был
разбужен криком «не потерплю!», но сам градоначальник, по-видимому, прекратил
на время критический анализ недоимочных реестров и погрузился в сон.

   Возник вопрос:
какую надобность мог иметь градоначальник в Байбакове, который, кроме того что
пил без просыпа, был ещё и явный прелюбодей?..»

   2-й ведущий.
Салтыков-Щедрин применил все средства обучения, чтобы вызвать чувство отвращения
к деятелям самодержавия. Это достигнуто уже в «Описи
градоначальникам»,предваряющей краткими биографическими справками подробное
описание «подвигов» правителей города Глупова.  Постоянное упоминание о
неприглядных причинах смерти резко обнажает весь их отвратительный внутренний
облик, подготовляя необходимое эмоциональное настроение читателя. Все
градоначальники умирают, как бы следуя народной поговорке «собаке и собачья
смерть», от причин ничтожных, неестественных или курьёзных, достойным образом увенчивающих
и позорный жизненный путь. Один был растерзан собаками, другой заеден клопами,
третий умер «от объедения», четвёртый – от порчи головного инструмента, пятый
умер от натуги, усиливаясь постичь некоторый сенатский указ, и т.д. Был ещё
градоначальник Прыщ, фаршированную голову которого откусил и проглотил
прожорливый предводитель дворянства.

   1-й ведущий.
«История одного города» выстроена её создателем намеренно нелогично и
непоследовательно. В  структуре «Истории» три вступительных раздела, одно заключительное
Приложение и всего 5 основных частей повествования о подвигах управителей.
Великий сатирик предпослал основному  содержанию обращение издателя и обращение
к читателям якобы последнего глуповского архивариуса. Опись градоначальников,
придающая книге якобы историографичность и особый смысл, состоит из 21 фамилии.
Причём внимание к начальствующим особам явно неравнозначно:  одним посвящено
много литературных страниц, другим повезло меньше. Два градоначальника –
Брудастый-Органчик и Угрюм-Бурчеев – получили громкую известность в
читательской среде.

   2-й ведущий.
Хронологические рамки повествования достаточно условны. Сам автор вольно
обращается с ними. Он то высмеивает монархическую легенду о признании варягов,
тем самым относя действие повествования к далёким временам основания Русского
государства, то переносится к современным ему событиям. В «Описи
градоначальникам» подчёркнуты такие свойства этих градоначальников, которые
роднят их с реальными фигурами. Шанжированные, доведённые до гротеска образы
щедринских администраторов воплощали черты современных автору исторических лиц.
О статском советнике Грустилёве, например, сказано: «Друг Карамзина. Отличался
нежностью и чувствительностью сердца, любил пить чай в городской роще и не мог
без слёз видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя несколько сочинений
идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году». Эта биографическая
справка завершена кратким замечанием: «Дань  с  откупа возвысил до пяти тысяч
рублей в год». Можно говорить об императоре Александре I  как историческом
прототипе Грустилова. Но Эраст Андреевич в такой же мере злая насмешка и над
правлением Александра II.

   1-й ведущий. Ограниченность и тупоумие начальства разливается в «Истории одного
города» таким широким потоком, что на этом фоне выглядит достоверно совершенно
фантастический гротеск, когда впопыхах был назначен Дементий Варламович
Брудастый, в черепную коробку которого был вмонтирован несложный механизм,
способный выкрикивать всего два слова: «не потерплю» и «разорю». Однако это не
помешало градоначальнику исправно исполнять главную свою обязанность: привести
в порядок недоимки.

   2-й ведущий. Изобразив
все стадии глуповского распутства, Щедрин показывает, как аппарат самодержавной
власти всё более тупеет и разлагается. И как результат – вырождается в некое
чудовище, сосредоточившее остатки своих сил, чтобы погубить народ. Последний
правитель, Угрюм-Бурчеев, желает свести весь мир к образцовой казарме. Чтобы
достичь этого, он задумал не только остановить ход истории, но повернуть его
назад. Угрюм-Бурчеев – это монументальный гротеско — сатирический образ,
представляющий собой сочетание самых отвратительных, враждебных человеку
качеств. Это человекоподобный истукан «с каким-то деревянным лицом», который
убил в себе всё живое и умственно окаменел. Это не человек, а механизм. Если в
Брудастом было лишь нечто от вещи (органчик вместо мозга), то Угрюм-Бурчеев
целиком представляет собой некий бездушный автомат, стремящийся всё живое
вокруг уничтожить: землю превратить в пустыню, а людей – в обезличенные тени,
способные лишь молча маршировать и исчезать в каком-то фантастическом провале.
Вот почему Угрюм-Бурчеев – фраза дважды повторяется в начале главы, посвящённой
всевластному идиоту.

1-й ведущий. Никогда не было в Российской
империи города под названием Глупов, никто не встречал таких диковинных,
неправдоподобных начальников с фаршированной головой, как у Ивана Пантелеевича
Прыща. Салтыков-Щедрин показал себя блестящим знатоком эзопова языка.
Пародийность изложения позволяла писателю говорить о современности, обличать
официальных лиц, не вызывая цензурного вмешательства и гнева вышестоящих. Не
зря Щедрин сам называл себя «воспитанником цензурного ведомства». Конечно,
понятливый читатель угадывал за уродливыми картинами Глупова окружающую жизнь.
Сила сатирического обличения Щедриным реакционных устоев, на которых держалась
русская монархическая власть, была настолько мощной, что гротеско —
фантастические образы книги воспринимались как самое правдивое изображение
жизни.

      Публицист.
«Из «Обращения к читателю последнего архивариуса-летописца».

  «…Сие намерение –
есть изобразить преемственно градоначальников, в город Глупов от российского
правительства в разное время поставленных. Но, предпринимая столь важную
материю, я, по крайней мере, не раз вопрошал себя: по силам ли будет мне сие
бремя? Много видел я на своём веку поразительных сих подвижников, много видели
таковых и мои предместники. Всего же числом двадцать два, следовавших
непрерывно, в величественном порядке, один за другим, кроме семидневного
пагубного безначалия, едва не повергшего весь град в запустение. Одни из них,
подобно бурному пламени, пролетали из края в край, всё очищая и обновляя;
другие, напротив того, подобно ручью журчащему, орошали луга и пажити, а
бурность и сокрушительность предоставляли и оставляли по себе благодарную
память в сердцах сограждан, ибо все были градоначальники. Сие трогательное
соответствие само по себе уже столь дивно, что немалое причиняет летописцу
беспокойство. Не знаешь, что более славословить: власть ли, в меру дерзающую,
или сей виноград, в меру благодарящий?..»

   2-й ведущий. Манера
наивного летописца-обывателя позволила также писателю свободно и щедро включить
в политическую сатиру элементы фантастики, легендарно-сказочный, фольклорный
материал, раскрыть «историю» в бесхитростных по смыслу и причудливых по форме
картинах повседневного народного быта, выразить антимонархические идеи в самой
их наивной и потому наиболее популярной, убедительной форме, доступной для
широкого круга читателей.

 1—й 
ведущий. Основной идейный замысел Салтыкова, воплощённый в картинах и
образах «Истории одного города», заключался в стремлении просветить народ,
помочь ему освободиться от рабской психологии, порождённой веками гнёта и
бесправия, разбудить его гражданское самосознание для коллективной борьбы за
свои права. Само соотношение образов в произведении – один градоначальник
повелевает огромной массой людей – починено развитию мысли о том, что
самодержавие, несмотря на всю свою жестокость и вооружённость, не так сильно,
как это кажется устрашённому обывателю, смешивающему свирепость с могуществом,
что правящие верхи являются, в сущности, ничтожеством в сравнении с народной
«громадиной». Достаточно  угнетённой массе преодолеть чувство покорности и
страха, как от правящей верхушки не останется и следа.

   2-й ведущий. «История
одного города» — это одновременно и грозное пророчество неизбежной гибели
монархического режима, и призыв к активной борьбе с ним, но призыв в то же
время предостерегающий от разрушительных последствий стихийного восстания.
«Своей сатирической манерой Салтыков несколько напоминает Ювенала, — писал
Тургенев в рецензии на эту книгу. – Его смех горек и резок, его насмешка
нередко оскорбляет, его негодование часто принимает форму карикатуры.
Существует два рода карикатуры: одна преувеличивает истину, как  бы посредством
увеличительного стекла, но никогда не извращает полностью её сущность, другая
же более или менее сознательно отклоняется от естественной правды и реальных
соотношений. Салтыков прибегает только к первому роду, который один только и
допустим».

   1-й ведущий. Великим
художником является Салтыков-Щедрин и в «Господах Головлёвых». Семья
Головлёвых». Семья Головлевых = это уродливый продукт крепостной эпохи. Эти
люди не сумасшедшие в полном смысле слова, но повреждённые совокупным действием
образа жизни и общественных устоев. Внутренняя жизнь этих несчастных,
исковерканных людей изображена с такой рельефностью, какой редко достигают и
наша, и западноевропейская литература. Всем смыслом своим роман Щедрина
напрашивается на сближение с «Мёртвыми душами» Гоголя, но Салтыков-Щедрин
показывал эти «души» на более поздней стадии их разложения, и поэтому в более
сильной степени.

   2-й ведущий. Роман
«Господа Головлёвы» вызывает у читателя чувство глубокого нравственного и
физического отвращения к владельцам «дворянских гнезд». В пьянице Степане
Головлёве, почти дошедшем до животного отупения, мы узнаём человека. В картине
его пьянства нет ни клинических терминов, ни стенографически записанного бреда,
ни подробно воспроизведённых галлюцинацией, но с помощью нескольких лучей
света, брошенных в глубокую тьму, перед нами восстаёт последняя, отчаянная
вспышка бесплодно погибшей жизни.

   1-й ведущий. Ещё
ярче обрисована Арина Петровна Головлёва – и в этой чёрствой, скаредной старухе
писатель также нашёл человеческие черты, внушающие сострадание. Эта властная
женщина в течение длительного времени единолично и бесконтрольно управляла
обширным головлёвским имением и благодаря личной энергии успела удесятерять
своё состояние. Страсть к накоплению господствовала в Арине Петровне над
материнским чувством. Дети «не затрагивали ни одной струны её внутреннего
существа, всецело отдавшегося бесчисленным потребностям жизнестроительства».

   2-й ведущий. Человеческие
черты открываются писателем даже в самом Иудушке – Порфирии Головлёве, в этом
«лицемере чисто русского пошиба, лишённом всякого нравственного мерила и не
знающем иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях». Никого
не любя, ничего не уважая, заменяя отсутствующее содержание жизни массой
мелочей, Иудушка мог быть спокоен и по-своему счастлив, пока вокруг него, не
прерываясь ни на минуту, шла придуманная им самим суматоха. Внезапная её
остановка должна была разбудить его ото сна наяву, подобно тому, как
присыпается мельник, когда перестают двигаться мельничные колёса. Однажды
очнувшись, Порфирий Головлёв должен был почувствовать страшную пустоту, должен
был услышать голоса, заглушавшиеся до тех пор шумом искусственного водоворота.
Совесть есть и

 у Иудушек. По
выражению Салтыкова-Щедрина, она может быть только «загнана и позабыта», может
только устранить, до поры  до времени, «ту деятельную чуткость, которая
обязательно напоминает человеку о её существовании». В изображении кризиса,
переживаемого Иудушкой и ведущего его к смерти, нет поэтому ни одной фальшивой
ноты, и вся фигура Иудушки принадлежит к числу самых крупных созданий этого
писателя. В романе есть и множество других ярких образов. Картиной трагического
конца Порфирия Головлёва Щедрин давал живым соответствующий урок.

   1-й ведущий. Роман
«Господа Головлёвы» относится к высшим художественным достижениям
Салтыкова-Щедрина. Если «История одного города» в 1870 году знаменовала собой
итог развития щедринской сатиры за шестидесятые годы 19 века, то «Господа
Головлёвы», появившиеся в законченном виде в 1880 году, обозначают рост
щедринского реализма в следующее десятилетие творчества. И если «Господа
Головлёвы» являются в творчестве Щедрина высшим достижением в жанре социально-бытового
психологического романа, целью которого было на этот раз разоблачение не
столько непосредственно административных принципов монархизма, сколько
порождаемых последним массовых проявлений политической и общественной реакции.

   2-й ведущий. Выдающимся
достижением последнего десятилетия творческой деятельности Салтыкова-Щедрина
является книга «Сказки для детей изрядного возраста», то есть сказки для
взрослых. Она включает в себя 32 произведения. Это – одно из самых ярких и
наиболее популярных творений великого сатирика. За небольшим исключением сказки
создавались в течение четырёх лет с 1883 по 1886 годы, на завершающем этапе
творческого пути писателя. Сказка представляет собою лишь один из жанров
щедринского творчества, но она органически близка художественному методу
сатирика. «Сказки» Щедрина в миниатюре содержат в себе проблемы и образы всего
творчества великого сатирика. Если бы, кроме «Сказок», Щедрин ничего не
написал, то и они дали бы ему право на бессмертие.

   1-й ведущий. Первыми
сказками Салтыкова-Щедрина были «Дикий помещик» и «Повесть о том, как один
мужик двух генералов прокормил». Большинство его сказок было написано в период,
когда российское правительство расправлялось с революционными волнениями. Не
затрагивая напрямую тему революции, писатель приводит читателя к мысли о
неизбежности революционного пути борьбы.

