Три тополя на плющихе текст сценария

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8

Галь, ты не спишь?

— Ты чего не спишь?
— Отец не ночевал?
Он бакена гасит, доченька. Река на нем.
Ты спи. К школе разбудим.
Холодно. У всех людей топят, а у нас околеешь.
Ну что ты? Что ты, доченька?
Теплее нашей избы во всей деревне нет. Да на дворе еще теплынь.
Да, теплынь… Все-таки осень…
Ну что ты, дурочка.
Тепло теперь, а? Ну спи, спи…
Я затоплю — жарко станет. Еще с отцом меня ругать будете.
Отец!
Нет, это шлюзовская лодка.
У нее мотор сильный, как у катера.
Спи.

— Здравствуй, хозяюшка.
— Здравствуй.
Ты не туда гляди, а вона…
Кто восход солнца увидит, тому один грех простится.

— Да какой на мне грех?
— Гришке простится.

— А ему за что же?
— На мужике всегда грех висит,
особливо на жадном.
Нет, это не твой. Это ребята к девкам ездили,
а тут их моторка ночевала.
О! Это чья же? Маруськи Злобиной?
Нет, Злобиной — красная.
Это Рюхиной, вроде твоей Лысухи, выбрали.
Вырастет, гляди, поудоистей твоей будет.
В кредит телок нынче дают, боровину косить позволили.

— На всех закон вышел.
— Закон переменить долго ли?

— Уж меняли! -Не похоже. А там, кто его знает…
Нонче начальство о расчете думать начало,
а то ведь, бывало, на голом принципе стоять.
Вот ведь… Зябко…

— Ну, видала?
— Чего?
Солнце тень показало, еще углядишь…
Вот тебя заботы рано из дома гонят,
а ведь народ нонче разбаловался:
в восемь на работу — вот они и спят.
Спит, спит народ…
А в городе и вовсе без памяти спят.

— И Москва спит?
— У-у! Так она первая.
Этажей-то много, до земли долече.
Вот петух, к примеру, закричит,
а как ты его на десятом этаже услышишь, а? Никак.

— Домой?
— Домой.
На Кутузовском за Панораму, потом скажу.
Эх, поздно как спит Москва.
В Лондоне, Париже с самого утра потоки автомобилей…

— Жизнь начинается рано, вся на колесах… -Бывали?
Я знаю. Я точно знаю.
Пожалуйста.
Ничего, как раз к утренней зарядке поспеешь.
О, Господи.
Кыш!
Могла бы постучать, не отсохла б рука!
Не в конуру прешь, в жилой дом!
А я думала в горнице вы, Федосья Ивановна.
Всю ночь мужа прождала, а он все при бакенах, непутевый,
все не едет.
Супруги вроде, а врозь живете.
Когда он удосужился тебе сына сделать, ума не приложу.
Да зимой… Зимой хитрое ли дело.
Ты садись, покушай с нами, Анна Григорьевна.
Станет она твоим харчем себе рот драть!
Мне кушать завсегда охота…
Сыта. Будет.
Пускай она тебе о своем деле с глазу на глаз говорит.
Без дела-то она к нам не тыркнется…

— Не любит она нас. -Она и меня-то не каждый день любит.
С ней не сладишь… Сказала и на своем стоять будет.
Она теперь бригадит по овощу,
самое время осеннее подошло, пусть бегает.
Добрее ее бабы не было, видать, жизнь свое взяла…
Она сколько за войну похоронила? Двух сынов и руку мою в придачу.
И все в разных государствах.
Пришел? Ну-ну. На

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8

Есть люди, которые сами строят свою судьбу, есть те, кто ждет, что эту судьбу им кто-то устроит. А бывает так, что люди принимают ту судьбу, что им дана и просто проживают ее до последнего дня, не ропща и не уклоняясь, не пытаясь выяснить, нет ли чего получше. Они не вступают в борьбу, не протестуют и не отвергают, но назвать их слабыми было бы ошибкой.

К таким людям я могу в полной мере отнести героиню фильма Три тополя на Плющихе, Нюру. Зовут ее Анна Григорьевна, но по собственному ее признанию, больше чем на Нюрку от своих соплеменников она рассчитывать не может. Почему? В наше время это называется заниженной самооценкой. Любую грубость, резкость, небрежность в обращении к ней она игнорирует, обращает в шутку, либо оправдывает. Во всяком случае, ударом на удар она никогда не отвечает. Одно слово: блаженная!