   2-й ведущий. Для
сатиры вообще, и в частности для сатиры Щедрина, обычными являются приёмы
художественного преувеличения, фантастики, иносказания, сближения обличаемых
социальных явлений с явлениями животного мира. Эти приёмы связаны с народной
сказочной фантастикой. Приближение формы сатирических произведений к народной
сказке открывало также писателю путь к более широкой читательской аудитории. К
сказочному жанру Щедрин прибегал в своём творчестве часто. Элементы сказочной
фантастики есть и в «Истории одного города», а в сатирический роман
«Современная идиллия» и хронику «За рубежом» включены законченные сказки.

   1-й ведущий. В
сказках Щедрина, как и во веем его творчестве, противостоят две социальные
силы: трудовой народ и его эксплуататоры. Народ выступает под масками добрых и
беззащитных зверей и птиц, а часто и без маски, под именем «мужик».
Эксплуататоры – в образах хищников. Символом крестьянской России является образ
Коняги – из одноимённой сказки. Коняга – крестьянин, труженик, источник жизни
для всех. Благодаря ему растёт хлеб на необъятных полях России, но сам он не
имеет права есть этот хлеб. Его удел – вечный каторжный труд.  «Нет конца
работе! Работой исчерпывается весь смысл его существования…», восклицает
сатирик. До предела замучен и забит Коняга, но только он один способен
освободить родную страну. «Из века в век цепенеет грозная непостижимая громада
полей, словно силу сказочную  в плену у себя сторожит. Кто освободит эту силу
из плена? Кто вызовет её на свет? Двум существам выпала на долю эта задача:
мужику на Коняге…» Эта сказка – гимн трудовому народу России, и не случайно она
имела такое большое влияние на современную Щедрину демократическую литературу.

   Публицист.  «…А  силы Коняге набраться неоткуда:  такой ему корм, что от него зубы
нахлопаешь. Летом, покуда в ночную гоняют, хоть травкой мяконькой поживится, а
зимой перевозит на базар «произведения» и ест дома резку из прелой соломы.
Весной, как в поле скотину выгонять, его жердями на ноги поднимают; а в поле ни
травинки нет; кой-где только торчит махрами сопрелая ветошь, которую прошлой
осенью скотский зуб ненароком обошёл.

   Худое Конягино
житьё. Хорошо ещё, что мужик попался добрый и даром его не калечит. Выедут оба
с сохой в поле: «Ну, милый, упирайся!» — услышит Коняга знакомый окрик и
понимает. Всем своим жалким остовом вытянется, передними ногами упирается,
задними – забирает, морду к груди пригнёт.

   «Ну, каторжный,
вывози!» А за сохой сам мужичок грудью напирает, руками, словно клещами, в соху
впился, ногами в комьях земли грузнет, глазами следит, как бы соха не
слукавила, огреха бы не дала. Пройдут борозду из конца в конец – оба дрожат:
вот она, смерть, пришла! Обоим смерть – и Коняге и мужику; каждый день смерть…

   — Н-но,
каторжный, шевелись!

Тут уж у всех
пустоплясов заодно дух от восторга займётся.

   — Смотрите-ка,
смотрите-ка!- закричат они вкупе и влюбе, -смотрите, как он вытягивается, как
он передними ногами упирается, а задними загребает! Вот уж у кого учиться надо!
Вот кому надо подражать! Н-но, каторжный, н-но!»

   2-й ведущий. Обобщающий
образ труженика есть и в самых  ранних сказках Щедрина. В сказке «Дикий
помещик» Щедрин как бы обобщил свои мысли о реформе «освобождения» крестьян,
содержащиеся во всех его произведениях шестидесятых годов. Он ставит здесь
необычайно остро проблему пореформенных взаимоотношений дворян-крепостников и
окончательно разорённого реформой крестьянства. Этот помещик, как и генералы из
сказки о двух генералах, не имел никакого представления о труде. Брошенный
своими крестьянами, он сразу превращается в грязное и дикое животное. Он
становится лесным хищником. И жизнь эта, в сущности, — продолжение его
предыдущего хищнического существования. Внешний человеческий облик дикий
помещик, как и генералы, приобретает снова лишь после того, как возвращаются
его крестьяне. Ругая дикого помещика за глупость, исправник говорит ему, что
без мужицких «податей и повинностей» государство «существовать не может», что
без мужиков все умрут с голоду, «на базаре ни куска мяса, ни фунта хлеба купить
нельзя» да и денег у господ не будет. Народ – созидатель богатства, а правящие
классы лишь потребители этого богатства.

   1-й ведущий. В
сложном идейном содержании сказок Салтыкова-Щедрина можно выделить три основные
темы: сатира на правительственные верхи самодержавия и на эксплуататорские
классы, изображение жизни народных масс в царской России и обличение поведения
и психологии обывательски настроенной интеллигенции. Но, конечно, строгое
тематическое разграничение щедринских сказок провести невозможно, и в этом нет
надобности. Обычно одна и та же сказка со своей главной темой затрагивает и
другие. Так, почти в каждой сказке писатель касается жизни народа,
противопоставляя её жизни привилегированных слоёв общества.

   2-й ведущий. Резкостью сатирического нападения непосредственно на правительственные
верхи самодержавия выделяется «Медведь на воеводстве». Сказка, издевательски
высмеивающая царя, министров, губернаторов, напоминает тему «Истории одного
города», но на этот раз царские сановники преобразованы в сказочных медведей,
свирепствующих в лесных трущобах. В сказке выведены трое Топтыгиных. Первые два
ознаменовали свою деятельность по усмирению «внутренних врагов» разного рода
злодействами. Топтыгин 3-й отличался от своих предшественников, жаждавших
«блеска кровопролитий», добродушным нравом. Он ограничил свою деятельность
только соблюдением «исстари заведённого порядка», довольствовался злодействами
«натуральными». Однако и при воеводстве Топтыгина 3-го ни разу лес не изменил
своей прежней физиономии. «И днём, и ночью он гремел миллионами голосов, из
которых одни представляли агонизирующий вопль, другие – победный клик».

   1-й ведущий. В
1883 году появился знаменитый «Премудрый пискарь», с буквой «и» в слове
«пискарь», ставший хрестоматийной сказкой Щедрина. Сюжет этой сказки известен
каждому: жил-был пескарь, который поначалу ничем не отличался от себе подобных.
Но, будучи трусливым по характеру, решил он всю жизнь прожить, не высовываясь,
в своей норе, вздрагивая от каждого шороха, от каждой тени, мелькнувшей рядом с
его норой. Так и жизнь прошла мимо – ни семьи, ни детей. Так и исчез – то ли
сам, то ли щука какая заглотнула. Только перед смертью задумался пескарь о
прожитой жизни: « Кому он помог? Кого пожалел, что он вообще сделал в жизни
хорошего?- Жил- дрожал и  умирал – дрожал». Только перед смертью осознаёт
обыватель, что никому-то он не нужен, никто его не знает и о нём не вспомнит.
Но это – сюжет, внешняя сторона сказки, то, что на поверхности. А подтекст
карикатурного изображения Щедриным в этой сказке нравов современной мещанской
России хорошо объяснил художник А. Каневский, делавший иллюстрации к сказке
«Премудрый пискарь»: «…всякому понятно, что Щедрин говорит не о рыбе. Пескарь –
трусливый обыватель, дрожащий за собственную шкуру. Он человек, но и пескарь, в
эту форму облёк его писатель, и я, художник, должен её сохранить. Задача моя — 
сочетать образ запуганного обывателя и пескаря, совместить рыбьи и человеческие
свойства. Очень трудно «осмыслить» рыбу, дать ей позу, движение, жест. Как
отобразить на рыбьем «лице» навеки застывший страх? Фигурка пескаря-чиновника
доставила мне немало хлопот…» Страшную обывательскую отчуждённость, замкнутость
в себе показывает писатель в «Премудром пискаре».

   2-й ведущий. 
Ещё  одна «рыбья сущность» — Карась из сказки
«Карась-идеалист» не лицемер, он по-настоящему благороден, чист душой. Его идеи
социалиста заслуживают  глубокого уважения, но методы осуществления наивны и
смешны. Щедрин будучи сам социалистом по убеждению, не принимал теории
социалистов-утопистов, считал её плодом идеалистического взгляда на социальную
действительность, на исторический процесс. Кончилась сказка тем, что
карася-идеалиста проглотила щука, и проглотила машинально: её поразили
нелепость и странность этой проповеди. Рыбы, бывшие свидетельницами этого
происшествия, на мгновение остолбенели, но сейчас же опомнились и поспешили к
щуке – узнать, благополучно ли она поужинать изволила, не подавилась ли. А ёрш,
который уж заранее всё предвидел,  предсказал, выплыл вперёд и торжественно
провозгласил: «Вот они, диспуты-то наши, каковы!» А началось всё так.

   Публицист. «Карась
с ершом спорил. Карась говорил, что можно на свете одною правдою прожить, а ёрш
утверждал, что нельзя без того обойтись, чтоб не слукавить.

   Что именно
разумел ёрш под выражением «слукавить» — неизвестно, но только всякий раз, как
он эти слова произносил, карась в негодовании восклицал:

   — Но ведь это
подлость!

  На что ёрш
возражал:

   -Вот ужо
увидишь!

   Карась – рыба
смирная и к идеализму склонная: недаром его монахи любят.

   Лежит он больше
на самом дне речной заводи (где потише) или пруда, зарывшись в ил, и выбирает
оттуда микроскопических ракушек для своего продовольствия.  Ну, натурально,
полежит-полежит, да что-нибудь и выдумает.

   Иногда даже и
очень вольное. Но так как караси ни в цензуру своих мыслей не представляют, то
в политической неблагонадёжности их никто не подозревает. Если же иногда и
видим, что от времени ни карасей устраивается облава, то отнюдь не за
вольнодумство, а за то, что они вкусны.

   Ловят карасей,
по преимуществу, сетью или неводом; но, чтобы ловля была удачна, необходимо
иметь сноровку. Опытные рыбаки выбирают для этого время сейчас вслед за дождём,
когда вода бывает мутна, и затем, заводя невод, начинают хлопать по воде
канатом, палками и вообще производить шум. Заслышав шум и думая, что он
возвещает торжество вольных идей, карась снимается со дна и начинает
справляться, нельзя ли и ему как-нибудь пристроиться к торжеству. Тут-то он и
попадает во множестве в мотню, чтобы потом сделаться жертвою человеческого
чревоугодия. Ибо, повторяю, караси представляют такое лакомое блюдо (особливо
изжаренные в сметане), что предводители дворянства охотно  потчуют ими даже
губернаторов.

   Что касается до
ершей, то это рыба уже тронутая скептицизмом и притом колючая. Будучи сварена в
ухе, она даёт бесподобный бульон.

   Каким образом
случилось, что карась с ершом сошлись, -не знаю; знаю только, что однажды,
сошедшись, сейчас же заспорили.. Поспорили раз, поспорили другой, а потом и во
вкус вошли, свидания друг другу стали назначать. Сплывутся где-нибудь под
водяным лопухом и начнут умные речи разговаривать. А плотва – белоброшка 
резвится около них и ума-разума набирается.

   Первым всегда
задирал карась.

   — Не верю, —
говорил он, — чтобы борьба и свара были нормальным законом, под влиянием
которого будто бы суждено развиваться всем живущим на земле. Верю в бескровное
преуспеяние, верю в гармонию и глубоко убеждён, что счастие – не праздная
фантазия мечтательных умов, но рано или поздно сделается общим достоянием!

   — Дожидайся! –
иронизировал ёрш.

   -И дождусь! –
отзывался карась, — и не один, все дождутся. Тьма, в которой мы плаваем, есть
порождение горькой исторической случайности; но так как инее, благодаря
новейшим исследованиям, можно эту случайность по косточкам разобрать, то и
причины, её породившие, нельзя уже считать неустранимыми. Тьма – совершившийся
факт, а свет – чаемое будущее. И будет свет, будет!..»

   1-й ведущий. Оптимистичен и живуч русский народ, как рыба карась.  А
Салтыкову-Щедрину горько и больно за русского человека. Все сказки Щедрина
подвергались цензурным гонениям и многим переделкам. Многие из них печатались в
нелегальных изданиях за границей. Маски животного мира не могли скрыть
политическое содержание сказок Щедрина. Перенесение человеческих черт, и
психологических, и политических, — на животный мир создавало комический эффект,
наглядно обнажало нелепость существующей действительности.

   2-й ведущий. Образы
сказок вошли в обиход, стали нарицательными и живут многие десятилетия, а
общечеловеческие типы объектов сатиры Салтыкова-Щедрина и сегодня встречаются в
нашей жизни, достаточно только попристальнее вглядеться в окружающую
действительность и поразмыслить.

   1-й ведущий. Воспринимать
его произведения неподготовленному читателю довольно непросто. Поэтому, может
быть, многие так и не поняли смысла его сказок. Но большинство «детей изрядного
возраста» оценили творчество великого сатирика по заслугам, потому что
высказанные писателем мысли своевременны и сегодня. Сатира Щедрина проверена
временем и особенно остро она звучит в период социальных неурядиц, подобных
тем, которые переживает сегодня Россия.

   2-й ведущий. Здоровье
писателя, расшатанное ещё с половины 70-ых годов, было глубоко потрясено
запрещением журнала «Отечественные записки», которым он руководил. 
Впечатление, произведённое на него этим событием, изображено им самим с большой
силой в одной из сказок «Приключение с Крамольниковым» — герой, «однажды утром,
проснувшись, совершенно явственно ощутил, что его нет». И ещё в первом «Пёстром
письме», начинающемся словами: «Несколько месяцев тому назад я совершенно неожиданно
лишился употребления языка…»

   1-й ведущий. 
«Умру на месте битвы», — говорил сатирик , и до конца дней своих оставался
верным этим словам. Осуществляя их, он мужественно одолевал и огромное
напряжение творческого труда, и систематические правительственные гонения, и
тяжкие физические недуги, терзавшие его в течение многих лет. Михаил Евграфович
Салтыков-Щедрин умер 28 апреля 1889 года. «В лице его Россия лишилась лучшего,
справедливого и энергичного защитника правды и свободы, борца против зла,
которое он своим сильным умом и словом разил в самом корне…» — было написано в
год смерти.

Используемая литература

1.      Д.
Николаев. Смех Щедрина. Очерки сатирической поэтики. – М.: Советский писатель,.
1988. – 400 с.

2.      А. М.
Турков. Салтыков-Щедрин. – М.: Сов. Россия, 1981. – 304 с.

3.      Сценарии
литературного клуба. 7-11 классы / Авт.-сост. Е.Н. Перова, М. И. Цуканова. –
М.:  ВАКО, 2007. – 336 с. – (Мастерская  учителя)

ШКОЛА В ШКОЛЕ

Валентина ШЕНКМАН,
г. Пермь

---

“Неразрушимый вечно город Глупов…”

Об использовании ролевой игры при
изучении “Истории одного города”
М.Е. Салтыкова-Щедрина

В гротескном, фантастическом
мире Салтыкова-Щедрина возможно всё…

Однажды ожили и сошли со
страниц его книги господа градоначальники, в
разное время с разным успехом управлявшие
небезызвестным городом Глуповом. На исходе
XX века вознамерились они встретиться с
представителями средств массовой информации,
очевидно для того, чтобы те не замедлили
рассказать всему свету о жизни и деяниях сих
славных особ.

И что ж вы думаете? К вящему
удовольствию вышеозначенных лиц в мгновение ока
слетелись на встречу с ними многочисленные
служители пера и диктофона.

Пресс-конференция состоялась.

Господа градоначальники
поведали о том, какие разнообразные методы и
средства борьбы с наро… простите, средства
управления народом применяли они, будучи на
своём посту.

Господа журналисты умудрились
задать интервьюируемым великое множество
вопросов, зачастую весьма и весьма
провокационных, от которых майорам, бригадирам и
прочим бывым прохвостам становилось не по
себе и хотелось поскорее вернуться на такие
уютные для них страницы книги…

Вот такая невероятная история
произошла однажды. Где и когда? На уроке
литературы в 10-м классе. При изучении книги
М.Е. Салтыкова-Щедрина “История одного
города”, книги трудной, интересной и удивительно
современной. В роли градоначальников и
журналистов выступили сами десятиклассники, а
учитель выполнял функцию ведущего и, в случае
необходимости, комментатора.

* * *

Я думаю, многие коллеги
согласятся с тем, что чтение указанного
произведения даётся нашим детям с известным
трудом. Да и учителя, к сожалению, не всегда
выбирают эту книгу для изучения, несмотря на то
что она входит в число лучших щедринских
сочинений и имеет непреходящую культурную
ценность. Тому есть объяснения.

“История одного города”, пожалуй, самое
демонстративное по своей художественной
условности произведение русской классики
XIX века. Воспитанные в основном на
жизнеподобии классического реализма, мы
зачастую побаиваемся погрузиться в столь
необычный художественный мир “Истории…”. И
упускаем великолепный шанс литературного
исследования, игры, возможность просто получить
эстетическое наслаждение от изумительного
творения великого писателя, умевшего совместить
острейшую боль за многие явления общественной
жизни с буйством фантасмагорических образов,
стихией хоть и горького, но всепобеждающего
смеха.

Да, безусловно, “Историю одного города” читать
трудно. На первых порах приходится буквально
“продираться сквозь туман”. Но не интересно ли?
И, уж коли мы зачастую подходим к литературе
прагматически, не полезно ли? Интересно.
Небесполезно в разных смыслах: и в развитии
грамотного читателя, и в воспитании человека,
гражданина, личности. К тому же значение
творчества Салтыкова-Щедрина как поистине
талантливого, великого художника слова не
ограничивается рамками современной писателю
эпохи, а характеризуется удивительным
внеисторизмом, вневременностью. И задача учителя
— сделать так, чтобы юные читатели не считали эту
книгу безнадёжно устаревшей, разоблачающей
какой-то самодержавный строй, чтобы поняли и
оценили блестящее остроумие, неистощимую
фантазию сатирика, почувствовали “глубочайшее
страдание” (М.А. Булгаков), скрытое под
язвительным, саркастическим смехом, чтобы и сами
испытали “сердечную боль” любви к России.

В недавнем прошлом сатиру Щедрина прочно
связывали только с дооктябрьским периодом
истории нашей страны. Может, потому и не
изучалась “История…” в школе, что никак не
укладывалась она в прокрустово ложе
конкретно-исторической интерпретации. Как
узнаваемы в ней не только события и лица
прошлого, щедринского и “дощедринского”
периодов, но и множественные аналогии советской
и постсоветской действительности!

В 1871 году Салтыков-Щедрин, отвечая на обвинения
его в “исторической сатире”, писал в редакцию
журнала “Вестник Европы”, что он имел в виду
“совершенно обыкновенную сатиру”,
“направленную против тех характеристических
черт русской жизни, которые делают её не вполне
удобною” и “производят результаты… весьма
дурные, а именно: необеспеченность жизни,
произвол, непредусмотрительность, недостаток
веры в будущее и т.п.”. Перечисленные
“результаты”, как это ни печально, в той или иной
мере традиционно свойственны нашей “русской
жизни”.

Показывая действительность второй половины XIX
века, писатель вскрыл вечные российские
проблемы. Город Глупов — не просто обобщённый,
аллегорический образ современной автору России,
это — универсальная картина российской жизни
при любом государственном устройстве. Страшную
характеристику этому городу дал Игорь Северянин
в медальоне, посвящённом сатирику (см. полностью
далее): “Неразрушимый вечно город Глупов — //
Прорусенный, повсюдный, озорной…”

Будет ли продолжаться это
разложение?.. Поймём ли мы “неблагозвучьем
звучного трубадура”?..

Верю, Салтыков-Щедрин нужен нам сегодня как
никогда.

Размышляя над тем, как оживить процесс изучения
“Истории…”, приблизить её к современности,
желая найти оригинальную форму урока, более или
менее адекватную содержанию и художественному
своеобразию книги, как-то неожиданно для себя я
пришла к идее провести ролевую игру. (Замечу, что
эта идея возникла не на пустом месте. Форму
ролевой игры начала пропагандировать
С.М. Иванова. См.: “Литература”, 2001, № 40.)
Пресс-конференция — вот что может замечательно
соответствовать материалу урока “Образы
градоначальников в “Истории одного города”!
Возможно, на это косвенно натолкнули меня
многочисленные пресс-конференции и выступления
наших нынешних политиков. А ведь кое-какие их
черты легко узнаваемы в глуповских
градоначальниках! Кстати говоря, наши школьные
артисты это почувствовали и наделили своих
героев до боли знакомыми жестами, интонациями и
другими штрихами портретов современных
“градоначальников” и их предшественников.
После урока я поняла, что не ошиблась в выборе
формы. (Эту форму впоследствии успешно
использовали и некоторые другие учителя,
подтвердившие её результативность. А дети,
несколько лет назад окончившие школу, всё ещё
помнят подробности изучения творчества
Салтыкова-Щедрина.)

Рассмотрим место данного занятия в системе
уроков по изучению “Истории одного города” и
особенности его подготовки и проведения.

Ролевая игра может быть проведена после
двухчасового урока, посвящённого общей
характеристике книги, на котором
рассматриваются тема, жанр, композиция,
определяется основной конфликт, анализируется
система образов и образ рассказчика, выявляются
средства художественной изобразительности и
выразительности, приёмы сатиры, текстуально
изучаются первые главки. С главы “Органчик”
начинается укрупнённое, детализированное
изображение отдельных градоначальников и их
отношений с глуповцами. Материалом для занятия
являются главы от “Органчика” и до конца книги.

В целом система уроков по произведению может
быть выстроена следующим образом (количество
уроков на каждом этапе определяется конкретными
условиями):

Этап	Тема	Содержание урока	Возможные формы и методы
1	Общая характеристика произведения	История создания и функционирования произведения. Обзор жанровых, композиционных и других особенностей.	Беседа, комментированное чтение, сообщения учащихся по отдельным вопросам, групповая работа.
2	Образы градоначальников в произведении	Монографический анализ глав по выбору. Средства создания и значение образов.	Групповая работа, самостоятельная аналитическая работа, ролевая игра.
3	Значение сатиры	Обобщение и углубление знаний о конфликте, проблематике, идейной направленности произведения, языковых особенностях.	Коллоквиум (доклады и сообщения учащихся).

Уроки, посвящённые анализу образов
градоначальников, можно построить по-разному.
Возможные пути:

— монографический поглавный анализ
(коллективно, фронтально);

— сообщения учащихся на основе
самостоятельного анализа отдельных глав;

— сочетание первого и второго, например: 1-й
урок — коллективный анализ главы “Органчик”, 2-й
урок — семинар (групповые доклады), 3-й урок —
самостоятельная работа (анализ образа
Угрюм-Бурчеева).

Как один из вариантов урока в сильном классе
возможна ролевая игра, для проведения которой
требуется достаточно длительная подготовка (см.
приложение “Место и значение ролевой игры на
уроке”). В более слабых классах рекомендуется
провести её как внеклассное мероприятие.
Частично игру можно использовать как фрагмент
урока, включая одну-две театрализованные
миниатюры.

Рассмотрим ход работы. Повествование о каждом
из градоначальников является относительно
завершённым, самостоятельным (иногда в пределах
одной главы можно выделить несколько частей, или
несколько глав бывают посвящены истории одного
градоначальника): “Органчик” (Брудастый);
“Сказание о шести градоначальницах”; “Известие
о Двоекурове”; “Голодный город”, “Соломенный
город”, “Фантастический путешественник”
(Фердыщенко); “Войны за просвещение”
(Бородавкин); “Эпоха увольнения от войн”
(Микаладзе, Беневоленский, Прыщ); “Поклонение
мамоне и покаяние” (Иванов, дю Шарио, Грустилов);
“Подтверждение покаяния. Заключение”
(Угрюм-Бурчеев). Для анализа можно использовать
общую схему, достаточно традиционную:
1) конкретные черты того или иного
градоначальника, яркие, запоминающиеся его
особенности (параллельно рассматриваются приёмы
и средства создания образа), 2) обобщённый
смысл образа, его типизирующее значение. При
характеристике градоначальников можно
придерживаться приблизительно такой
последовательности:

— имя;

— особенности внешности и характера;

— речь, выражение в речи взглядов и идеалов;

— суть административной деятельности,
основные поступки;

— взаимоотношения с глуповцами (жизнь
глуповцев во время его правления).

Материалы к анализу и
интерпретации образа Органчика.

— Салтыков-Щедрин преимущественно называет
своего героя по прозвищу, но дополнительно к
прозвищу даёт и полное имя своего персонажа —
Брудастый Дементий Варламович. Прозвище
указывает на механистичность мышления и
действий персонажа, фамилия — на крайнюю его
жестокость (брудастые — порода русских гончих
собак, отличающихся большим ростом, злобным
нравом и мёртвой хваткой преследуемой жертвы). В
своей совокупности два наименования героя
создают ужасающий воображение тип.

— “Молчалив и угрюм”, “сверкнул глазами”,
“фыркнул — и затылок показал”. “Имел в голове
некоторое особливое устройство”. “На плечах
вместо головы была пустая посудина”.
“Градоначальниково тело, облечённое в
вицмундир, сидело за письменным столом, а перед
ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде
щегольского пресс-папье, совершенно пустая
градоначальникова голова”. В основе образа —
гротеск и реализация метафоры “пустая голова”.
Значение приёма иронически комментируется
автором: в истории бывали примеры, когда власть
имущие имели “на плечах хотя и не порожний, но
всё равно как бы порожний сосуд”.

— “Не потерплю!” и “Разорю!” — вся речь
героя представляет собой эти две “пьесы”,
которые мог исполнять небольшой органчик,
вставленный в порожнюю голову градоначальника.
Автор обнажает нечеловеческую жестокость героя,
обличает неспособность его вникать в суть
происходящего, запрограммированность
действовать и управлять угрозами, насилием,
принуждением.

— “Едва вломился в пределы городского
выгона, как тут же, на самой границе, пересёк уйму
ямщиков”. “…Не ел, не пил и всё что-то скрёб
пером… Неслыханная деятельность вдруг закипела
во всех концах города: частные пристава
поскакали; квартальные поскакали; заседатели
поскакали…” Сатирик подчёркивает, что при
Органчике особенно активизировалась
полицейская машина как основное и единственное
средство управления, в городе воцарился
полицейский произвол: “Хватают и ловят, секут и
порют, описывают и продают… А градоначальник всё
сидит и выскребает всё новые и новые
понуждения…” Действия героя полностью вытекают
из содержания двух “пьес”, лишний раз
подтверждая его жестокую механистичность.
Особенная острота и напряжённость возникают в
тот момент, когда Органчик приказывает наказать
глуповцев, выступивших в его защиту. Понятно, что
такой Органчик ни перед чем не остановится в
своём градоначальническом рвении.