Теперь мне трудно это представить, но я точно знаю, что совсем недавно Татьяну Доронину я не то чтобы не любила — на дух не переносила. Ее тупая покорность раздражала меня безмерно. Ну разве можно быть такой размазней? — негодовала я. Причем в КАЖДОМ фильме ее роль заключалась в этой предельной уязвимости и покорности обстоятельствам и людям. И вот в какой-то момент мое мнение изменилось. Произошло это не постепенно, а как озарение. Я разглядела в ней ее главное достоинство — именно то, что не могла принять до тех пор — ее бесконечную, абсолютную женственность. Женственность, конечно, трудно применять как оружие, но зато можно обернуться в нее, как в сверкающие одежды.

И что, спросите вы, сильно помогает Нюре ее плащик? Нне очень… Но

Нюра живет сразу в двух системах координат. И поэтому оценивать ее «счастливость» надо с разных точек зрения. Для большинства ее односельчан Нюрка женщина «сытая», благополучная: удачный брак, муж Гриша не пьет и даже не бьет ее (не любит что ли?), дети, дом — полная чаша. В счастье она просто купается, по словам невестки, которой жизнь не улыбалась вовсе («только-только синяки сошли» от тяжелых кулаков мужа, угодившего в тюрьму, боюсь, за что-то похуже, чем жестокое обращение с кошками и женщинами). Соседи тоже откровенно завидуют Нюрке, были бы подруги, и они бы добавили ядовитых комплиментов. Гриша хваткий: он работает (бакенщиком), держит хозяйство, продает излишки сельскохозяйственного производства на рынке, и, если верить осторожному предупреждению дяди Егора (дальний родственник?), еще и браконьерствует. Ну кому же не браконьерствовать, как не егерю, которого поставили наблюдать, чтобы «не шалили на реке». Это внешняя сторона.

А каково будет одеть Нюркины туфли и постоять в них? Муж, любимый, обожаемый (и есть за что!) груб, холоден и жаден. Даже пастух, случайно зацепившийся с Нюркой языками, роняет замечание о том, что жадность для мужа — это грех, простить который трудно, даже тому, кто «рассвет увидел». Кроме того, Гриша в полной мере выполняет для нее роль судьи в последней инстанции, не только инструктируя ее по мелочи, но и водружая вокруг нее стены своих «принципов» и предрассудков, диктуя ей мнения, которых она обязана придерживаться. Идеальность жены, в соответствии с его же правилами, он принимает как должное, чуть ли не с презрением. Безвыходная ситуация: либо жена строптивая, либо дура.

Дети, явно принимают сторону отца, во всяком случае, дочь говорит его словами и реагирует на мать в его манере, наступая на горло ее песне в буквальном смысле слова. Жена дяди Егора, Федосья, беспричинно ревнует ее к своему мужу, который единственный, кажется, понимает Нюрку, да и просто выслушивает ее. Дядя Егор «старый и однорукий», Нюрка не воспринимает всерьез предположения, что она просто ему нравится. Но дело именно так и обстоит. А Федосья исходит желчью. Все, что говорит на это Нюра с мягкой досадой: Вот не любит она нас!

Но не вздумайте утешать Нюру. Она счастлива, по-дурацки счастлива тем, что нужна своему мужу, детям, тем, что когда-то же муж любил ее без памяти и выделил ее одну среди множества красивых подружек. И не теряет надежды, что его любовь вернется. Верит вопреки его небрежению и отстраненности. Нюра просто честно исполняет долг: проживает ту жизнь, что ей дана.

Есть у Нюры и тайная жизнь. Ее сны и грезы наяву. В них она безоблачно счастлива, да у нее, кажется, даже прическа другая. А муж жарко целует ее, крепко обнимает и говорит с гордостью… об обладании самой красивой женщиной. В ее снах появляются и свекры, которых она, скорее всего, и не видела никогда. Поэтому они всегда предстают в той же позе, что и на фотографии, что висит на стене комнаты. Что же они олицетворяют? Семейные устои ее мужа?