— Глуповцы сначала ликовали по одной только
причине, “что он новый”, потом “ужаснулись”.
“Улицы запустели, на площадях показались хищные
звери. Люди только по нужде оставляли дома свои и,
на мгновение показавши испуганные и изнурённые
лица, тотчас же хоронились”; “Чувствовали
только страх, зловещий и безотчётный страх”.
Снова автор использует гиперболу, перерастающую
в гротеск. Чувство жалости к глуповцам
сочетается с негодованием, вызванным их тупой
покорностью и “начальстволюбием”. При всём
происходящем в городе они пытались объяснить
необходимость жестокого произвола Брудастого:
“А что, если это так именно и надо? что, ежели
признано необходимым, чтобы в Глупове, грех его
ради, был именно такой, а не иной
градоначальник?” Оставшись без градоначальника,
“из обывателей многие плакали, потому что
почувствовали себя сиротами”. ““Куда ты девал
нашего батюшку?” — завопило разозлённое до
неистовства сонмище, когда помощник
градоначальника предстал перед ним”. Рабское
сознание глуповцев вызывает горечь у читателей,
как того, вероятно, и хотел автор.

К аналогичному результату
при изучении образов глуповских
градоначальников можно прийти и в ходе ролевой
игры.

Готовясь к “пресс-конференции”, учащиеся
досконально изучают текст одной или нескольких
глав о “своём” градоначальнике и драматизируют
его. Лучше, если подготовка начнётся заранее,
возможно, за неделю-две до урока, так как
необходимо будет настроиться, вжиться в образ,
придумать какие-либо изюминки для выступления.
Методически оправданным представляется
предварить изучение “Истории” анализом сказок,
несмотря на хронологическую
непоследовательность. Сказки облегчат ученику
путь в мир Салтыкова-Щедрина, так как знакомство
с ними началось еще в 7-м классе, они относительно
невелики по объёму и, главное, несут
специфические черты художественного мира
писателя.

Работа выполняется в небольших группах, в
которых один человек будет градоначальником, а
остальные (2–4) — журналистами. Роли
градоначальников преимущественно достаются
юношам. Для пресс-конференции готовятся
специальные таблички — визитные карточки с
именами героев. Наиболее благодатный материал
дают следующие персонажи:

— Брудастый Дементий Варламович (№ 8
по “Описи градоначальникам”, глава
“Органчик”);

— Фердыщенко Пётр Петрович (№ 11, главы
“Голодный город”, “Соломенный город”,
“Фантастический путешественник”);

— Бородавкин Василиск Семёнович (№ 12,
глава “Войны за просвещение”, “оправдательный
документ” № 1);

— Микаладзе Ксаверий Георгиевич № 14,
глава “Эпоха увольнения от войн”,
“оправдательный документ” № 2);

— Беневоленский Феофилакт Иринархович
(№ 15, глава “Эпоха увольнения от войн”,
“оправдательный документ” № 3);

— Прыщ Иван Пантелеич (№ 16, глава
“Эпоха увольнения от войн”);

— Дю Шарио Ангел Дорофеевич (№ 18,
глава “Поклонение мамоне и покаяние”);

— Грустилов Эраст Андреевич (№ 20,
глава “Поклонение мамоне и покаяние”);

— Угрюм-Бурчеев (№ 21, глава
“Подтверждение покаяния. Заключение”).

На “пресс-конференции” “градоначальник”
рассказывает о себе, о своей жизни, о своих
действиях и поступках, об отношении с глуповцами
и об их жизни во время его правления. На долю
“журналистов” достаётся “компромат”, то есть
такая информация, которая не может быть
высказана устами персонажа, поскольку порочит
его. “Градоначальник” и “журналисты”
готовятся обязательно вместе, общими усилиями
они создают целостное художественное
впечатление об образе щедринского
градоначальника. В случае разрозненной
подготовки необходимый результат не будет
достигнут. Концепция такого занятия не в том,
чтобы проверить знание текста и способность
учащихся отвечать на неизвестные им заранее
вопросы по тексту, а в том, чтобы совместно
выявить особенности образов героев книги, но
только достигается эта цель нетрадиционным
способом. В условном мире игры участники
пресс-конференции, конечно же, антагонистичны, но
в реальной жизни они союзники и решают общие
задачи.

Результатом подготовительной работы каждой из
творческих групп является сценарий
(коллективное драматическое сочинение) для
мини-спектакля, который и разыгрывается на уроке.
Этот спектакль ярко и выпукло показывает
характерные черты героя, с интересом смотрится и
запоминается как неординарное событие. Живости и
объёмности восприятия главных участников
“пресс-конференции” способствует обязательная
индивидуализация их речи в соответствии с
авторским текстом. Надо сказать, что некоторые
исполнители вызывали своей игрой восторженные
аплодисменты всего класса.

А уж простор для выдумки и творчества здесь не
ограничен. Кто-то увидел в своём герое сходство с
ныне здравствующими деятелями и показал это,
кто-то изобразил характерный акцент, использовал
выразительные детали костюма, специфические
атрибуты, даже приёмы эксцентрики (например,
когда “Брудастый” стучал себе по лбу,
раздавался звук пустой металлической ёмкости:
ассистент-шумовик бил по ведру). Некоторые
читающие эту статью, возможно, подумают: зачем
это надо было делать? Мы ответим: таким образом
произошло очень живое знакомство с героями
Салтыкова-Щедрина, был сломан барьер на пути к
его книге. И главным героем на уроке стал смех. А
ведь не секрет, что парадоксом школьного
изучения литературы является именно его
отсутствие при изучении сатирических
произведений русской классики: современные дети
зачастую не воспринимают комическое в
сатирическом тексте. Я думаю, это как раз тот
случай, когда активизация эмоциональной сферы
школьников способствует пробуждению их разума,
подготавливает глубоко осмысленную дальнейшую
работу над произведением.

Следующий урок (семинар) призван синтезировать
и углубить сведения о произведении, в том числе
об образах градоначальников.

В качестве домашнего задания к нему
целесообразно предложить вопросы для
размышления индивидуально или в группах.
Примерные темы:

• “И Нероны преславные, и Калигулы, доблестью
  сияющие…” (Доказать единую сущность всех
  градоначальников — их враждебность народу.)
• “Мы люди привышные! Мы претерпеть могим”.
  (Показать типичные черты глуповцев.)
• Проблема народа и власти в изображении
  М.Е. Салтыкова-Щедрина.
• Роль гиперболы и гротеска в “Истории одного
  города”.
• “Говорящие” имена и фамилии персонажей как
  средство их характеристики.
• “Неразрушимый вечно город Глупов…”
  (Определить, какие явления нашей жизни в XX веке
  иносказательно “отражены” в “Истории одного
  города”.)

Для тех, кто не вышел из образа героя
пресс-конференции, могут быть предусмотрены
такие варианты письменных творческих работ:
статья в газету, очерк, репортаж и тому подобное
(для журналистов) либо речь, выступление от лица
градоначальника на какую-то тему, например,
предвыборная программа на пост главы города.
(Кстати, ещё один вариант для ролевой игры.)

Завершить семинар можно размышлением над
сонетом Игоря Северянина (1926):

САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН

Не жутко ли, — среди губернских дур
И дураков, туземцев Пошехонья,
Застывших в вечной стадии просонья,
Живуч неумертвимый помпадур?

Неблагозвучьем звучен трубадур,
Чей голос, сотрясая беззаконье,
Вещал в стране бесплодье похоронье,
Чей смысл тяжёл, язвителен и хмур.

Гниёт, смердит от движущихся трупов
Неразрушимый вечно город Глупов —
Прорусенный, повсюдный, озорной.

Иудушки из каждой лезут щели.
Страну одолевают. Одолели.
И нет надежд. И где удел иной?

Примерные сценарии ролевой игры

Сценарии предлагаются как
иллюстрации к содержанию урока или внеклассного
мероприятия в форме ролевой игры. Они составлены
на основе текста Салтыкова-Щедрина и включают
отдельные обороты как речи героев, так и речи
повествователя. Диалог предваряется, по
возможности, лаконичным описанием главного
героя по типу гоголевских “замечаний для господ
актёров”. Считаю нужным предостеречь учителей,
если они решатся применить описанную форму
работы в учебных целях, от раздачи приведённых
сценариев для заучивания и дальнейшего
разыгрывания, предлагаемые материалы
рекомендуется использовать лишь как ориентир
для учителя. В то же время они могут быть основой
для спектакля на вечере, посвящённом творчеству
М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Брудастый Дементий Варламович
(Органчик)

(На материале главы “Органчик”)

Говорит резко, отрывисто, не улыбается,
сердито вращает глазами. Может неожиданно
вскочить и подбежать к окну. Периодически
выкрикивает “Не потерплю!” или “Разорю!”.
Иногда у него словно заклинивает какой-либо
сустав и речь. При прикосновении к голове
раздаётся звук пустой металлической ёмкости;
возможно, что голова даже перепачкана грязью и в
нескольких местах побита.

Журналист. Господин Брудастый,
расскажите, пожалуйста, о своих достижениях на
посту градоначальника.

Брудастый. Во-первых. Во время своего
правления. Я привёл в порядок все недоимки.
Которые запустил мой предместник. Во-вторых.
Город при мне был спокойным и тихим. Ни пьянства.
Ни разврата. Никаких сборищ за воротами домов. Ни
щёлканья подсолнухов. Я не потерплю. Чтобы народ
болтался зря. Играл в бабки. Люди только по нужде
оставляли свои дома. Кругом царил порядок. Я
сразу организовал неслыханную деятельность.
Частные пристава поскакали. Квартальные
поскакали. Заседатели поскакали. Будочники
позабыли, что значит путём поесть. Так с тех пор и
хватают куски на лету.

Журналист. Но ведь вы нагнали на людей
такой страх! Город опустел, и даже хищные звери
ходили по нему без боязни…

Брудастый. Что такое?! Молчать! Какие звери?!
При мне был порядок и покой. Даже псы не лаяли.

Журналист. От голода?

Брудастый. Не потерплю… п…п…плю!

Журналист. Уважаемый Дементий
Варламович! А как к вам относился народ? Не
бунтовал?

Брудастый. Народ?! Народ меня любил! Я ещё
не приехал в город. А он уже ликовал. Все
поздравляли друг друга с радостью. Называли меня
“красавчиком” и “умницей”. Но это чушь. Не
потерплю! Народ должен не любить своего
градоначальника. А бояться. Поэтому. Едва только
я появился в городе. Ещё на самой границе. Я
пересёк уйму ямщиков. К тому же обыватели с
благоговением ждут каждого моего слова…
Раз-зорю!!! Они готовы с утра до вечера стоять на
моём дворе. С кульками под мышками. Они без меня
дня прожить не могут. Однажды случилось… Когда
меня не было в городе по важным делам. Глуповцы
такой бунт подняли. Чуть не растерзали моего
помощника. “Куда ты девал нашего батюшку? Куда
девал батюшку?” Не потерплю… плю! Но я вовремя
появился. Унял этих смутьянов.

Журналист. Как? Ведь они ради вас!

Брудастый. Не потерплю! Разорю!

Журналист. Господин Брудастый! Всем
известно, что у вас есть прозвище “Органчик”.
Правда ли, что ваша голова представляет собой
некий механизм?

Брудастый. Кто сказал? Не потерплю!

Журналист. Часовщик Байбаков утверждает,
что как-то ночью его разбудили и, перепуганного,
привели к вам. Вы сняли с себя собственную голову
и подали её Байбакову. Далее зачитываю показание
Байбакова:

“Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я
нашёл, что он заключает в одном углу небольшой
органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные
музыкальные пьесы. Пьес этих было две: “разорю!”
и “не потерплю!” Но так как в дороге голова
несколько отсырела, то на валике некоторые колки
расшатались, а другие и совсем повыпали. От этого
самого господин градоначальник не могли
говорить внятно или же говорили с пропуском букв
и слогов”. Впоследствии Байбаков, как он
утверждает, ежедневно рассматривал вашу голову и
вычищал из неё сор.

Брудастый. Вор! Разбойник! Смутьян!
Разорю!!! Не потерплю… плю…плю!!!

Журналист. Есть и другие свидетели.
Например, заседатель Толковников однажды
врасплох зашёл к вам в кабинет и увидел, как вы
играете своею собственной головой. А заседатель
Младенцев видел однажды вашу голову в окружении
слесарного и столярного инструмента, когда шёл
мимо мастерской Байбакова и заглянул в окно.

Брудастый. П…п…плю! П…п…плю…

Журналист. Похоже, новая голова
Органчика тоже неисправна. Так неаккуратно её
доставили из Петербурга, что градоначальник
вновь потерял дар речи. Вместо того чтобы держать
её бережно на весу, неопытный посланец кинул её
на дно телеги, а когда был укушен за икру,
выбросил на дорогу. И вообще, настоящий ли это
Брудастый? Вы не помните, на какой щеке у него
было раньше родимое пятно?

Фердыщенко Пётр Петрович

(На материале глав “Голодный город”,
“Соломенный город”, “Фантастический
путешественник”)

Одет в новый вицмундир. Производит
впечатление ласкового и приветливого человека,
но изредка кричит не своим голосом. Косноязычен.

Ведущий. Господа журналисты, прошу
адресовать ваши вопросы градоначальнику
Фердыщенко Петру Петровичу.

Фердыщенко. Ну, братики-сударики, вот что:
я пока выйду, а как обратно зайду, так сейчас в
тазы бейте, зачинайте меня поздравлять. Ну и дары
бы я от вас какие-нибудь принял, да побольше!

Ведущий. Господин Фердыщенко, не
забывайтесь! Вы не в городе Глупове.

Фердыщенко. Ну чего вы, глупенькие, на
меня осерчали? Задавайте свои вопросы.

Журналист. Какие проблемы вам
приходилось решать в период вашего правления?

Фердыщенко. А какие проблемы? Ведь с
Богом спорить не приходится. Пожар, говорите?
Было такое. Горело. А я при чём? Эти бездельные
люди, глуповцы, собрались ко мне на двор и стали
меня нудить и на коленки становить, дабы я
прошение принёс. Эх, миленькие, Бог дал — Бог
взял. Написал, конечно, как не написать. Команда и
пришла: “Ту-ру! Ту-ру!” Вразумил народ. Какие
проблемы?

Журналист. Стояла ли перед вами
продовольственная проблема?

Фердыщенко. Какая, говоришь, продо…
вольственная? Ну, братики-сударики, засуха была. А
я что сделаю? Людишки осунулись, конечно, ходили с
понурыми головами. Но я приказал таких забирать
на съезжую. Народ ободрять надо. Ну, пикничок
устроили в загородной роще, фейерверк пустили. А
вот Алёнке я платок новый купил, драдедамовый.
Красота!

Журналист. И это в то время, когда в
городе царил страшный голод?! Когда город почти
обезлюдел, потому что молодые все до одного
разбежались, потому что церкви переполнялись
гробами, а трупы людей худородных валялись по
улицам неприбранными?!

Фердыщенко. В кандалы! В Сибирь!

Журналист. Вы боитесь выслушать правду?

Фердыщенко. Ладно, миленькая, не сердись.
Только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы
тебе с правдой дома сидеть, чем беду на себя
накликать. Правда… Как бы ей, правде-то твоей, не
набежать на рожон!

Журналист. А всё-таки, Пётр Петрович,
накормили вы народ?

Фердыщенко. А как же! Пришлось писать.
Писал много, писал всюду. Рапортовал так: коли
хлеба не имеется, так по крайности пускай хоть
команда прибудет. А глуповцы, братики-сударики, с
каждым днём становились назойливее и назойливее.
Я как рассуждаю? Убеждениями с этим народом
ничего не поделаешь! Тут не убеждения требуются,
а одно из двух: либо хлеб, либо… команда! А ведь
команда-то лучше! Ту-ру, ту-ру! Вот она скоро и
прибыла.

Журналист. Значит, господин Фердыщенко, в
любых ситуациях вы предпочитаете использовать
силовые методы решения важных вопросов?

Фердыщенко. Сила-то силой, а вот ты,
молодка, хочешь со мною в любви жить?

Журналист. ?!

Фердыщенко. А ежели я тебя велю высечь?

Журналист. Господин Фердыщенко! Мы
располагаем сведениями, что вы привыкли
добиваться своего любыми средствами, во что бы то
ни стало. Нам известно, что даже понравившихся
вам женщин вы приказывали пороть, чтобы
принудить их к сожительству с вами.

Фердыщенко. Это вы зря, братики-сударики.
Это не я. Время-то у нас какое? Вот толкуют о
пользе выборного начала. И я не своей единоличной
властью распоряжаюсь. Соберу этак своих
излюбленных глуповцев, изложу вкратце дело да и
потребую назначить немедленного наказания
ослушников. А уж какое количество кому назначат,
я наперёд согласен. Может, кому столько, сколько
звёзд на небе, а кому, может, и больше.

Журналист. Скажите, пожалуйста, а почему
вы вдруг занялись активной деятельностью? Ведь
первые шесть лет правления вы ничего не делали,
ни во что не вмешивались, довольствовались
умеренными данями, ходили по кабакам, играли в
карты, да и вместо мундира носили замасленный
халат. В это время город не горел, не голодал, не
испытывал повальных болезней, и граждане
благодарили вас за это. Впервые они поняли, что
жить “без утеснения” лучше, чем жить “с
утеснением”.

Фердыщенко. Ах ты, дурья порода, учить
меня? Я сам знаю, что мне делать! Хочу — на крыльце
сижу, хочу — путешествовать буду! А ведь я,
братики-сударики, путешествовал раз. По
городскому выгону. Старички мне
достопримечательности показывали…

Журналист. Какие же? По нашим сведениям,
там ничего достопримечательного нет, кроме одной
навозной кучи.

Фердыщенко. Ну да! А я, думаете, зачем
поехал?! Утучнятся поля, прольются многоводные
реки, поплывут суда, процветёт скотоводство,
объявятся пути сообщения!.. Что-то не помню,
утучнились или нет… Вы не подскажете? Кажется,
братики-сударики, вы больше меня знаете…

Журналист. Знаем, Пётр Петрович, умерли
вы.

Фердыщенко. Как?

Журналист. От объедения! Пили-ели вы до
того, что вам сделалось дурно. Однако вы
превозмогли себя и съели ещё гуся с капустой. И
после этого вам перекосило рот. Вздрогнула на
лице вашем какая-то административная жилка,
дрожала-дрожала и вдруг замерла…

Фердыщенко. !!!

Прыщ Иван Пантелеич

(На материале главы “Эпоха увольнения от
войн”)

Вид имеет румяный и бодрый. Плечист. Во время
разговора производит быстрые жесты. Отличается
благодушеством и миролюбием. Источает
специфический, весьма стойкий колбасный запах,
возбуждая аппетит у находящихся вблизи него
людей.

Журналист. Иван Пантелеич! Говорят, что
при вашем градоправлении наступило такое
изобилие, какого не было с самого основания
города. Какие меры вы принимали, чтобы достичь
этого?

Прыщ. Я человек простой-с, и программа у
меня простая-с. Моя обязанность — наблюсти, чтобы
законы были в целости и не валялись по столам.

Журналист. А какие законы вы издали в
первую очередь?

Прыщ. Я законов не издавал и издавать не
буду-с. Пусть все живут с Богом! В затруднительных
случаях приказываю поискать, но требую одного:
чтобы закон был старый. Новых законов не люблю-с.
И вообще никаких новых идей не принимаю и не
понимаю. Не понимаю даже того, зачем их следует
понимать-с.

Журналист. Неужели у вас никогда не было
ни одной идеи?

Прыщ. Почему же? Была. И есть. Отдохнуть-с!
И я твёрдо следовал по избранному пути: ходил по
гостям, принимал обеды и балы, охотился на зайцев,
лисиц и ещё кое на кого-с.

Журналист. То есть вы вели политику
абсолютного невмешательства в обывательские
дела?

Прыщ. Да-с! Я сказал своим обывателям: не
трогайте вы меня, и я вас не трону. Сажайте и
сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы —
что же-с! всё это вам же на пользу-с! По мне, даже
монументы воздвигайте — я и в этом
препятствовать не стану!

Журналист. И никаких ограничений в
свободе действий подчинённых?

Прыщ. Как же-с без ограничений? Нужно с
огнём осторожнее обращаться, потому что тут
недолго и до греха. Имущество своё попалите, сами
погорите — что хорошего?

Журналист. Получается, что именно
благодаря вашему невмешательству выросло
благосостояние города?

Прыщ. Именно так-с! За год-другой всякого
добра у глуповцев явилось уж и не вдвое, не втрое,
а вчетверо. Пчела роилась необыкновенно, так что
мёду и воску было отправлено в Византию почти
столько же, сколько при великом князе Олеге. А
сколько кожи спровадили в Византию! И за всё
получили чистыми ассигнациями. А хлеба родилось
столько, что все ели хлеб настоящий, а не в
редкость бывали даже у простых наймитов и щи с
приварком.

Журналист. А как отразилось общее
благополучие на вашем состоянии?

Прыщ. О! Я был беспредельно рад! Амбары
мои ломились от приношений, сундуки не вмещали
серебра и золота, а ассигнации просто валялись на
полу-с.

Журналист. А как к вам относились
глуповцы? Наверное, очень любили и уважали?

Прыщ. Ну-с, жили мы мирно, пока местный
предводитель дворянства не пронюхал…

Журналист. Что не пронюхал?

Прыщ. Знаете ли вы-с, что этот
предводитель был великий гастроном, проще
говоря-с, обжора-с? Ведь у него было такое
изощрённое обоняние, что он мог безошибочно
угадать составные части самого сложного фарша. И
ведь угадал, каналья!

Журналист. Непонятно, какое отношение
имеет это к вам. Какой-то фарш, обоняние.
Предводитель…

Прыщ. Да вот-с… Ходил вокруг, облизывался
и напал однажды…

Журналист. Так, значит, это правда, что
предводитель съел вашу фаршированную голову?
Теперь понятно, почему в городе ходили слухи,
будто вы спите на леднике, а не в обыкновенной
спальне, будто вы даже, когда ложитесь спать, тело
кругом обставляете мышеловками!

Прыщ. Ну что же-с?.. Зато
благосостояние-с…

Журналист. А ведь точно пахнет от него!
Как в колбасной лавке!

Дю Шарио Ангел Дорофеич

(На материале главы “Поклонение мамоне и
покаяние”)

Жизнерадостен, улыбчив, время от времени
напевает весёленькие мелодии. Говорит с
акцентом, вставляет в свою речь французские
словечки. Склонен проявлять кокетство, на плече
возможен женский шарф типа боа, в руках веер и…
лягушка (игрушечная). Щедро рассылает воздушные
поцелуи.

Дю Шарио. О, медам и месье! Бонжур!
Бонжур! Прошю вас, задавайт свой вопрос! О,
шарман!

Журналист. Господин дю Шарио, каким
образом вы оказались на посту градоначальника
города Глупова?

Дю Шарио. Силъ ву пле, ма шер! Эти
глюповски пироги с нашинкой! О! Я очшень хотеть
есть. Я быть голоден. О пироги, а ту при!

Журналист. А что вы сделали для
процветания города?

Дю Шарио. Я делать очшень много! Я есть
объяснять этим грубиянам — фуй! — права человек.
Какие дураки, сэ мюжик дэ Глюпофф. Они не
зналь, что можно есть лягушка! Ха-ха-ха!

Журналист. Но при чём здесь права
человека? Кстати, историки указывают, что вы
действительно начали однажды объяснять права
человека, но только кончили тем, что объяснили
права Бурбонов. В другой раз вы начали с того, что
убеждали глуповцев уверовать в богиню Разума, а
кончили тем, что просили признать непогрешимость
папы. Похоже, у вас не было никаких убеждений, и вы
готовы были защищать что угодно, если за это вам
перепадал лишний четвертак.

Дю Шарио. О! Анфан терибль. Ты очшень
плохой деть! Как сметь так говорить! Я есть сын XVIII
века! О богиня Разума! И глюповски мюжик быль
сперва такой дурак! Но я возбудить у них дух
исследования!

Журналист. Виконт! История
свидетельствует: вы только развратили
глуповских обывателей. Они стали креститься
неистовым обычаем и бросать хлеб под стол. Они с
дерзостью говорили: “Хлеб пущай свиньи едят, а мы
свиней съедим — тот же хлеб будет!” И в этом вы
видели дух исследования! Ведь из-за вас глуповцы
покатились вниз в своём развитии. Они при вашем
преступном попустительстве и даже поддержке
совсем перестали работать: мнили, что во время их
гульбы хлеб вырастет сам собой, и поэтому
перестали возделывать поля. Уважение к старшим
исчезло; глуповцы агитировали вопрос, не следует
ли, по достижении людьми известных лет, устранять
их из жизни, но решили — вы только подумайте! —
продавать стариков и старух в рабство, чтобы
иметь с этого какую-нибудь выгоду! И вы не
чувствуете своей вины перед ними?

Дю Шарио. О! Как вы сказаль? Разврат? Это
же удовольствие — не работать, а только гулять,
петь, веселиться! О ля-ля! Ви тоже глюпий, как
глюповски мюжик? А пропо, где тут у вас есть
место весело проводить время? Я очшень хорошо пою
гривуазный песенка и танцую канкан! Я хотеть и
вас научить этому! Я очшень добрый человек. Я
хотеть, чтобы вы весело жить, развлекаться. Это
есть ком иль фо! Вам нужно сделать ку д’эта!
Зачшем свой короткий жизнь портить на работе?
Надо быть умный человек! Как я! Я вам говориль, что
я есть сын богини Разума?

Журналист. Извините, господин дю Шарио, с
вами трудно разговаривать, поэтому мы хотим
задать вам последний вопрос. Назовите ваш
основополагающий жизненный принцип.

Дю Шарио. Ха-ха-ха-ха! Шарман! Шарман!
Ви наконец понять, что нада скорей идти гулять.
Это я внушиль вам дух свободы и научиль права
человека! Мой девиз не переводить на ваш грубый
язык. Но вы всё равно не понимай такие умный вещи.
Один наш король говориль очшень хороший слова.
Можно сказать, это я сказаль: апрэ ну лё дэлюж.
Теперь понять, глюпий дурак? Апрэ ну лё дэлюж!!! О
рэвуар! Шерше ля фам! Ха-ха-ха!!!

Примечания: Силь ву пле, ма шер — пожалуйста,
дорогая; а ту при — любой ценой; анфан
терибль — ужасный ребёнок; а пропо — кстати;
ку д’эта — государственный переворот; апрэ
ну лё дэлюж — после нас хоть потоп (искаж. франц.).

Приложение

Место и значение ролевой игры на уроке

Уже прочно в практику школьного обучения вошла
игра. Диапазон игр, применяемых на уроке и во
внеурочное время, весьма широк: от кроссвордов,
ребусов, викторин до сюжетно-ролевых (заседание
ученого (редакционного) художественного совета;
дискуссия сторонников и противников какой-либо
идеи, лица, явления).