Помимо продажи ветчины на рынке в Москве в качестве побочного командировочного задания Нюра получает приказ приструнить невестку, сестру Гриши, которая надумала развестись с мужем (тот, что в тюрьме), и к тому же завела отношения с другим мужчиной и даже «не таится». Слушая отвратительные нотации Гриши мы воображаем себе чуть ли не падшую женщину, гуляющую направо и налево. Вердикт брата строже того, что получил Нинкин муж: развод не разрешаю, всех хахалей отбрить, потому что «она уж свое отжила».

И вот эта воплощенная деревенская простота появляется в Москве, не в первый раз, но после значительного перерыва. И привлекает внимание таксиста, который только что потратил много душевных сил и две копейки, чтобы по телефону убедить узбекского собеседника, что ему надлежит встретить дедушку, который не решился предупредить о приезде свою осевшую в Москве родню. За показной суровостью таксиста прячется неудержимое желание помогать людям. Не верите? А вон, смотрите, на заднем сиденье такси едет дедушка Садык, который в противном случае так и скитался бы неприкаянно по Москве.

Нюру разбирает желание поговорить, есть в ней и мягкий юмор и озорство, но, наученная горьким опытом, она сдерживает себя, пока мягкое обращение Саши не растапливает лед ее недоверия. Вот она уже смеется шутке, шутит сама, рассказывает о себе. А Саша целиком подпал под ее обаяние, их поездка до Плющихи затягивается до бесконечности. Они оба ведут себя так, как два друга, встретившиеся после долгой разлуки. И вдруг происходит нечто, мощным электрическим разрядом пробивающее последнюю преграду, отделяющую их души от совершенного родства. Песня, которую тщетно ищет на радио Саша, и которую Нюра не узнает по названию, вдруг звучит в кабине такси. Нюра поет ее в своей собственной манере, с отступлениями и объяснениями, с придыханием и оханьем. Таксист застывает, шокированный совпадением.

Строжайшая скупость мужа накладывает отпечаток на поведение Нюры. Она бы и рада отблагодарить дядю Егора за то, что он подвез ее до поезда, но дочь останавливает ее: «Не балуй его, мама! Еще и обидится. Ведь родня он нам» — а что, отличный предлог поприжать щедрость! В такси она не намерена потратить больше, чем рубль и двенадцать копеек, зажатые в кулачке, и гордится своим невинным трюком. Чтобы счетчик не мешал разговору, Саша обнуляет его (ой, вырвалось).

Невинное предложение Саши посмотреть вечером кино встречает невинное же согласие Нюры. А почему нет? Она же в «плаще»? Ее неиспорченность и верность мужу служит ей самой надежной защитой.

И вот она в доме невестки. Неожиданная отповедь Нинки, которая попрекает Нюру счастливой жизнью с Гришей, в то время как она не видела ничего хорошего от мужа (каким же извергом он должен быть, если Нина противопоставляет ему Гришу!), который и отцом был никудышным, вызывает у Нюры слезы. И мы опять ошибаемся, предполагая, что она плачет о себе. Нет, она жалеет Нинку. Миссия провалена, Гриша Нине не указ, и свое счастье в лице влюбленного в нее молодого человека она не упустит. Молодец, Нинка! Так держать!

Загадочная цепь событий препятствует свиданию Нюры и Саши. Упущенная возможность или отведенная беда? Нюра воспринимает неудачу философски. И все же нам обидно за нее. Не судьба этим двоим быть вместе, но почему же они обречены на такой скомканный конец их знакомства?

Нюра обделена любовью и пониманием. То, что она принимает это стоически и благодушно — только вопрос времени. Как и небитие мужем. Ведь не зря же в ее радужные сны вторгается образ мужа злого, который пересчитывает деньги и, недовольный, бросает их ей в лицо. Не зря он корит ее, что не привезла обнов свекрам. Они «требуют свое», хоть и мертвые. Требуют из могилы при посредничестве своего сына.
Нет, не купается Нюра в счастье, не правы ни Саша, ни Нина, предполагая это. Это случается с ней так же редко, как и купание в Оке, которая прямо за домом. Цельная натура Нюры будет сопротивляться до последнего, отстаивая иллюзию любви и понимания. Сила ее характера будет бороться за семью, за Гришу и детей, стремясь заместить то, что не может и не хочет дать ее муж. Но наступит ли день, когда ее душа будет истрачена до последней капли на бесплодные усилия, не получая никакой подпитки, никакой поддержки? Когда он наступит? Уйдет ли свет, который принесла она с собой, навсегда?

Жизнь прожить — не поле перейти. И если ты принял свой дар, свою судьбу, то и несешь его, как бы он ни был тяжел. Только как быть, когда она досталась тебе по ошибке? Понять это можно, только если вам на секунду приоткрылась окошко в другую реальность. Это невозможно, вы знаете это, но все же нечаянно проникаетесь уверенностью: вот то, что сделало бы меня счастливым! Почему же я… здесь?

Так и наша героиня с грустью смотрит, как уезжает на белой «Волге» не ее судьба, встретиться с которой больше не доведется. Она вернется к мужу и детям, впряжется в привычную рутину и потянет свой возок без жалоб и сомнений. И все же в душе ее заронилось зерно неуверенности в непоколебимости ее картины мира. И вместо того, чтобы ловить каждое слово мужа и с готовностью отвечать на любой вопрос, стараясь угадать «правильный» ответ, она замирает при звуках песни, как будто окно в альтернативный мир осталось приоткрытым, и в эту узкую щель просачивается тонкой струйкой нежность упущенной судьбы.

Страна: СССР

Жанр: мелодрама

Год производства: 1968

Режиссер: Татьяна Лиознова

Актеры: Татьяна Доронина, Олег Ефремов, Вячеслав Шалевич

В картине Татьяны Лиозновой рассказывается история женщины-девочки, которая переживает острую неудовлетворенность своей супружеской жизнью. Можно сказать, что это история любви, которой не было…

Однако смысл фильма “Три тополя на Плющихе” заключается не только в этом. Это трогательное и грустное кино – гимн любви к обычному, простому человеку.

Сюжет

Краткое описание содержания фильма “Три тополя на Плющихе”. Молодая женщина Анна (Нюра), живущая в деревне с мужем-егерем и воспитывающая вместе с ним двоих детей, однажды едет в Москву продавать домашнюю ветчину.

Взяв с собой чемодан мяса, она отправляется в столицу. На вокзале она пытается взять такси до Плющихи, но денег у нее немного, и столичные водители относятся к ней равнодушно. Наконец, один из таксистов обращает на Нюру внимание и соглашается довезти ее.

Наслышанная о корысти москвичей, Нюра поначалу относится к Саше настороженно, но он ведет себя с ней исключительно порядочно. Простая, искренняя деревенская женщина западает ему в душу, да и Нюра вдруг проникается к спокойному и доброму Саше симпатией.

Сидя в такси, глядя на непрекращающийся ливень, главная героиня вдруг понимает, что ее супруг, Гриша – совсем даже не “каменная стена”, а давно опостылевшая опора, что их с Гришей дети уже скоро вырастут и начнут строить свою жизнь, и что за  каждодневным ее деревенским бытом час за часом ускользает что-то действительно важное.

Внезапно Нюра понимает и то, что наступил тот миг, которого многие ждут всю жизнь. Это именно миг, это – приоткрывшаяся на несколько секунд дверь в новую жизнь. Нужно только шагнуть – протянуть руку и познать настоящее чувство, вверить свою чистую душу человеку со сложной судьбой, который, несмотря ни на что, все еще способен говорить добрые слова и дарить ласковые взгляды…

Объяснение концовки

Ближе к концу Саша приглашает Нюру на свидание и говорит ей, что будет ее ждать. Стыдливая Нюра долго не решается на это, но, увидев в окно, что он действительно ждет ее, начинает собираться.

Собравшись, она идет к двери… и обнаруживает, что дверь заперта, и ключа в замке нет. Нюра отчаянно пытается найти ключ, но это ей не удается. И она понимает, что, кажется, сама судьба не дает ей выйти к Саше…

Прождав Нюру несколько часов, Саша уезжает, а главная героиня в финале возвращается к семье. Самое интересное заключается в том, что ключ все это время лежал на самом видном месте – на чемодане.

Смысл концовки фильма “Три тополя на Плющихе” двоякий. Финал фильма строится на трех символах: дверь (символ перехода из одного мира в другой), часы (в искусстве это символ аллегорического воздержания, сдержанности и спокойствия) и ключ (мощный символ власти, выбора и освобождения).