Можно говорить об игре на уроке как приёме
педагогической техники и даже как об основе
самостоятельной педагогической технологии. Но
обязательно нужно помнить о том, что игра
остаётся лишь средством обучения, развития,
воспитания, способным активизировать и
интенсифицировать образовательный процесс,
недопустимо превращать её в самоцель,
использовать необоснованно. Особенно это
касается ролевой игры. Сюжетно-ролевая игра
является высшей формой развития игровой
деятельности. Её целесообразно применять в
исключительных случаях, когда привычные,
традиционные формы работы не ведут к желаемому
результату.

Использование ролевой игры на уроке становится
событием неординарным, запоминающимся.
Естественно, что повседневная жизнь не может
состоять из большого количества праздников, чем,
по сути, оказывается проведение игры. К тому же
подобное занятие требует серьёзной, тщательной
подготовки. Следует подчеркнуть особо, что успех
игры на её основном этапе предопределяется
качеством подготовительной работы на этапе
доигровом. Ни в коем случае не стоит проводить
ролевую игру, если она подготовлена недостаточно
хорошо, иначе всё мероприятие оставит жалкое
впечатление, не реализует ни одной из богатых
потенциальных возможностей игры, не достигнет
цели, а именно целенаправленность является
основным условием её применения в
педагогическом процессе. Если же игра
подготовлена качественно, то она одновременно
решает несколько задач. Рассмотрим некоторые из
них.

Дидактическая задача игры —
способствовать усвоению новых знаний, развитию
общеучебных и частнопредметных умений и навыков,
в первую очередь умений и навыков
речемыслительной деятельности, сопряжённой и с
процессами развития воображения, интуитивной
сферы. Все исследователи психологии игры
отмечают её несомненное значение для развития
личности. Особенно чётко дидактическую функцию
игры должен осознавать учитель как организатор
образовательного процесса, так как он
перспективно ориентируется на результативность
конкретной игровой деятельности.

Развлекательная же задача игры
является наиболее актуальной для детей, которые
вовлекаются в процесс, получая удовольствие,
сиюминутную радость. Развлекательность —
основное свойство игры по определению, поэтому
использование игры способствует созданию
благоприятной атмосферы, воодушевлению каждого
участника, снятию эмоционального напряжения.
Мастерство и такт учителя должны помочь ему
сделать игру для детей не принудительной формой
работы, а желанной, способной пробудить интерес к
изучаемому таким способом материалу.
Авторитарный стиль при организации и проведении
игры не приведёт к положительному результату.
Сам учитель также включается в процесс игры в
какой-либо роли, что помогает решению ещё одной
задачи.

Коммуникативная задача игры связана с
установлением эмоциональных и деловых
контактов, с объединением коллектива в общем
процессе, с построением особой структуры
взаимоотношений всех участников. Ролевая игра
относится к сфере субъектно-субъектных
отношений, то есть для неё главным является
общение участников, протекающее одновременно в
двух плоскостях: реальной и условной
(разыгрываемой, воображаемой). При использовании
ролевой игры познавательная деятельность
осуществляется в коллективной форме, при которой
каждый из членов коллектива, выполняя свою
задачу при наличии общей цели, участвует в
обучении всех. Данная организационная форма
является современной, продуктивной, развивающей,
распространяется в последние годы в разных
модификациях и противопоставляется
традиционной фронтальной форме. Работа каждого
учащегося оказывается коллективно значимой. В
связи с этим нужно обдуманно отнестись к
распределению ролей, учесть множество факторов:
желание детей и их психологические особенности,
характер способностей, межличностные отношения
в коллективе.

Основная нагрузка при подготовке и проведении
ролевой игры ложится, как правило, на одарённых
детей. В доигровой период особое значение могут
иметь творчески одарённые ученики, для которых
характерны оригинальность и гибкость мышления,
пытливость ума и дотошность: для того чтобы
драматизировать исходный текст, создать на его
основе собственное произведение, требуются
исследовательская активность, умение
переструктурировать информацию. На игровом
этапе стоит опираться на детей с
художественно-исполнительскими способностями, а
на послеигровом — с интеллектуальными.

Сценарий  театральной студии 
«Веселые ребята»
«Суд над героями М.Е. Салтыкова­Щедрина»
Руководители:
Мугак Г.Н.,
Маташкова Т.Н.,
Нестеренко Л.Д.,
учителя русского языка и литературы 2016 год
Вывеска «Литературный клуб» Экстренное заседание. (Шумно, 
председатель стучит по стакану).
Судья: Добрый день, мои друзья!
Рад приветствовать всех я.
Не просто так я Вас собрал
От дел серьезных оторвал
У классика литературы юбилей
И соответствовать должны мы дате сей.
Адвокат: И кто же этот важный господин?
Судья: Михаил Евграфович  Салтыков­Щедрин.
Прокурор: И сколько же ему лет, позвольте нам узнать?
Судья: Вы не поверите, мой друг, ­190!
Адвокат: Ого, да это же солидный юбилей!
Судья: Вот именно, надеюсь, вы полны идей,
Как нам отметить это и притом,
Чтоб не ударить в грязь лицом.
(Думают, перебирают старые вещи).
Адвокат нашел «Колесо времени».
Судья: Постойте, что это в руках у вас?
Я вижу сей предмет здесь первый раз.
Прокурор: Не компас вроде, не часы и не штурвал.
Адвокат: Вот «Колесо истории», я прочитал. Адвокат: Вот стрелка, треугольник, человек.
Судья: А что если ту стрелку повернуть
И в прошлое отправиться нам в путь.
Посмотрим сами, что там, где и как
Век 19 – ведь это не пустяк.(крутят).
Прокурор: Как же тут жутко тихо и темно.
(Адвокат запнулся)
Судья: Ну, осторожней, все след, вслед за мной.
(Загорается свет, идет судебное заседание).
Секретарь: Встать, суд идет! И в зале ти­ши­на!
Мы судим здесь героев Салтыкова­Щедрина.
Прошу вас, господин судья, сюда,
Защитник, обвинитель, на места!
Судья: Да, ну попали мы, друзья!
Ведь это ж надо – я судья.
Ну что ж, раз так, внимание,
Начнем же наше заседание,
Даю вам слово­прокурор,
Да огласите приговор!
Прокурор: 
Позвольте, раз уж мы в суде
То обвиняемые где?
Кого вы будете судить,
Кого я должен обвинить? Адвокат: И где особы важные,
Где заседатели присяжные?
Судья: Но заседание­то наше  необычное,
Поэтому порядки непривычные.
Я думаю, что разберемся мы во всем
И небольшим числом ­ втроем!
Дух писателя: Ну не томите ж, начинайте,
Взялись за дело, приступайте.
Адвокат: А это кто еще зловеще так орет?
Судья: То дух сатирика сигнал нам подает.
Прокурор: 
А он не сердится, ведь, что тут говорить,
Его героев собираемся судить.
Голос: 
Ха­Ха, давно я высмеял их глупость и порок,
Хочу услышать, а пошло ли это впрок?
И прекратить вы, как барышни, дрожать,
Извольте, господа, к работе приступать.
Судья: Да, да, конечно же, за дело, господа!
И подсудимых я прошу войти сюда.
Секретарь : Мужик и генералы­господа!
                    Вы к нам на суд пожалуйте сюда!
 1генерал:   Совсем не вовремя нас пригласили. 2генерал:    И кофею с баранками мы не допили..!
 Мужик:      Бегу! Бегу! Вот кофей  и ватрушки!
                     Немедленно убрать! Здесь суд, а не игрушки!
                     (Мужик все убирает)
Секретарь:  Помещик Дикий! Проходите.
Судья:           А это что еще! Медведя прогоните!
                     Да и себя в порядок приведите.
Помещик:    Я князь Урус –Кучум Кильдибаев.
                     От своих принципов не отступаю
                     И друга лучшего я от себя не отпущу.
                     Все потому что без него ужасно я грущу!
Судья:         Ладно! Ладно! Вдвоем заходите!
                    Только в порядок себя приведите!
Помещик:   Эй, Сенька! Подь сюда стрелой!
Сенька:       Сию секунду, барин мой.
                    (Причесывает помещика)
Секретарь:  Пескарь Премудрый! Заходите!
                     Пожалуйста, погромче говорите.
Пискарь:     Ой, ой! Боюсь ! Судья засудит.
                     Сейчас я жив…Что завтра будет?
Судья:         Никто не тронет вас, не беспокойтесь.
                     Присядьте на скамью и ничего не бойтесь.
Секретарь:  Заяц Здравомыслящий и вы, Лиса, войдите!
     
И про свое житье­бытье нам расскажите. Заяц:            Всякому зверю свое житье:
                     Волку­ волчье­  зайцу ­ мое.
                     Волки охотиться вечно хотят,
                     Нашего брата они едят.
Судья:         Довольно, Гражданин, займите свое место.
Лиса:           Ой, господин судья! А мне так интересно!
                     Ну до чего же умненький заек!
                     Откуда мудрость эта? Мне и невдомек.
Судья:          И вы садитесь рядом все равно.
                     И с вами разберемся заодно.
Секретарь:  Трезор, по кличке Верный , проходите.
Пожалуйста, мне руки не лижите.
(Трезор лижет всем руки, ходит на задних лапах, повизгивает).
Судья:       Да будет, будет вам! На место живо!
                   Себя ведете вы ужасно некрасиво.
Трезор:       Прошу прощенья, извините, не сердитесь…
                    Помилуйте…Ав! Ав!
Судья:         Немедленно садитесь!
                    Ну вот. Все в сборе , наконец.
                    Начнем наш исторический процесс.
                    Герои сказок Салтыкова­Щедрина,
                    Судьба сегодня ваша будет решена.
Голос писателя:     Да, здорово ты утомил здесь всех.
                    И кто тебя прислал? И смех и грех! Судья:         Не гневайтесь, наш дорогой писатель,
                     Ведь должен знать героев книг читатель.
                     В суть дела мы сейчас вникаем
                     Все обстоятельства подробно выясняем.
                     Прошу вас , генералы, встаньте, подойдите
                     И нам сейчас же честно расскажите,
                     Как вы на остров тот необитаемый попали,
                     Как мужика на нем вы отыскали.
1 генерал:    В регистратуре  мы всю жизнь служили.
 2 генерал:   Мы слов –то лишних никогда не говорили.
                     А оказались мы на острове случайно.
1 генерал:    Проснулись­ захотели есть черезвычайно!
Прокурор:   И что? Еды там не было совсем?
 1 генерал:   Я думал, что сапог свой левый съем.
2 генерал:    А я перчатки сгрызть свои хотел.
                     На них я, как на окорок, смотрел.
Адвокат:      И что же стали делать вы от Родины вдали?
1 генерал:    Мы остров сей исследовать пошли.
2 генерал:    Подумали : найдем тут мужичков,
                      Они нам рябчиков наловят и бычков.
                      И точно: под сосной мужик лежал,
                      Он без работы там, бездельник, отдыхал.
1 генерал:     И напоил нас раб, и накормил,
                      В постель пуховую в шалашик уложил. Прокурор мужику:
                       Тебе зачем была вся эта маята?
Мужик:          Ну как зачем? Они же господа.
Адвокат:        От них ведь мог ты убежать,
                        Чтоб трутней двух не ублажать.
1 генерал:       Э, нет! Веревку свить ему  мы приказали.
                        А той веревкой его к ветке привязали.
2 генерал:       Чтоб отвязаться  бы мужик не смог.
                          Ох! Не дай бог от нас бы он убег!
Прокурор:       А как же вы вернулись­то домой?
Мужик:            Кораблик я построил небольшой.
Прокурор:       Мужик, благодарили тебя как?
Мужик:            Мне дали рюмку водки и пятак!
Прокурор:        И это все?
Мужик:             А разве мало?
                          Да за душою у меня полушки не бывало.                 
Адъютант: Такое была время, господа
В смирении народ был, вот беда
Смеется автор, сам мужик веревку вьет
И как на привязи работать он идет.
Прокурор: Не слишком ли мягки вы адъютант?
Адъютант: Как ни крути здесь и мужик и барин.
Судья: Мы принимаем Ваше объясненье И продолжаем наше обвинение.
             Князь Кильдибаев, Вас прошу я встать.
Помещик: Я буду только с другом отвечать
Судья: Ну­с, как же Вы остались без крестьян?
             Как с Вами приключился сей изъян?
Помещик: Я сам в молитве Бога попросил
Чтоб всех крестьян он из именья удалил
И раскидал бы их по всей земле
Чтоб не вернулись никогда они ко мне.
Судья: Да Вы, однако, братец, просто глуп
             Ну кто же избавляется от слуг?
Прокурор: И что же Вы в имении один?
Помещик: Да сам себе я господин
И Сенька­дуралей со мной всегда.
Эй, Сенька, дай умыться, где вода?
Прокурор: Кто ж подати за мужиков будет платить?
Помещик: Об этом не хочу я говорить.
Пусть платят мужики, а кто ж еще?
Я вместо подати дам рюмку водки, пряник, ну и все!
Прокурор: Да Вы совсем умом­то повредились?
Судья: А где же Вы с медведем подружились?
помещик:
 По парку я на четвереньках проползал
Это, когда совсем  уж одичал, Не мог, как человек, ногами я ходить.
Медведь 
Он предложил мне зайцев с ним ловить
Я говорил, что с мужиками зря он так,
Ведь сам  работать не способен он никак.
Прокурор:
Да, господа, без Сеньки б он пропал,
А с ним чуть­чуть похож на человека стал.
Тот кормит, умывает и молчит
И придает ему хоть плохонький, но вид.
Судья:
Даем вам время все обдумать и понять,
Вернуть крестьян и человеком стать.
А ты, медведь, пожалуй в лес, домой,
Пора заняться собственной семьей.
­ Так кто по очереди там сейчас?
Адвокат: Да рыба тут дрожит в углу у нас.
Судья:
Ага, пескарь, дрожать вы прекратите
И о своей нам жизни расскажите.
Пескарь:
Учили быть настороже отец и мать:
«Коль хочешь жить, умей молчать».
Поглубже норку носом продолбил,
И спрятался от всех  я там и жил.
Уж лучше в норке голодом сидеть, Чем с брюхом сытым умереть.
Судья: Достаточно, у вас вопросы есть?
Прокурор:
Все ясно мне, что трус он, ваша честь.
Как жил дрожа, так и умрет дрожа,
 От страха он умрет, не от ножа.
Адвокат: Ну, строго рыбку так судить негоже,
Ведь и среди людей есть трусы тоже.
Я и врагу того не смею пожелать,
За свою шкуру­то всю жизнь дрожать.
Рыбешку нужно пожалеть, а не казнить
И с миром восвояси отпустить.
Судья: Ну что ж, пескарь, мы милуем тебя,
Давно ведь наказал ты сам себя.
­ Продолжим суд. 
Лиса и заяц встать,
Сейчас мы будем вам вопросы задавать.
Прокурор: Где повстречали вы красавицу лису?
Заяц:
Да где я встретить мог ее, конечно же, в лесу,
Сидел с зайчихой, болтал о том, о сем,
И вдруг она, а я тут ни причем.
Моя зайчиха стрекоча дала,
А я тут обомлел, ну думаю, дела!
Прокурор: А вы, что скажете, Лисичка дорогая?
Лиса: Что говорить, ну испугался зая,
От  страху, что ли говорил и говорил,
Меня несчастную, ну просто утомил!
Уснула я, а ушки на макушке,
А он все говорит и хлещет мух хлопушкой.
Тут начал про охотников он как бы невзначай,
Ну я его и укусила сгоряча.
Судья: Да, за такие вещи отвечают!
Лиса: Ах, бросьте, подлых зайцев все кусают.
Прокурор: И чем закончился ваш разговор?
Заяц: Я убегал – она за мной.
Адвокат: Да, трус надеется на доброту,
И  хищника обходит за версту.
Ведь все из жизни, я изумлен,
Но поведением лисы ошеломлен.
Прокурор: Да, хороша плутовка – это факт,
У вас, что нервы сдали, адвокат?
Судья: Я тишины прошу. Последний подсудимый пес Трезор. Да прекратите 
руки всем лизать, какой позор!
Трезор:
 Простите, это выше моих сил,
У Воротилова я сторожем служил.
Не лаял на своих, а только на чужих,
Помои я имел и даже жмых.
Не смел с подругой даже погулять,
Да и с детьми мог я поиграть. Давали больше мне помоев за труды, 
Как оказалось, недалече от беды.
Заснул я на посту, ну просто смех,
Хозяин проходил тут как на грех:
«Состарился, Трезор!» ­пора его менять
Не может он нести дозор.,
И утопить меня он слугам приказал.
Я испугался, той же ночью убежал!
Прокурор: Хозяин ­ сволочь добрая, творит он злодеяния, Трезору – трусу 
прутом наказания!
Адвокат: Собачку надо пожалеть,
И приютить и обогреть!
Судья: Собачий мы найдем ему приют,
Там корм бесплатный и палками не бьют.
Хочу я заседанья подвести итог,
Всем подсудимым нашим дан урок.
Я зачитаю приговор дословно,
Освободить повелеваю всех условно.
А если вы еще что натворите,
Тогда пощады больше уж не ждите.
Голос автора:
Что ж, всем спасибо, я хочу сказать,
Рад был своих знакомцев повстречать.
Я вижу, что меня не забывают
И сказки до сих пор мои читают.