Смысл в том, что Нюра не смогла найти ключ – то есть она не смогла (или не захотела) освободиться от прошлой жизни и шагнуть в будущее – с другим человеком.

Нюра в хорошем смысле слова – архаическая женщина. Ее ценности, смыслы, нравственные ориентиры целиком зиждутся на деревенской жизни и ее горизонтах. Подсознательно она понимала, что замужней женщине не пристало идти на свидание – и с этой установкой ничего нельзя было поделать: Нюра “не нашла бы” ключ, даже если бы он лежал у нее в кармане.

Забытый на видном месте ключ – не прихоть сценариста, а яркий знак, символ оберегающей Нюру судьбы. Ей теперь будет о чем подумать, что вспомнить и заново пережить в своей душе. Она теперь видит себе со стороны и понимает, что она – не “баба”, а женщина. Она осознает, что достойна большего и имеет право на нежность.

С другой стороны, объяснение концовки может быть и таким: в финале фильма “Три тополя на Плющихе” показано начало духовного перерождения героини. У внимательного зрителя возникает ощущение, что он видит, как слабый нежный росток пускает семя после первого весеннего дождя. Чуткий зритель верит, что этот росток окрепнет, и у Нюры хватил сил и мужества потребовать от мужа другого отношения к себе. А если она не получит от Гриши то, что ей нужно, у нее хватит мужества от него уйти.

Смысл фильма

У фильма “Три тополя на Плющихе” парная рифмовка: где одна судьба, там с ней непременно сплетается и другая, ведь “негоже человеку быть одному” – ни в деревне, ни в городе.

В душе главной героини в течение многих лет зреет конфликт, который в конце концов падает на землю сладким райским яблоком – искусом.

В кои-то веки Нюра вырвалась в другой мир, оставив позади сурового мужа и бесконечные домашние хлопоты, и встретила человека, так похожего на нее – отзывчивого, ласкового, в сердце которого еще так много нерастраченной любви… Но счастье смыло теплым летним дождем, и на дне трепетного Нюриного сердца остался только ил.

В фильме “Три тополя на Плющихе” нет скрытого смысла, нет сложного сюжета, предполагающего несколько трактовок, и нет сложных загадок, требующих наличия разгадок. Но одновременно это кино наполнено тонкими деталями, делающими его нетипичным советским фильмом – не лубочным, а умным и глубоким.

Основными идеями картины можно назвать свободу выбора без права выбора как такового, вечные поиски “своего” счастья, и иллюзии, которые часто принимаются нами за чистую монету.

Нюра и Саша – образы собирательные. В Нюре воплотились и крестьянки Некрасова, и Ассоль Грина. Это женщина чистая, самоотверженная, любящая и вечно ждущая, это олицетворение своей эпохи.

Образ Саши – это народная память о пережитых трагедиях и страданиях. Оба они – тоскующие и грустящие, но сравнить их с рефлексирующими “интеллигентами-шестидесятниками” нельзя: те страдают пассивно и пусто, а живая, светлая человеческая тоска Нюры и Саши пахнет землей и кровью.

За метаниями героев фильма “Три тополя на Плющихе” наблюдает Москва – теплая, шумящая. Она встречает Нюру легко и как будто говорит ей: “вот она я, а ты здесь своя”.

В реалистичной ленте Лиозновой тонкими нитями вплетен Серебряный век: в виде часов, отсчитывающих равномерно-холодные удары, в канву повествования вплетен символизм. Это отсылка к будущей работы Лиозновой – к фильму “Семнадцать мгновений весны”.

Суть фильма “Три тополя на Плющихе” можно понять, если разложить его на несколько составляющих.

Первая составляющая – классическое противостояние города и деревни. Впрочем, оно очень условно: деревня в этой картине не выглядит по-простецки неуклюжей, а город не кажется манящим, но холодным и отчужденным. Смысл в подчеркивании разницы между этими двумя мирами – парадоксально маленьким, хоть и просторным, миром деревни и миром большой (высокой) Москвы.

Еще одна составляющая – эпоха. Тонко пересекаясь с урбанизмом, эпоха в большей степени проявляется в мелочах – в бытовых деталях, в блокадном прошлом, и в песне “Нежность”.

История Нюры пересекается с историей Пушкинской Татьяны – разумеется, в смысле выбора между любовью и долгом. При этом здесь присутствует не столько сознательный выбор, сколько глупый случай… Настолько глупый, что Татьяну Доронину за эту мизансцену долгие годы ругали все советские женщины. Доставалось и матери актрисы, которая увидела картину в деревенском клубе.

Некоторые зрители в своих рецензиях и разборах обращают внимание на то, что фильм “Три тополя на Плющихе” пропитан Гриновской романтикой, в которой особое место уделено культу несбывшегося… Хотя, с другой стороны, если Нюра – однозначно “замужняя Ассоль”, то точно ли Грей Саша? А может быть, у этих тоскующих по чему-то людей было бы только одно это невинное свидание, после чего Москва все равно взяла бы свое, и они разошлись бы навсегда?..

Наверное, фильм Лиозновой в большей степени все же больше о ней – о Москве – иллюзорной, манящей, обещающей. И о человеческой душе, на которой лежит, точно на крыльях бабочки, последняя пыльца, которой не может коснуться никто, кроме Бога.

Борщаговский А. М. Три тополя

РАССКАЗЫ

ТРИ ТОПОЛЯ НА ШАБОЛОВКЕ

1

Телега выезжала со двора, когда их настиг окрик Григория:

— Стой, дура! Чересседельник не привязан!

Лошадь остановилась в воротах, будто ждала этого разумного слова и знала, что дура относится не к ней, не к жене Григория — Нюре, не к их четырнадцатилетней дочери — Гале, а к однорукому конюху, который шесть раз на неделе ездил из деревни на станцию за газетами, посылками и почтовым баулом на железных запорах. Тощий старик в мальчиковых, сизых от потертости ботинках с правой стороны был как будто топором стесан, спрямлен под ровную рейку: без руки, отнятой по ключицу, с цыплячьим, неприметным бедром, правая нога не гнется в колене и клонится к левой, будто старик все время старается что-то стиснуть коленками.

Пока конюх возился с ременным концом, Григорий подошел к жене.

— Долго там не сиди — чего зря проживаться.

— Ага! — весело откликнулась Нюра.

Полные ноги в расхоженных рыжих ботах свисали с задка телеги и болтались, будто лошадь не стояла в воротах, а бежала по ухабистой дороге.

— Сиди! — Григорий шлепнул по ботам. — Не елози!

Нюра улыбнулась темными полными губами, открыла зубы, белые, выпуклые и тесно, без зазора посаженные.

— Все вы на один лад, — сказал он строго, без надежды что-либо изменить. — Терпенья ни на копейку. Погоди, уедешь, надышишься еще Москвой, насмотришься на чужие кофточки.

Она смолчала, а глаза щурились весело и освобожденно, с каким-то пустяковым, минутным превосходством над ним, но Григорий смотрел не в смуглое лицо Нюры, не в ее смолисто-карие глаза под сожженными в лугах куньими бровями, а на послушно поджатые ноги.

— Деньгами не транжирь, — глухо сказал он.

— Ты на сестру злой, а меня кусаешь!

Думалось сказать это печально и с обидой, а вышло весело, с упреком, и Григорий удивленно поднял на нее голубые, линялые до нехорошей рыбьей белизны глаза.

— Меня слушай, — требовательно сказал он. — Нинке отдашь ветчину, которая в тряпке, и не больше, а то станет нашей ветчиной кобелей приваживать! Остальную продать. Ехай на Даниловский: туда ближе, и цена там хорошая.

— А если не дадут цены? — спросила Нюра и мгновенно переменилась лицом, будто не было в ее поездке ничего хорошего, а только маета, тоска, и обрывающая руки тяжесть, и неумолчный, враждебный гул базара.

— Нинка поможет. Она в курсе.

— Как же! Станет она базаром пачкаться!

— Уже она замаралась — вся в дерьме, — сказал Григорий хмуро, будто и он нес тяжкий крест сестриного греха. — До Москвы триста километров, а уже и в деревне смердит.

— Она не таится с этим, — сказала Нюра легко, не то с завистливым бабьим осуждением, не то с намеком, что вот какая ваша кровь неверная. — Третий год без мужа… тоже ведь…

— А хоть и десятый! — оборвал ее Григорий. — Пока не умер — жди! Отсидит свое — вернется.