Краевой конкурс детского и юношеского литературно — художественного творчества  «Дети и книги»

Номинация: литературоведение

Творческая работа: сценарий радиопередачи

 «Мир  сказок  М.Е. Салтыкова — Щедрина»

Автор: Дадамян Валерия Игоревна

Дата рождения: 21.10.1999г.

Домашний адрес:

357524 г. Пятигорск, улица Ю.Фучика, дом 7, квартира 54

ОУ: МБОУ лицей №15; 357524 Ставропольский край,  г. Пятигорск,

ул. Аллея Строителей ,7. Т.: 8 (879 3)32-22-65

Учитель: Селезнева Таиса Сергеевна

Пятигорск  2016

 Краткая аннотация

Творческая работа ученицы 10 класса, МБОУ лицея №15,   посвящена юбилейной дате — 190-летию со дня рождения знаменитого русского писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Замысел подобной формы творческой работы (сценарий радиопередачи или устный ученический журнал) возник не случайно.  Она активно используется для проведения внеклассных мероприятий по русскому языку и литературе,  для проведения массовых  мероприятий  и пропаганды знаний о родном городе и крае в лицее №15.  Девушка принимала активное участие в  подготовке  таких мероприятий.

Тема  творческой работы «Мир сказок    Салтыкова-Щедрина» интересна сама по себе. Сказки любят все: и дети, и взрослые,   а сказки, написанные таким серьёзным писателем, как Михаил Евграфович, интересны вдвойне, потому что это сказки остро  сатирические, в русской литературе впервые появились именно в творчестве Салтыкова – Щедрина. Проблемы, затронутые автором  более ста лет тому назад, актуальны и в наше время. А значит, представляют интерес как для детей, так и для взрослых и в наши дни, и  значит, обладают художественной ценностью. Вот об этом ученица  и поведала своим  одноклассникам в незатейливом сценарии.

В нём использованы:

1.Салтыков-Щедрин М.Е. Сказки. — М.: Детская литература, 2010.

2. М.Е.Салтыков — Щедрин в воспоминаниях современников. – М.,1975.

 3. Материалы с сайта http://ilib.ru/

Ведущий 1. Добрый день, ребята!

 Сегодня  в гостях у вас мы, учащиеся 10 класса Валерия Дадамян и Ирина Топузова.  Мы расскажем вам о сказках. Да, да! О сказках. Вижу ваши изумлённые лица и слышу возгласы: «Да кто же не знает сказок!» — «Сказки знают все!»

Ведущий 2: Согласны. Даже можем с уверенностью сказать, какие сказки вы назовёте спонтанно: «Колобок», «Репка», «Теремок» … И всё-таки мы утверждаем: « Ни вы, ни мы не знаем сказок. Число их велико, а на слуху обычно не более десятка.

Ведущий 1: А мы расскажем вам о сказках писателя Михаила Евграфовича Салтыкова – Щедрина. Их-то вы,  точно, не  все читали. А идея посвятить нашу радиопередачу сказкам этого замечательного русского писателя возникла у нас не случайно.  В этом году  весь литературный мир отмечает 190-летие со дня рождения писателя.

Ведущий 2: Не секрет, что сегодня Салтыкова-Щедрина читают куда меньше, чем других классиков – его великих собратьев по перу. Порою Салтыкова-Щедрина называют писателем  трудным, “запутанным”.  В этом, несомненно, есть доля истины. Но чтобы понять и почувствовать Салтыкова-Щедрина, нужно серьезно, не наспех,   читать его произведения.

Ведущий 1: Художник и мыслитель, блестящий публицист и литературный критик, известный русский прозаик и памфлетист, талантливый журнальный редактор и организатор молодых творческих сил, он был одним из самых замечательных деятелей русской литературы.

Ведущий 2: Михаил Евграфович родился в январе 1826 года в селе Спас-Угол Тверской губернии.  Отец писателя, Евграф Васильевич, был потомственным дворянином, а мать, Ольга Михайловна Забелина, из купеческой семьи.

Ведущий 1: Очень рано началось самовоспитание будущего писателя. Картины крепостной жизни, которые невольно пришлось наблюдать ему в имении отца, воспринимались дворянским мальчиком как всеобщее зло, как позор, оскорбляющий личное достоинство, как нарушение христианских заповедей.

Ведущий 2: Их он усвоил с раннего детства, знал наизусть многое из Священного Писания. Во многом благодаря Евангелию будущий писатель начал осознавать себя человеком, вышел из состояния прозябания и, что очень важно, научился видеть в других, даже в дворовых холопах, полноценных, равнозначных дворянам людей.

Ведущий 1: Впечатления от «Страстного чтения» Нового завета было противоречивым: после священных библейских слов о равенстве и человеколюбии мысли невольно переносились к конкретной действительности, в девичью, в застольную, где задыхались десятки поруганных и замученных человеческих существ.

Ведущий 2:  Все наблюдения, полученные молодым Салтыковым в родовом имении своего отца в самый разгар крепостного права, легли в основу многих его будущих произведений.  Именно  с тех пор   и началось самовоспитание Михаила, в процессе которого воля была неотрывна от гуманных устремлений, а чувство справедливости сочеталось с бойцовскими качествами.

Ведущий 1: Его талант проявил себя в трудное для России время, когда общественные, политические и экономические противоречия разъедали страну изнутри и разлад в обществе достиг апогея.

Ведущий 2:  «Щедрин шёл в ногу с жизнью, ни на шаг не отставая от неё, он пристально смотрел в лицо ей и – горько пророчески хохотал над всеми и всем. Это не смех Гоголя, а нечто гораздо более оглушительное, правдивое, более глубокое и могучее», сказал о нём М. Горький

Ведущий 1: Появление сатирических произведений было неизбежно. Но только единицы смогли раскрыть свой талант в полной мере. Беспощадная цензура не оставляла ни малейшей возможности высказать свое мнение о ситуации в России, если оно противоречило мнению правящих классов.

Ведущий 2: Для Салтыкова-Щедрина проблема цензуры стояла очень остро, конфликты с ней были постоянными. Чтобы его произведения печатались и были прочитаны, он изобрёл сильнейшее оружие —  «эзопов язык».

Ведущий 1:  «Эзопов язык »?  Интересно…Что за язык такой? Никогда не слышала.

Ведущий  2:        Но ты,  наверное,  обратила внимание, когда читала сказки М.Е. Салтыкова – Щедрина, что они немножко странные, мудрёные. В них присутствует необычная, можно сказать,  странная фантастика, которая постоянно чередуется с точным описанием реальных человеческих отношений определённой эпохи.  

Ведущий 1: Да, конечно, я это заметила. В сущности,  это не фантастика, а иносказание. Сатирик хочет, чтобы читатель это  понял. Для этого он и ведёт свой рассказ по-особому. Начнёт как заправский сказочник, да вдруг огорошит таким словом, какого ни от одного сказочника никогда не услышишь.  

Ведущий 2: Ну, вот эту-то свою манеру сам Щедрин и называл  «рабьей манерой» или «»эзоповым языком», по имени древнегреческого баснописца Эзопа, подчёркивая этим, что иносказание его вынужденное, что ему не дают прямо  высказать свои мысли. (Ведь Эзоп,  по преданию, был рабом и  вынужден был говорить  намёками, чтобы прямою речью не разгневать своего господина).

Ведущий1: Ну, коль мы заговорили  о творческой манере М.Е.Салтыкова-Щедрина, давай  уж  перейдём к  самим произведениям, чтобы  ребята убедились, что  сказки Салтыкова — Щедрина не похожи на обычные сказки,  и захотели сами прочитать их и получить удовольствие.

Ведущий 2: Согласна. Ведь именно в них писатель широко использует этот самый «эзопов язык».  Он (язык)  не только оборонял писателя от цензуры, но придавал особую остроту и меткость его сатире. А форма произведения – сказка – позволила писателю писателя говорить на запретные темы. Язык сказок точен, ярок, образен, что позволяет понятно и ёмко донести до читателя “главные” мысли автора.

Ведущий 1:  Особенность  сказок  Щедрина заключается в том, что писатель изображает не добрых и злых сказочных героев, а мужественно и блистательно обличает дикую власть, воюющую с прогрессом и своим народом, показывает  противостояние двух социальных сил: трудового  народа  и его эксплуататоров. И главное зло, которое осуждает автор в своих сказках,   — это крепостное право.

Ведущий 2: Книгу сказок М. Е. Салтыков-Щедрин писал с перерывом на протяжении восемнадцати лет. Первые три сказки: «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть» и «Дикий помещик» – были написаны в 1869 году и тогда же опубликованы в журнале «Отечественные записки».

Ведущий 1: Всего М. Е. Салтыковым-Щедриным написано 32 сказки. Их появление в печати стало возможным только после революции 1905 года. А сказка «Богатырь» была напечатана лишь в 1922 году.

Ведущий 2: Герои сказок  чаще всего животные и птицы. Каждое животное наделено устойчивыми качествами характера: волк жаден и жесток, лиса коварна и хитра, заяц труслив, щука хищна и прожорлива, осел беспросветно туп, а медведь глуповат и неуклюж. Господствующие классы представлялись  злыми хищниками, безжалостными мучителями. А народ выступает под масками добрых и беззащитных зверей и птиц (а часто и без маски, под именем «мужик»). 