— Обратно нажрется, и новый срок накинут.

— А ей-то что? Ей, что ли, парашу таскать?! Она свое отжила: девка у нее в невестах.

— Выходит, и я отжила, Гриша? — шепнула Нюра, таясь от дочери. — Она меня только на два года старше. — Лошадь мешала конюху, тянулась мордой к траве за воротами и не могла дотянуться; ременный конец чересседельника соскальзывал с отполированной до глянца оглобли. — Ждала тебя, Гриша, думала, хоть эту ночь дома поночуешь, перед Москвой…

Она сбилась под его отчужденным взглядом, устыдилась вдруг своего затаенного шепота и своего желания, которое хоть и глохло в ней с годами, но порой поднималось и выходило наружу злостью, слезами, беспричинным смехом; неуместного этого разговора устыдилась и была благодарна мужу, когда он сказал невозмутимо:

— Не последний день на земле живем, еще поночуем. Нинке передай: если на развод подаст, пусть забудет сюда дорогу. А явится, я ее сам вожжами ухожу, с земли не встанет… — Хозяйским взглядом, в котором странно мешались придирчивость, зоркость и равнодушие, он еще раз осмотрел телегу с большим, как сундук, чемоданом посреди, с плетеными, обшитыми поверху корзинками, полными антоновских яблок, узкую спину дочери, лошадь и конюха, которому все еще не давался чересседельник. — Боты скинешь, Галя привезет, и халат тоже, незачем рвань в Москву везть… Ладно, инвалидная команда! — крикнул он конюху. — Сам увяжу!

Он отстранил старика, рывком затянул ремень, охлестнул им трижды оглоблю и завязал конец. Движения его были сильны и размашисты, словно в упрек суетливому, нерасторопному конюху.

— Хозяин! — пробурчал старик, усаживаясь рядом с девочкой. Он не смотрел на Григория, но и не глядя знал, что тот все сделает как надо, прочно и ладно, как срублен этот дом из пропитанного креозотом казенного бруса, как сложен двор, из бревен, каких мало кому удается раздобыть и на жилую постройку, как поставлены эти высокие, с крашеным двускатным козырьком ворота. Телега тихо тронулась с места.

— Я Гале мороженого куплю! — крикнула Нюра мужу, который, против обыкновения, не спешил закрывать ворота.

— Мазуриков берегись, — предупредил он. — Человека убить ничего не стоит. За трешку, за банку вина кончат и надругаются. Побазаришь — и на Шаболовку.

Нюра сидела чинно, поджав ноги, и только дивилась тому, что чем дальше отъезжала, переваливаясь в сухих осенних колеях, телега, тем больше становился муж похожим на прежнего — гордого и хвастливого Гришу. С двадцати шагов уже не видно было ранней седины, стойкой, терпеливой ожесточенности в глазах, угрюмых складок у неспокойного, постоянно жующего рта, странного поворота головы на жилистой шее, будто поверх всего, что бы он ни делал, он еще и прислушивался к чему-то, что не сулило ему добра и крылось где-то у него за спиной.

Вскоре они выехали за околицу в осенние поля под голубым небом в отчетливых белизной и крутой лепкой облачках. Их быстро гнал верховой, отдельный от земли ветер. На земле было тихо. Рыжела выгоревшая сухим летом стерня, глыбисто лежала поднятая тракторными плугами земля, озимые пробились на большом пространстве и зеленели среди красок осени нежнее первой весенней зелени, а солнце, поднимавшееся по малому осеннему кругу, припекало, как в августе. Они въехали на бугор с лысоватой песчаной макушкой, дальше дорога пошла под уклон, и деревня скрылась из глаз, как под воду, — дома, сады, высокие тополя, силосная башня, а напоследок и разоренная колоколенка, сквозная, с проржавевшим от времени железом.

Читать дальше

Поначалу предполагалось, что главную мужскую роль в фильме «Три тополя на Плющихе» исполнит популярный Николай Рыбников. Но когда режиссер Татьяна Лиознова увидела фотопробы Олега Ефремова, все прочие кандидатуры отпали сами собой.

Татьяна Доронина и ОЛег Ефремов в фильме «Три тополя на Плющихе». / к/ст им. М. Горького