Ведущий 1: Символом замученной крестьянской России является образ Коняги из одноименной сказки. Благодаря Коняге растет хлеб на необъятных полях России, но сам он не имеет права есть этот хлеб. Его удел – вечный каторжный труд

Ведущий 2: Салтыков-Щедрин охотно пользовался традиционными приемами народного творчества. Сказки у него зачастую начинаются, как и народные, словами «жили да были», «в некотором царстве, в некотором государстве». Часто встречаются пословицы и поговорки: «Конь бежит — земля дрожит», «Двум смертям не бывать, одной не миновать».

Ведущий 1: Часто встречаются присказки («по щучьему велению», «ни в сказке сказать, ни пером описать»); характерные для народной речи обороты («думал-думал», «сказано-сделано»);

Ведущий 2: Салтыков-Щедрин не копировал народную сказку, а внес в нее свое, новое. Прежде всего, образ автора. За маской наивного балагура скрыта  саркастическая  усмешка  беспощадного  сатирика. Совершенно иначе, чем в народной сказке, нарисован образ мужика. В фольклоре мужик обладает сметливостью, ловкостью, неизменно побеждает барина. В сказках Салтыкова-Щедрина отношение к мужику неоднозначно. Часто именно он остается в дураках, несмотря на свою сметливость, как в сказке «Как один мужик двух генералов прокормил».

Ведущий 1: За все хорошее, для них сделанное, они его «тунеядцем» «потчуют», велят свить веревочку, которой его привязывают, чтоб не сбежал, да напоследок «щедро» одаривают рюмкой водки и пятаком серебра. Автор «Повести…» горько смеется над долготерпением мужика (русского народа), раболепно служащего «господам» и в то же время резко осуждает представления о мужике (народе) как вечной и неколебимой опоре власти, государства: он верный, он вывезет, он сдюжит.

Ведущий 2: Ещё одно отличие сказок  от народных состоит в том, что в них переплетаются фантастическое с реальным и даже исторически достоверным. Так, В сказке «Медведь на воеводстве» развертывается беспощадная критика самодержавия в любых его формах.

Ведущий 1:  Обличению паразитической сущности господ посвящена сказка о диком помещике. В ней Щедрин показывает, до чего может опуститься богатый барин, оказавшийся без слуг, как беспомощен богатый без простого мужика, как он неприспособлен и никчемен. Этой сказкой автор выразил свою оценку реформы «освобождения» крестьян от крепостной зависимости в 1861 году, пореформенных отношений дворян и разоренного крестьянства.  

Ведущий 2: Писатель по существу создал новый жанр — политическую сказку. Жизнь русского общества второй половины XIX века запечатлелась в богатейшей галерее персонажей. Щедрин  коснулся всех основных классов и слоев общества: дворянства, буржуазии, бюрократии, интеллигенции.

Ведущий 1:  Вот такие необычные «Сказки для детей изрядного возраста» написал замечательный писатель Михаил Евграфович Салтыков _Щедрин.  Ребята, вам понравился наш рассказ? Тогда отправляйтесь в библиотеку. Сборник сказок ждёт вас.

Закончим нашу передачу стихотворением, написанным на смерть Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина:

Написано оно  через 2 недели после смерти поэтом А. М. Жемчужниковым.

Преемника тебе не видим мы пока.

Чей смех так зол? И чья душа так человечна?

О, пусть твоей души нам память будет вечна,

земля ж могильная костям твоим легка!

Ты, правдой прослужив весь век своей отчизне,

Уж смерти обречён, дыша уже едва,

Нам вспомнить завещал: средь пошлой нашей жизни,

Забытые слова.

В конце жизни Салтыков-Щедрин обдумывал тему “забытых слов”. А теперь потрудитесь-ка их поискать! Надо же  их помнить , если это завещал потомкам сам великий Михаил Салтыков – Щедрин.

Прототипы градоначальников

Прежде чем проанализировать описание управленцев в романе, необходимо упомянуть о том, что Салтыков-Щедрин неслучайно использовал цифру в 22 градоначальника. Дело в том, что начиная с первого русского царя-самодержца (Ивана Грозного) вплоть до выхода книги (т. е. с 1547 по 1869 года) в России правило 22 царя. Также биография некоторых персонажей указывает на отдельных политических деятелей того времени. Кратко список прототипов может выглядеть следующим образом:

• Пфейфер. Этот градоначальник списан с Петра III, так как в романе он указан как «голштинский выходец, который был сменён в 1762 году за невежество» (Пётр III был титулован как «Герцог Голштейн-готторпский» и его деятельность оценивалась отрицательно практически всеми историками).
• Негодяев. Прототип — Алексей Милютин; также в персонаже присутствуют черты Павла I (инфантильность). Градоначальник Негодяев — бывший гатчинский истопник, как и Милютин, который из крестьянского сословия выбился в дворяне.
• Угрюм-Бурчеев. Прототип — Николай I и граф Аракчеев. Страдал манией величия и питал склонность к сумасбродным идеям (отсылка к замыслу Аракчеева о создании специальных военных поселений).
• Ферапонтов. Биография персонажа является намёком на графа Ивана Кутайсова, брадобрея, турка по происхождению. Благодаря лояльности Павла I Кутайсов стал дворянином, а его дети получили высокие государственные посты (один сын — генерал, другой — член Государственного совета).
• Беневоленский. По роману этот градоначальник был страстным любителем сочинительства в области закона и юридического права, а также он был отстранён от должности в подозрении содействию французам и Наполеону Бонапарту. Это прямая отсылка на Михаила Сперанского, чьи реформы оценивались как минимум неоднозначно.

Помимо прочего, в «Истории одного города» градоначальники представлены и женщинами (в городе происходила борьба за власть между 6 градоначальницами).

Среди них можно узнать княжну Тараканову, Елизавету I и II, Анну Леопольдовну и Анну Иоанновну. В реальной истории подобная борьба действительно происходила после кончины Петра I.

Дмитрий Варламович Брудастый

Легендарная личность города Глупова, которая запомнилась людям по двум наиболее часто произносимым им фразам — «разорю» и «не потерплю». Также был известен множеством выпущенных законов, таблиц и постановлений, направленных на повышение налогов и отбора имущества у населения.

По характеру Брудастый был очень замкнут и угрюм; временами у него случались вспышки ярости, в результате чего градоначальник начинает сечь бедных жителей города за малейшую провинность. Дмитрий Варламович вызывал у глуповцев чувства страха, уныния и ужаса.

Очень скоро выясняется, что у Брудастого вместо головы механический орга́н, причём сломанный, в результате чего управленец и мог произносить только две фразы, да презрительно фыркать в ответ на просьбы или уговоры. Жители сумели починить «органчик» (одно из прозвищ Брудастого), заказав новый в Санкт-Петербурге, и вместо одного градоправителя стало двое. Обоих снимают с должности и выпроваживают с города.

Следует заметить, что фамилия «Брудастый» является намёком на борзых собак — «брудастые псы», которые отличаются особой свирепостью и злостью.

Двоекуров Семён Константинович

Этот персонаж является одним из наименее отрицательных в романе (так как назвать его положительным всё равно не получится). Градоначальник, получивший в народе прозвище «Двоекур», был очень деятельным начальником, который стал причиной множества изменений в городке. Среди них:

• Пивоварение.
• Медоварение.
• Выращивание горчицы, лаврового листа, а также других специй (впрочем, за неупотребление этих специй жителям положены розги, кнут и ссылка в Сибирь).
• Облагораживание улиц города (лично вымостил две улицы — Дворянскую и Большую).
• Попытка открыть Академию (самое важное дело за весь его срок правления).

Характеристика Двоекурова включает такие качества, как вспыльчивость, а также мстительность. Семён Константинович не жалел сил на то, чтобы сечь розгами горожан; временами управленец лично приезжал к наиболее строптивым обывателям, дабы усмирить их своей рукой. Он единственный из управленцев, кто умер в результате естественных причин.

Сразу после кончины глуповцы прекратили употреблять специи в пищу. Согласно мнениям историков, персонаж Двоекурова списан с Александра I.

Иван Пантелеич Прыщ

Образ этого градоначальника списан с некоторых военных деятелей, имеющих высокое звание, но при этом никогда не бывавших на настоящей войне. Как говорил сам Прыщ о себе: «я в сражениях никогда не участвовал, но в парадах закалён даже сверх пропорции».

Описание плана управления городом у Ивана Пантелеевича выглядит так:

• Максимально упростить местную администрацию (т. е., уволить большинство людей, неважно, нужных или ненужных). Чтобы не мешали и не отвлекали от отдыха.
• Не вмешиваться в дела и проблемы города — всё разрешится само собой.
• «Отдохнуть-с».

Прыщ, в отличие от других градоначальников, не пышет энергией; он не вводит новых законов и постановлений. Также Иван Пантелеевич не был замечен и в каких-либо прениях или обсуждениях. Его девиз — «не трогайте меня и я не трону вас». Стоит отметить, что самим глуповцам Прыщ нравился — в период его правления постоянно происходят балы, знать ездит на охоту и даже летописцы отмечают, что уровень благосостояния города находится на наивысшем уровне за всю историю его существования.

Любопытна кончина этого градоначальника. Его голова, как выяснилось, была начинена трюфелями, что и привело к его свержению с поста управленца; по факту его убили свои же «друзья». Подобной метафорой автор указывает на то, что бездельники вроде Прыща являются «лакомым кусочком» для чиновников, которые пользуются такими растяпами, используя данную им свободу действий только для того, чтобы набить свои карманы деньгами из казны.

Для простых горожан такой начальник кажется неплохим из-за того, что никто не указывает, как им жить, но только лишь первое время — ведь основные проблемы горожан не решаются, если их не замечать или игнорировать.

Василиск Семёнович Бородавкин

В описи градоначальников особенное место занимает Василиск Семёнович — страстный мечтатель, перфекционист, утопист и непоседа. При нём в Глупове начинается так называемый золотой век: наибольшее количество сумасбродных и античеловеческих законов было принято именно в период его правления. Помимо этого Бородавкин нередко боролся с собственными нововведениями:

• Сначала война за просвещение, возвращение принудительного употребления горчицы и специй (к ним ещё добавилось прованское масло и карточная игра «ламуш»), затем — война против просвещения, запрет на книги и обучение.
• Шутовские войны — «из-за персидской ромашки», «из-за пользы каменных фундаментов».
• Попытка всё-таки основать академию (по стопам Двоекурова), однако на деле, «неожиданно для самого себя», Василиск Семёнович основал тюрьму, в которую тут же заселил отдельных смутьянов (чтобы здание не простаивало просто так).
• Борьба с неплательщиками налогов — Бородавкин сжёг 33 деревни, получив в результате этого всего 2,5 рубля.
• Стал ратовать за озеленение города и защиту природы, но вместо этого ещё больше залил бетоном мостовые и улицы Глупова.
• Ближе к концу правления Бородавкин понял, что для помощи городу нужны кардинальные меры, поэтому он решил его сжечь дотла. Но не успел, так как внезапно умер.

Общение с населением происходило только на повышенных тонах — Бородавкин кричал на всех и вся, говоря, что градоначальник должен быть в курсе всех событий. Постоянно приставал ко всем с вопросами «почему» и «зачем». Прославился тем, что высек всех горожан в городе. Салтыков-Щедрин ярко показал возможные последствия для людей, если во власти сидит деятельный «фантазёр», который пусть имеет и хорошие цели, но при этом абсолютно не знает, как их достигать. По итогу правления Бородавкина в городе наступил экономический кризис, упадок и голод.

Эраст Андреевич Грустилов

Меланхоличный и апатичный Грустилов только на первый взгляд кажется лишённым отрицательных качеств — под чувствительностью, нежностью и показным сочувствием сокрыты множество отвратительных пороков человеческой природы. Среди них — подлость, лицемерие, жадность, развратность, лень и отсутствие всяческих принципов в жизни.

За время правления Грустилова горожане городка впали в разврат и праздное времяпрепровождение (ежедневные балы, Масленицы по семь раз в неделю и пр.). Эраст Андреевич краснеет в присутствии женщин, но то не от скромности, а от сластолюбия. Грустилов часто заливался слезами от вида голодающих детей на улице или солдат, вынужденных есть сухой хлеб, однако в то же время он обкрадывал этих солдат и детей, не гнушаясь забирать у людей последние крохи.

Эраст Андреевич, по собственному заверению, всё время ждал от жизни каких-то чудес и «восхищений»; это очередной градоначальник, который свою должность воспринимал не как управление сложнейшим механизмом общества, а как доступ к лёгким деньгам и развлечениям.

Правление Грустилова закончилось закономерно — его арестовали и спустя несколько месяцев он «умер от меланхолии».

Онуфрий Иванович Негодяев

Происхождение градоначальника Негодяева — простое, крестьянское; в юности он был слугой, занимавшемся топкой печей. Основная черта его характера — суровость и жестокость. Для него было крайне важно узнать, насколько закалены глуповцы в жизненных трудностях, потому он им эти трудности регулярно подкидывал. К числу его деяний на посту управленца относятся следующие пункты:

• Главное заведение города — тюрьма.
• Негодяев разрушил построенные до него улицы и мостовые, а из оставшегося после демонтажа материала построил памятники и монументы.
• Довёл граждан до нищего и скотского существования — при нём горожане обросли шерстью и «сосали лапу».

Также он прославился тем, что отбирал пищу у нищих и отдавал её на съедение собакам — «горожане должны быть готовы ко всяким испытаниям». Как и многие другие градоначальники, Онуфрий Иванович был больше теоретиком, чем практиком, его любимым занятием была административная деятельность.

В конце концов Негодяева уволили с поста главы города, но не за его поступки, а за то, что он не сумел договориться с вышестоящим начальством.